Динамика рынка труда: мобильность или стабильность
Евгений Ясин:
Дорогие друзья!
Это наш традиционный семинар, он является наиболее уважаемым. Он устраивается в
последний четверг каждого месяца, имеет далёкую традицию. Это сейчас сопровождается
неприятными явлениями, потому что число семинаров как-то сокращается. Но
качество докладчиков и присутствующих возрастает. Я на это уповаю. Сегодня с
докладом выступает Владимир Ефимович Гимпельсон. Я к нему обратился, чтобы он
выступил с докладом о рынке труда и событиях, которые там происходят. Но он
отказался. Я добивался появления здесь Овчаровой, но ничего не вышло. В конце
концов, Владимир Ефимович имеет замечательную возможность выступать и говорить
всё, что он считает нужным. Пусть будет рынок труда, если там закрадётся тема
неравенства. Мы не будем возражать, и будем слушать ценные идеи. Я предоставляю
слово Владимиру Ефимовичу. Наши оппоненты: Денисова Ирина Анатольевна, Москвина
Марина Валерьевна и Фёдор Тимофеевич Прокопов. У нас есть возможность задать
докладчику три вопроса после его выступления.
Владимир Гимпельсон:
Когда говорят о
рынке труда, чаще всего смотрят на показатели занятости, безработицы,
экономической неактивности и разные структурные характеристики. Эти показатели
отражают статические состояния на данный момент времени. Однако с некоторых пор
исследователи рынка труда всё больше внимания уделяют динамическим показателям –
показателям потоков. Они открывают новые возможности для анализа рынка труда
через понимание его динамики. Под динамикой рынка труда я понимаю акцент на
потоках, а не на показателях запасов. Здесь речь может идти о самых разных
аспектах. Можно говорить о том, как люди меняют работу, как люди переезжают в
связи с работой из одного региона в другой, как они меняют профессию, как
перемещаются между состояниями занятости, безработицы, неактивности. Это разные
срезы мобильности/стабильности.
Сегодня я хочу сосредоточиться на
одном, но крайне важном аспекте этого явления. Это движение рабочих мест.
Движение рабочих мест включает создание рабочих мест и их ликвидацию.
Современный анализ рынка труда всё больше фокусируется на этом типе потоков –
на потоках рабочих мест.
В основе сегодняшней презентации
лежит наша статья «Движение рабочих мест: что говорит российская статистика»,
опубликованная в седьмом номере «Вопросов экономики» и написанная совместно с
Р.Капелюшниковым и О.Жихаревой.
Почему фокус на рабочие места
представляет интерес? Наша жизнь во многом зависит от того, где мы работаем и
что мы делаем. Кто-то сказал, что мы в значительной степени представляем собой
то, что мы делаем на работе. Отсюда масса социальных и экономических следствий.
Например, есть такой сюжет: добавленная стоимость создаётся на рабочих местах,
а потому структура рабочих мест влияет на темпы роста ВВП. Если раньше говорили
о том, что рост ВВП ведёт к созданию рабочих мест, сейчас всё больше говорят о
том, что создание хороших рабочих мест ведёт к росту ВВП. Другими словами,
причинность может быть обратной.
Какие еще причины для интереса к
этой теме? Движение рабочих мест отражает динамизм предприятий, фирм,
организаций, то есть поведение на микроуровне. Это то, что называется
«созидательным разрушением». Создание и ликвидация рабочих мест – это, как
жизнь и смерть у людей. Они идут параллельно. Когда говорят о том, что давайте
создадим N (миллионов)
рабочих мест, не надо забывать о том, что примерно такое же количество рабочих
мест будет ликвидировано, а итоговый баланс заранее неизвестен. Но этот процесс
– создание и ликвидация – определяет то, как меняется наша экономика. Это и
есть одно из проявлений развития и модернизации. Исследования по западным
странам показывают, что движение рабочих мест объясняет до половины прироста
производительности.
Возникает вопрос: а что такое
рабочее место? Рабочее место не имеет непосредственного физического измерения,
его нельзя «пощупать руками», это трудовой контракт. Создание рабочих мест –
это приращение занятости в компании за период времени, например, за год.
Рабочие места создают как действующие компании, так и вновь возникающие.
Ликвидация также происходит как в действующих компаниях, так и в результате
ликвидации целых компаний, то есть их ухода. Это очень важно для дальнейшего анализа.
Используемые нами определения
являются достаточно стандартными для современного анализа, они вытекают из
методологии Системы национальных счетов, из резолюций МОТ. Их применяют
статистические службы и аналитики во многих странах. Однако подчеркнем, что они
не имеют никакого отношения к известному майскому Указу о создании и
модернизации 25-ти миллионов рабочих мест. Там речь идёт о другом. Наше
измерение аналитическое, оно важно для выработки политики, но это другое
измерение, чем то, что предполагается в Указе.
Как измеряется движение рабочих
мест? Очень просто. Организации либо увеличивают занятость, либо сокращают,
либо не меняют. Если увеличивают, то создают рабочие места. Например, в начале
года было 100 человек, а к концу стало 120. Создано 20 рабочих мест, а
показатель создания для этой компании равен (20/(0,5(100+120))/=18%. Если
рабочих мест за год стало меньше, то это ликвидация. Росстат с 2008-го года
ведёт статистику создания и ликвидации по методологии, очень близкой к
общепризнанной. В этом смысле мы имеем цифры, которые могут соотноситься с
данными по США, по Франции, по другим странам. На картинке (Рис.1) указаны
показатели создания и ликвидации рабочих мест, по экономике и отдельно по
промышленности. Мы видим, что две коричневые линии – это ликвидация, две
зелёные линии – это создание. Жирные линии – это промышленность, менее жирные –
вся экономика. Из года в год ликвидируется больше, чем создаётся.
Это первый факт, на котором я
хотел бы остановиться. Особенно этот разрыв был заметен в 2009-м году, но и
затем ликвидация превалирует над созданием. Рабочих мест ежегодно умирает
больше, чем рождается. Эта статистика охватывает крупные и средние предприятия.
Это не вся экономика, но её основная часть. Разница между созданием и
ликвидацией по годам показана на этом графике (Рис.2). Все значения лежат ниже
нуля, что означает сокращение занятости в сегменте крупных и средних
предприятий. В 2009-м году было более заметное снижение, потом оно стало менее
выраженным, но тенденция не изменилась. Всё это так же и в промышленности.
Мы можем эти показатели
анализировать отдельно по непрерывно действующим предприятиям, а также по вновь
создаваемым и ликвидируемым. Если создаётся новое предприятие, это приносит
современные технологии, Если ликвидируется, то, по-видимому, компания была
малоэффективной, и ей на рынке нет места. (Конечно, реорганизации в виде
слияния или разделения не являются созданием новых предприятий или ликвидацией
старых). Во всех странах, где мы видим быстрые технологические изменения, вновь
создаваемые и ликвидируемые компании вносят значительный вклад в движение
рабочих мест.
На картинке (рис.3) видно, что
действующие предприятия ликвидируют больше рабочих мест, чем создают. Вновь
создаваемые предприятия также уступают ликвидируемым, то есть, в обоих
сегментах ликвидируется больше, чем создаётся. Особенно это заметно в
промышленности. Ликвидация устойчиво доминирует над созданием. Эффект кризиса
2009-го года очень силен, затем он сгладился, но отрицательное сальдо не
исчезло.
Влияет ли форма собственности
компаний на движение рабочих мест? На этих картинках представлены показатели
движения рабочих мест отдельно для частных предприятий, государственных,
муниципальных. Для государственных, муниципальных, смешанных мы видим всё то же,
но частные и иностранные/совместные предприятия создают гораздо больше рабочих
мест, чем ликвидируют. Да, частные и иностранные/совместные были более
чувствительны к кризису 2009-го года, на них ликвидация в кризис сильно
возросла. Но после кризиса они стали более активно создавать рабочие места, и в
итоге этот сегмент частных предприятий в наибольшей степени демонстрирует то,
что можно назвать созидательным разрушением.
Что происходит в разных видах
деятельности? В сельском хозяйстве число рабочих мест сокращается, в
обрабатывающих отраслях сокращается. Положительное сальдо мы видим в торговле,
в финансах. Во всех остальных видах деятельности идёт либо сокращение, либо
очень небольшой рост. Это показывает, как происходит перераспределение
занятости по видам деятельности. В строительстве и в торговле, с одной стороны,
показатели создания достаточно высокие, с другой стороны, в строительстве
ликвидируется больше, чем создаётся, в торговле – положительное сальдо. В
обрабатывающей промышленности показатели создания очень невелики, а
ликвидируется намного больше, чем создаётся. Всё это
говорит о том, куда перемещается спрос на труд.
Я говорил о двух источниках
движения – создании и ликвидации рабочих мест. С одной стороны – это
действующие предприятия, с другой стороны – вновь создаваемые и ликвидируемые.
Второе затрагивает оборот организаций. Каковы показатели их рождаемости и
смертности? На слайде (Рис. 4) показано, что рождаемость новых предприятий
превышает их смертность, но разрыв небольшой и сокращается, а сами по себе эти
показатели невелики. Это относится к периоду с 2005-го по 2013-й год.
Следующий слайд (Рис.5)
рассказывает о том, куда ведут потоки рабочих мест. Показатели создания и
ликвидации рабочих мест, о которых я говорил выше, относятся только к крупным и
средним предприятиям. У нас есть еще данные о динамике всей занятости по малым
предприятиям. Малые предприятия, крупные и средние в сумме дают весь массив
юридических лиц нашей экономики, и мы знаем, какова их общая занятость. Назовем
это корпоративным сектором. Занятость в нем составляет сейчас немногим более 45-ти
миллионов человек, а всего в нашей экономике занято около 70-ти миллионов. И
вот эту разницу, около 23-25-ти миллионов, можно назвать неформальным или
полуформальным сектором. Мы его еще называем некорпоративным сектором. Конечно,
есть проблема точного определения, и этот сегмент крайне разнороден, но это
другая по качеству, социальной защищенности, производительности занятость, чем
на предприятиях – юридических лицах. На этом слайде показано, что происходило в
период с 2000-го по 2013-й год с занятостью в каждом виде деятельности по ОКВЭД
и внутри каждого вида деятельности. Самые первые три столбика слева относятся
ко всей экономике. Первый синий столбик говорит о том, что за это время
численность занятых во всей экономике увеличилась примерно на 3,5 миллиона
человек. При этом в корпоративном секторе занятость сократилась на 5,5
миллионов человек. Занятость в некорпоративном секторе (показана коричневыми
столбиками) выросла на 9 миллионов человек. Если бы у нас тенденции в
корпоративном секторе были такими, какие они есть, а при этом неформальный
сектор мы бы зажали так, чтобы он не мог расти, то у нас вместо роста общей
занятости на 3,5 миллиона, было бы сокращение на 5,5 миллионов. Эти же
тенденции далее рассматриваются по всем видам деятельности. Сельское хозяйство
и обрабатывающая промышленность теряли занятость. Два сектора, которые выросли
с точки зрения общей занятости – это строительство и торговля, но это рост за
счет экспансии такой полуформальной занятости.
Теперь вернемся к простым, но
обобщающим показателям динамики занятости с 1991-го по 2012-й год. Верхняя
синяя линия – это динамика всей занятости. Средняя линия – это динамика
занятости в корпоративном секторе, то есть во всех юридических лицах страны.
Разница между ними характеризует экспансию некорпоративного сектора. Происходит
постепенная реаллокация рабочих мест из корпоративного в некорпоративный
сектор. Это и есть проявление тенденции деформализации занятости. Люди
сохраняют работу, занятых становится больше, но сама занятость с точки зрения
её производительности и защищенности становится хуже.
Куда эта реаллокация ведёт? На
высокопроизводительные рабочие места – нет; на социально-важные рабочие места –
скорее всего, нет; на хорошо оплачиваемые места – есть основания в этом
сомневаться; на рабочие места, которые требуют человеческого капитала или
активно генерируют этот человеческий капитал – вряд ли; на рабочие места,
которые включены в мировую цепочку создания добавленной стоимости – конечно,
нет.
Одно из различий между
корпоративным и некорпоративным секторами касается производительности труда. Мы
можем оценить производительность там и здесь. В таблице на этом слайде первые
две колонки относятся ко всей экономике, при этом левый столбец – корпоративный
сектор, а следующий за ним – некорпоративный. Различие в производительности
труда между ними составляет около 5 раз! Реаллокация в некорпоративный сектор
ведёт к снижению темпов роста агрегированной производительности. Конечно, на
это соотношение влияет сельское хозяйство, поскольку в нем большая доля
домашнего производства. Так вот, если мы сравним межсекторные уровни
производительности труда в экономике без сельского хозяйства, то разрыв, хотя и
сократится, но все равно составляет три раза! Это очень много!
Почему рабочие места «утекают» из
корпоративного – формального сектора? Почему они «притекают» в некорпоративный
и неформальный?
«Утекают» из-за того, что спрос
на труд в формальном секторе сокращается, и ему не нужно столько работников.
Причины: плохой (точнее, ужасный) бизнес-климат, разного рода риски,
неопределённость, неэффективное регулирование и т.п. Почему они «притекают» в
неформальный? Не потому что там всё отлично, а потому что у людей нет
альтернативы. В формальном мест нет, уйти с рынка труда трудно – нет доходов, в
безработицу – пособие мизерно. Значит, надо быстро найти хоть какую-то работу,
чтобы давала средства к существованию. А в неформальном секторе это оказывается
по многим причинам проще, и вход в него для работника и работодателя намного
дешевле. Кстати, здесь кроется и одно из возможных объяснений низкой
безработицы: вместо безработицы у нас растет неформальность.
А как наши показатели движения
рабочих мест – создания и ликвидации – выглядят на фоне других стран?
Экономисты, анализирующие эти процессы в разных странах, говорят о том, что
есть эмпирическая закономерность: развитая экономика должна в год создавать
около 15% новых рабочих мест и чуть меньше ликвидировать. Это означает действие
очень мощного насоса, который ежедневно, ежечасно, ежеминутно «выбрасывает» на
рынок огромное количество рабочих мест. Именно это обеспечивает модернизацию и
обновление – «созидательное разрушение». Может быть, это слишком много? 12%
тоже было бы неплохо. Наши показатели в два раза ниже. При этом значительная
часть фиксируемого оборота приходится на новые и ликвидируемые предприятия.
Однако здесь возможен значительный двойной счет, поскольку часто реорганизация,
искусственное дробление или смена вывески принимаются за создание. Например, в
образовании, где не может создаваться слишком много новых рабочих мест, мы
видим очень высокие показатели. Но это простая реорганизация, когда несколько
школ или ВУЗов слили вместе и считают за нечто новое. Ничего нового здесь нет.
К этим цифрам нужно относиться с поправкой, и тогда мы получаем ещё более
низкие показатели, чем те, что сообщаются статистикой. На этом слайде (Рис. 6),
который включает рисунок из WorldDevelopmentReport
2013 с нашими добавками по России, приводится сравнение с разными странами, в
том числе, странами БРИК. Внизу даны два столбика, относящиеся к России:
сначала обрабатывающая промышленность, потом вся экономика. Наши показатели,
увы, крайне скромные. Эти сопоставления показывают, что мы отстаём от самых
разных стран и по показателям создания в промышленности, и по показателям
создания в экономике в целом. Но если мы хотим модернизации нашей экономики,
эти процессы должны быть сильно интенсифицированы. Впрочем, похоже, что задача
модернизации власти больше не интересна, поскольку политически опасна.
Создание идёт медленно,
ликвидация доминирует, частный сектор делает, что может, но он слишком мал и
обложен ограничениями и рисками. Что делать? Все рецепты хорошо известны, и
повторять их здесь снова, по-видимому, нет необходимости.
Владимир Горелов:
Года два назад
чиновники зарубили малый бизнес. Вы не анализировали здесь этот процесс?
Владимир Гимпельсон:
По малому
бизнесу, к сожалению, такой статистики нет. Отдельные исследования говорят о
том, что малый бизнес более динамичен. Он создаёт больше рабочих мест, но и
больше ликвидирует, рабочие места в нем менее стабильны. Всё же оказывается,
что основной массив новых рабочих мест приходит из средних и крупных компаний.
Люди думали, что малый бизнес обеспечивает всё обновление рабочих мест, потом
выяснилось, что ситуация более сложная.
Марина Шабанова, НИУ ВШЭ:
Вы говорили о том,
что рабочее место вы определили как договор между работником и работодателем.
Качество нашей жизни зависит от качества занятости. Мы акцентируем внимание на
том, что материально-технические характеристики рабочих мест не
рассматриваются. Но они тоже влияют на качество нашей жизни. Нет ли у вас
каких-то данных о том, как меняется качество рабочих мест? Например, возраст
оборудования в промышленности, наличие травматизма, профзаболеваний, качество
материально-технической среды?
Владимир Гимпельсон:
Определение
рабочего места как трудового контракта – это не наше инициативное определение.
Оно следует из методологии СНС и рекомендаций МОТ. По этому поводу в нашей
стране много непонимания и споров. Например, многие пытаются понять его
материальное наполнение. В советские времена рабочее место было
материально-вещественной реальностью. До сих пор в Трудовом Кодексе записано,
что рабочее место – это пространство, куда должен прийти человек для выполнения
своих трудовых обязанностей. В связи с этим возникает много вопросов, на
которые нелегко дать ответ. Что такое рабочее место врача? Можно сказать –
кабинет в поликлинике или в больнице. А у врача скорой помощи? В кабине
автомобиля? А рабочее место курьера? В метро, что ли? Таких примеров много.
Очень часто дискуссии на эти темы у нас в стране крутятся вокруг того, что люди
понимают под рабочим местом что-то материально-вещественное. Даже в самой идее
создать 25 миллионов рабочих мест это в каком-то виде присутствует.
Когда мы говорим про трудовой
контракт, то в нем фиксируется набор функций, которые работник должен
выполнять. Да, этот набор функций привязан к определённой технологии, которая
все время меняется. Анализ этих изменений – это другой срез анализа, другие
данные. Это уводит нас от фокуса на потоки и переключает на структуру
занятости.
Кирилл Рогов:
Вопрос такой.
Чтобы была модернизация и нормальной развитие, нужно, чтобы 15% рабочих мест
создавалось, а старые уничтожались. Есть ли какие-нибудь исследования вокруг
этого показателя? Как выглядит динамика в России? Можно ли отметить какие-то
характеристики последнего периода, 2012-2013-й год, когда темпы роста начали
сокращаться?
Владимир Гимпельсон:
Строгого
обоснования цифры в 15% нет. Она берётся из анализа того, что происходит с
созданием и ликвидацией рабочих мест в ряде ведущих стран, по которым есть
данные. Если надо, я могу дать ссылки на исследования. Первая страна, которая
ввела эту статистику, это США. У них можно найти динамику создания и ликвидации
за много лет по кварталам, вы видите здесь весь экономический цикл. Есть данные
и по другим странам. Развитые страны могут иметь более низкие показатели, а
развивающиеся страны имеют более высокие. Двузначные показатели означают
достаточно быстрое обновление занятости. У нас, как мы видим, ликвидация
доминирует, а создание не превышает 8%. На действующих предприятиях создание
еще ниже. Начиная с 2010-го года, показатели создания и ликвидации приближаются
друг к другу, но сальдо остается отрицательным. В 2014-м году, по-видимому,
отрицательное сальдо увеличится. Это означает увеличение масштаба высвобождения
из сектора крупных и средних предприятий. Куда? Если эти люди будут выходить на
рынок и устраиваться в неформальный сектор, то это означает, что занятость в
целом будет оставаться стабильной, а безработица расти не будет. Если повысят
пособие по безработице до какого-то осмысленного уровня (с точки зрения того,
что на эти деньги можно как-то существовать), то это сразу вызовет рост
безработицы, потому что у тех, кто сидит в неформальной занятости, появится
альтернатива – пересесть на пособие. Сегодня они не могут устроиться на
нормальную работу, но и не могут сидеть на пособии. Люди трудятся неформально и
считаются занятыми. Это одно из объяснений низкой безработицы.
Владимир Горелов:
Я смотрел
статистику и обратил внимание вот на какой фактор. Несмотря на увеличение
численности населения, количество рабочих в мире остаётся приблизительно
одинаковым, то есть, соотношение числа рабочих мест по отношению к общему числу
прироста населения падает. Вы не сравнивали это по России? Вывод МВФ говорит о
том, что идёт модернизация рабочих мест. У вас есть обрабатывающие отрасли, где
находятся рабочие места. Такой анализ вы не смотрели?
Владимир Гимпельсон:
Мы можем
посмотреть, что происходит со структурой занятости. Занятость в обрабатывающей
промышленности, где в основном работают рабочие, заметно падает. У меня лежит
табличка из Росстата. В обрабатывающих производствах 70-80% это рабочие. Всего
здесь было занято в 2005-м году 11,5 миллионов, в 2013-м году меньше 10-ти
миллионов, сейчас около 9-ти миллионов. Это длинная тенденция. Это снижение
компенсируется ростом занятости в строительстве, где тоже много рабочих,
частично компенсируется ростом в торговле. Идёт переток. Когда мы говорим о
количестве рабочих, нужно смотреть на профессиональную структуру, там тоже есть
изменения. Но они будут гораздо меньше, чем изменения по видам деятельности. По
миру в целом – в каких-то странах рабочих становится меньше, в каких-то больше.
Урбанизация и промышленное развитие Китая может в одиночку определить всю
мировую статистику. В США обрабатывающий сектор по занятости относительно
небольшой. Чем выше производительность, тем меньше рабочих мест. Во всех
развитых странах сектор услуг составляет 65-70%. Мы сегодня приблизились к этой
цифре, у нас больше 60%. Это общая тенденция, и с ростом производительности
труда промышленности нужно всё меньше людей.
Людмила Хахулина:
Рабочие места,
которые вновь образовывались, не самые передовые рабочие места. А какие рабочие
места выбывали? Если их сравнить с теми, которые создавались, то каков баланс,
с этой точки зрения?
Владимир Гимпельсон:
По данным,
вокруг которых построена моя презентация, сказать трудно: они агрегированы по
видам деятельности, регионам, формам собственности. Мы здесь видим только то, в
каких видах деятельности баланс положительный, в каких отрицательный, в каких
изменения большие, в каких изменения маленькие. Далее, зная, что происходит в
строительстве или в торговле, мы можем делать некоторые выводы. Рабочие места
здесь не самые лучшие по качеству. Тем более, новые рабочие места в
неформальном секторе. Однако для более детальных выводов нужны другие данные.
Например, о профессиональной структуре.
Людмила Хахулина:
Я могу заметить
кратко. Я этим пользуюсь уже лет десять, серьёзных изменений не произошло,
чтобы какие-то группы исчезали.
Владимир Гимпельсон:
Для этого нужны
другие выборки. Например, выборка Росстата для обследования населения по
проблемам занятости составляет в год 800 тысяч. Распределения по профессиям на
уровне двузначной классификации опубликованы, но я по памяти не могу их
воспроизвести.
Евгений Ясин:
Нельзя ли
сделать такой вывод, что если вы берёте обрабатывающую промышленность, то
структура занятости меняется в пользу менее квалифицированной рабочей силы и в
ущерб квалифицированной, или наоборот? Когда мы говорим, что люди из
обрабатывающей промышленности уходят и пополняют сектор услуг, это более-менее
ясно.
Владимир Гимпельсон:
Прежде всего,
можно говорить о старении рабочей силы в обрабатывающей промышленности. Это
особенно видно по сравнению с торговлей, которая очень молода. Это означает,
что промышленность не представляет интереса для молодых людей. Конечно, с точки
зрения производственных навыков промышленность много теряет по мере оттока
людей из неё, но не факт, что общий уровень образования в промышленности
снижается. Это нужно специально исследовать.
Ирина Денисова:
Спасибо большое,
что позвали прокомментировать. Я больше ориентировалась на статью в «Вопросах
экономики». Реальный доклад состоит из двух частей. Одна часть о тех
исследованиях, которые базируются на статистике движения рабочих мест и рабочей
силы. Я приветствую эту серию статей, сотрудничество авторов ввело в оборот
новые данные об обороте рабочих мест и рабочей силы. Статистика, цитируемая до
сих пор, была только про запасы. Запасы скрывают за собой значительные
изменения потоков, которые несут в себе отдельную информацию. Как подчёркивал
сегодня Владимир Ефимович, пока возможности статистики таковы, что можно
пользоваться только агрегированной статистикой, а она также скрывает за собой
очень многие вещи. Вы видите только изменение занятости между годами,
сокращающиеся рабочие места или растущее предприятие. Она скрывает процессы
оборота внутри предприятия. Несмотря на эти ограничения, статистика движения
рабочих мест и рабочей силы – очень важная для анализа концепция, а
использованная методология является международно-принятой методологией.
Повторюсь, эта серия статей вводит в обсуждение новые данные, которые стали
доступны не так давно.
Выводы авторов состоят в том, что
мобильность рабочих мест и рабочей силы в России не так мала, как мы привыкли
думать. Это касается и мобильности региональной, географической. Наши
представления состоят в том, что в России мобильность невелика. Регистрируемая
мобильность, с точки зрения переезда с постоянного места жительства, невелика.
Однако географическая мобильность не в самых лучших формах достаточно развита.
Здесь также мобильность, в отличие от того, что мы могли ожидать, значительна.
Она мало отличается от того, как выглядит мобильность рабочих мест и рабочей
силы в развитых странах. Это важный вывод.
Поскольку это агрегированные
данные, они накладывают ряд ограничений. В выводах в статье утверждается, что
эта мобильность рабочих мест – мобильность в «нужную» сторону, что это, скорее,
разрушение низкопроизводительных рабочих мест, или движение в сторону новых
более высокопроизводительных рабочих мест. В статье есть тезис о том, что
перераспределение внутри сектора крупных предприятий можно интерпретировать как
естественное перераспределение от менее производительного к более
производительному. В то же время, на агрегированных данных мы это отследить не
можем. Мы видим перераспределение от одной отрасли к другой, но это может
скрывать разные процессы, с точки зрения изменения производительности. Отрасли
отличаются друг от друга технологиями и уровнем производительности, внутри
отрасли технологии отличаются. Если происходит перераспределение рабочей силы
из обрабатывающей промышленности в строительство, то, с точки зрения изменения
производительности, вообще говоря, непонятно, о чём это говорит. И в обрабатывающей
промышленности есть предприятия-лидеры, а есть и отстающие. Уровень технологий
разный, и делать обоснованные выводы без микроданных невозможно. У Росстата
есть данные, которые характеризуют производительность различных предприятий.
Когда Росстат обсуждал, как измерять новые высокопроизводительные рабочие
места, дискуссия показала, что к таким данным можно присоединять иные данные по
предприятиям, и Росстат умеет это делать. Всем авторам пожелание, чтобы была
возможность посмотреть, что происходит внутри отраслей. Мы надеемся, что
конкуренция все же действует, и происходит перераспределение рабочих мест от
плохих низкопроизводительных предприятий в сторону высокопроизводительных, но
доказательно это показать, пользуясь только агрегированными данными, тяжело.
Тезис остаётся подвешенным. Хочу пожелать нам всем, чтобы Росстат помог
исследователям с данными, которые позволили бы понять этот процесс глубже.
Тогда мы смогли бы понять, в дополнение к тому, как отрасли выглядят
относительно друг друга, что происходит внутри отраслей, с точки зрения
предприятий с разным уровнем производительности. Такого рода данные существуют.
У Росстата нет ресурсов, нет специального интереса и пока нет возможности
финансирования этих исследований, но это было бы интересно.
Ещё одно пожелание авторам. В
статье обсуждается региональная структура. Проводится некая попытка анализа
того, как выглядят разные регионы, с точки зрения того, насколько интенсивно
происходит в них передвижение рабочих мест и рабочей силы. Региональная структура
предприятий отражает сложившуюся структуру отраслей. Структура сложилась уже
давно, и она инерционна. Есть отрасли, которым легче войти и начать работу в
регионе, а есть отрасли, инвестиции в которые должны быть большими, а значит,
федерального уровня. Естественно желание понять, насколько разные регионы
привлекательны. Но показатели движения рабочих мест могут лишь косвенно
отражать инвестиционную привлекательность. У этих данных есть свои ограничения.
В заключение пожелание всем нам:
способствовать тому, чтобы собирались данные, которые могли бы помочь понять,
что происходит на рынке труда, не только с точки зрения движения рабочих мест,
но и того, каковы технологии встречи работника и работодателя, вакансий и
людей, которые ищут работу (необязательно безработные). В странах, где уже
давно заинтересованы в том, чтобы понять, что происходит на рынке труда, такие
данные давно собираются. Затраты на сбор данных помогают лучше представить себе
ситуацию на рынке труда, и, среди прочего, это в итоге помогает смягчать
социальные последствия кризисов.
Мои поздравления коллективу
авторов в связи с хорошей статьёй, это помогает нам лучше понять, как выглядит
текущий рынок труда в России.
Марина Москвина:
Я хотела бы
поблагодарить за приглашение принять участие в семинаре. Я хотела бы обратиться
со словами благодарности к авторам исследования. Это исследование даёт основания
для неких практических решений. Владимир Ефимович сказал, что создание 25-ти
миллионов рабочих мест и то, о чём он сегодня говорил, это разные вещи. Но с
нашей точки зрения, при решении о создании 25-ти миллионов рабочих мест
правительство должно точно знать, каким образом развивается ситуация в сфере
рабочих мест, в сфере создания и ликвидации рабочих мест. Мы в РСПП занимаемся
этой проблемой, хотя не нашей идеей было вложить в уста Первого лица эти 25
миллионов рабочих мест. РСПП всё время проводит оценку бизнес-климата. Создание
рабочих мест зависит от той экономической политики, которую проводит
государство. Мы оцениваем влияние налоговой политики на создание рабочих мест.
В качестве примера могу сказать, что тарифы страховых взносов государственного
и социального страхования также оказывают влияние на ситуацию в сфере создания
рабочих мест. Последние новшества в бюджете предстоящего года, с нашей точки
зрения, не будут стимулировать создание новых рабочих мест, поскольку тарифы
страховых взносов увеличиваются за счёт введения 5,1% в Фонд обязательного
медицинского страхования. Причём, эти средства из Фонда передаются в
федеральный бюджет на поддержание сбалансированности. С нашей точки зрения,
странная ситуация, но такая политика. Чтобы решать задачу создания 25-ти
миллионов рабочих мест, нужно улучшать бизнес- климат. Но важно иметь в виду
то, что для работодателей должна быть создана обстановка, когда существует
гибкий рынок труда. Гибкий рынок труда во многом зависит от характера
регулирования социально-трудовых отношений.
У нас тоже существует ряд
предложений по совершенствованию Трудового Кодекса. Трудовой Кодекс должен
соответствовать экономическим отношениям. Должны быть введены нормы, которые
обеспечивали бы доступность рабочих мест тем, кто ищет работу. На сегодняшний
день, с нашей точки зрения, Трудовой Кодекс обеспечивает защиту тех, кто занят,
ограничивает доступ к рабочим местам тем, кто ищет работу.
Кроме того, Владимир Ефимович
упоминал вопрос, связанный с пособием по безработице. Если будет увеличено
пособие по безработице, то количество безработных может возрасти. Сейчас в
Минтруде обсуждается предложение по увеличению размера пособия по безработице.
Единственное предложение, которое содержится в тех документах, которые мы будем
рассматривать в ближайшем будущем, это то, что размер пособия остаётся
фиксированным. Сохраняется тот объём средств, который выделяется из
федерального бюджета, но рост пособия предусматривается за счёт сокращения
сроков его получения. Сегодня срок выплаты пособия по безработице 12 месяцев, а
предлагается 9 месяцев. Обсуждается вопрос введения страхования от безработицы.
Может быть добровольное и не добровольное страхование от безработицы. Если
вводить обязательное страхование от безработицы, то, с нашей точки зрения,
снова будет увеличение нагрузки на фонд заработной платы, в то время как
правительство заявляет о том, что не предполагается рост нагрузки на бизнес,
поскольку это затрудняет создание рабочих мест. В перечне предложений Минтруда
по увеличению пособия по безработице содержится такая норма как отказ от
досрочной пенсии тем, кто за два года до выхода на пенсию потерял работу, отказ
от выплаты материальной помощи для тех, у кого закончился срок получения
пособия по безработице. Спорные предложения.
Я хотела обратить внимание на
последний пример, который привёл Владимир Ефимович по поводу возрастной
структуры занятости в торговле и в строительстве. Такой характер занятости в
торговле является результатом того, что там не действует Трудовой Кодекс. Он
нуждается в серьёзных изменениях. Новый Трудовой Кодекс должен стимулировать у
работодателей создание рабочих мест.
Такого рода исследования являются
практическими, с моей точки зрения, дают пищу для размышлений, для выработки
предложений по стимулированию создания рабочих мест.
Федор Прокопов:
Я думаю, что
Владимир Ефимович возражать не будет, ему всегда сложно оппонировать, потому
что предмет оппонирования не находится. Мы регулярно общаемся. Примерно в
2005-2006-м годах мы дискутировали по поводу динамики рабочих мест в России,
спора тоже не было. Мы с разных сторон обсуждали эту тему, но вывод был один.
Рубеж 2006-2007-го года по старой статистике Росстата фиксирует очень
неприятное явление. Российская экономика потеряла способность к обновлению
рабочих мест. Число создаваемых рабочих мест сократилось примерно в три раза. Я
боюсь ошибиться в цифрах, но по старой статистике, начиная с 2007-го года,
ежемесячно экономика генерировала порядка 25-ти тысяч рабочих мест, а несколькими
годами раньше это было 80-90 тысяч рабочих мест. Основываясь на этом факте, мы
стали обсуждать эту проблему, забрались в неё глубже. Потом эта идея
перекочевала в РСПП, я тогда там постоянно работал. Я к чему клоню? Идеологом и
автором идеи проблемы динамики рабочих мест России, доведённой и услышанной
Первым лицом страны, был Владимир Ефимович. Только не 25 миллионов. Он один из
тех, кто первый заметил, поставил эту проблему, в дальнейшем уже есть, кому её
продвигать.
Статистику движения рабочих мест
мы смотрели всегда. Может, в меньшей степени обращали внимание. Достаточно
оригинальный взгляд Владимира Ефимовича – посмотреть на показатели оборота
рабочих мест – привел к тому, что эта проблема была принята на политическом
уровне. Но числовые параметры добавились, на это наросли директивные показатели
по производительности труда, правильная идея, которая требовала разработки с
точки зрения государственной политики, обернулась прямыми директивными указаниями
Президента. Но идея была светлая.
По поводу сегодняшнего
выступления Владимира Ефимовича и некоторые дополнения, вопросы или возможные
гипотезы. Совершенно справедливо, что международная статистика считает число
рабочих мест по контрактам. Для нас ещё важен такой показатель (я не знаю, с
какой стороны к нему подойти), как заключённые контракты плюс вакансии. Есть
некоторая особенность российской экономики: когда реализуются некоторые крупные
проекты, возникают длительные периоды времени, измеряемые месяцами, когда
нормальные рабочие места сложно заполняются. На это жалуются все крупные
компании. Потребность в кадрах есть, вроде бы, это рабочее место, но трудовой
контракт ещё не заключён. Вот этот феномен нужно посмотреть или его развеять,
если это миф на самом деле. Всё на рынке определяет цена, поэтому платите
больше и найдёте работника лучше. Но это не всегда получается. Сегодня я
участвовал в форуме Россия – СНГ с представителями крупных компаний. Мы
смотрели сюжеты, связанные с новыми формами функционирования служб управления
персоналом компаний. Все обращают внимание на тот факт, что нужного работника
по нужной цене в нужный момент времени найти практически невозможно. Я не
призываю к тому, чтобы поменять статистику Росстата с точки зрения реальных
вакансий, но было бы интересно посмотреть на это и либо подтвердить, что это есть,
либо сказать, что это мифы, создаваемые самими компаниями.
Владимир Ефимович нам показывал
хорошую картинку по распределению занятости по видам экономической деятельности
на 2013-й год. Там положительное сальдо было связано с тремя видами
экономической деятельности: торговлей, финансами, недвижимостью. Я хотел бы
дополнить, что эта тенденция – сокращение числа работников в производстве и
увеличение занятых в этих трёх секторах – наблюдалась в течение всех «тучных»
лет. Это сформировалось на рубеже нулевых лет, и эта тенденция устойчиво
продолжалась. Экономика генерировала рабочие места именно в торговле,
строительстве, финансах и недвижимости. Я не смотрел статистики посткризисного
периода, но в период «тучных» лет показатель производительности труда, по
методологии Росстата, тоже был оригинален. Именно в этих секторах не уровень
производительности, а темп роста производительности был выше, чем в среднем по
экономике. То же самое относилось к заработной плате, опираясь на статистику
Росстата. Не все могут попасть на работу в «Газпром» и «Лукойл», с высокой
зарплатой. Темп прироста заработной платы в период 2000-2007-го года был
наиболее высоким в торговле, на стройке. Более того, это привело к тому, что
сегодня уровень заработной платы, начисленной в торговле, сравнялся с
производством, хотя раньше он был существенно ниже. Здесь тоже есть парадокс.
Мы видели на данных потоков, что в секторе торговли очень любопытное
соотношение между занятостью в формальном секторе и неформальном. Там 30%
занято в неформальном секторе. В неформальном секторе уровень
производительности труда в три раза ниже, без сельского хозяйства, чем в
секторе юридических лиц. Получается парадокс. Российская экономика теряет
рабочие места в производственном секторе, где выше производительность, где выше
уровень заработной платы, а генерирует рабочие места в плохом секторе, где
уровень производительности труда низкий, заработная плата ниже. На предыдущих
исследованиях Владимир Ефимович опровергал точку зрения, что неформальный
сектор – это не только неустойчивая занятость, но и более низкий уровень
производительности труда. Тогда почему экономика создаёт там рабочие места вне
зоны Трудового Кодекса и налогового законодательства? Почему туда идут люди и
зарабатывают? Они идут туда, чтобы обеспечить приемлемый для них уровень
доходов. Этот феномен нужно посмотреть не только с точки зрения статистики, я
понимаю все ограничения Росстата. Чем ниже мы по классификатору занятий
опускаемся, может, чуть меньше это касается видов экономической деятельности,
распределение занятости создаёт некоторые методологические сложности. Есть
проблема надёжности этих данных, если попробовать разложить ОКВЭД по регионам,
занятость по регионам. Владимир Ефимович попытался год назад разложить
занятость по профессиям, по видам экономической деятельности. Там появляются
любопытные данные. Когда мы говорим о торговле, возникает образ лоточной
торговли. Но это сложносочинённый сектор. Было бы интересно посмотреть, какой
подсектор секторов торговли и строительства является движком, регулирующим
создание этих рабочих мест. Опуститься на один уровень, в меру надёжности
статистики, посмотреть, что происходит внутри, принципиально важно.
Стоит заострить внимание на
гипотезах по поводу обрабатывающих производств. Динамика занятости напоминает
тут хронику пикирующего бомбардировщика. А по формам собственности? Тут
выдвигают гипотезу о том, что сегодня вклад в валовый продукт остаётся за
бюджетным сектором. В частном секторе движение рабочих мест более активное, я
имею в виду процессы создания и ликвидации, но островком устойчивости остаётся
менее производительный, но государственный сектор.
Тема, требующая дополнительного
изучения, связана с перетоками между секторами. Высказывают гипотезу, что, в
основном, перетоки между секторами и между профессиями, которые составляют ядро
этих секторов, не происходит за счёт физического перемещения людей. Эти
перетоки осуществляются за счёт демографических сдвижек внутри профессии. В
своё время я пытался считать коэффициенты выбытия по отдельным профессиональным
группам. Если мы заморозим вход в профессию, то, в силу возрастной структуры
или неких усреднённых показателей по возрастной смертности, что будет на выходе?
Получалось, что, по станочникам и сельскохозяйственным работникам, в течение
15-20-ти лет эти профессии теряют от 75-95% рабочей силы. Каков сейчас
демографический горизонт этих занятий, которые очень сильно различаются по
возрастной структуре? Очень любопытно.
Достойны дополнительного изучения
стажевые характеристики по занятиям. В своё время я делал такие упражнения, не
претендовавшие на скрупулёзную статистическую обоснованность. Можно прикинуть
средний стаж работы по одному занятию. Получалось, что в области
государственного управления средний стаж работы составлял от семи до девяти
лет, в области администрирования, секретарей, делопроизводителей стаж работы
3-4 года, в строительстве 2-3 года. Когда мы говорим о росте рабочих мест в
торговле и в строительстве, где более молодая рабочая сила, мы должны понимать,
что это люди, которые рассчитывают пробыть в этом занятии относительно
небольшое количество лет. Возникает вопрос: а что будет через 3-4 года? Из
торговли на стройку или со стройки в торговлю? Как будет происходить
фактическое перемещение рабочей силы? Поскольку дополнительной резервной
ёмкостью в занятости у нас становится не безработица, а неформальный сектор, то
каковы фактические передвижения работников внутри этого сектора? Владимир
Ефимович не завершил окончательного обследования входа и выходов в формальный и
в неформальный сектор. Хотелось бы, чтобы эти вопросы исследовались и двигались
дальше.
Лариса Смирных:
Сегодня уже
сказали о фундаментальных предложениях. Каждое исследование – действительно
приращение в знание предмета. Сегодняшняя презентация не была исключением. Но
хотелось бы обратить внимание на некоторые вещи, которых мне не хватило. То,
что мы сегодня видели, это некоторая картинка, некоторая надводная часть айсберга,
потому что создание и ликвидация рабочих мест – это следствие некоторых
процессов, которые происходят. Сказать о том, что это высокий уровень создания
или низкий уровень ликвидации, трудно. А какой он должен быть? Если считать,
что он должен быть такой же, как и в других странах, значит, надо согласиться с
тем, что причины, которые влияют на эти показатели, там точно такие же. Те же
самые условия действуют в нашей стране. Тогда мы вправе ожидать, что мы должны
иметь такие же уровни создания и ликвидации рабочих мест. Есть ещё объективные
и субъективные причины. Всем известно в экономической теории, что создание и
ликвидация рабочих мест являются зависимыми от изменения спроса. В этом смысле
мы оказываемся вместе с некоторыми другими странами, которые были затронуты
кризисом, как и наша страна. Кроме того, есть другая группа факторов, это
институциональные факторы, факторы, которые связаны с кредитно-денежной,
фискальной политикой, с доступностью инвестиций. Это ещё некоторое количество
причин, которые не в том, чтобы их увидеть, а в том, чтобы понять. В условиях
наличия таких причин в некоторой шкале с другими странами, по уровню этой
причинности мы, может, могли ожидать, что получаем те уровни, которые имеем, не
благодаря, а вопреки. Мы увидели некоторый срез, динамику, это действительно
важно. Но было бы хорошо объяснить причину такой динамики, высокой или низкой.
Можно попытаться сделать это в межстрановом сравнении, попытаться учесть эти
причины, чтобы иметь основания говорить о том, что нужно сделать для того,
чтобы что-то изменилось. Хотя бы по некоторому блоку основных факторов, которые
не зависят от нас. Есть те, которые связаны с институтами, которые можно было
бы рассматривать для того, чтобы их совершенствовать, чтобы это отражалось на
уровне создания и ликвидации рабочих мест.
Илья Воскобойников:
У нас есть
некоторые оценки, связанные с влиянием структурных сдвигов на темпы роста
производительности труда. Эти оценки делаются как без учёта неформального
сектора, так и с учётом его. Это разворачивает нашу дискуссию в сторону связи
между структурными сдвигами на рынке труда, о которых мы говорили, и темпами
роста производительности труда. Я говорю о «тучных» годах, в кризисные годы
есть много вопросов по статистике. Я приведу такую картинку. Если мы рассматриваем
период с 2003-го по 2008-й год и говорим об общих темпах роста
производительности труда, то это примерно 6,5% в год. Эти темпы роста
складываются из двух частей. Это темпы роста производительности внутри
отраслей, это темпы роста, связанные с тем, что рабочая сила перетекает из
отраслей с более низким уровнем производительности труда в отрасли с более
высокой производительностью труда. В этом случае реаллокация будет
положительной, и наоборот. Если мы забываем про неформальность, то из этих 6,5%
темпов роста производительности труда 1% объясняется эффектом
перераспределения. Ничего не меняется, только переток, и появляется 1% прироста
производительности. Такой структурный сдвиг называется ускоряющим ростом. Любую
отрасль можно разделить на формальную и неформальную. Если учесть переток не
только между отраслями, но и между формальной и неформальной частью каждой
отрасли, то эффект реаллокации снижается с 1% пункта до 0,6% пункта.
Я приведу два противоположных
примера. Сначала я расскажу об отрасли, в которой учёт от неформального сектора
приводит к тому, что положительный эффект реаллокации будет больше. Это
розничная торговля. Розничная торговля состоит из двух частей: неформальная
торговля, связанная с мелкими магазинами, и высокопроизводительные
супермаркеты. Разница в уровне производительности труда между формальной
торговлей и неформальной в 5 раз. В целом, в розничную торговлю, как показал и
Владимир Ефимович, приток занятости большой. Оказывается, что большая часть
этого притока идёт в формальную часть розничной торговли. Зарплата в формальной
части выше, это существенно более капиталоёмкая отрасль. Учёт неформальности в
случае розничной торговли даёт положительный вклад в общие темпы реаллокации.
Противоположный пример. Отраслей,
относящихся ко второй группе, значительно больше. Я буду говорить о
металлообработке, о двух типах занятости. Это нормальный завод с высоким
уровнем фонда вооружённости, две трети составляет высококвалифицированная
рабочая сила. Второй случай – это достаточно мелкая мастерская, которая
ассоциируется с неформальным сектором. Если мы вспомним, что обрабатывающая
промышленность теряет занятость, то потеря занятости становится сложной
историей. Большой завод эту занятость теряет, часть работников этого завода
уходят в торговлю, часть работников этого завода уходят в мелкую мастерскую.
Тот факт, что завод теряет занятость – высокий отрицательный вклад в реаллокацию.
А тот факт, что некоторая часть этих работников приходят в гаражи и занимаются
мелким ремонтом, дела не спасает, потому что уровень производительности труда в
мастерских низкий. Мы понимаем, почему учёт реаллокации в целом по экономике
приводит к тому, что позитивная картинка структурного сдвига в 1% не такая
позитивная.
Владимир Гимпельсон:
Большое спасибо
за вопросы и комментарии. У меня нет сомнений в том, что вопросов больше, чем
ответов. Это огромная область, которая совершенно не исследована. Например,
интересно, как движение рабочих мест связано с динамикой производительности, с
инвестициями, с технологиями. Чтобы это понять и познать, нужны данные, время,
люди. Спасибо Росстату, что он собирает все больше данных и готов ими делиться
с исследователями. Но, имея только агрегированные данные, вряд ли сможем далеко
уйти.
Евгений Ясин:
Большая
благодарность Владимиру Ефимовичу за интересный доклад на современном уровне.
Хочу поблагодарить всех оппонентов за интересную дискуссию, тех, кто выступал.
Мы сегодня говорили об одном из
самых важных вопросов развития российской экономики. Если мы посмотрим на те
задачи, которые перед нами стоят и, скорее, не решаются, то мы должны будем
сказать, что первой такой задачей является рост производительности. Население
сокращается, численность рабочей силы в ближайшее время расти не будет. Вопрос в
том, как она будет распределяться в отраслях, по квалификациям? Как будут
распределяться инвестиции?
Я бы высказал своё ощущение,
чувство, что нам грозит то обстоятельство, что мы быстро начнём опускаться от
уровня развития, который можно считать современным. Для нас события, которые
имели место в 90-х годах при переходе к рыночной экономике, объективно имели
перед собой одну задачу: создать новые факторы роста экономики. Единственным
фактором, который будет обеспечивать этот рост, является производительность.
Если не получается, то мы остаёмся на одном и том же уровне или опускаемся.
Говорить о наших успехах будет бесполезно.
Что меня смущает? Спасибо Илье,
он принес радостную весть о том, что в торговле очень быстрый рост
производительности труда, туда народ приходит и начинает больше производить
ВВП. Я многие годы жил с ощущением, что мы имеем падающее население, ещё
быстрее падающую численность работников, что эти работники перераспределяются
из более производительных отраслей обрабатывающей промышленности в менее
производительные сектора производства услуг. Там 23 миллиона самозанятых. Как
они сами кормятся – непонятно. В этом радикальное отличие российской экономики
от экономики других развитых стран. Если там происходит процесс
перераспределения, то увеличение идёт в более производительные отрасли. Потому
что там инновационная экономика, всюду эти факторы работают, мы получаем
позитивные моменты. Проявление кризиса в Америке заключается в том, что выросла
производительность, а безработица не сокращается. Это реализация момента роста
производительности. У меня такое ощущение, что ничего этого у нас нет. А это и
есть самая главная задача. Когда мне объясняют, что не хватает 20-ти триллионов
для перевооружения армии, непонятно, где их будут брать? Что, печатать? Если
эту производительность делать посредством государственных инвестиций, то ничего
не выйдет. Должны делать частные, для которых надо иметь такие условия, которые
мы не в состоянии создать. Кто и как это будет делать – предмет общественной
дискуссии.
Я не могу сказать, что Владимир
Ефимович меня сегодня успокоил. Этот вопрос надо как-то заострять, поднимать
энергичнее, потому что эти манёвры, судороги в политике, которые мы сегодня
наблюдаем, чрезвычайно опасны. Мы всё дальше уходим от тех задач, которые нам
надо решать. Страну, в реформировании которой я принимал участие, теперь, я
боюсь, нареформировали в сторону упадка. Меня это беспокоит. Если это так, то
надо подумать о соответствующих публикациях не в таких нейтральных тонах, в
которых мы с удовольствием слушали доклад. Я хочу подчеркнуть исключительную
важность темы, которую мы сегодня обсуждали. У меня есть ощущение, что вот в этой
сфере услуг, которая втягивает в себя 60-70%, что-то есть такое, что
обеспечивает какой-то рост. Там какие-то явления происходят, я не пойму, в чём
дело? Мы свидетели борьбы, которая идёт между Гайдаром и Путиным, в том смысле,
что есть рыночная экономика, и она свои движения делает, и есть стремление
усилить роль государства, подкормить государственные компании и им
дружественные. Когда вы смотрите макроэкономические показатели за 2012-й год,
ничего такого страшного нет. Вот это меня гложет. Есть нужда в более глубоком
изучении. У меня нет уверенности, что это более глубокое изучение вскроет нам
неясные источники роста производительности. Это для нас предмет для дальнейшей
работы. Большое спасибо докладчику, мы не зря провели время, было интересно.