«В республике Татарстан логика такая: мы — корпорация». Интервью Сергея Кириенко
Полномочный представитель Президента в Приволжском федеральном округе о третьем губернаторском сроке, Совете Федерации, Татарстане и западных инвестициях
— Выборы в Татарстане. Шаймиев — первый региональный лидер, который пользуется поправкой о третьем сроке для губернаторов. В ее новой редакции такое право получают 60 с лишним лидеров. Каков будет непосредственный эффект такого решения на территории округа?
— Я категорический противник той редакции поправки, которая прошла. Знаю, что группа депутатов «Единства» приготовила новую поправку, возвращающую нас к исходной, первой редакции. Закон действительно не может иметь обратной силы, поэтому норма, ограничивающая полномочия двумя сроками, начала действовать с октября 1999 года. Но первая редакция звучала, на мой взгляд, более точно. Срок, на котором губернатор находился в октябре 1999 года, считается первым. После этого можно избираться еще на один срок. Согласно такой редакции право избираться, по сути, на третий срок получает очень небольшое количество губернаторов. А в реальности их будет еще меньше. К тому же срок считается первым для тех, у кого в собственном законодательстве не было ограничений. У многих было такое ограничение.
— Это поправка Надеждина.
— Да, ее делал Борис Надеждин, я знаю, что ее делают и депутаты из «Единства». И было бы здорово, если бы она прошла. Закон не должен иметь обратной силы. Но сегодняшняя редакция — это результат политического торга и шантажа, когда голосов не хватало, и в последний момент была вброшена поправка Бооса. Надеюсь, что ее переголосуют.
— Второй весьма существенный момент для федеративных отношений — новый принцип формирования Совета Федерации. На основании какого механизма назначаются сенаторы, и участвуете ли Вы в согласовании кандидатур?
— Никакого обязательного согласования кандидатов не существует. Один кандидат — право губернатора, второй кандидат — право законодательного собрания. Тем не менее, теперь, когда разделены функции губернатора, председателя законодательного собрания — и сенатора, регионы воспринимают членов Совета Федерации как лоббистов своих интересов в федеральном центре, и поэтому очень часто перед делегированием проводят раунд консультаций, чтобы определить, кто мог бы наилучшим образом представлять интересы региона, в какой комитет он мог бы попасть, какова система его взаимодействия с федеральными органами исполнительной власти. И, в общем, к нам за такими консультациями обращаются. Мы никому этого не навязываем, но и в консультациях не отказываем. Если за советом обращаются, готовы его дать — в частности потому, что нам с этими людьми еще и работать. Это очень важная работа — и с членами Совета Федерации, и с депутатами Государственной Думы. Во многих регионах, которые делегируют своих членов в Совет Федерации, такая работа уже идет.
— Новые сенаторы действительно представляют свои регионы?
— Не готов делать оценку. Видимо, по-разному будет. Моя личная точка зрения, не как должностного лица (это не моя зона компетенции), состоит в том, что такой метод формирования Совета Федерации может быть только временным. Я думаю, что в перспективе это все-таки всенародное избрание. Какой-то переходный период был нужен, чтобы несколько смягчить жесткую реформу Совета Федерации и разделение законодательной и исполнительной власти, реализованные Президентом. Думаю, что эта норма приемлема в качестве временной, а дальше жизнь все расставит по своим местам. На следующем этапе будет применяться какая-то другая система формирования Совета Федерации. А сейчас была такая необходимость.
— Вернемся к Татарстану. Отдавая должное экономическим успехам руководства республики, в одном из публичных заявлений Вы назвали экономику Татарстана государственным капитализмом. Что Вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что республика Татарстан во многих экономических сферах действует как корпорация — Акционерное Общество «Татарстан». То есть вполне рыночно вовне и часто не рыночно внутри. Внутри — достаточно жесткая вертикаль, и, например, в сфере той же нефтехимии предприятия по цепочке обязывали снижать стоимость продукции, которая поставлялась как сырье для конечной переработки. Если подходить с такой точки зрения, то мне становится понятнее вся система наших взаимоотношений, даже в истории с избыточными «льготами», с правом республики оставлять себе большую часть налогов, на что не имели права другие субъекты Российской Федерации. В республике Татарстан логика такая: мы — корпорация, мы сумели отвоевать себе больше доходов, больше льгот, больше скидок. Ну что ж, молодцы. В условиях неопределенности, не рынка, а, скорее, базара, который существовал в России последние 10 лет, то есть в период формирования рынка, с точки зрения Татарстана в целом это оказалось достаточно эффективным. Понятно, что это довольно болезненно для других регионов, потому что преимущества создавались в том числе и за их счет, но если исходить из той логики, что Татарстан воспринимает себя как корпорацию и конкурирует всеми дозволенными в рамках закона способами, — то он конкурирует довольно эффективно. Это было невозможно для России в целом, но… Я не говорю, что это правильно, я просто констатирую факт, что это работало.
Они отвоевали себе больше полномочий в момент слабой федеральной власти. Кстати, это хорошая демонстрация того, почему Президент в прошлом году начал именно с реформы системы власти. При слабой власти, при отсутствующих инструментах федеральной власти, при отсутствующем едином правовом пространстве никакую экономическую реформу в рамках страны осуществлять невозможно. Татарстан — пример того, как можно успешно, с точки зрения региона, воспользоваться ситуацией неопределенности.
— Я присутствовал на совещании в Нижнекамске по нефтехимическому комплексу. Участники рынка что-то Вам предлагают, о чем-то Вас просят. С чем-то Вы согласны, с чем-то — нет. Вы — полномочный представитель Президента, не министр. Если Вы согласны с предложением, с просьбой, что Вы делаете дальше?
— Зависит от варианта решения. Главное, что произошло и в Нижнекамске, и до этого на аналогичном совещании в Нижнем Новгороде, — мы все принципиально соглашаемся с позицией, что нефтехимический комплекс должен развиваться не внутри региона. И это очень важное отличие от того, что было раньше. Раньше ключевой спецификой была закрытость. Все внутри себя — каждый строит замкнутый производственный цикл. Сейчас участники говорят: «Так дальше развиваться нельзя, хотим взаимно интегрироваться и использовать возможности друг друга». Отлично. Мы уже принципиально договорились, создали рабочую группу, в итоге появится координационный совет по развитию нефтехимии, задачей которого будет находить взаимовыгодные способы и механизмы.
Из того, что обсуждалось, первая часть — и об этом уже договорились — может быть решена внутри республики. Скажем, вопрос, который задавал КазаньОргСинтез, о том, что они не получают сырья, частично решался на встрече Шаймиева с Вяхиревым, частично — в соответствующих решениях правительства Татарстана о построении отдельного производства, с предоставлением поставщикам сырья доли собственности. То есть первая часть вопросов может быть решена внутри республики Татарстан. И это уже тоже некоторый результат координации деятельности.
Второе — блок проблем, которые требуют согласования между самостоятельными хозяйствующими субъектами. Их заставлять нельзя, можно построить систему координации — сформировать площадку, на которой происходит обмен точками зрения, дискуссии. Создать рабочую группу. У каждого свой «набор хотелок». В принципе, их можно свести воедино.
— То есть, Вы просто выступаете в роли координатора?
Совершенно верно, вторая функция — координация. При этом может появиться необходимость координации не только между хозяйствующими субъектами, но и между компаниями с одной стороны, и министерствами и ведомствами — с другой.
— И Вы направляете петицию…
— Не обязательно. У нас есть право координировать действия федеральных органов исполнительной власти (не управлять, но координировать), и очень часто опыт показывает, что можно найти решения в рамках действующих инструкций, законов. Достаточно просто договориться о правилах действий.
Третий вариант решений касается внесения изменений в действующие российские нормативные акты: будь то инструкции, министерские положения или законы. Соответственно, в рамках этой координационной группы мы можем согласовать действия по разработке этих изменений. Я не могу обращаться в министерство экономики с изменениями налоговой или таможенной политики по отношению к одному отдельно взятому объекту, это неправильно. Но если мы выйдем на комплексное решение по отрасли, это уже становится вполне возможно. Еще раз скажу: я вполне согласен с тем, что ввозные пошлины на оборудование, не производимое в России, безусловно, надо уменьшать. И говорю это совершенно спокойно, потому что знаю, что министерство экономики вовсю над этим работает, и соответствующие проекты разработаны командой Грефа. Мы участвовали в их обсуждении, и я понимаю, что с этим будет происходить дальше: все аргументы, которые будут определены по округу, мы добавим к аргументам, которые подготовило министерство Грефа, и вместе с ними примем участие в лоббировании в правительстве и Государственной Думе.
Затем происходит важная вещь: в лоббировании этого федерального проекта, который входит в рамки федеральной экономической реформы, одобренной Президентом, мы включаем в число союзников и себя, и компании, представляющие регионы, и сами субъекты федерации. Они становятся союзниками. И вместе с ними мы «вдруг» выясняем, что пакет законов Грефа о каких-то абстрактных и непонятных реформах, — что он дает конкретному Нижнекамску, конкретному КазаньОргСинтезу, и так далее. Это — третий вариант.
— На том же совещании по нефтехимии не было иностранных инвесторов. В Вашем округе активно работают и СибАл, и Северсталь, и Уралмаш и т.д., но в вопросе иностранных инвестиций — а эта цель была четко продекларирована Президентом — прорыва нет. В чем причина?
— Я глубоко убежден, что не будет никаких западных инвестиций, пока не будет внутренних инвестиций. До тех пор, пока наши алюминьщики и нефтяники будут свою сверхприбыль скачивать за границу, западные инвесторы, которые все хорошо видят, будут говорить: «Прекрасно, вы нам рассказываете о замечательном инвестиционном климате, предлагаете вкладывать деньги, а сами свою полученную в России прибыль вывозите к нам в офшоры. Вы нас за идиотов держите?» По поручению Администрации Президента совсем недавно я был в Нью-Йорке на международной конференции Блумберга и Сакса, и там как раз об этом и говорил. Я представил свои аргументы: сейчас в России ситуация гораздо более благоприятная, в первую очередь в силу политической стабильности и реформы системы государственной власти, которую уже осуществил Президент. Вот изменения в экономике, вот рост, вот налоги, вот стабильность и предсказуемость, и вот еще один главный аргумент: российские компании, которые свою сверхприбыль прятали за границей, инвестируют ее в России, причем не в сырье, а в следующий этап — в российское машиностроение.
Это аргумент. Иностранцы предполагают, что наши бизнесмены лучше их понимают российские процессы, и если они вкладывают — значит, наши бизнесмены знают что-то такое, что не известно им. Аргументы надо добавлять, добавлять и добавлять. Здесь нет отличия: благоприятные инвестиционные условия одинаковы для всех — и для российских инвесторов, и для западных.
Но западные инвесторы — это отдельная работа. Зачем бы я стал ездить в Нью-Йорк, или до этого в Женеву, если бы нам не были интересны иностранные инвесторы. Но это пока другой рынок, им нужны особые аргументы, отдельная самостоятельная работа. Мы сейчас готовим специальную конференцию в Нижегородской области. Приятно, что инвестиции есть, и идут. Одно следует за другим: Северсталь вкладывает в УАЗ и тут же ведет переговоры с иностранными компаниями.
— Есть реальные контракты?
— Пока рано еще. Они же только начали работу. Каданников договаривается с General Motors о совместном проекте, и уже есть первые подписанные документы. СибАл договаривается с ЕБРР, с FIAT, и тоже есть подписанные документы. Работа идет.
Последняя существенная деталь: в отличие от внутренних инвестиций, которые гораздо более регионализованы и предпринимаются исходя из благоприятных условий в отдельном районе, для иностранных инвесторов большое значение имеет страновой риск. Ситуация в целом. Для иностранного инвестора трудно, почти невозможно создать благоприятный инвестиционный климат в одном городе, не сделав его приемлемым в стране в целом. Здесь гораздо важнее решения, имеющие отношение ко всей стране. Считаю, что очень многое сделано, все-таки для них главное — политическая стабильность. И главный аргумент, который они очень хорошо слышат, о котором я говорил и в Давосе, и в Нью-Йорке — это предсказуемость, которую удалось создать президенту Путину. Да, они могут возмущаться, требовать более быстрых экономических реформ, но есть стабильность, и это все признают.
С другой стороны, можно вспомнить, что было год назад, и сравнить: Совет Федерации изменен, разделена законодательная и исполнительная власти, разрыв страны на удельные княжества прекращен, сформировано единое правовое пространство, есть доверие людей к власти, Государственная Дума готова голосовать за ключевые проекты правительства, бартера почти нет — до 90% платежей живыми деньгами, кардинальные изменения в налоговой системе — подоходный налог 13%, почти полный уход от оборотных налогов, явное определение позиции, что облагаться налогом должен не доход, а все-таки прибыль, с изрядным учетом себестоимости — это серьезные изменения. А самое главное, поверх этого — политическая предсказуемость, которая в России стала гораздо выше.
— Вы настроены оптимистично?
— Просто я считаю, что не будет разовых чудес и в один прекрасный понедельник иностранные инвесторы вместе проснутся и ломанутся в Россию. Это постепенный процесс, шаг за шагом. Сначала – наши шаги!
Источник: Полит.Ru