Хаос вокруг нас
Георгий Александрович Сатаров
Президент Фонда ИНДЕМ (Информатика для демократии)
Георгий Сатаров:
Нас приучают к тому, что окружающий нас социальный порядок – это нечто святое, незыблемое, на него нельзя покушаться и т.д., и т.д. Я тут привожу высказывания трех социальных мыслителей: Мери Дуглас, это величайший английский антрополог, Бергер Лукман, американский социолог, и Макс Вебер, эта фамилия вам, естественно, известна. Все они пишут о том, насколько важен социальный порядок, его стабильность, наша уверенность в нем, наше поддержание этого порядка собственным поведением, постоянными практиками и т.д. Очень любопытно, откуда это на самом деле произошло? По этому поводу есть различные гипотезы. И одна из таких гипотез мне очень нравится. У меня нет возможности её проверить, поскольку не существует машины времени, есть только раскопки. Вы как люди культурные знаете, что homo sapiens расползался по миру, как предполагают палеоантропологи, из Африки. В Африке нашли очень интересное место, плато, которое разбито на две части огромной расщелиной, ущельем, преодолеть которое наш предок не мог. По разные стороны от этой расщелины нашли останки наших дальних предков. По одну сторону эти останки имели очень странный вид, почти на всех этих останках были следы насилия, причем, насилия взаимного. Эти наши предки со страшной силой уничтожали друг друга. По другую сторону – антропологически тот же тип, но следы насилия на них встречаются крайне редко. Как правило, это люди, умершие в свои 20 лет, а дольше тогда не жили, это были уже старики, своей смертью. Их били, были следы травм от зверей, что-то в этом духе, но эти останки выглядели совершенно по-другому. Была сформулирована гипотеза: человек – это очень неудачная мутация своих предков. Неудачная вот в каком смысле. Наши предшественники на филогенетическом дереве – собачки, обезьянки, олени, птички, кто появился раньше нас много миллионов лет назад, – обладают одним свойством. У них есть генетические врожденные программы, которые внутри одного вида обеспечивают взаимную толерантность. Поведение другого экземпляра того же вида, живущего рядом с тобой, предсказуемо, понятно, неопасно и т.д. Наверняка вы видели какие-нибудь фильмы ВВС, в которых показывают, как самцы дерутся за самок. Так вот, практически всегда эти битвы имеют ритуальный характер, особенно для млекопитающих, достаточно продвинутого вида. Они не наносят друг другу повреждений. Рогами, как олени, пободаются, кто бодает убедительнее, тот и побеждает. А человек оказался такой неудачной мутацией, когда эта особенность видового поведения вдруг отрубилась. Видовое выживание для homo sapiens было обеспечено другим способом, поскольку эти мутации приводили к появлению второй сигнальной системы, языка или протоязыка – то есть возможности сигнализировать, передавать друг другу какую-то нетривиальную информацию. Это помогло сконструировать внешнюю оболочку, которая регулировала поведение представителей вида. Эта внешняя оболочка называлась социальность, то есть правила, роли, нормы, то, чему учит социология. Это и стало внешним регулятором нашего поведения. Это то, к чему нас приучают в процессе социализации с самого рождения. Наше взаимное поведение обеспечивается этой культурной, социальной оболочкой, а не врожденными программами. Это подтверждается на эффектах Маугли. Если кошечка сызмальства живет в человеческой семье, у нее нет проблем, если она вдруг встречается с другой кошечкой. Я это наблюдал на нашей собственной кошке, например, которая сызмальства живет в нашей интеллигентной семье. Когда она впервые встретила другую кошку, никаких проблем в поведении не было, это врожденный механизм. А если человеческий детеныш на ранней стадии оказывается не среди людей, а в лесу – эффект Маугли. Ведь то, что придумал Киплинг, это неоднократно наблюдавшийся эффект. Этот ребенок не может говорить, не может жить среди людей по той простой причине, что наше поведение культурно и социально обусловлено, передается не через генетические программы, а через культурное наследие в процессе социализации. Поэтому эта внешняя оболочка как инструмент видового выживания – это важно, это святое, это надо сохранять, поддерживать. Вы знаете, например, что в примитивных племенах институт поддержания социального порядка – табу. Табу нарушить нельзя. Как описывают антропологи, у человека, нарушившего табу, появляются проблемы не оттого, что на него накладывает санкции социальное окружение, а оттого, что он может умереть от осознания того, что нарушил табу. Чистая психосоматика. Настолько это жесткий внешний регулятор. Тогда возникает нетривиальный вопрос: если внешний окружающий нас социальный порядок настолько важен, настолько незыблем с точки зрения выживания, как же он меняется? Почему он, в принципе, может меняться, если это такая важная вещь? Это себе так же трудно представить, как генетические изменения в поведении кошек, собачек и т.д. Мы этого не наблюдали. Это нетривиальный вопрос. Социальные мыслители, говоря об этих фундаментальных свойствах и необходимости социального порядка, одновременно поют гимн хаосу, как это делает Мери Дуглас. Да, хаос – это для нас, вроде бы, страшно, но одновременно в нем содержится, как мы ощущаем, нечто для нас чрезвычайно важное. В нем есть какая-то сила, как пишет Мери Дуглас. Интересно, что эта идея дуальности и противопоставления хаоса и космоса –самая древняя идеологическая, если угодно, конструкция. Идеологическая – в смысле сущего объяснения бытия. Любую древнюю космогонию возьмете, и увидите там одну и ту же конструкцию – космос рождается из хаоса. Могут быть творцы порядка, но, в любом случае, космос рождается из хаоса. А дальше в различных космогониях происходит одна развилка – это отношение к хаосу. Я привел для примера космогонии Месопотамии и Древнего Египта. В Месопотамии хаос – это враг, он однажды побежден богами, и возник порядок, а дальше функция богов – охранять порядок от хаоса. А вот в Древнем Египте совершенно по-другому. Там к космогоническому абстрактному хаосу относились спокойно. Вопрос к вам. Как вы думаете, почему? Какие обстоятельства жизни древних египтян приводили к тому, что к хаосу они относились спокойно?
Реплика из зала:
Число непредсказуемых явлений?
Георгий Сатаров:
А какое главное явление?
Реплика из зала:
Разлив Нила?
Георгий Сатаров:
Да, конечно. Что такое разлив Нила? Вы видели в лицо разлив Нила? Когда вдруг ваши поля, аккуратно возделанные, в одно и то же время года покрываются гнусной зеленой жижей? Натуральный хаос. А потом что происходит? Это оседает в виде удобрений, и из этого хаоса рождаются основы жизни, злаки и т.д. Это возделывают, и опять появляются основы порядка, то, что помогает выживать этой цивилизации. Поэтому там был другой подход. Регулярно бывает, что космос сменяется хаосом, из хаоса снова рождается космос и т.д. Это, кстати, не единственная идеология (я использую современный термин, не знали его, естественно, наши предки), где такое отношение к хаосу. Скажем, китайская философия имеет примерно такой же характер, я к ней чуть позже вернусь.
Теперь мы пойдем исторически не столько по времени, сколько по эволюционным типам культур и по разным проявлениям нарушения социального порядка. При нарушении социального порядка мы всегда попадаем в другую область – область хаоса. Итак, в Америке есть такое научное явление как изучение культур примитивных племен. Американцы их сильно уничтожали и теснили, но взамен очень интенсивно их изучали. Там антропологи обнаружили миф о трикстере. Трикстер – это термин из латинского, шутник, хохмач и т.д. Персона, которой посвящен миф – это обычный средний вождь одного из племен, его звали Вокчжукжанг. Миф повествует о том, что стало вдруг с ним происходить. В некий момент этот вождь начал нарушать всяческие табу. Начал он с мерзейшего нарушения – переспал с собственной женой после того, как племя объявило выход на тропу войны. Это страшнейшее нарушение табу, а он взял и нарушил. Если бы это было все! Он начал нарушать и другие табу. В конце концов, он сложил с себя полномочия вождя, порвал с племенем и ушел в лес. Его сопровождали какие-то зверюшки, которые над ним издевались, вышучивали, высмеивали и т.д. Сам он вел себя совершенно хаотически, он нарушал принятые установления, высмеивал их. Для примера, что для нормального индейца просто дико, он притворился девушкой и вышел замуж за сына вождя соседнего племени – это просто ужасно. И вот так во всем. Но что самое интересное, о чем почему-то не писали многочисленные интерпретаторы этого мифа? Самое главное – то, чем миф заканчивается. Проблема была в том, что в это время на северо-индейские племена напали злые духи. Бороться с ними было практически невозможно. Это же не какие-то другие племена и даже не белый человек. Так вот, он победил этих духов и стал культурным героем, супервождем. Это крайне нетривиально. Что такое миф вообще? Миф – это социально одобренное, поддержанное, передаваемое знание. И вот такая сцена: теплый летний вечер у костра, сидят молодые индейцы этого или другого племени (а подобные мифы встречались ещё, это первый, который был открыт), и старый Шаман, вроде меня, рассказывает им миф о Вокчжукжанге. И о чем же говорит этот миф? Что, оказывается, табу можно нарушать! И не просто нарушать, а что, оказывается, в результате можно стать победителем злых духов и культурным героем на все времена. Странная вещь! Казалось бы, традиционные мифы, сказки примитивных племен передают главное – незыблемость порядка: как надо себя вести, что хорошо, что плохо с точки зрения поддержания этого социального порядка. И вдруг среди них миф о возможности нарушения социального порядка. Вопрос записываем, запоминаем – зачем, почему и т.д.?
Интересно, что Тойнби не упоминает миф о трикстере, может быть, он не знал, но выделяет в качестве универсальной некую схему, которую он назвал схема «уход и возврат», и которая была свойственна другим культурным героям цивилизации – апостолу Павлу, Будде и т.д. Обратите внимание, что это представители самых разных культур. Речь идет об универсальном явлении для homo sapiens. Культурный герой появляется после того, как он на некоторое время порывает со своим социальным порядком и уходит из него. Он уходит, возвращается и становится культурным героем. Вопрос: а что, нормально нельзя, что ли?
Интересно, что аналогичные схемы были описаны антропологами и для такого явления как деревенский дурак. Понятие «деревенский дурак» абсолютно общекультурное. Это не только у нас в деревнях, это везде. И везде одно и то же было свойственно этой необычной социальной роли – деревенский дурак охраняем традицией, его нельзя обижать. Под это подводили разные объяснения: на нем почила благодать божья или ещё что-нибудь. Как это, благодать божья на дураке? Его подкармливают, и обижать его нельзя. Вирджиния Эдам описывает странную вещь. Племя эрханзу. Что-то вдруг неожиданное, например, в положенное время не случается дождя. Это ужасно, не будет всходов, будет много неприятностей, вплоть до вымирания. Как найти решение? Очень просто. В лес посылается деревенский дурак. Здесь аналогия с мифом о трикстере – его сопровождают соплеменники, несколько человек, одетые в маски животных. Если вы думаете, что они как-то ему помогают, отнюдь! Они его все время дразнят, дергают, высмеивают, в общем, всячески ему мешают. Через некоторое время ему позволяют вернуться и спрашивают: «Чего делать-то?». Он что-то говорит, и они это делают. Как вы думаете, может деревенский дурак пойти в лес, вернуться и дать разумное, рациональное решение выхода из положения? Трудно понять, как таким образом можно найти разумное решение. Но, тем не менее, это незыблемая традиция, она поддерживается и, следовательно, чем-то полезна! Между прочим, как мы увидим, это вещь довольно распространенная.
Едем дальше. Шуты. Потрясающе интересный культурный феномен. Мы с вами привыкли, что шуты – это средневековое европейское явление, о котором мы знаем, скажем, по трагедиям Шекспира, «Король Лир». Мы читаем Дюма, «Графиню де Монсоро», или смотрим соответствующий сериал. Помните, кто там самый внятный политический персонаж? Шут Шико, да? С шутом Шико у меня связана одна забавная история. Я отдельно занимался шутами, для научного интереса, и Шико меня интересовал. Я начал искать книжки про Генриха III. Я нашел толстую книжку – ни слова о Шико. Вообще, историки очень не любят шутов. Но повезло, нашел книжку, она переведена на русский язык, потоньше, тоже посвящена Генриху III, и там уже про Шико пишут. Там цитируется письмо шута Шико своему королю Генриху III. Прочитав это письмо, я обалдел, потому что по структуре и содержанию узнал в нем свои аналитические записки, которые я в качестве помощника президента писал Борису Николаевичу. Мол, Борис Николаевич, такие-то проблемы, такие-то возможные последствия, такие варианты решений, у них такие плюсы и минусы. Стандартное письмо нормального аналитика своему сюзерену. Так вот? Шико – политический советник Генриха III, и мы по содержанию того, что писал Дюма, это видим. Кстати, он фигурирует не только у Дюма, в «Юных годах короля Генриха IV» он тоже есть. Помните, он говорит Генриху IV: «Ты будешь королем!». Если вы почитаете Рабле, «Гаргантюа и Пантагрюэль», то найдете там место, где один герой жалуется другому: «Что это такое, у нас министрами становятся шуты!» Конечно, это нетривиальное обстоятельство. Но у шутов была одна забавная функция – говорить королю правду. Немного истории. Естественно, что по происхождению, социо-генетически, шут – это простая вещь. Он должен при дворе развлекать короля или принца, смешить, отвлекать от грустных мыслей. Что заведомо смешно? Когда ты не такой, как положено. Это азы, примитивная схема. Ты должен быть нелепо одет, нелепо вести себя, нести всякую ахинею, и за всевозможные нарушения должного социального порядка ты не можешь быть порицаем. Это все дозволяется шуту. Дальше – проблема времени. Средневековье. Что такое двор? Двор – это, вообще говоря, управленческий штаб. Главный ресурс тех времен – пространство, земля. Карл Великий завоевывает новые земли и должен дальше ими управлять. В силу культурных особенностей того времени, в силу специфики роли образа верховного сюзерена, короля, двор очень быстро начинает ритуализироваться. В рамках этой ритуализации говорить неприятную правду королю чревато, не положено. А что тогда происходит с управленческой функцией? Она резко теряет в эффективности, потому что король легко может принять какое-то неразумное решение. Так вот, вдруг обнаруживается, что есть один персонаж, который по своей роли может делать замечания королю, указывать на его ошибки. Это шут. Он может нести любую ахинею, в том числе, и полезную. И вдруг начинает выясняться, что шут полезен не только как развлечение.
Ещё одна причина, почему шуты становились министрами, которую описывал Бурдье, когда постепенно формировались централизованные монархии, и, помимо публичных функций управления двором, например, понадобилось строить дороги. Появлялась не личная казна короля, а казна королевства, ею надо управлять. Надо собирать налоги, потому что появлялась постоянная армия. Важные современные управленческие функции. Первая идея – использовать то, что было раньше: поручить руководство, например, родному дяде или родному брату. Но это опасно! Что такое дядя или брат, командующий армией? Это колоссальный ресурс, у него может возникнуть искушение сместить короля. У него есть такая же возможность, как и у тебя, короля, основывать или продолжать династию. Значит, надо поручать эти важные функции тем, у кого такой возможности нет. Мы обнаруживаем, как в позднее Средневековье, даже в начале эпохи Просвещения, в католических, я подчеркиваю, монархиях роли министров исполняют попы. Ришелье, например. Поп не может быть продолжателем династии. В восточных деспотиях руководителями армий, министрами, канцлерами, если угодно на языке европейском, становились евнухи, они по другим причинам не могут продолжать династию, чисто, так сказать, технически. Или представители третьего сословия, кто по социальному положению не может основывать династию. Так к управлению начинали привлекаться не аристократы. Это просто интересное побочное явление. Важно, что функция шута охранялась. В европейской культуре это было фантастически укоренено. За одним исключением, русским. Один удивительно интересный пример. Культ личности, сталинский террор, конец 30-х годов. Воспоминания Евгения Вестника, замечательного советского комического актера. Он был поклонником и учеником другого юмориста, конферансье Смирнова-Сокольского. Следующая сцена. Идет концерт, который ведет Смирнов-Сокольский. Млеющий, глядя на своего шефа, молодой Евгений Вестник стоит за кулисами. Очередная пауза, сдвигается занавес, выходит Смирнов-Сокольский и развлекает публику следующим образом: «Встречаю знакомого. «Как дела?», – спрашиваю я. «Да как в трамвае!» – говорит он. «А что так?» – «Половина сидит, половина трясется». Аллюзия ясна. Половина в Гулаге, половина боится, что скоро туда попадет. Бледность, холодный пот. Все, сейчас Смирнов-Сокольский зайдет обратно за занавес, его под локотки, в черный воронок – и все, в ГПУ. Вестник тихо подползает к Смирнову-Сокольскому и говорит: «Шеф, что вы наделали?» – «А что такое?» – «Ну, вы же рассказали!» – «Что рассказал?» – «Ну, этот анекдот!» – «Ну и что?» – «Да вас же…» – «Да ничего не будет». – «А почему?». И тут Смирнов-Сокольский рассказывает. Была такая традиция, когда по праздникам Сталин организовывал в Кремле прием с богатыми угощениями и т.д. На эти приемы по традиции приглашались деятели культуры. Смирнов-Сокольский входил в этот культурный истеблишмент и тоже регулярно приглашался. Во время одного из таких приемов Сталин увидел Смирнова-Сокольского, показал с присущей ему непринужденностью на него пальцем и сказал: «Это мой шут!». «После этого, – сказал Смирнов-Сокольский, – я говорю все, что хочу». И его никто не трогал. Он – шут царя, он неприкасаем. Вот, что такое традиция.
Предпоследнее, о шутах. Кто из вас помнит полную колоду из 52-х карт? Что такое колода? Это модель мира, модель социального устройства. Четыре разные страны, жесткая социальная иерархия, туз бьет короля и остальных, король бьет даму и остальных. И только одна карта может нарушать и границы между странами, и всю социальную иерархию – джокер.
И последнее, что очень интересно. Шуты – такое же универсальное культурное явление. Мы знаем их по европейской традиции, но это было и в Африке, в Индии, в Китае, где угодно. Там они могли выглядеть несколько по-другому, но примерно так же. Это культурная универсалия.
Шуты – это социальная роль. Но были целые институты, например, праздники, обладающие интересными свойствами. Я опять беру две культуры, Древний Рим и Древнюю Месопотамию. Праздник Сатурналий в Древнем Риме. Мы обычно связываем с этим праздником то, что можно было предаваться всяким безобразиям. Но самое-то важное в этом празднике было другое. Во время этого праздника разрушалась и переворачивалась социальная иерархия. Рабы и господа на время праздника менялись местами, и господа прислуживали рабам. Позже об этом, на всякий случай, в интересах правящего класса, как сказал бы марксизм, писали меньше. Но это эмпирический факт. Можно было пародировать и высмеивать власть и т.д. Это праздник разрушения и высмеивания социального порядка.
То же самое – праздник Закеев. Это другая культура, и даже более раннее время. Там тоже разрушение, пародирование социального порядка, и даже, о, Боже мой, место царя на время праздника занимал приговоренный к смерти преступник, которому можно было все, даже входить в царский гарем. Вот как нарушалась социальная иерархия. Почему?
Продолжение этих праздников в средневековой Европе – это известные вам праздники дураков. Скажем, книга «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, там действие происходит как раз во время праздника дураков. Что такое праздник дураков, вы помните по этому описанию, а может быть, по историческим книжкам. Там были придворные шуты, а были цеховые шуты, уличные шуты, которые организовывались в цеха, и главной их задачей была организация праздника дураков. То же самое: разрушение социальной иерархии, выбирался король дураков, выбирался папа-дурак или кардинал-дурак. Это высмеивание, пародирование, критика. Пародировать нельзя было только короля. Конечно, власти это не нравилось. Им хотелось как-то это задавить. В некий момент в одно из научных подразделений того времени был направлен королевский запрос, нельзя ли нам вообще покончить с этой милой традицией? Вот что написали аналитики с факультета богословия 12-го марта 1444-го года. Идея очень проста – это аналогия с вином, бродящим в бочке. Если время от времени газы, накопившиеся в бочке, не выпускать, бочка лопнет. Это метафора того, что позже было названо социальными мыслителями теорией катарсиса. В чем суть этой теории? Человек изначально мерзок, зол, ему тесно в оковах социального порядка. Чтобы он не порвал эти оковы социального порядка, нужно время от времени давать высвобождение его негативной энергии, ритуально, во время праздников, когда он может позволить себе всяческие мерзости. Тогда до следующего праздника он будет тихий, мирный, подчиняться королю, церковной власти и т.д.
Что интересно и что порождает очередной знак вопроса? Когда появилась социальная психология, очень интересная наука, немало весьма серьезных и тонких экспериментов в этой науке было посвящено проверке теории катарсиса. Действительно ли, если мы дадим людям на какое-то время побеситься, то это дальше уменьшает их агрессию и прочие девиации. Это не подтверждается. У этих праздников какая-то другая основа, которая позволяет им сохраняться, воспроизводиться в разных культурах. Например, в Китае такие праздники сопровождались тем, что мужчины и женщины менялись местами, переодевались в одежды друг друга, мужчины ухаживали за детьми и готовили и т.д. Это фундаментальная вещь – социальная роль мужчины и социальная роль женщины. Особенно в патриархальных культурах.
На Руси был аналог шутов. Помните, я говорил вам об одном исключении? У нас скоморохи не были охраняемы традицией, как шуты в Европе. Такая особенность. Кому из вас повезло видеть фильм «Рублев», тот помнит, что случилось с героем Ролана Быкова, который там играет скомороха. Он позволил себе нехорошие слова, включая нецензурные, про князя. Вдруг появляются дружинники, хватают его под микитки, вырывают язык. Это отношение к скоморохам на Руси. Но на самом деле, на Руси аналог, конечно, был. Как вы наверняка знаете, это юродивые. Все ровно то же самое, что и у шутов. Они и одеваются по-другому, как не может одеться ни один нормальный человек. В рубище грязном, если вообще одет, а не измазан какими-нибудь нечистотами вместо одежды. Он ведет себя и говорит эпатажно, не так, как положено. Но юродивые были защищаемы. Правда, один нюанс. Мы считаем, что юродивые – это чисто русское явление. Это неверно. Традиция юродства пришла в Россию в конце первого тысячелетия через Псков и Новгород. Я тут привожу потрясающие стихи, которые про это говорят. В источниках вы можете прочитать величественный список юродивых в западной культуре. Но на Руси это прижилось и дожило, между прочим, до начала 20-го века. Последний юродивый погиб подо льдом Невы, предварительно неоднократно застреленный, – Григорий Распутин. В Европе к тому времени уже давно об этом забыли. И та же самая функция – постоянное нарушение, расшатывание пародирование священного социального порядка. Очень интересно, как на Руси использовалась позиция юродствовавшего шутовства. И Иван Грозный, и Петр I, которым приходилось предпринимать какие-то колоссальные социальные преобразования, делали их, предварительно ставя себя сразу в эту позицию вне социального порядка, в позицию юродства и шутовства. Когда Грозный вводил опричнину, поддерживались ритуалы, маски, пляски, похабные песни у опричников. Нам можно, мы – юродивые, скоморохи, поэтому нам все мерзости, которые мы делаем над вами, позволены. Петр начинал свои преобразования от имени Всешутейшего Приказа.
Другой совершенно необычный институт, выполнявший функцию расшатывания социального порядка и подготовки каких-то изменений – это искусство. Очень интересно описано, как песни бардов и менестрелей, а это раннее средневековье, произвели фундаментальные изменения в отношении к женщине в средневековой Европе. Кто такие барды и менестрели? Это либо низкое необразованное сословие, либо какие-то девятые сыновья разорившихся аристократов, которые уходили, возможно, получали какое-то церковное образование. Это более культурные люди, владевшие грамотой и обладавшие достаточным талантом, чтобы слагать стихи и песни. И вот они развлекали верховную аристократию при дворах. А с кем они там сталкивались? Они сталкивались там с женами своих хозяев – молодыми, красивыми и недоступными. Дальше замещение: они недоступны как объекты любви, но доступны как объекты обожания, и это можно делать с помощью песен, воспевающих красоту и благородство этих женщин. Эти песни меняли психологию сознания и поведения людей. Это зафиксированный историками факт.
Но еще колоссальнее и стремительнее были изменения, произведенные искусством авангарда, конец 19-го – начало 20-го века. Причем, это и Россия, и Германия, и Италия. Они были ростками абсолютно нового и необычного искусства. Что делало это искусство, абсолютно непохожее на предшествующие образцы, даже на импрессионистов? Оно показывало мир по-другому. Не только в изобразительной сфере, но и в музыкальной, как Стравинский, и в литературной, поэтической форме. Увидеть мир по-другому – значит, увидеть возможность другого его осмысления, а значит, есть и альтернативы социальному порядку. Искусство авангарда готовило колоссальные социальные изменения, которые потом происходили. Я приведу две цитаты. Георгий Федотов, наш великий религиозный мыслитель, пишет об этом: «Пикассо и Стравинский в духовном мире значат то же, что в социальном – Ленин и Муссолини. Но зачинатели и пионеры, это они, а не политические вожди, которые делают выводы в самой последней, т.е. низшей сфере деятельности». По Федотову политика – низшая сфера деятельности, то есть, искусство выше. Готовились эти будущие социальные изменения, и фашизм, и большевизм. Именно поэтому и фашизм, и большевизм потом со страшной силой топтали искусство авангарда. А вот что пишет представитель искусства авангарда Бенедикто Кроччи. Фактически, он пишет о той же готовности к изменениям, которую несло искусство авангарда. Искусство расшатывало решетку социального порядка и тем самым готовило возможности изменений.
Все, о чем мы до сих пор говорили, мы будем называть социальными институтами хаоса. Это и дураки, и юродивые, и праздники, искусство в одной из своих ипостасей, потому что искусство может служить, в том числе, и охране социального порядка, как мы видели на примере социалистического реализма в СССР. Но одновременно оно может и раскачивать социальный порядок, как мы видели, на примере диссидентского искусства советского времени – и изобразительного, и в литературе, это было совершенно по-разному.
Я утверждаю следующее: нормальный социальный порядок совмещает в себе два типа институтов: институты порядка (мы знаем, что это за социальные институты, – суд, прокуратура, милиция и т.д.) и институты хаоса (социальные установления, устойчивые, культурно-воспроизводящиеся, обеспечивающие поддержание в социуме гибкости и адаптивности). Что происходит с социумом, если решетка социального порядка не расшатывается чем-то, если она застывает и становится незыблемой, как глыба гранита? Либо прекращается развитие, либо что происходит с абсолютно непоколебимыми вещами? Они могут разрушиться. Что такое жесткий мост? Это мост, который может разрушиться, если по нему пройдет рота солдат – колебания, которые жесткий мост не выдерживает. А какой мост может выдержать такие колебания? Гибкий мост. Только запредельные воздействия могут его разрушить.
Итак, институты хаоса. Они проявляются в самых разных ипостасях. Допустим, конкурентные игры, азартные игры, гадания. Я на них остановлюсь. Представьте себе Александра Македонского, который собрал войска идти на восток. Что он делает в первую очередь? Он идет к гадателю и говорит: «Ну, чего? Идти, или не идти?» «Сейчас», – говорит гадатель. Вспарывает несчастную куру, внимательно смотрит на её печень и говорит: «Можно идти!». Вопрос к аудитории: можно ли, разглядывая печень курицы, увидеть, когда, при каких погодных условиях и где соприкоснутся два войска, какими силами будет располагать войско противника, какой стратегией он будет руководствоваться, как они будут располагаться, как они будут использовать особенности местности – возвышенности, реки, рощи и прочее – и дать какие-то рекомендации? Это невозможно. Рисуем знак вопроса! Гадание было везде, это универсальный культурный феномен. Гадали по-разному. Греки гадали по полету птиц, по внутренностям животных, в Китае гадали, втыкая в кость раскаленную металлическую палочку, от места соприкосновения шли трещины, и по трещинам гадали. А может ли девушка определить судьбу предполагаемого брака, рассматривая вылитый в воду расплавленный воск? Но, тем не менее, девушки с упорством, достойным лучшего применения, веками это делали! Почему? Дуэли. Выборы. Мы об этом ещё поговорим. Это я примеры только привел. Немного поразмышляем.
Хаос, как мы уже поняли, в этом семантическом поле синоним случайности, непредсказуемости. Сложность заключается в том, что непредсказуемость, случайность – это некое универсальное свойство природы, которое распространяется на все уровни. Первое – природа элементарных частиц. Есть такая наука, может быть, кто-то из вас ею занимается, квантовая механика, она описывает поведение элементарных частиц, самых маленьких элементов материи. Фундаментальное свойство элементарных частиц состоит в следующем. Представим себе некоторый эксперимент. Допустим, летит электрон. Перед ним – глухая мишень, которую невозможно преодолеть, и две дырочки для потоков электронов. Мы не можем предсказать для электрона, в какую из дырочек он попадет, даже если у нас есть некоторые предположения о его траектории. Это противоречит природе электрона. Если мы предположим, что мы можем это предсказать, то картина мира разрушится, и электрон, например, упадет на атомное ядро, и вообще материя схлопнется. Это не единственное проявление неопределенности и непредсказуемости. В каком-то смысле поведение элементарных частиц предсказуемо. Но совершенно не в том смысле, в каком мы предполагаем.
Очень интересная вещь. Мы знаем, что у нас внутри есть такие важные штучки, нейроны. По ним идут сигналы, очень важные для нашего организма. Допустим, мы обожглись, отдернули руку. Этому помогают нейроны. Обнаружено, что нейроны могут находиться в трех состояниях. Первое – это состояние покоя. Ничего через нейрон не проходит. Второе состояние – импульсное. Бах, бах, бах! Это нейрон передает информацию следующему нейрону. Третье состояние – нейрон генерирует случайный поток сигналов. Нейрон генерирует хаос. Это его третье фундаментальное состояние. Между прочим, на нейронах основано наше мышление. Это фундаментально.
Про биологическую эволюцию. У меня к вам вопрос. Земля, давным-давно, наших предков ещё и в помине нет. Развиваются всякие живые твари, мы знаем, что с землей происходят всякие изменения, то климат становится холоднее, то теплее и т.д. Если через некоторое время после похолодания посмотреть на животных, то мы увидим животных, покрытых теплой шерсткой. А если заглянуть назад, то мы животных таких видов не увидим. Происходит эволюция. Вопрос такой: что происходит раньше – похолодание, или появление животных, покрытых шерстью? Кто готов защищать похолодание? Вы – животных. А вы – похолодание. Одновременно? Давайте сначала рассмотрим две эти альтернативы. Давайте слева направо. Почему животные, покрытые шерстью, появляются позже? Холод заставляет животных покрыться шерстью? То есть, влияние холода на животных, да? Как долго происходит это видовое изменение? Ой, ребята… Я бы сказал, тысячи лет. Ну, очень долго. А вопрос такой: скажите, пожалуйста, а как выживать, если вы не успели покрыться шерстью? Ну да, появляются пупырышки на коже, и из них растет шерсть. Вы что-то хотите добавить?
Реплика из зала:
На самом деле, все банально. Они не выжили, потому что хладнокровные. Млекопитающие питались мясом, и из мяса вырабатывалась энергия. Благодаря пище, которую они активно получают, они выживают. Дальше уже шла эволюция.
Георгий Сатаров:
Слушайте, вы себе представляете себе охоту за этой пищей, если вы не можете выглянуть из пещеры?
Реплика из зала:
Просто эти маленькие существа – млекопитающие – съели большие туши.
Георгий Сатаров:
А это происходило в разное время! Вымирание динозавров не связано с похолоданием, это раз. А появление теплокровности – совершенно другой феномен. Появление теплокровных животных связано с новым механизмом температурного гомеостазиса. Теплокровные животные выползли на сушу, им там не понравилось, и они вернулись в воду, типа китов и дельфинов. Кстати, они вернулись обратно, покрывшись жиром. В воде рыбам не нужно поддерживать температурный гомеостазис, у них температура такая же, как у воды, и никаких проблем нет. А вот на суше теплокровность – это новый механизм поддержания гомеостазиса. Это не связано с температурными колебаниями. А вот шерсть связана. Так, а ваши соображения, почему раньше шерсть?
Реплика из зала:
В рамках естественного отбора существуют колебания. Крайние признаки все равно проявляются, но их по количеству больше, чем средних признаков. Существует ген, обеспечивающий постоянные мутации в организме. Этот случайный порядок, который был вызван генами, позволяет им выживать.
Георгий Сатаров:
Это почти точная формулировка. Как вы знаете, есть понятие мутации. Любые изменения в организме происходят не с организмами, а с программами производства этих организмов. Любые мутации происходят на уровне программных ошибок, ошибок в генах. Сбой программы – и появляется человек, покрытый шерстью, мы знаем, это зафиксировано. Маленький мальчик или девочка рождаются покрытыми шерстью. Сбой генетической программы. Первые млекопитающие, как вы знаете, были довольно маленькими. Сбой программы – и появляется шерсть. А дальше происходит отбор. Если похолодания нет, это покрытие шерстью не является конкурентным преимуществом при передаче этой программы через свои гены, через спаривание с самкой. А если вдруг стало холодно, тот, кто покрыт шерстью, имеет больше шансов передать это свое качество следующему поколению. И тогда оно начинает закрепляться, появляется новый вид. А тот, кто не может это качество передать, с меньшими шансами. Легко можно нарисовать математическую модель, что если вы лучше приспособлены к этой среде, вы можете произвести больше спариваний с самками своего вида. Это значит, что у вас больше возможностей передать этот наследственный признак дальше по времени, туда. Если вам холодно – вам не до того. Значит, меньше шансов, этот вид начинает вытесняться теми, кто покрыт шерстью. То есть, два такта у эволюции: первый такт – случайное появление некого признака, второй такт – проверка: нужен этот признак, или не нужен. Не только через внешние условия, через эндогенную сферу тоже, через некие дефекты, недостатки приспособленности этого вида. Новое расширение лапок у утки, преобразование лапок в весло: дальше плыть, больше есть и т.д. Утка остаётся уткой, но у неё остаётся некий признак, который конкурентен, поэтому вот эта утка, которая может больше есть, имеет больше шансов и больше возможностей произвести потомство. То есть и внешние признаки производят отбор, и внутренние дефекты вида тоже влияют на отбор случайно появляющихся видовых аномалий, сбоев генетических программ, идущих постоянно во всех видах животных, растений, и т.д. У растений немножко другой механизм, более примитивный, но там тоже передача информации.
Другой пример хаоса – это в рыночной экономике, хаос взаимодействий рыночных факторов. Почитайте классика, лауреата Нобелевской премии, Хайека, который объяснит, что производит этот необходимый хаос политическая конкуренция. Но к этому мы вернёмся.
Поскольку наш культурный мир устроен так, что мы любим космос и не любим хаос, то, естественно, институты хаоса всегда легендировались. Нам не говорили: «Вот это хороший хаос, давайте его любить». Нам говорили всякие легенды, общение с предками, с Богами, гадания, магические ритуалы, производящие тот же хаос. Концепция судьбы, развлечения. Все эти карточные игры, состязания, что в них важно? Неопределённость исхода. Как только мы сталкиваемся в каком-то виде спорта с договорной игрой, что это для нас? Буря недовольства. Если мы знаем заранее исход, какого чёрта мы будем смотреть, если, к тому же, мы не уверены, что это будет красивый матч? Нам важна неопределённость исхода. А чем обеспечивается неопределённость исхода в состязательных играх? Незыблемость правил поддерживает неопределённость исхода. Незыблемость правил при неопределённости исхода. Это важнейшее универсальное культурное явление везде всегда происходило. Игры, важнейшая вещь в культуре и в воспитании социализации, приучают нас к двум вещам: первое – уважение к правилам, второе – то, что в неопределенности исхода нет ничего плохого, а наоборот, она ценна и любима нами как привило в состязании.
И практическое применение институтов хаоса, давайте посмотрим. Провидение будущего с помощью гаданий, принятие решений, определение лидеров. Аристотель писал, что самое лучший способ определения лидеров греческих полисов – это жребий, случайный способ определения лидеров. Отправление правосудия – то же. Ордалия это, по-моему, называлось в древней юстиции, разрешение конфликтов, процесс социализации с помощью игр, и выбор направления развития.
Есть такое устройство общества как демократия. Один из её фундаментов – политическая конкуренция и выборы. Мы к этому скоро вернемся, рассмотрев некоторый пример, имеющий аллегорический смысл. Ритуал индейцев племени наскапи: каждый вечер перед охотой вождь коптил на костре кость лопатки оленя (плоская треугольная кость с ручкой). Смотрел на копоть и говорил: «Идти туда». И племя исправно шло в указанном шаманом направлении. Вопрос к аудитории: зачем это было нужно, в чём смысл этого важнейшего ритуала?
Реплика из зала:
Если изначально племя не знает, где олени, то они узнают так, где более плодородное место.
Георгий Сатаров:
Я бы задал вам тот же вопрос, что и про несчастную печень курицы. Ваш вариант?
Реплика из зала:
Наоборот, увести людей от того места, где много оленей, чтобы они там постоянно не охотились и всех их не истребили.
Георгий Сатаров:
Теплее. Так, вы хотели добавить!
Реплика из зала:
Примерно та же версия: чтобы не извести всю популяцию оленей, чтобы временно питаться, временно нет, чтобы не извести все дары природы стразу, и экономить.
Георгий Сатаров:
Правильно. Стратегия долгосрочной рациональности, в противоречие стратегии краткосрочной рациональности. Чтобы было яснее, давайте смоделируем революцию в этом племени, следующего характера. Главный охотник свергает шамана, выступает с речью перед соплеменниками и говорит: «Всё, больше этот старый хрыч не морочит нам голову своей костью. Помните, мы в последний раз завалили большого оленя у нижнего ручья? Теперь мы всегда будет охотиться на нижнем ручье!» Что будет с племенем? Вымрут. В чём привлекательность предложения главного охотника? Это простая, доступная и понятная теория, а мы их очень любим. Действительно, мы же там такого оленя завалили, значит, надо идти туда. Краткосрочная рациональность очень легко нами усваивается. Дэвид Старк, у которого я это вычитал, как раз об этом и пишет, что таким образом индейцы уходят от ловушки краткосрочной рациональности. Это стратегия, не обеспечивающая вам успех каждой охоты, это метод, работающий на совокупности охот. На длительной совокупности охот эта стратегия оптимальна. А теперь вопрос: почему она оптимальна? Почему она лучше детерминированной стратегии похода к главному ручью, похода по чётным числам к главному ручью, а по нечётным числам к подножию хребта большого оленя? Тоже детерминируемая стратегия. Есть некое фундаментальное свойство природы: будущее непредсказуемо. Это фундаментальная асимметрия пространства и времени. Мы получаем сигналы из прошлого, но не можем их посылать в будущее. Мы получаем сигналы из будущего, но не можем посылать их в прошлое. Никуда от этого не денешься, машина времени это бред, нереализуемый, к сожалению. Я бы с удовольствием стал первым временавтом или чем-то в этом роде. Но это нереализуемо, потому что так устроена вселенная. Говоря о будущем, мы подразумеваем, что оно имеет рамки (мы знаем, что эта лекция когда-нибудь кончится, мы знаем, что завтра понедельник). Это тривиально. Но для нас будущее – игрок со случайной стратегией.
В математике есть теория игр, о математических моделях разных игр. Фундаментальная теорема: если вы играете против игрока со случайной стратегией, то никакая детерминированная стратегия не поможет вам его победить. Как вы догадываетесь, индейцы не знали теории игр и этой теоремы, не умели даже её доказывать. Но есть опыт тысячи поколений, в процессе которого происходит отбор социальных практик, и выигрывают те практики, которые оказываются наиболее эффективными. Такого рода вещи культурно универсальны. Рассказываю историю, которая меня поразила, потому что я не был к этому готов.
Четыре года назад, когда арестовали Ходорковского, я читал по его программе «Открытой России» лекцию про институты хаоса. После лекции подходит ко мне здоровый амбал и говорит: «Я мэр такого-то городка, я охотник, у нас в Сибири тоже есть такой ритуал, как вы сказали, генерации случайных направлений. Мы, когда зимой охотимся, выходим из охотничьей избушки, ищем первый след горностая и идем по направлению этого следа». Зимой охота за горностаем запрещена. Они идут по первому следу, случайно сгенерированному направлению.
Другой пример. Вы знаете, что добыча рыбы – серьёзный промысел, делающийся коллективно, формирующийся на разных местах, континентах. Рыболовство сбивает людей в промышленные коммуны. Так вот, во многих местах существует такая стратегия рыболовецкой деревни, когда они идут ловить рыбу, а это серьезное мероприятие. Они делятся на две бригады. Одна бригада идёт на место последней удачи, а другая по датчику случайных направлений, по некоему ритуалу, который генерирует случайные направления, как вот это копчение лопатки.
Вернёмся к выборам. Выборы – это, в том числе, и выборы направления развития. Куда нам идти дальше, по какой социально-экономической, социально-политической траектории двигаться в будущее, по какой программе задан маршрут? Это будущее столь же непредсказуемо, как и у охотников наскапи. Выбор направлений развития – это всегда игра с игроком со случайной стратегией под названием «будущее». Отсюда следует, что оптимальная стратегия тоже случайна. Поэтому в выборах самое главное – непредсказуемость результата. Нам редко об этом говорят, правда? Обычно мы думаем, что выборы нужны, чтобы заменить плохих политиков хорошими. Кто читал де Токвиля, американского демократа, помните, он писал, что выборы не приводят к улучшению породы политиков. Эмпирический факт. Возьмите любую цепочку выборов в любой стране, и вы увидите, что нельзя построить никакой монотонной функции по какому-либо качеству, которой бы удовлетворяла последовательность выбираемых политиков. А в нашей стране всё наоборот. Почему? Тут всё понятно: есть детерминированная стратегия преемственности, она железно обеспечивает ухудшение качества. Институт выборов многофункциональный, неопределенность исхода выборов – далеко не единственная задача этого института. Обратите внимание, что когда мы коптим кость лопатки, мы коптим её в таком положении, мы указываем направление только в этой плоскости. Мы не можем показать туда или туда, что разумно. Ни там, ни под землей оленей нет. То же самое и с выборами. Должна быть неопределенность исхода, но множество альтернатив, из которых мы выбираем, должны быть разумны. На это работает много разных субинститутов – наука, гражданское общество, партии, они ищут различные варианты. Но конечный выбор всегда обладает свойством неопределённости.
Мы фиксируем пересказ теоремы из теории игр, что принципиальная неопределённость и непредсказуемость будущего могут преодолеваться только с помощью случайных механизмов.
Итак, мы приближаемся к концу. Базовые функции хаоса. Первая: постоянное расшатывание решётки социального порядка, что и создаёт возможность будущих социальных изменений. Только гибкая решётка, не застывшая, может быть изменяема, но не разрушаема. Вторая функция: адаптация к непредсказуемому будущему с помощью различных случайных механизмов. Третья важная функция: генерация новых ресурсов, как в филогенезе, эволюции видов, мутации – это случайный механизм. Эволюция не знает, какие испытания предстоят виду в будущем, и для того, чтобы он мог выживать, возможно только одно – постоянно генерируются какие-то случайные ресурсы, а уже дальше они подвержены отбору. На социальном уровне это поиск новых направлений развития.
Итак, второй тезис: возможность изменений социального порядка содержится в самом социальном порядке, и она поименована нами термином «случайность, хаос, беспорядок». Эта случайность, хаос, беспорядок всегда содержит в себе некие институты, функции, роли, в которых этот хаос консервируется и поддерживается. И если он сохраняется, значит, социум может адаптироваться, эволюционировать, совершенствоваться и развиваться.
Возвращаемся к самому началу, нужно ответить на первоначальный вопрос. Почему это суд вдруг бросился защищать хаос? Есть некий фундаментальный принцип: сложная адаптивная система должна решать две задачи. Первая – это самосохранение, стабильность, устойчивость. И вторая – адаптация и развитие. Это две противоположные задачи, они конфликтуют, естественно. Такого рода системы решают совмещение двух этих задач морфологически. Есть подсистема, которая отвечает за стабильность, и подсистема, которая отвечает за изменчивость. Скажем, в филогенезе это наличие двух полов. Женский генотип отвечает за стабильность, мужской – за изменчивость. Эти мутации происходят в слабом поле, где неустойчивы генетические программы. В женских организмах они устойчивы, в мужских они подвержены мутациям. Почему? В женском организме одна яйцеклетка, а в мужском огромное количество сперматозоидов. Чисто количественный механизм, никаких хитростей. Понятно, что вероятность мутации больше в дружном коллективе сперматозоидов, чем в одной хорошо защищённой яйцеклетке, вот и всё.
Итак, две подсистемы, два пола. А в современном государстве это устроено по-другому. Есть собственно власть и гражданское общество. И все инновации, культурные мутации в социальных практиках, науке, культуре, в политических идеях рождаются в этой второй подсистеме современного государства.
А вы помните слово, которое обозначает важнейшую категорию социального бытия, обеспечивающую возможность генерации случайных постоянных будущих ресурсов под приспособление к будущему? Свобода. Смысл свободы в возможностях генерации новых ресурсов. Отсюда — свобода слова, свобода мысли, свобода бизнеса, идеологическая свобода, свобода перемещений, поддерживающие тот самый хаос, о котором шла речь в решениях конституционного суда. Там речь шла об одном из видов свободы. Пока мы поддерживаем эту свободу, мы поддерживаем возможность мутации как механизма адаптации к будущему. А дальше есть необходимое взаимодействие между этими двумя частями, есть мостики – партии, которые ищут новые идеи, генерируемые в гражданском обществе, и через механизм выборов транслируют их во вторую часть под названием государственная власть. Так новые идеи, сгенерированные обществом, попадают во власть. Нам это предлагают как альтернативные программы, а дальше – случайный выбор. То же самое происходит и с техническими новациями. Например, персональный компьютер. Это не государство придумало ПК, это придумал малый бизнес, в поисках разнообразных новых технологических возможностей, так же, как кинескопы и мобильные телефоны. Потом это транслировалось через рынок, механизм наших потребностей, и преобразовалось в крупные, мощные компании. Но сам поиск осуществляется в условиях свободы. Мы знаем три части гражданского общества, трех китов: свободные СМИ, свободный бизнес, свободно работающие организации. И все они, помимо своих прочих функций, осуществляют постоянный поиск новых технических возможностей, новых идей, новых социальных практик и т.д. Всё, что я вам рассказал (а мы уже закончили), не есть похороны порядка, естественно, ни в коем случае. Речь о другом, о том, что нормальное общество, сохраняющее возможности развития, нетупиковое общество обязано совмещать в себе две конкурирующие и сотрудничающие равноправные части – хаос и порядок. У меня все, ваши вопросы.
Реплика из зала:
Всё-таки сам не смогу на свой вопрос ответить, поэтому обращаюсь к вам: индейцы отправляли в лес человека, который отличался, то есть, приводил беспорядок, но, возвращаясь из леса, они выполняли некое действие. В некоторых случаях это помогало, а в некоторых нет. Так ли это?
Георгий Сатаров:
Да нет, конечно. Вы абсолютно правильно заметили. То же самое, что и с индейцами наскапи, дело в долгосрочной стратегии охоты. Это стратегия долгосрочная. Предсказывали не только во время неожиданной засухи, в сезон дождя они посылали, посылали в любой раз, когда сталкивались с неожиданным препятствием. Это тот же игрок с непредсказуемой стратегией, значит, ему надо противопоставить случайную стратегию. И дурак, которого отправляли в лес, это реализация случайной стратегии против случайного будущего. Ещё, пожалуйста.
Реплика из зала:
Уважаемый Георгий Александрович, я бы хотела вас поблагодарить за замечательное изложение вашей лекции. Я давно такого не слышала, просто замечательно. Я просто потрясена и поражена знаниями, которые вы изложили. Я не знала обо всем этом. Я хотела бы дополнить. Вы говорите о развитии гражданского общества. Это понятно, оно должно развиваться, привносить что-то новое. Но, может, я не услышала или не знаю: необходимо развитие гражданского общества, партий и т.д., но нам нельзя терять нормы духа, нормы ценностей и духовных законов. Если нас будут устраивать партии и объединения без этих норм, то это нас ни к чему хорошему не приведёт.
Георгий Сатаров:
Это, конечно, правильно. Когда мы смотрим на партии и оцениваем их с точки зрения категорий, которые вы использовали, то, если мы копнём себя, какие партии мы называем аморальными? Те партии, которые не выполняют базовые функции, о которых мы говорили. Если они не являются мостиком между гражданским обществом и властью, если они кидают общество, то они не выполняют эти базовые функции. В обществе генерируется новое, то, что нужно для адаптации и развития. И если партия замыкается на власти и отрывается от общества, то все, она потеряла свою базовую функцию, понимаете? Именно такие партии мы считаем аморальными. Так что, в принципе, это нормально. Но когда мы говорим о морали, о ценностях, я напомню, что это очень текуче. Медленно, но текуче. Я напомню, например, что любовь как основа брака появилась довольно-таки недавно, несколько веков назад, не более. Это нетривиально. И изменение отношения к детям, родившимся вне брака, очень свежее цивилизационное приобретение, в том, что они равноправны и не презираемы, в отличие от прошлого. Раньше – это бастард, позор! Раньше не было возможности жить вне юридически зафиксированного брака и при этом не быть презираемым. Это абсолютно свежее изобретение, и мы могли бы очень много об этом рассказать. Я приводил в пример отношение к женщине в семье в средние века. Ведь изменения происходят сначала в высших слоях. Как носовые платки – они же появились не у крестьян, они сначала появились у высших аристократов. А потом веками это транслируется вниз. Так идёт культурная эволюция, это тоже важное обстоятельство, которое мы должны учитывать. Но, тем не менее, скажем так, с учетом моего замечания, ваше соображение абсолютно правильно.
Реплика из зала:
Скажите, пожалуйста, существуют ли примеры, когда изначально известно, что применение теории хаоса будет иметь негативный исход для события. То есть, можно заметить, что применение теории хаоса, как 50 на 50, примерно, то есть, повезет – не повезет. А, может быть, существуют примеры, когда сразу же известно, что теория хаоса не будет работать? Спасибо.
Георгий Сатаров:
Конечно, если мы, например, с помощью игральной кости будем определять день недели, правильно? Тривиально. Она не работает там, где мы точно знаем, что работают абсолютно железные, установленные закономерности. Мы знаем, что солнце всходит на востоке, и не нужно бросать монетку, а не взойдет ли оно случайно на западе. Договорились? Спасибо вам, удачи!
Здесь остается, естественно, презентация, вы можете её забрать. Да, если вы хотите что-то почитать, то на сайте фонда «ИНДЕМ» в разделе «Избранное» висит большая статья об этой материи.