Константин Сонин. Ratio economica: Вредная простота
Герой пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве» Журден не знал, что разговаривает прозой. Российское руководство, выбирая внешнеполитическую стратегию (а последние события вокруг Абхазии сделали этот выбор предметом постоянного общественного внимания), наверняка не знает, что исходит из очень конкретной и очень простой модели мира. Некому рассказать, что картина может быть значительно сложнее.
Почему руководство не знает, что разговаривает прозой, ответить не сложно. Выборы в Российскую академию наук всколыхнули дискуссию об общем положении российской науки. Больше слышны голоса представителей тех наук, в которых у России позиции относительно сильны — прежде всего естественных наук. Хуже слышно экономистов: наша наука в этой области слишком отстает от мировой, чтобы можно было всерьез вести речь о серьезном вкладе в мировую науку или об увеличивающемся отставании (в экономике оно, в сущности, скорее сокращается). И полная тишина царит в тех областях, которых у нас просто нет — нет настолько, что некому сказать о том, что их нет.
В данном случае речь идет о политологии — или, точнее, о разделе политологии, в котором предполагается, что субъекты взаимодействия ведут себя рационально. По существу, это та же самая экономическая наука, только приложенная к политическим вопросам, например причинам конфликтов между странами и методам их разрешения. Значительная часть специалистов в этой области занимается изучением эмпирических данных с помощью современных статистических методов, но большое внимание уделяется и чисто теоретическим вопросам. Теория, конечно, особенно интересна, потому что в ней нет никакого «национального аспекта»: модель может равно помочь обсуждению конфликта как между США и Кубой, так и между Россией и Грузией.
У нас этой науки, можно сказать, нет. О чем может идти речь, если основополагающая книга нобелевского лауреата Томаса Шеллинга о стратегическом взаимодействии в конфликтных ситуациях, написанная в 1960 г., впервые издана на русском языке только в прошлом году? За 50 лет, прошедших с того времени, написаны тысячи статей о стратегических аспектах международных конфликтов. На их основе читаются курсы чуть ли не во всех американских университетах.
А действия России в конфликте с Грузией выглядят так, как будто наше руководство исходит из предельно упрощенной модели мира. Чтобы предотвратить угрозу со стороны оппонента, нужно угрожать еще более разрушительным ответом. Чтобы он в угрозу верил, нужно на каждый поступок отвечать так, чтобы он об этом поступке пожалел. Простая схема. Из-за этой простоты практически все внешнеполитические дискуссии у нас ведутся о том, кто действует в чьих интересах, как будто это важнее, чем то, как кто действует в чьих-то интересах. Чтобы обсуждать, предает ли руководство страны ее интересы, модели не нужны; а вот обсуждать (не подвергая сомнению мотивы), действуют ли политики в ее интересах оптимально, без моделей не получится.
В простой картине мира тот факт, что Олимпиада-2014, успешное проведение которой является важным приоритетом нынешнего российского руководства, пройдет в Сочи, т. е. близко к предмету разногласий с Грузией, является уязвимым местом России. Эскалация конфликта кажется чуть ли не неминуемой: еще бы, ответом на возросшую угрозу со стороны Грузии может стать только усиление угрозы «ответного удара» с нашей стороны. Однако вся логика могла бы быть совсем другой. Олимпиада-2014 помимо спортивного и культурного значения будет и крупным экономическим событием, которое на многие годы определит развитие юга России. Сами Игры пройдут через шесть лет, но уже сейчас этот южный город переживает инвестиционный бум, пусть и опирающийся в основном на государственные деньги. В идеале Абхазия тоже могла бы стать частью экономического чуда, однако это только полдела. Сложная задача — сделать и Грузию полноценным стейкхолдером (стороной, заинтересованной в успехе Игр). Трудно сделать территорию проживания нескольких народов, в недавнем прошлом противостоявших друг другу с оружием в руках, единой туристической зоной, однако и возможный выигрыш для всех вовлеченных сторон очень велик. Между прочим, чтобы действовать в этой логике, вовсе не обязательно пристально следить за личными предпочтениями грузинского президента. Вовлеченность грузинского бизнеса в успех российского проекта может сделать его проводником российских интересов ничуть не меньше, чем постоянные мелкие уколы типа запрета на импорт боржоми в Россию или угрозы военной агрессии.
Конечно, то, о чем говорит кабинетный ученый-экономист или политолог-теоретик, вовсе не обязательно легко реализуется на практике. Теоретическая модель редко помогает что-то сделать непосредственно. Однако хорошая модель помогает ясно увидеть, что результаты реального стратегического взаимодействия зависят от картины мира в голове у того, кто делает ходы. В том, что эта картина мира излишне проста, нет ничего особенно хорошего.
Автор — профессор Российской экономической школы
Источник: Ведомости