Россия в «новом прекрасном мире», или попытка порассуждать о том, о чем рассуждать не стоит

Глобализация и либеральная демократия, Повестка, Тренды

Каждый раз, когда мне предлагается порассуждать о будущем, я испытываю сильнейшие методологические трудности. Дело в том, что я предпочитаю растворимый кофе. Соответственно, главная составляющая методологии экспертных прогнозов — кофейная гуща — у меня отсутствует. Тем не менее уже в который раз пытаюсь это сделать, используя философский тип мышления и этнические особенности: отвечая вопросом на вопрос, или отвечая не на тот вопрос, который задавали. Имея это ввиду, можно приступать к чтению нижерасположенного текста.

Пожалуй, оттолкнуться хотелось бы от идеи «системы РФ», высказанной Г.О. Павловским. Системы подвижной, изменчивой и в значительной степени имперсональной. И столь же изменчивой «глобализации», представленной в текущей дискуссии. Не всегда явно, эти образы будут незримо витать над нашими рассуждениями.

Итак, «Будет ли Россия без Путина глобальной?». Во-первых, обратимся к начальной части утверждения («Россия после Путина»). В ней имплицитно содержится мысль о наличии некого Саурона, исчезновение которого радикально изменит условия, возникнет прекрасная Россия будущего. Но страна уже «при Путине» менялась не однажды и достаточно существенно. Причем во многом безотносительно к факту его бытия. Вспомним изменения 2004–2005 годов, когда под давлением нефтедолларов были уничтожены региональные экономики России под флагом сохранения ее целостности. Или вспомним 2008 год, когда актуализировалась подспудно идущая тотальная бюрократизация реальности, качественно увеличившая число контролеров и неэффективность государственных (окологосударственных) структур под знаменем построения камералистского государства. Современная социальная структура страны, при всех различиях между регионами, тоже отличается от оной образца 2008 года.

С известной долей схематизации мы можем описать ее с помощью трех простых элементов. Первый элемент — абстрактная и абсолютно непроницаемая «власть». Именно таковой она возникает в суждениях экспертов (система, режим и т.д.). Исключения здесь — специалисты в области начальствоведения, которые точно знают, что нечто произошло потому, что Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем. Последнее, как мне представляется, к анализу вообще отношения не имеет. Такой же гомогенной и абсолютно непроницаемой сущностью выглядит власть с точки зрения населения (они, начальники, там сверху и т.д.).

Но и «население» России состоит отнюдь не из автономных и разумных индивидов или групп, но представляет собой для власти такую же автономную и непроницаемо-тягучую сущность, почти не поддающуюся структурированию и утилизации. Удаление с политической сцены интеллигенции и всех прочих механизмов коммуникации управляющих и управляемых и создало «власть» и «население», представляющих собою друг для друга почти классический вариант «монады, не имеющей окон». Попытки власти, хотя бы с целью сбить уровень негатива, как-то «позаботиться» о населении наталкиваются на эту взаимную непрозрачность. В результате и «население», и «власть» вынуждены довольствоваться мифами друг о друге, которые, как и всякие мифы не поддаются фальсификации с помощью фактов или рациональных суждений.

Правда, один канал коммуникации и даже мобильности между этими сущностями остается. Это силовые структуры, по существу, выполняющие роль интеллигенции (связь между «верхами» и «низами») в современной России. Они не относятся к «населению». В его глазах, из бесконечно глубокого «социального низа» они сливаются с «властью». Но и для власти они не свои. Они, конечно, выше, чем ЧОП или СБ. Но не намного. Вместе с тем силовые структуры в силу ряда причин (рекрутируются из «населения», могут быть кооптированы при удаче во «власть») составляют едва ли не единственный оставшийся социальный лифт. Более того, именно они все шире сегодня осуществляют обратный процесс, низвергая часть агентов из «власти» в «население» в соответствии с логикой сокращения кормовой базы. Не обязательно через тюрьму, но это — наиболее распространенный вариант. Попытка создать все новые силовые структуры, которые бы лучше контролировались «властью», оборачивается усилением этого слоя (сословия?) в целом.

Похоже, что именно она по мере удаления «власти» от «населения» будет превращаться и уже превращается в единственную реальную силу в стране, постепенно обретающую статус политической. Некогда к власти в стране на волне ресентимента и ностальгии тех, «кому за сорок», пришла группа мечтателей-реконструкторов, жаждущих переиграть «крупнейшую геополитическую катастрофу ХХ века», а также Русско-японскую войну и битву при Калке. Увы. Реальность такие игры не любит. «Власть», по мере получения игровых бонусов и очередного level up, превращается в отдельную от страны реальность. Не очень быстро, очень неявно. Но движение ощущается. Что же дальше?

Не берусь исполнять функцию Ванги, но можно предположить, что Россия «после Путина» (или «вместе с Путиными», что уже не очень важно) будет Россией прагматичных силовиков. Тех самых, которые смогут расколдовать «власть» и «население», купить себе союзников, пустить на откорм «дойных коров бизнеса», нейтрализовать наиболее опасные для себя социальные группы и новации предшественников по вертикализации всей страны. Можно ли это рассматривать, как вариант эволюции «системы РФ»? Наверное, да. Дает ли это некоторую дополнительную опцию для анализа? Не знаю.

Будет ли эта Россия (или другая) глобальной? Думаю, что оное зависит от нескольких обстоятельств. Во-первых, от понимания глобализации. Если речь идет о естественном и закономерном процессе, то вопрос излишен. Куда она денется? Если маленькая Северная Корея вынуждена в той или иной степени открываться миру, то у гигантской России просто не остается иных вариантов. Если речь идет о некотором идеальном мыслимом будущем, то возникают варианты. Начиная с первых постсоветских лет, а может и ранее, обсуждение проблемы «Россия и глобализация» строилось по матрице: в какой именно глобальный проект впишется Россия? Будет это проект «сообщества цивилизованных стран», «Большой Европы», АТР? Даже сегодня, рассуждая о повороте к Востоку, эксперты говорят о возможности/невозможности для России включиться в китайский проект «пояса и пути». Но гигантская и, главное, невероятно разная Россия плохо вписывается в любой проект. Соответственно, возникают варианты. Первый — Россия вписывается в разные проекты частями. Сохраниться ли при этом политическое целое? Не знаю. Может быть, и так. А может, и нет. Это будет зависеть от того, получится ли у разной России, которая империя, федерация, но только не государство, создать достаточно эффективные имитационные структуры для взаимодействия с внешним окружением.

Второй — возникает российский проект глобального мира, общего будущего. Хотя бы для нее самой и тех соседей, которые готовы быть с ней. Проект, основанный не на возрождении прошлого в том или ином его виде (прошлое в прошлом), а на определенном видении будущего. Но такой проект не возникает автоматически, не вводится по приказу. Он должен быть одновременно реален и притягателен, эстетически прекрасен и прагматически интересен. Пока, за постсоветские годы, не возникло чего-либо, хоть отдаленно напоминающего такое видение. В лучшем случае это было какое-нибудь тоскливое «опережающее развитие».

Есть еще и «во-вторых». Тенденция последних лет (от китайского «пояса и пути» до строительства стены в Мексике) состоит не столько в усложнении глобального мира, сколько в его регионализации. Правда, это уже не автономные регионы, но регионы, знающие об имевшем место глобальном мире имени Валлерстайна. Тем не менее именно на региональном уровне связи становятся сильнее, изоляционизм стран и регионов набирает все большую популярность.

Это, как любой социальный процесс, явление крайне неторопливое, крайне мало зависящее от чьей-то доброй или политической воли. Еще сегодня оно вполне позволяет использовать оптику глобализации. Хотя позволяет уже ее и не использовать. Будет ли мир «после» глобальным, будет ли эта глобализация основана на ценностях либерализма, сказать не берусь. Возможен и такой вариант. Хотя вполне реален и иной. Насколько глобальной в этом мире будет Россия, зависит от того, насколько глобальным будет мир. И здесь до, вместе или после Путина — особой роли не играет. Вот то, каким будет глобальный мир, какой будет Россия в этом глобальном мире — вопросы, на мой вкус, гораздо более интересные. При этой постановке проблемы многое зависит не только от мира, но и от России. Но, боюсь, что и здесь, говоря словами великого Орлуши «кстати, Путин совсем не при чем»…

Впрочем, может быть, все это мне только кажется в силу отсутствия ключевого элемента предсказаний — кофейной гущи.

Поделиться ссылкой: