Состояние российского общественного сознания по данным Левада-центра (www.levada.ru)

Семинары проекта «Я-ДУМАЮ»

ЛЕВИНСОН Алексей Георгиевич
Руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»

Алексей Левинсон:
Здравствуйте! Мне очень приятно не первый раз выступать пред такой аудиторией. Моя профессия – социология. Мы с коллегой работаем в аналитическом Центре Юрия Левады. Это коллектив, который начинал изучение общественного мнения международно признанным, научным путем, в 1988 году. Мы тогда были первыми на территории СССР, кто стал проводить такие исследования. Исследования такие до тех пор не проводились с 1919 года. В советское время считалось, что не может быть отдельного общественного мнения, которое кто-то как-то изучает. Мнение народа известно, потому что есть руководящая и направляющая сила, которая выражает это мнение. Поэтому то, что сказал съезд партии, а на съезде партии ее руководитель, то и является мнением народа. И никакого другого быть не может. Только когда сломалась та система и власть единой партии была упразднена, вот тогда и появилась возможность альтернативного или автономного, независимого изучения общественного мнения. Я это говорю с некоторым намеком и прицелом. Были времена, когда у нас была правящая партия, которая монополизировала знания об обществе. Попытки, поползновения сделать это знание об обществе правом, или дать монополию знаний об этом обществе кому-нибудь делаются и сейчас. Но сейчас прямо сразу установить такую монополию, кто бы этого ни хотел, уже нелегко. В России существуют несколько агентств по изучению общественного мнения. Часть из них является действительно независимыми. Наше по праву считается безусловно независимым, потому что наc не любили никакие власти. При Горбачеве мы были не очень, при Ельцине мы были не очень, при Путине. И сейчас ласкать нас никто не собирается. Это значит, что мы, действительно, независимы. Мы существуем на собственные средства. У нас нет ни спонсоров, ни фондов, ни других источников финансирования. Они не участвуют в нашем обеспечении. Мы живем на то, что продаем. А продаем мы результаты исследований. Они нас кормят. Наполовину те, о которых мы сегодня будем говорить, — общественно-политические. Наполовину это маркетинговые исследования. Это всякие макароны, кетчупы, прокладки и прочие низменные предметы. Но с помощью денег, которые выручены за них, можно заниматься предметами возвышенными. Например, такими, как авторитет президента или премьер-министра. Теперь несколько таких агентств. В стране существует, можно сказать рынок таких исследований. Это очень хорошо, потому что, например, вы можете, покопавшись в Интернете, найти данные нашего Центра и данные других агентств, сравнить их. И задать себе вопрос: почему вот эти данные расходятся? Или увидеть, что они, в общем, примерно похожи. Это как с прогнозами и оценкой погоды. В общем и целом все бюро погоды дают примерно одинаковые оценки погоды, примерно одинаковые прогнозы. А в случаях, когда конкуренции нет, как бывает в маленьких городах или в особых условиях, есть какое-то одно агентство местное или приезжее, которое объявляет результаты социологического опроса, и дальше перед людьми встает неразрешимая задача: правда то, что они сказали, или неправда. Верить им или не верить. Я заранее отвечаю на вопрос, который обычно задают: можно ли верить опросам общественного мнения? Ответ мой таков. Там, где есть рынок, там, где есть несколько исполнителей этой работы, они вынуждены, какими бы ни были в душе, выдавать одинаковые, схожие результаты. Потому что тот, кто выдаст не схожий результат, сразу попадет под подозрение, что он кем-то куплен. А там, где нет конкуренции, там неизвестно, как быть. Среди социологов честных людей столько же, сколько и среди трамвайных вожатых или кого-нибудь еще. Не больше и не меньше. Теперь я хочу рассказать вам о том, что мы знаем о состоянии российского общества. Еще скажу, что мы знаем об этом больше, чем знаете вы, по одной единственной причине. Мы спросили таких людей, как вы, таких людей, как ваши папы, мамы, бабушки и дедушки, братья и сестры. И они нам сказали, что они думают. Мы все это обобщили. Компьютер посчитал результат. И теперь вам, а также всем вашим бабушкам и дедушкам мы можем сообщить, что же вы думаете. То есть, все, что я сейчас буду рассказывать, это не наши домыслы о судьбах России, а это результат того, что мы знаем из опросов всего населения России от 18 лет и старше. Я буду сейчас в основном рассказывать о данных. Полученных в конце января – начале февраля этого года. Население 18 лет и старше, городское и сельское представлено в нашей выборке целиком. Поэтому данные, о которых я буду говорить, применимы ко всему населению Российской Федерации. Если у вас будут вопрос о том, как эти данные получены, я с удовольствием на эти вопросы отвечу. Начнем с того, с чего обычно начинаются наши опросы. Наши интервьюеры приходят к людям, которые попали в так называемую выборку, и начинают с такого вопроса: «Как вам кажется, наша страна движется в правильном направлении или мы идем неправильным путем?». Этот вопрос мы задаем с давних пор, почти 20 лет. Выяснилось, что ответы на этот вопрос очень тонко. Соотношение людей, которые говорят, что мы идем правильным или неправильным путем, оно очень точно отражает настроение в обществе. Если что-то на это настроение повлияло отрицательным образом, склоняются к тому, что мы идем неверным путем. Если что-то есть позитивное в мироощущении людей, населения страны, то преобладают ответы, что мы идем правильным путем. Скажу сразу. Мы идем верной дорогой примерно с того момента, как Владимир Путин встал во главе нашего государства. Сначала в должности исполняющего обязанности премьер-министра, потом премьер-министра. Это было очень недолго. А потом он стал президентом. И вот на протяжении всего его президентства, а также двухлетнего периода, когда он передал эстафету Медведеву, все это время доля людей, которые говорят, что мы идем правильным путем, больше, чем доля людей, которые говорят, что мы идем в неправильном направлении. На конец января у нас соотношение было такое, что 46% говорят, что мы идем в правильном направлении, а 30% говорят, что в неправильном. Можно сказать, что здесь больше людей вообще. Но если взять людей вашего возраста, они, в основном, будут в этой части, среди тех, кто оценивает дорогу правильной. Если взять людей возраста ваших бабушек и дедушек, их будет много в этой части. Если взять жителей крупных городов, они будут чаще говорить, что у нас все путем. Если взять жителей средних городов, то там такого оптимизма нет. Там или поровну, или иногда эта сторона, неправильным путем, там очень много народу. И большая часть малых городов, моно-городов, где было одно большое предприятие, и оно закрылось, оно, конечно, говорит, что мы идем неправильной дорогой. У нас есть две небольших, но очень важных группы населения. Одна представляет руководителей, а вторая представляет предпринимателей. Скажите, пожалуйста, среди предпринимателей будет больше, которые сказали, что идем верной или неверной дорогой? Неверной. И среди руководителей? Верной. Именно так. Вы правы. В самом деле, предприниматели не довольны тем курсом, которым движется страна. Иногда они достаточно резко выражают свое мнение. А начальству полагается одобрять. Да и потом, начальству живется очень неплохо. Из того, что я знаю из непосредственных встреч с представителями тех или иных социальных групп, получается, что, в общем, для молодых людей лучшей дорогой после окончания ВУЗа будет дорога в управленцы. Потому что там кусочек хлеба с кусочком масла будет всегда. Строй, который установился у нас последние 6-7 лет, он гарантирует, что там все будет более-менее пучочком. А вот если ты предприниматель, то ничего не ясно, как сложится. Может быть, у тебя будет все здорово, но может быть все совсем нехорошо. Вы это знаете. Я хочу сказать, что и мы это знаем. Кризис. С кризисом интересная история. У кого из вас в семье в связи с кризисом произошло что-то, что сильно затруднило жизнь семьи? 7 человек. Мое сочувствие, у кого это произошло. Но я хочу сказать, что это меньшинство. И слава Богу. Примерно так же произошло это и со страной. Там, где малые города, моно-города. Там, где какие-то отрасли, иногда очень высокого уровня отрасли, например, банковское дело. Иногда это, наоборот, отрасли, связанные с переработкой сельхозпродукции. По некоторым отраслям ударило очень здорово. Там были увольнения, резкие сокращения зарплаты. Там люди пострадали всерьез. Но такого, как было в 1998 году, когда рухнуло все, и все вдруг оказались обедневшими, все вдруг оказались в ситуации, что ни купить, ни продать, ни уехать, ни приехать, — кризис в таком смысле не состоялся. Ожидания были всякие, и панические, и героические, но такого переживать не пришлось. Тем не менее, на сегодняшний день 58% россиян сказали, что на жизни их семьи кризис сказался. Как сказался? Коллеги-экономисты и социологи из других учреждений сделали интересное наблюдение. Они сравнивали, как происходят кризисы в России и в других странах развитой экономики Запада. Начиная с кризиса «великой депрессии». Что это такое, прежде всего? Закрываются предприятия. Рабочих безжалостно вышвыривают на улицы. Не у нас, а именно на Западе. Вспомните фильмы, рассказы, книжки: закрыли завод, папа безработный, идет на биржу труда, начинает получать пособие, ищет работу. Мама, если ее не выгнали из конторы, где она работала, продолжает получать столько, сколько она получала. Папа потерял работу, но мама продолжает получать столько, сколько и получала. Или по-другому. Если не папа и мама, то часть трудящихся действительно пострадала достаточно жестоко от увольнения, от закрытия предприятия. Часть трудящихся, которая продолжает работать, в общем, особенных изменений в связи с кризисом не почувствовала. В России кризисы шли не таким образом. Увольнений, закрытий предприятий на совсем, таких минимальное количество. В большинстве это все по-другому. Сокращенная рабочая неделя, увеличенный отпуск, неоплачиваемый отпуск. Предприятие не работает, но не закрылось. То есть, юридически оно осталось предприятием. Ничего не делает, сырья нет, комплектующих нет, работать не можем. Но предприятие осталось. Я работником предприятия остался. Я чего-то через пень-колоду раз в три месяца получаю за отработанное что-то. В общем, что-то мне дают, как-то меня прикармливают. Конечно, такое существование не очень веселое, но все-таки я чувствую, что с чем-то связан. И потом они обещают, что вот-вот откроют. И жена говорит: ладно, посиди, авось, это дело чем-то кончится. А у жены предприятие не закрылось. Но ей сказали: у нас кризис, поэтому не будет тринадцатой, не будет премиальных. И у нее зарплаты упали. Если не на примере отдельной семьи, то получается, что те, кто на предприятиях фактически попавших действительно в ситуацию кризиса и фактически прекративших работать, они не теряют работу. Они остаются в какой-то форме зависимости от своего предприятия. На предприятиях, фирмах, учреждениях, которые фактически продолжают работать, понижается уровень выплачиваемой заработной платы. Получается, что эти предприятия, живые, работоспособные, жизнеспособные, по сути дела, оплачивают тех, кто не жизнеспособен. Как отнестись к этому? Решайте сами. В этом можно видеть торжество справедливости. Те, кто сильные, помогает тем, кто слабые. В этом можно видеть тормоз на пути развития экономики. Слабые должны были сдохнуть. То есть, это предприниматель должен был разориться, его фонды должны были перейти к более эффективному предпринимателю, который заменит их на более эффективные технологические процессы, более современное оборудование и так далее. И тогда, когда кончится кризис, это предприятие на новом уровне начнет работать. В нашей ситуации они просто переждали и опять начинают работать так же, как работали до кризиса. То есть, кризис очистительной работы у нас почти не произвел. Как вы знаете, у нас очень изношенные основные производственные фонды. Мы с коллегой были на тепловой электростанции. Я увидел, что на турбине написаны немецкие слова. Нам с гордостью сказали: «Эта турбина вырабатывала электричество для бункера Гитлера». Конечно, для музея это здорово. Но для электростанции, которая сейчас обеспечивает энергией сегодняшний город, причем, в условиях далеко не южных, вы понимаете, какой это риск. Конечно, немцы молодцы. Они сделали замечательно. Но сколько же можно? И наверняка, турбины уже много раз были усовершенствованы, а у нас не обновляемые основные фонды так называемые. То есть, работает и работает, и не мешай, не трогай. С такой политикой в мире, где развивается конкуренция, где ты будешь через небольшое время? Советская страна была отгорожена «железным занавесом» от других, и в этом смысле не была на конкурентных отношениях с остальным миром, там была политика спасения своих за счет своих же. Эта политика экономии на обновлениях, снашивание тапочек до дыр, она, может быть, имела свои выгоды для населения. Так же было не только у нас, но и в Китае, если не считать последние 20 лет, так же было в нескольких других странах. Но страна, открытая мировому рынку, отношениям с другими странами, так уже жить не может. К сожалению, этот урок получит каждый из предпринимателей через некоторое время. Они оттянули свою кончину, но им придется плохо. И, к сожалению, вместе с ними придется плохо и нам. В кризис 13% людей сказали, что их материальное положение улучшилось. Где работают эти 13% людей? В госсекторе. Я хочу нарисовать вам кривую так называемого индекса потребительских настроений. Мы вместе с социологами многих стран задаем примерно 12 вопросов частного характера. Допустим: «Если бы у вас была такая-то сумма денег, вы бы сейчас: а) приобрели дорогую покупку, б) отложили бы эту покупку? Как вы считаете, в ближайшие месяцы состояние нашей экономики улучшится или ухудшится?». Эти вопросы сложным образом комбинируются на компьютере, и в итоге получается некий результат. Он называется индекс потребительских настроений. Год назад, в марте 2009 года, этот индекс был в самом низу. Затем он пополз вверх. Сейчас он еще не вышел целиком и полностью на докризисный уровень, но, в общем, он вот здесь. Индекс потребительских настроений – очень хитрая штука. Это почти мистика. Он обладает способностью предсказывать будущие экономические события. Хотя, он основан всего лишь на ответах людей. Если людей спросить, что будет через три месяца, они обычно не знают или у них фантазии и догадки. Но сумма их ответов на разные вопросы, она очевидно отражает действия каких-то уже не находящихся в верхней зоне сознания массового, а находящихся в глубине массового сознания тренды, которые и определят далее экономическое поведение людей. Вот острый кризис 1998 года. Он был предсказан этой кривой. Просто мы тогда этому не поверили. Индекс в марте 1998 года уже пополз вниз. Мы тогда только начинали эти работы и решили, что мы ошиблись. Может быть, люди ошиблись. В общем, мы не придали этому значения. А в августе бабахнуло и оказалось, что кривая умеет предсказывать. Поэтому то, что она идет вверх, это хороший признак. Теперь я хочу побеседовать с вами про отношение россиян к своему руководству. Дело не в том, что у нас руководство какое-то особо замечательное. Дело в том, что отношение российского населения к своему руководству, действительно, вещь замечательная и заслуживающая самого большого внимания со стороны социологов. Обычно, в Америке, например, какой-то кандидат избирается в президенты. Если он избирается не так, как бывает, 50 на 50, еле-еле пролез, а обычно там большинство населения через сложные механизмы выбирает кого-то. Этот человек пользуется очень большим доверием населения. Тут прошла избирательная кампания, работали пиарщики и прочее. Население относится к нему очень позитивно. Он начинает принимать какие-то решения. Эти решения жителям страны, как правило, не очень нравятся. И он начинает терять свою популярность. Это нормально. По-другому можно сказать, что он накопил некий капитал и теперь его тратит. То, ради чего он избран, он делает. А когда он что-то обещает, то все довольны. Но когда он делает, то, давая этому, обязательно обижает того. Без этого невозможно, поэтому он теряет популярность. Опросы общественного мнения показывают, что рейтинг его (хотя, это не очень верное слово) начинает падать. Это произошло со всеми. И с английским премьером, и с французским президентом. Это живой, настоящий процесс. Такой процесс происходил у нас в стране, когда был избран президент СССР Горбачев. Он получил около 80%, а потом это съехало до ничтожных цифр. И когда его сменил Борис Ельцин, то получил свои 70%, после этого его рейтинг стал съезжать вниз. Думаю, что ваши родители помнят, что совсем низко в середине 1990-х годов упало значение его рейтинга. Началась его острая критика. Люди говорили: «Уходи, Борис Николаевич». Борис Николаевич и его команда стали думать, искать. Сначала искали среди демократов кого-нибудь, кто заменит президента-демократа Ельцина. Например, Борис Немцов. Вы помните, что Ельцин предлагал Немцова вместо себя. Ельцин нашел, что сказать народу: «Видите, он такого же роста, как я». Он придумал. Конечно, интересный аргумент. А Борис Ефимович только что прогубернаторствовал здорово в Нижегородской губернии. Но потом Ельцин решил: «Нет, не годится». Еще поискал среди демократов. И потом резко ушел в сторону, и начал искать в абсолютно другом бассейне. Он стал перебирать: кто противоположность демократам в нашей постсоветской действительности. Это не коммунисты, а чекисты. Коммунисты еще ладно. Это были работники органов, если выражаться на таком жаргоне. Он примерял Степашина. Он думал про Примакова. Он еще каких-то людей выбирал. А потом нашел полковника ФСБ, Владимира Путина. Это человек с хорошими рекомендациями. Собчак сказал за него слово. В это время Путин был директором Федеральной службы безопасности. Это, конечно, позиция значительная, но сколько человек знает фамилию директора Федеральной службы безопасности сейчас? То есть, это не то место, где приобретают известность. Вот и не знали фамилию директора. И вот этот никому неизвестный человек в ночь с того века на этот, вдруг, стране был предъявлен как будущий президент. Сначала он был исполняющим обязанности премьер-министра, потом премьер-министром. То есть, Ельцин показал: вот он. Разница в росте уже была существенной, конечно. И это важно. Потому что пришел человек, который для массы людей представлял противоположность Ельцину. Противоположность во всем. Не демократ, а чекист. Не огромного роста, а подтянутый, небольшой, спортивный. Не пьющий, а, наоборот, трезвенник. Кроме того, черный пояс и прочие дела. Никакой вальяжности, а, наоборот, скованность, сжатость. И сколько было у Ельцина отрицательного потенциала, столько его в ту же секунду стало положительного. У человека, которого никто в стране не знал, в первый момент наших измерений доля людей, которые ответили на вопрос «Одобряете или не одобряете вы деятельность Путина на посту президента Российской Федерации?», — 65% сразу. Как можно одобрять деятельность человека, который этой деятельности не произвел? Нет, этот вопрос, значит, был про другое. Он был примерно такой: «Ты доволен, что у нас теперь так, а не как было?» — «Да, я доволен», — ответил многомиллионный российский народ. 65% — это две трети населения. Это не шутки. С тех пор и до сегодняшнего дня ни одного раза этот показатель – «одобряете или не одобряете деятельность Путина на посту президента, потом премьер-министра» — «Да, одобряют» всегда не ниже 60% населения. Наш центр проводит замеры ежемесячно. Что бы ни происходило. Станция «Мир» упала – ничего. Лодка «Курск» потонула – ничего. «Норд Ост» — ничего. Беслан – ничего. Вы, наверное, знаете выражение «тефлоновый президент». Я хочу, чтобы вы понимали, что дело не в том, какой человек Владимир Путин. Дело не в нем. Спортивный ли он или нет. Это потом уже перестало иметь какое-либо значение. У страны появился такой символ. Страна решила, что она встает с колен. Страна решила, что она теперь великая держава. Это как-то связывается с этим человеком. Не мое дело – делать ему комплименты или его критиковать. Я не политолог, я не оцениваю, как Путин управлял страной. Я говорю о том, как говорили люди про то, как он управляет страной. В их понятии он управлял страной примерно так, как это делает король. Есть понятие «ритуальный царь» в нескольких цивилизациях на древнем Востоке. Это владыка, который, вообще говоря, ничего не делает. Он не заведует строительством дорог, ирригационных сооружений или не воюют с другими странами. Это все делают исполнители – воеводы, министры и так далее. Он просто является символом страны. Это очень важная должность. Если он помирает, в стране начинаются беспорядки и так далее. Он должен быть, находиться на своем месте, на троне. Очень интересно, что наша страна, вроде бы, индустриальная или постиндустриальная держава, вроде бы, современное государство, она сейчас пережила десятилетие, в течение которого ее массовое сознание пребывало в таком интересном состоянии. Ему нужно было иметь этот символ собственной славы, собственного благополучия. Причем, славы не той, которая в глазах других завоевана. Например, страна-победительница в чем-нибудь – в войне, в спорте, в экономическом соревновании, еще в чем-то. Нет. Мы сами понимаем, что мы великие. Это ощущение собственного величия в своих собственных глазах было очень нужно нашему народу. Нужно было для излечения от представления о собственном ничтожестве, которое было очень распространено в ельцинские годы. Вот у нас жизнь плохая. У нас история никудышная. Мы страша с ужасным прошлым, с темным будущим. Президент у нас пьющий. Жизнь у нас пропащая. И мы последние из последних. Это идеология середины ельцинского правления. Я говорю не о моих ощущениях, а о результатах наших опросов. В этом смысле я совершенно не шучу. Мы получали такие ответы не только в опросах, которые измеряются числом, но и на встречах, в интервью, в дискуссиях по всей стране. И вот смена одного правителя на другого обозначила переход от одного взгляда на себя к другому. Разумеется, это самое уничижение, на мой взгляд, было несправедливым. Ну, уж не самые мы были бедные. И не в самом ужасном направлении мы двигались. Но это было сделано в те годы весьма важных шагов и достижений для страны. После того, как мы перешли к обожанию самих себя, на мой взгляд, не так много мы сделали всего замечательного. Не так много мы сами себе наработали чего-нибудь, за что можем себя особо уважать. Но это мои взгляды. Может быть, кто-то из вас тоже так думает. Я говорю о массовом самоощущении. Оно радикально изменилось, и его отражает так называемый рейтинг Путина. Если говорит в цифрах, то не ниже 60%. Но достигает 80, 83 и даже 87%. Но на сегодняшний день, на начало февраля, 79% одобряли деятельность Путина на посту председателя правительства. Два года назад на пост президента был назначен, выбран Дмитрий Медведев. Все то же самое. Никому почти не известный человек. Какое-то время он ходил в наследниках. Доля людей, выражавших ему позитивные чувства, кое-как с 6% дошло до 20%. Как только он попал на пост президента, он получил свои 60%. С тех пор он тоже их не терял. Сейчас он имеет больше Путина или меньше? Не могу сказать, что это судьбы страны. Но здесь такая занимательная игра. Да, началось с того, что есть Путин. Был президентом, стал премьер-министром. И вот у него появился преемник. У преемника тоже высокая степень популярность с самого начала. И она растет. По этому показателю Медведев начинает догонять Путина. Есть отдельные группы населения, у которых одобрение того, как Путин справляется с обязанностями премьер-министра, чуть меньше, чем одобрение того, как Медведев справляется с обязанностями президента. По другим параметрам, безусловно, в глазах населения это фигуры совершенно разного масштаба. Предположим, что в ближайшее воскресенье будут выборы президента Российской Федерации. За кого бы вы проголосовали? Предлагаем список из нескольких имен: Медведев, Путин, Зюганов, Жириновский и еще кто-то. Зюганов и Жириновский вместе собирают 6%. Две основные фигуры, это, конечно, Путин и Медведев. И Путин идет с большим отрывом впереди Медведева. Путин – 28% голосов, а Медведев – 18% голосов. При том, что 24% не знают, за кого они будут голосовать, примерно 20% вообще не будут голосовать, еще сколько-то отказались ответить. Я не хочу сказать, что это модель выборов. Во-первых, выборы, судя по всему, будут совсем не такие. Есть опасение, что они будут такими, как были последний раз. Это будет совершенно управляемый процесс. Но мы пока, играя в выборы, получаем еще одно доказательство того, что Путин – это Путин, а Медведев пониже и рядом. Есть еще несколько других способов, по которым можно удостовериться, что в глазах общественности это фигуры разного масштаба. От Медведева широкие слои населения не ждут никакой самостоятельности. Людей, которые считаю, что он проводит самостоятельную политику, всего 3-4%. Для президента великой страны это смешно и даже конфузно. Просто потому, что самостоятельную политику ведет, кто надо. А именно, Путин. И на каком посту он находится, не важно. Но мне кажется, что есть небольшие группы в бизнесе, в политических кругах, в кругах специалистов, которые были бы не прочь сменить курс. И в этом смысле они связывают с Медведевым надежды, что он все возьмет в свои руки по-настоящему, и поведет страну не по тому, пути, по которому мы шли, а по-другому. Наверное, это, в основном, люди либеральных наклонностей. Их надежды существуют два года. Зримых признаков, что они вот-вот оправдаются, лично я не вижу. Если вы видите, скажите мне. Есть еще одна интересная игра, в которую мы сыграли с нашими согражданами. Это партийные выборы. Я думаю, вы точно знаете, какая партия получила большинство. И что интересно, господа? Наши результаты это те, в которых нет никаких вбросов, никаких подкручиваний счетчиков или переписывания бюллетеней. Наши результаты – это ответы граждан. И видит Бог, что «Левада-Центр» заподозрить в том, чтобы он подыгрывал «Единой России», невозможно. Тем не менее, я должен сказать, что отрыв на этих воображаемых выборах такой. 42% сказали, что они бы проголосовали бы за «Единую Россию». Это в 2 раза больше, чем все остальные вместе взятые, а в списке еще 6 партий. То есть, остальным просто нет места на политической арене. Получается, у коммунистической партии 11%, у ЛДПР – 7%. Они бы кое-как пролезли, наверное. То есть, получился бы такой же парламент, как у нас сейчас. То, что заслуживает отдельного глубокого вздоха, это то, что за партию «Яблоко» проголосовал бы 1%. За партию «Правое дело» проголосовал бы 0%. Я много лет работаю в нашем учреждении. Случаев, когда результат 0%, я почти не помню. Но за партию составного характера «Правое дело» второй раз мы слышим, что 0 избирателей собирается голосовать. И еще я хочу сказать. Друзья, вы понимаете, что мы живем в очень интересной ситуации, когда монополия партии «Единая Россия» достигнута, в общем, не теми средствами, как монополия КПСС. Нет этого жестокого аппарата НКВД, массовых расстрелов, чисток и прочих ужасов. Подавление инакомыслящих или еще чего-то происходят, но точечные. Это десятки людей по стране, может быть, сотни. Но, во всяком случае, не тысячи и не миллионы. Нет множества других атрибутов тоталитарной власти, которая была. Грешно было бы сейчас говорить, что у нас тоталитарный режим. Это неправда. Я думаю, что прав директор нашего Центра, Лев Гудков, который говорит, что и авторитарным этот режим не следует называть. Ему надо найти особенное имя. Он предлагает его назвать «путинизм». Я это говорю к тому, что фактически монопольное положение этой партии создано отношением к этой ситуации самих россиян. Притом, что партия «Единая Россия» — это очень странный объект. За нее голосовали тогда, когда в этой партии был аппарат 50-60 человек чиновников. В этом смысле никакой партии, чтобы на демонстрации могли идти колонны, не было. Она существовала как название, лейбл, бренд. И ее уже тогда начали поддерживать. Слово «виртуально» уже сильно затрепано, но я хочу сказать, что она была действительно виртуальным объектом. Сейчас я встретил данные, по которым в партии «Единая Россия» состоит 1,6% жителей страны. В КПСС состояло 19%. Конечно, 1,6% очень не много. А 42% за нее готовы проголосовать. Я хочу сказать, что очень интересная и заслуживающая размышления ситуация, в которой мы находимся. Да, выборы были фальсифицированы. И данные нашего Центра дают много оснований думать, что они были фальсифицированы. Но если убрать фальсификации, все равно партия «Единая Россия» проходила с огромным перевесом по отношению к другим. Другое дело, что они вытесняли всех конкурентов. Фальсификации, в частности были нужны для того, чтобы совсем убрать всех остальных. Могли пройти другие партии, особенно в регионах, где еще есть живая жизнь. Но сам факт доминирования «Единой России» — это не выдумка, это не кремлевские пиарщики наколдовали. Точно также, как рейтинг Путина – это не следствие чьих-то особенных усилий. Может быть, какая-то доля процентов от того, как его показывают, что о нем говорят и так далее. Но, в основном, это в самом деле такова воля народа. Еще раз говорю. Наше агентство не замечено в симпатиях ни к фигурам правителей, ни к этой партии. Тем не менее, мы констатируем это обстоятельство. И оно является предметом для серьезных размышлений. Вот такая простая картинка, что пришли какие-то дяди, навязали нам, свободным людям, какую-то чужую власть, каких-то олигархов, начальников, еще чего-то, и надо этих плохих дяденек прогнать, и тогда у нас будет жизнь веселая и свободная, — эта картинка не верна. Вот данные, где вопрос построен по-другому. Он не изображает выборы. Он просто фиксирует отношение. «Как вы относитесь к партии?». Отвечали про коммунистическую партию, «Единую Россию», ЛДПР, «Справедливую Россию», «Правое дело», «Яблоко» и «Солидарность». Мы получили следующее. Ответ «очень положительно»: к КПРФ – 9%, к «Единой России» — 13%, к ЛДПР – 4%, к «Справедливой» — 3%, «Правое дело», «Яблоко» и «Солидарность» — 1%. Это данные на октябрь 2009 года. «Скорее положительно». КПРФ – 26%, «Единая Россия» — 45%. Почти вдвое больше. ЛДПР – 22%. «Справедливая Россия» — 25% и так далее. «Отрицательно». КПРФ – 16%, «Единая Россия» — 9%, ЛДПР – 22%, «Справедливая Россия» — 12%. То есть, она имеет наименьшую долю людей, отвечающих, что она не нравится. Крыть нечем. Они говорят, что 40% населения проголосовало бы, если бы выборы были завтра.

Вопрос:
Когда я училась в школе, тогда впервые услышала название партии «Единая Россия». Они говорили о единстве нашей страны. Недавно произошли события, которые практически развалили нашу страну. Развалился Советский Союз. Этот лозунг партии, на самом деле, был очень продуманный и верный. Он дойдет до души каждого человека, потому что уж так мы сложены, и история нашего народа сложилась так, что почему-то граждане нашей страны в первую очередь выберут государство, чем собственные. Я говорю о простых людях, которые стараются что-то сделать для государства. И патриотизм, и даже пустые лозунги почему-то всегда трогают. Когда я услышала, что «Единая Россия» выступает за то, что наша страна должна быть целой, единой, сильной, мощной, я, конечно же, полюбила эту партию. И когда мне исполнилось 18 лет, я проголосовала за нее. А сейчас, когда они поступают нечестным образом, естественно, у меня есть какой-то протест. Но на тот момент, в самом начале, они предложили очень верную тактику. И у них была очень красивая идеология. Сейчас она, может быть, чуть-чуть не соответствует этому, но другие партии такого не дают. Вот в чем победа «Единой России», я думаю. Я общаюсь с думающими людьми в своей республике. Я знаю, что они со мной согласятся. И, может быть, это ответ на вопрос, почему «Единая Россия» — единственная партия сейчас, у которой большинство голосов.

Алексей Левинсон:
Спасибо. Я не буду говорить, верный ваш ответ или нет. Не мое дело это оценивать. А вот аудитория пусть, пожалуйста, подумает. Получили вы разъяснение этого явления или нет?

Вопрос:
Санкт-Петербург. Если не ошибаюсь, при царе общественное мнение формировалось с помощью Церкви. То есть, о царе говорили, что это помазанник божий на земле. И считалось грехом говорить против царя что-либо. Если бы можно было провести исследование в те времена, то получается, что рейтинг царя зависел от влияния Церкви на общество. А сейчас в нашем обществе Церковь имеет какое-либо влияние на общественное мнение относительно властей? Есть информация, что Православная Церковь – это такая политическая структура, которая поддерживается властями. То есть, не делается ли это с целью влияния на общество для формирования общественного мнения?

Алексей Левинсон:
Ответов два. Один. Нельзя списать на авторитет Русской Православной Церкви высокие показатели Путина или Медведева, о которых я говорил. Второй ответ. Является ли Русская Православная Церковь политической организацией, которая работает, в общем, на государство? Это вопрос оценки. Я не политолог. Как частное лицо я вам скажу: да, я с вами согласен. Я тоже так думаю. Думают ли так граждане Российской Федерации? Нет. Они так не думают в большинстве своем. Вы и я в этом смысле представляем меньшинство. Они думают, что Церковь занимается взаимоотношениями с господом Богом, а светская власть – это власть.

Реплика:
Например, приходишь к чиновнику с каким-то проектом. Говоришь, что его поддерживают такие-то умные люди. Они смотрят и говорят: ерунда. А если показать бумажку от патриарха, то они говорят: вы наши, мы открываем вам все дороги.

Вопрос:
Я хочу сказать по поводу популярности «Единой России». В отличие от других партий она получает огромное место в эфире, в первую очередь на телевидении. Насколько потенциальные избиратели активны в изучении партий, их программ? Пытаются ли они что-то найти? Я думаю, что нет. Но, может быть, есть какие-то активные люди.

Алексей Левинсон:
Есть, конечно, активные группы, но они ничтожно маленькие на фоне всего населения страны. И их позиция в опросах общественного мнения сказаться не может. Их доля в населении очень невелика. Она может быть очень важна, группы думающих людей, которые вырабатывают какие-то программы, предлагают альтернативы и так далее. Но те данные, которые я вам сообщаю, они касаются всего населения. А там таких людей пока очень мало.

Вопрос:
Я попытаюсь Лейле ответить на ее вопрос по поводу популярности «Единой России». Хочу заметить, что у большинства русских людей есть традиция расценивать государство как высшую ценность. Поэтому часто апеллируют к советскому прошлому, когда Советский Союз рассматривался как великая держава. Сейчас у нас есть утрата, и мы скорбим об утере этого статуса. Соответственно, «Единая Россия», как партия парламентского большинства или партия власти, как часто ее называют, она расценивается как государство. То есть, это чиновники, руководители и все, кто находится в аппарате власти, они и составляют партию «Единая Россия». Поэтому для большинства людей проще прислушиваться к мнению государства. То есть, они изначально расценивают государство как ценность, и поэтому всецело ему доверяют. Второй момент. Большинству людей легче отдать свое право выбора другому, чем самостоятельно разбираться в политике и делать осознанный выбор. Третий момент. Партия «Единая Россия» единственная, которая что-то предлагает сейчас. Партия представляет большое количество проектов, поддерживает молодежь и молодежных инициатив, ею был объявлен «Год молодежи». Все это способствует ее популярности.

Алексей Левинсон:
По первым двум пунктам я с вами совершенно согласен. По третьему пункту я с вами совершенно не согласен. Инициативы «Единой России» людям, которые за нее проголосовали бы, на 99% не известны. Мы про это знаем. То есть, кому-то понравилось, что она что-то сделала, но это причина другой природы. Это рациональное отношение: вот эта партия предложила что-то плохое, а эта предложила что-то хорошее. Такого рынка предложений нет. Это плохо. Да, есть единый клубок, который называется власть или государство или «они» или «те, кто нами правит». Там, действительно, партия, президент, премьер. И люди понимают, что это относится к власти, и это мы поддерживаем. Это очень интересно. Еще раз повторяю, что люди поддерживают естественным образом.

Реплика: Рязань.
Мне бы хотелось уточнить некоторые моменты. «Единая Россия» своего ничего не предлагает. Что такое «План Путина»? По-моему, никто не знает, что это такое. Его никто никогда не видел. Нет такого документа. То, что вы говорите, практически укладывается в ежегодные послания Федеральному собранию. Они все суммировались и стали фактически сборником мифических, достаточно утопических проектов, которые реализовать при нынешней власти невозможно. «План Путина» — это своего рода заимствование из Советского Союза. То есть, пятилетние планы Сталина, вторая, третья пятилетки. Что касается лозунга «Единой России», это вообще заимствование из гражданской войны. Всем нам известен колчаковский лозунг «Россия единая и неделимая». Он интерпретирован партией власти, Путиным в начале 2000-х годов. Собственно говоря, ничего нового миру «Единая Россия» не открыла. Она лишь подытожила то, что было предложено на определенных этапах развития нашей страны, и ничего своего не предложила. Что касается ее проектов – консервативная линия, модернистская линия – они сами не определились. У них нет никакого плана, никакой позиции. Есть позиция одна – лишь удержаться до 2015 года. Затем, как мы слышали, возможно, будет стратегия – до 2020 года. Все эти программы. Которые формируются на 20 лет вперед, это ерунда и утопия. Хрущев обещал через 20 лет, в 1980 году, коммунизм. Горбачев обещал через 20 лет что-то еще. Но ничего этого нет.

Алексей Левинсон:
Маленький комментарий. Я хочу сообщить вам, что по неоднократно проверенным данным наших опросов все эти программы и документы, «План Путина» и так далее, на которые вы ссылаетесь, публике остаются неизвестны. Если там написаны какие-то гениальные вещи, если там написаны совершенно неинтересные вещи, это само по себе не сыграло никакой роли в процессах, о которых я говорю. И мне важно подчеркнуть именно это. Что люди голосуют или собираются голосовать не за конкретные предложения, не за конкретную программу. Они даже не думают, что эта партия сделает что-нибудь очень хорошее. Или что эта власть сделает очень хорошее. Там нет этих надежд. Вот подходить с такими мерками, что этот избиратель проголосует за эту партию, потому что она предложила то-то, а за эту не проголосует, потому что она этого не предложила, — у нас этой ситуации нет. Это совершенно другие действия. У нас нет в этом смысле выборов, а есть голосование, где сам акт голосования – это выражение своего рода лояльности «Ребята, я за нас, за своих». Это совсем другой природы социальные отношения. Это отношения не с конкретно лично партией. Грызлов, как лидер этой партии, имеет ничтожный рейтинг. Это что-то не сопоставимое с тем отношением к чему-то очень важному и большому, а это большое называется власть. Власть, которая ничего конкретно не обещала. Она не обещала ни хорошей жизни, ни счастья, ни денег, ничего. Это все равно, как «люблю маму». Не потому, что мама меня кормит, а я люблю ее, потому что она моя мама. И все. Или «люблю Родину». Не потому, что Родина богатая, а потому что я ее люблю и баста.

Вопрос:
Не могли бы вы описать людей, которые голосуют за «Справедливую Россию»? Кто они? А также за коммунистов, правую партию и «Единую Россию». Какой у них социальный достаток, образ жизни и мировоззрение?

Алексей Левинсон:
Легче всего описать тех, кто голосует за партию «Право дело», потому что их просто нет. Я вам отвечу вот как. Здесь лучше не вам меня спрашивать, а мне спрашивать вас. Мой опыт говорит о том, что если уезжаешь из Москвы, приезжаешь в любое другое место, то там есть какое-то количество людей, которым что-то нужно, которые чего-то хотят, которые стремятся что-то сделать. Эти люди делятся на два ручейка. Один ручеек думает: для того, чтобы что-то сделать для себя или для страны или для людей рядом, надо идти в правящую партию. Другой дороги нет. Там будут какие-то инструменты. Там я что-то смогу сделать. И они идут туда. Поэтому я знаю, что в «Единой России», как бы ни иронически я о ней высказывался, там есть люди, которым я с удовольствием пожал бы руку. Хотя, это не относится к ее высшему руководству. Там есть люди, которые хотят что-то делать, у которых что-то светится в глазах. Другая часть таких же людей, которые вызывают такое же мое уважение, говорят: «Нет, с ними никогда». Тогда что есть? Есть «Яблоко» в этом регионе. В другом регионе «Яблоко» ничто, но есть КПРФ. Здесь есть честные люди, справедливые и так далее. Хотя, там есть и карьеристы, и коммунисты упертые, с которыми невозможно разговаривать. Но хоть что-то с ними можно сделать. Я буду в оппозиции, я буду бороться. Где-то эта «Справедливая Россия». Она все-таки альтернатива ужасному монстру и так далее. Поэтому я на ваш вопрос отвечаю так. Все эти партии, как альтернатива тому, что есть, они собирают людей, которые что-то хотят делать. Хотя, конечно, они собирают и всяких чудиков. Но все-таки, в основном, это кто-то, кто хочет какой-то другой реальности. Я не говорю о карьеристах, которые думают на этом выехать куда-то. И партия власти не в Москве, а в регионах включает в себя людей, которые что-то хотят делать, что можно назвать благородным порывом. Я только так могу ответить на ваш вопрос. Реальной разницы почти нет. КПРФ, понятно, это старшее поколение. «Яблоко» теперь тоже старшее поколение. «Справедливая Россия» тоже старшее поколение. Партии молодежи практически нет, если не считать «Наших», «Молодую гвардию» и так далее.

Вопрос: Пермь.
В российском обществе каково отношение сейчас к предпринимательской инициативе?

Алексей Левинсон:
Сначала вы ответьте на этот вопрос, а потом я скажу, насколько совпадают наши выводы.

Вопрос:
На мой взгляд, отношение российского общества к предпринимательству сейчас отрицательное. Еще со времен Маркса их обвиняют в экспроприации.

Алексей Левинсон:
Если к данным относиться формально, то они очень противоречивы. «Какое изменение государственной собственности в промышленности вам ближе?». Варианты ответов. Первый: все крупные предприятия должны принадлежат государству. Второй: Самые важные для страны предприятия должны принадлежат государству, а остальные могут находиться в частных руках. Третий: Все крупные предприятия должны находиться в частных руках. Я думаю, вы догадываетесь, как распределились ответы. По состоянию на 2009 год: половина говорит, что все крупные предприятия должны принадлежать государству. То есть, такой социалистический подход. Еще 41% говорит, что крупные должны принадлежать государству, а мелочь можно частникам отдать. Людей, которые считают, что крупные предприятия должны находиться в частных руках, их 3% населения. Но при этом: «Как вы считаете, деятельность среднего и малого российского бизнеса сейчас идет в целом на пользу или во вред России?». И тут все очень мило. В сентябре 2009 года 61% отвечали, что, скорее, на пользу и определенно на пользу. Неуверенный ответ «скорее на пользу» — 50%. А вы помните, что 50% говорили, что все надо отдать государству. А еще 11% «определенно на пользу». Те, кто думает, что во вред, их 23%. При этом, резко критикующих всего 6%. То есть, к малому и среднему бизнесу отношение хорошее. Но на вопросы отвечали люди, которые сами не в бизнесе. Людей, которые в бизнесе, так мало, что их ответы не влияют на это. Я даже не думаю, что эти люди говорят о магазине на соседней улице. Еще у меня для вас есть игра, правда, довольно громоздкая и сложная. Я хочу перечислить 17 разных институтов нашей общественной жизни. Там будет Церковь, президентская администрация, прокуратура, Госдума, суд, политические партии, интеллигенция, Вооруженные Силы, директора крупных предприятий, губернаторы, СМИ, правительство, Олигархи, профсоюзы. Среди них есть президент, как институт. Давайте сразу я вам скажу, что по данным, уж который год собираемым, на вопрос «Какую роль особо важную, важную, не важную или совсем не важную они играют?», президент оказывается на первом месте. Был это Путин, теперь это Медведев. Должность президента на первом месте. И мы об этом дальше говорить не будем, потому что это принадлежит миру очевидного. Но про остальные мне было бы интересно ваше мнение. Скажите, пожалуйста, на каком месте находятся СМИ из 17 по важности? Второе. Второе. Десятое. Шестое. Первое. Четвертое. Третье. Вы сказали десятое место. На самом деле, восьмое. Ваш ответ ближе всех. Где у нас находится ФСБ? 11, 4, 2, 3, 7, 4, 5. Действительно, у ФСБ 5-е место. На первом месте у нас президент. На пятом ФСБ. А кто на втором? Церковь, нет, на двенадцатом. Правительство. То место, где находится премьер-министр. Правительство не имело бы этого места, если бы Путин не был премьером. Что интересно? Институты представительной демократии, наш парламент, обе его палаты. Они находятся в нижней, второй, половине списка. Судебные органы, политические партии – 15-е место из 17. Профессиональные союзы, инструмент организации трудящихся – последнее место. Причем, оно последнее с 2001 года. Интеллигенция, то есть, мы с вами, которые собрались здесь, — это 16 место. И другого у нас не было с 2005 года. На втором месте стояли банкиры, финансисты, олигархи. Но с приходом в правительство Путина, оно их потеснило. Вооруженные Силы, это 6-7 место. Здесь нет милиции. Но надо сказать, что у милиции авторитет крайне низкий. Даже до всех разоблачений и до выступления майора в Интернете авторитет милиции низкий. Люди выражают мнение, что милиция не обеспечивает их безопасность, что они ее больше боятся, чем преступников и так далее. К правоохранительным органам общество относится с опасением на 67%. Проблема беззакония и произвола этих органов сочли серьезными 81%. Две трети жителей России, а среди старшей молодежи ¾, считают, что они или близкие могут пострадать от этого произвола. Защищенными от произвола считают себя 15%. И лишь около четверти жителей верит, что если они станут жертвами неправомерных действий милиции, то суд и прокуратура их защитят. То есть, нет доверия и органам контроля и надзора над правоохранительными органами. Теперь у меня вопрос к вам. Я бы хотел, чтобы успели высказаться хотя бы десять человек. Скажите, пожалуйста, с каким чувством существуют повседневно люди вашего возраста и примерно вашего положения, уровня образования и так далее? Если взять то, о чем я говорил в самом начале. Какой-то обобщенный показатель: «У нас дела идут, скорее, правильно, или, скорее, неправильно». Не важно, о чем мы спрашиваем, насчет дороги или насчет общего направления.

Реплика: Пермь.
Я считаю, что молодежь в целом настроена скорее оптимистично, чем пессимистично.

Реплика:
Я подозреваю, что, в основном, настроение жителей Российской Федерации отрицательное. А если мы берем Пермь, то там есть обстоятельства, которые подводят людей к отрицательному мышлению в нашем городе.

Реплика:
Йошкар-Ола. Я оптимист. Я верю в свои собственные силы. У меня есть единомышленники. Я верю в лучшее.

Алексей Левинсон:
Я прошу высказаться не про себя, а про то, что вы знаете о вашем окружении.

Реплика: Пермь.
Я не согласен с Ромой.

Реплика: Казань.
У нас с моими товарищами есть настрой, что страна движется совершенно не в ту сторону.

Реплика: Волгодонск.
Мне кажется, молодежь в данное время настроена позитивно, но не готова ничего менять и что-то делать.

Реплика: Набережные Челны.
Мое окружение считает, что мы движемся в неправильном направлении.

Реплика: Воронеж.
Я вижу много апатии.

Реплика: Воронеж
Большинство моего окружения поддерживает Путина. Много и равнодушных.

Реплика: Чебоксары.
Скорее всего, неправильно.

Реплика: Чебоксары.
Я считаю, что неправильно. Мое окружение тоже так считает. Потому что мы сидим на сырье.

Реплика:
Люди вокруг меня думают, что мы идем не туда.

Реплика: Карелия.
Мое окружение думает, что мы идем не туда, критикует, но предложить им нечего.

Реплика: Карелия.
«Молодая гвардия» Наше убеждение четко в том, что президент обозначил нам правильный курс. Молодежь Карелии готова активно поддержать и агитировать всю остальную молодежь на развитие собственной страны.

Реплика:
Я считаю, что чем темнее ночь, тем ярче звезды. Мы считаем, что страна идет в неправильном направлении. Мы считаем, что мы идем в правильном направлении, но государство почему-то выбирает неправильный путь. Но мое окружение идет в правильном направлении.

Реплика:
Санкт-Петербург. Мое окружение считает, что все очень плохо, что наше правительство и президент – бандиты. Направление неправильное. Все мы падаем.

Реплика:
Все если не хорошо, то, по крайней мере, не очень плохо и терпимо.

Реплика:
Я считаю, что молодежь слишком равнодушно к этому относится. Я считаю, что сейчас невозможно определить объективно общественное мнение.

Реплика:
Мое окружение не определилось по этому вопросу. Оно думает и рассуждает на эту тему.

Реплика:
Мы движемся не туда, но мое окружение готово действовать и что-то менять.

Реплика:
Мое окружение думает, что мы идем верным курсом.

Реплика:
Ойшкар-Ола. Мое окружение думает, что Россия идет в неправильном направлении, но каждый верит в лучшее.

Алексей Левинсон:
Я очень рад, что здесь не очень большое разнообразие мнений. Но и нет и единообразия. Было бы немножко скучно, если бы все были только за это или только за то. А сидите вы, тем не менее, за одним столом, слушаете одних и тех же лекторов. Это позволяет надеяться, что в этой мельнице выработается мнение, которое будет интереснее, чем те точки зрения, чем те, которые мы сейчас озвучили. На самом деле, друзья, не может быть такого, чтобы все было правильно или все было неправильно. Или все наши начальники были замечательные ребята, или все они были совершенно ужасные субъекты. Не в этом дело. Мне хотелось довести до вашего сведения, что это очень сложная ситуация в стране. Она сложная не в том смысле, что мы сейчас очень бедные или у нас большой государственный долг. То есть, такие сложности, которые были известны нам в 1990-е годы, их сейчас нет. У нас, вроде бы, ничего. Я говорил, что из кризиса мы выползаем. Слава Богу, голода нет. Войны сейчас нет. Много от чего мы избавлены. С одной стороны. С другой стороны, сияющих вершин рядом, на подходах, не видно. В этом смысле давайте считать, что мы в некотором нормальном положении. Для человека нормально быть не особо счастливым и не особо несчастным. Но в этой нормальной, средней ситуации мы, группа социологов, очень плохо понимаем, что же такое мы сами, что у нас делается в голове. Что это за ситуация, что это за политический порядок у нас. Еще раз говорю, что этот порядок не стоит клеймить, как какой-то ужасный и чудовищный антинародный, удушающий всех режим. Также, по-моему, нет оснований его хвалить за то, что это и есть мечта российского народа. Люди, выражая поддержку Путину, выражая поддержку партии «Единая Россия», жестоко критикуют (в тех же опросах физически те же люди) и правительство, и власти за то, за пятое, за десятое. При этом, с одной стороны, есть чувство одобрения. С другой стороны, есть чувство негодования. И эти чувства в одном и том же сердце. Понимаете? Это мнение о том, что мы великая страна сочетается с мнением о том, что у нас этого нет, этого нет, этого нет. Что отдыхать лучше там. Живут лучше сям. Лечат лучше там. Учат лучше вон там. Но мы все равно великая страна. В чем великая? А вот великая. Мы сейчас смеемся. Я провоцирую ваш смех. Но над кем мы смеемся, ребята? Мы над собой смеемся. Может быть, надо больше смеяться над собой. Может быть, это поможет. Хотя, я не хочу сказать, что мы страна идиотов, которые ничего не понимают. Это другое. Мы, это не только сидящие здесь, а как страна, мы находимся в достаточно сложном состоянии. Вам предстоит работать, в основном, с умами и душами людей рядом с вами. С их характерами. Не с их руками и ногами, а с тем, что мы здесь. Я хочу сказать. Господа, состояние общественного сознания у нас очень сложное. Я не хочу сказать, что оно кризисное, шизофреническое. Я не ставлю диагноз в терминах, что это очень плохо. Я хочу сказать, что это очень сложно. И нужны специальные усилия, чтобы это понимать. Это наше собственное, поэтому у нас почти нет от этого дистанции, и мы сами себя не удивляем. Смысл того, что я пытался здесь рассказать, в том, чтобы показать удивительные вещи. Удивительные в нас самих. Если бы я рассказывал про Зимбабве, мы бы с вами катались от хохота все время. Ну, чудики, ну, живут! Они живут вот так, а думают эдак. Видят одно, а голосуют за другое. Но это они. Понимаете? И надо понять, а почему мы такие. И ведь некого обвинить. Нет КПСС, нет КГБ, нет Политбюро, нет тех, кто бы промывал нам мозги. Да, телевидение монополизировано и так далее. Но не целый же день вы смотрите «Дом-2». Объяснение тому, что делается в нашей голове, надо искать в нас самих. Я вас призываю внимательно смотреться в зеркало. Спасибо.

Вопрос:
Вы нам предлагаете внимательно смотреться в зеркало и видеть нас же самих в сложном состоянии. Мы здесь сидим, мы тоже общество. Значит, у нас то же состояние критическое. Социология изучает общество как объект. Но как объект может изучать объект же? Как я, если я слепая, могу вести слепой народ, грубо говоря? Что может повлиять на мышление, чтобы мы перестали таким образом думать? И слепо смотреть на наше общество, не беря ответственность?

Алексей Левинсон:
Во-первых, я говорил о том, чтобы как раз ответственность брать на себя. Потому что возложить ее не на кого. Нет дяди, который виноват во всех этих вещах. Если говорить об ответственности, то ответственность есть и лично моя. Я не пришел рассказать вам: смотрите, что сделали с нами кто-то. Если и сделали, то мы сами это сделали. Это первое. Второе. Моя рекомендация – это вытаскивание себя самих за волосы. Кроме нас про нас думать некому. Да, сидят в Америке какие-то люди, которые, может быть, думают. Но ничего такого, что мы сами про себя можем придумать, они нам не придумают.

Вопрос:
А как больной человек может сам себя вылечить? Вы сказали, что нам придется сталкиваться с умами людей, мы должны влиять как-то и вытаскивать их.

Алексей Левинсон:
Извините, я говорил о том, что вы будете иметь дело с умами людей. Пожалуйста, задумайтесь сейчас, насколько это сложные умы. Вот что я хотел сказать.

Вопрос:
Сойдите с ума тоже, да?

Алексей Левинсон:
Хорошо, попробуйте мысленно сойти с ума. Я вам показал парадоксы. Надо, чтобы сознание было таким, чтобы оно эти парадоксы сумело генерировать и вместить. Но я могу сказать. Я поеду сейчас домой и буду говорить: я был в сообществе 28 молодых людей. Все очень симпатичные. Это люди противоположных позиций, сидящие мирно за одним столом. Как это так? Как это может быть? Вас собрали. Оказывается, вы толерантны. Вот в чем дело. А что значит толерантны? Это значит, что нам по барабану? Вот эти противоречия уже прямо здесь. Если вы думаете о том, какими вы можете быть социальным терапевтом, вот вам, пожалуйста. Это прямо рядом с вами. Никуда не надо ни ходить, ни ездить. Уже здесь есть, над чем задуматься. Почему одни люди думают так, другие люди, с похожей биографией, доходом, образом жизни, думают прямо противоположно?

Вопрос:
Вы нам предлагаете просто задуматься? Или призываете нас к конкретным действиям? Куда вы лично пойдете завтра, если зададитесь этими же вопросами? Что делать, как менять общество?

Алексей Левинсон:
Я завтра пойду на работу. Я буду заниматься своим делом.

Вопрос:
То есть, будете изучать данные?

Алексей Левинсон:
Да, я буду их собирать, анализировать и пытаться понимать. Ничего другого, никаких других инструментов, в моих руках нет. И не полагается иметь. Я не доктор. 
  
 
 
  
   
   
  

 

Поделиться ссылкой:

Добавить комментарий