Георгий Сатаров: В России вероятны жесткие сценарии
Президент фонда «Индем» — о том, почему экономический кризис может привести к социальным потрясениям
Если проанализировать антикоррупционный пакет законов Дмитрия Медведева, приходишь в легкое недоумение. В рамочном законе о противодействии коррупции видны следы ампутации целых блоков — то же самое произошло в свое время с законом о государственной гражданской службе, сокращенным процентов на девяносто. Это было началом конца административной реформы Дмитрия Козака, смерть которой зафиксирована в нынешнем пакете.
Главное содержание пакета — контроль одних бюрократов над другими. Кризис — это когда исчезает молоко у тех, кого обычно доят. Коровы становятся тощими, их капитализация уменьшается в 5—10 раз. А где брать на жизнь? У тех, у кого есть деньги, — у бюрократов. Интенсифицируется механизм «делиться надо», существующий внутри пирамиды власти.
В последние годы действия власти были сопряжены с ростом коррупции. Речь идет о накачке финансами не только банков. За деньгами к государству стали приходить не только госкорпорации, но и частники-металлурги. Резкое удешевление активов сопряжено с возможностью перехвата собственности. Допустим, «Газпром» за долги (кредиты под залог акций) может купить какая-нибудь иностранная компания, а власти обеспокоены контролем над стратегической отраслью. Что с деньгами будет происходить внутри компаний? Эти деньги теоретически должны пойти дальше, в том числе налево за откаты. Не вижу ни одной причины, по которой при кризисе коррупции становилось бы меньше.
«Водяное перемирие» никто не объявлял — наоборот, поборы ужесточатся. Уменьшение реальных зарплат неизбежно, бонусов не будет. Очищение воздуха после кризиса 1998 года было связано с тем, что примаковское правительство достаточно адекватно реагировало на ситуацию и, как тогда написал политолог Вячеслав Никонов, «не мешало бизнесу вытаскивать из задницы страну». У нынешнего руководства нет оснований становиться либеральным, это равносильно утрате контроля над экономикой, установленного за восемь лет. Доля госсобственности вырастет, экономика станет менее мобильной, приближенной к госкапитализму: известно, например, что «Роснефть» платит налогов меньше, чем поглощенный ею ЮКОС, и добыча углеводородов там постоянно падает. «Газпром» выживает благодаря кредитам.
Есть два показателя: риск коррупции и спрос на коррупцию (готовность давать взятки). Еще до кризиса на треть выросла готовность брать, на ту же треть уменьшилось желание расплачиваться за услуги госаппарата. Кризис усугубит эту тенденцию, чиновники и граждане станут жаднее, но есть сферы, где власть все равно будет отыгрываться (призыв в армию, медицина, поступление в вузы).
По малому и среднему бизнесу кризис ударит серьезно. Чиновникам будут давать деньги, и они будут спасать своих, топя их конкурентов. В регионах все бюрократы заняты бизнесом. Часть денег спустится еще ниже, в муниципалитеты, но налоговая система устроена так, что стимулировать развитие бизнеса им невыгодно. Сброса на рынок так называемых инвестиционных квартир ждать не приходится — средний размер взятки равен стоимости двушки в Москве. Здравый смысл подсказывает неизбежность этого, но мои знакомые экономисты так не считают.
В социологии есть теория относительной депривации: люди бунтуют не тогда, когда плохо, а когда растет разрыв между их ожиданиями и реальностью. В последние восемь лет сформировались устойчивые позитивные ожидания. А кризис их разрушает, и появляются «ножницы», вызывающие социальное недовольство. Так начиналась, например, Великая французская революция. Сейчас в России вероятны жесткие сценарии. Планируется резкое сокращение офицерского штата в Вооруженных силах. Недавно проводилось широкомасштабное исследование элиты, и самое негативное отношение к режиму обнаружилось в армии. Офицеры в отставке куда более опасны, чем находящиеся в строю. Удар кризиса по среднему классу — второй запальный шнур, потому что бизнесмены начали самоорганизовываться. И третье, не дай бог, удар по сбережениям граждан (отсюда, кстати, меры, чтобы успокоить вкладчиков).
Разница между кризисами 1998-го и 2008 годов принципиальная. Нет контроля над исполнительной властью, поэтому принятие ею осмысленных решений менее вероятно. Нет независимого бизнеса, который вытащил тогда страну. Кризис 1998 года привел к позитивной селекции бизнеса: проиграли те, кто спекулировал. Но это возможно только в условиях свободы предпринимательства. Нормально, что в экономике накапливаются проблемы и кризис их разрешает, но в условиях России не очевидно, что вместо предпринимательской активности мы не получим затяжную депрессию.
Записал
Сергей Мулин
20.10.2008
Источник: Новая газета