Владимир Мау: «Экономическая программа опирается только на те рычаги, которые есть у власти»
Интервью Владимира Мау, руководителя Рабочего центра экономических реформ при правительстве Российской Федерации.
— Известно, что послание Президента Федеральному собранию будет в основном посвящено экономическому развитию страны. Правительство сейчас предлагает либеральную экономическую программу. Что это: вторая волна российского либерализма, вторая волна реформ «по Гайдару», которые, как иногда говорят, потерпели крах?
— В действительности у российской власти было только две более или менее последовательные программы: это программы 1992 года и 2000 года. Первая программа — это программа начала либеральных реформ, преимущественно стабилизационных мероприятий плюс приватизация. Нынешняя программа — это программа структурной и институциональной модернизации экономики. Я не говорю о форме, степени и уровне официального утверждения текстов этих программ — в данном случае это неважно. Важна суть проводимой властью экономической политики. Я не согласен, что программа либеральных реформ 1992 года потерпела крах. Плохо, конечно, что эта программа была выполнена не за 3 года, а за 7 лет (это действительно можно называть ее поражением). Но успех этой программы состоит в том, что, какое бы правительство ни было у власти, оно выполняло именно эту либеральную программу, хотя на словах могло категорически отрицать ее основные идеи.
Наиболее разительной была деятельность правительства Е. Примакова, которое и завершило выполнение программы 1992 года, хотя категорично отрицало гайдаровскую программу на словах. Это противоречие объясняется просто: программа 1992 года объективно отражала объективные тенденции экономического развития. Что бы очередное правительство ни провозглашало, оно делало то, что должно было делать, исходя из объективных реалий. То, что вы называете второй попыткой либеральных реформ, есть просто вторая, внутренне последовательная программа деятельности власти. Последовательная в том смысле, что она не является компромиссом интересов ведомств, а представляет собой некую целостную концепцию развития. И в этом смысле она напоминает программу 1992 года. Залог того, что и новая программа будет выполнена, я вижу в том, что ее центральные идеи соответствуют вызовам времени. Она отражает то, что объективно необходимо сделать в экономике. Вторая либеральная программа предлагает механизмы, которые возможны в настоящих условиях. В отличие от какой-либо придуманной программы, она опирается только на те рычаги, которые действительно есть у власти. Одновременно она отражает реальный тренд развития производительных сил, который характерен для постиндустриальной эпохи.
— И все-таки кризис 1998-го многие восприняли как крах либеральных реформ в России…
— На самом деле, как это часто бывает, этот кризис, подтвердив правильность основных постулатов ортодоксальной стабилизационной стратегии, влил новую жизнь в либеральную экономическую модель. Кризис 1998 года — это кризис непоследовательной реализации либеральной экономической программы 1992 года. Этот кризис случился в результате того, что мы более или менее последовательно реализовывали денежные аспекты либеральной программы и абсолютно не были способны реализовать бюджетные аспекты этой программы. И как только последнее, что не было реализовано либералами, было реализовано правительством Примакова, начался экономический рост. Не говоря уже о том, что кризис типа нашего 1998 года произошел в целом ряде стран. Последний случай — кризис в Турции, это тоже «кризис 1998 года». Сценарии одинаковые. И везде он свидетельствовал в пользу ответственности и последовательности экономической политики.
— Какие меры вы считаете важными в ближайшие год-два?
— Мне представляется, что ваш вопрос очень правильный, потому что при широком наборе мер крайне важны приоритеты. Нельзя просто «мониторить» всю программу и говорить, что половина или 30% из всего набора мер выполнена. Совершенно необходимо на каждый год, на каждую пару лет неформально выделять 2, 3, 4 приоритета и следить за их реализацией, именно в них видеть критерии успеха или неудач реформ. Мне представляется, что на ближайший период критериальными являются следующие проблемы: дерегулирование, налоговая реформа, защита прав собственности и реформа госрасходов. Дерегулирование — это важнейший источник роста. Источником роста станет и завершение налоговой реформы. По крайней мере, решение вопросов о налогообложении прибыли и о ресурсных налогах. И по возможности, за 2 года, окончательное принятие второй части Налогового кодекса.
Решение проблем защиты прав собственности — это в основном проблема судебной реформы. Защита прав собственности включает и защиту интеллектуальной собственности. Причем неважно, в каком виде: в виде третьей части Гражданского кодекса (что менее вероятно) или специального законодательства, что более вероятно.
Очень важно не отделять от экономической реформы судебную реформу, поскольку основная наша проблема — это не столько новое законодательство, сколько его исполнение. То есть судебная реформа — это на обозримые несколько лет ключевой вопрос.
Реформа госрасходов — это не столько сокращение самих расходов, сколько структурная реформа, которая должна изменить процедуры осуществления госрасходов и структуру бюджетополучателей. Если же расширять перечень важнейших мер, то я бы добавил проблему банковской реформы. Но тут есть одно ограничение. При всей остроте этой проблемы главное здесь находится не столько в сфере законодательства, сколько в проблеме доверия экономических агентов друг к другу и к государству. В основе банковского кризиса и кризиса финансовых рынков лежат не столько недостатки законов, а недоверие вкладчиков банкам, а банков — заемщикам. Но этот вопрос не решается банковским законодательством. Именно поэтому я так выделяю банковскую проблему.
Я более скептически отношусь к перспективам быстрых решений в сфере естественных монополий. По-моему, этот процесс займет не менее 10 лет. Трансформация естественной монополии — очень длительный процесс, его не следует искусственно подстегивать.
— Не кажется ли вам, что дерегулирование не вполне вписывается в российские традиции?
— Не стоит преувеличивать роль того, что принято называть «национальными традициями». Это всегда вопрос интерпретаций и точки зрения, причем каждый стремится говорить от имени народа. У нас одновременно и чиновничья, патерналистская страна, но и одна из самых либеральных. Я не вижу, чтобы у нас на уровне общественного сознания было сильное стремление к госрегулированию. Возможно, часть населения всегда хотела патернализма, но в действительности она никогда его не имела, потому что никогда не доверяла государству. Можно доказывать, что у нас удивительно дирижисткое государство, а можно — что оно удивительно либеральное. Можно даже написать две истории России. Одну — как историю постоянного государственного вмешательства, а другую — как историю либерализма (идущего, скажем, от новгородской традиции).
Дерегулирование — это нормальный, здоровый процесс, особенно с точки зрения реальных возможностей государства. Этот процесс характерен, кстати, и для каждой постреволюционной эпохи, когда государство укрепляется. В чем состоит процесс укрепления государства? В том, что государство оказывается способным выполнять те обязательства, которые оно может выполнять, и отказаться от тех обязательств, которые оно не может выполнять. И не перепутать первое со вторым.
Плюс есть вызов постиндустриальной эпохи, который состоит в том, что догоняющая постиндустриализация требует гарантий интеллектуальной собственности и развития личности, а не концентрации ресурсов в едином центре (что было необходимо для догоняющей индустриализации).
— В чем, по вашему мнению, должна заключаться модернизация бюджетного процесса?
— Этот вопрос можно включить в реформу госрасходов. Нужна более прозрачная процедура принятия долгосрочных бюджетных решений. Здесь, по-моему, следует разделить сметное финансирование и программно-целевое финансирование. Идея такова: принятие решения о бюджетных расходах должно максимально базироваться на законодательных актах. То есть в бюджет включаются те расходы, которые прописаны в других законах. Такова цель, которая может потребовать длительного времени. Это важный шаг упорядочивания госрасходов. Серьезное увеличение прозрачности бюджетного процесса и усложнение процедуры лоббирования. Другими словами: «вы хотите бюджетные ресурсы — обоснуйте это в виде специального закона». Вообще, консервативное планирование бюджета в условиях крайней зависимости от экспортных доходов — это очень правильная вещь. Альтернативой могло бы быть принятие закона о стабилизационном фонде и о заранее заданной процедуре использования избыточных бюджетных доходов.
— А какие экономические угрозы и опасности нас ожидают в ближайшие год-два?
— Первая опасность — отсутствие инвестиций. Отсутствие в широком смысле — не только иностранных инвестиций, но и внутренних. То есть вообще низкая инвестиционная активность. Это будет означать повторение ситуации 1996-1997 годов: резкий рост реального курса рубля, падение конкурентоспособности предприятий и, соответственно, негативное влияние на производство. Другой вызов — слишком высокие цены на нефть. Это вызов, поскольку возникает угроза популизма, потакания разного рода лоббизму, размазывание ресурсов по отраслям. Существенное падение цен на нефть — тоже угроза. Ну конечно, и мировой экономический кризис, поскольку мы очень зависим от энергетического экспорта.
Источник: Страна.Ru