«Невечная мозаика». Часть 3: Возвращение мозаики
Часть третья: возвращение мозаики (или Короткая история на необрезной доске)
Тогда мне показалось, что нужно с этим знаменем мозаики пойти в другую сторону и это привело меня к понятию возвращения мозаики в бытовую среду.
Потому как последним достижением мозаики оказался гвоздь, вбитый в стену и на него повешена какая-то вещь мозаичная, которая никогда не будет доказана в смысле своего формата. Почему она квадратная? Почему она пытается напомнить станковую живопись? Почему она такая пестрая? И почему все камни на ней – смальты, яркие и заявительные как светофор? Масса вопросов, которые рождаются от какой-то юности мозаичной, которая как бы не прожила античную и средневековую жизнь – она перестала быть архитектурой, а стала элементом таким же, как керамика. Что мы посмотрим и камень подскажет результат, который нам не известен и мы ждем этого результата в конце, мы его не можем запланировать. И находимся в положении совершенно щемящей радости детской, когда подкидываются вверх мелкие камешки и зажмурившись все ожидают, на кого они упадут.
Вот этой игре в мозаику, такой, которая сейчас везде, я думал противопоставить возвращение ее назад. И поэтому мне показалось, что можно попробовать вытащить мозаику из города, из городской среды и попытаться ее поместить в природу с таким чувством, чтобы все ее концы были связаны с тем, что мы видим в загородном пространстве.
Сейчас мы только начали эту работу и первая мысль была попытаться противопоставить вечной мозаике ее – не вечную: появилась мозаика на дереве. Дерево — материал, наиболее близкий по своему существованию к человеку: мы говорим о том, что русская архитектура в молодом состоянии семьи может быть равна светящемуся пронзительным светом свежему срубу. А потом стареет вместе со своими жильцами, превращаясь удивительно по цвету – в цвет земли, в этот пепельный цвет или фиолетовый вечером цвет земли и цвет дерева, которое умеет стареть. Человек покрывается морщинами, а в мозаике на дереве проявляется временнáя разница – дерево стареет, а кварцит нет, он так же сияет. Появляются дистанции величиной в год, в два. И мы начинаем видеть, что дерево не крашеное, оно уже изможденное жизнью и появляется авторитет времени в мозаике, в невечной мозаике.
Это было начало этих летних выездов и второе открытие мое – я перестал иметь дело с какими-то суперпрофессионалами, которые обязательно окончили суриковский институт или еще что-то и у которых уже есть набитая рука. Набитая рука, когда человек делает портрет с натуры крайне похожий, но внутри все равно есть схема «ротик-носик-оборотик». И портрет очень обманчивый, потому что человек все равно начинает смотреть, где верхушка макушки или под каким углом вниз идет нос. Эта заштампованность не позволяет человеку открыть что-то новое. Поэтому те люди, которые сюда приезжают, они освобождают от всего — от профессионализма, от своей ритмичной служебной жизни, от всего, что они имеют в городе. И то, что достаточна величина лета, чтобы показать целую картину, и в то же время не залезать ногой в зиму или в какие-то вечные проблемы, это тоже, в общем, контуры той загородной мозаики, которая крайне важна сейчас.