Можно ли спасти российскую лёгкую промышленность?
Евгений Ясин:
Дорогие друзья,
мы начинаем. Сегодня доклад будет делать Вадим Валерьевич Радаев, тема, на мой
взгляд, исключительно интересная. Я
давно интересуюсь этой отраслью. Сегодня она производит примерно 15% того, что
производила в Советское время, может, чуть больше, не намного. Я всё время
думаю о том, что делать с такими отраслями, в то же время должны быть довольно
приличные показатели эффективности. Моя другая мысль, которой я хотел бы
поделиться до начала, заключается в том, что мы как раз приступаем в ближайшие
годы к реальной реконструкции экономики, промышленности и т.д. Это очень
большая работа, потому что мы очень мало чего сделали, проблема недостатка
инвестиций и людей будет нарастать. Мне кажется, что само желание Вадима
Валерьевича уделить внимание этой несчастной отрасли заслуживает поощрения,
кроме того, он пригласил очень авторитетных людей из этой отрасли, мы их с
удовольствием послушаем.
Вадим Радаев:
Уважаемые
коллеги, само исследование было инициировано Ассоциацией компаний розничной торговли,
нашим давним партнёром, с которым мы много лет сотрудничаем. Пользуясь
возможностью, хотел выразить благодарность представителю АКОРТ – Вугару Исаеву,
здесь присутствующему.
Отечественная
лёгкая промышленность многие позиции свои потеряла, и встал вопрос: а можно ли
негативные тренды переломить, или уже сделать ничего нельзя? Нужна ли в этом
вопросе осознанная политика? А если нужна, то в чём она должна состоять? Нам
показалось, что тема это очень важная. (Когда я говорю «нам», имея ввиду соавторов
– Зоя Котельникова сегодня здесь, Вера Данилина нарабатывает опыт в Марселе,
ещё коллеги нам помогали). Эта тема незаслуженно обходится ведущими
экономистами и социологами. Ну что там, казалось бы, менее 1% ВВП? Правда в
расходах домохозяйств, это уже составляет около 10%. Но все равно: в
рассуждениях о легкой промышленности чувствуется какая-то обречённость – ну, умирает
и пусть умирает. И это не вполне заслуженно.
Как строилось наше
исследование? Мы хотели проанализировать ситуацию в отрасли, рассмотреть основные
подотрасли, их динамику, ключевые проблемы, как их видят руководители компаний,
учесть мировой опыт обязательно, попытаться сформулировать рекомендации, если
они здесь возможны. Мы собирали разные данные, использовали статистические
базы, опросные данные, включая опросы руководителей предприятий отрасли, сравнивали
их с данными по другим отраслям, привлекали данные маркетинговых исследований, провели
специальный опрос экспертов. Базы статистических данных – это прежде всего Росстат,
Spark, Fira-PRO, Ruslana. Брали, что можно, из маркетинговых исследований, хотя
основной фокус работы был не на потребительском поведении, а на поведении
предприятий (это важно сразу отметить). Также мы использовали результаты опросов
руководителей крупных и средних предприятий обрабатывающей промышленности,
могли сравнить предприятия лёгкой промышленности по данным 2005 и 2010 годов со
всей обрабатывающей промышленностью. В связи с этим, я благодарю руководителя
Института анализа предприятий и рынков Андрея Яковлева, который нам данные эти
предоставил. Плюс мы устроили опрос экспертов, где главную роль играют
руководители предприятий отрасли — крупных и мелких. Здесь Андрей Разбродин,
президент отраслевого Союза помог с организацией этого дела. Привлекали прочие
материалы — всё, что мы могли собрать.
Теперь коротко о
результатах. Прежде, чем приступать к какому-нибудь анализу, нужно понимать,
что отрасль очень сложная, внутри неоднородная – она включает текстильное,
швейное производства, с одной стороны, производство обуви, изделий из кожи, с
другой стороны. Есть всего 14 подотраслей, у каждой подотрасли своя история,
они далеко не идентичны. Мы в статистических разделах пытались каждую подотрасль
рассматривать отдельно, но степень детализации не могла быть большой, объем
работы был и так слишком велик.
Итак, в начале 1990-х
годов произошел резкий обвал производства, в 5-8 раз упали его объемы в легкой
промышленности по натуральным показателям. И как Борис Кузнецов сказал в
предыдущем обсуждении нашей работы, по всем видимым показателям отрасль в
начале 1990-х должны была умереть. Но по каким-то до конца не понятным
обстоятельствам она выжила и начала расти, не так стремительно, но относительно
устойчиво. Были перегибы в период финансового кризиса, но затем она восстановилась,
и сейчас отрасль устойчиво растёт, по-прежнему довольно медленно, мы крайне
далеки от того, что было в начале1990-х.
Надо сказать,
отрасль достаточно высоко концентрирована в разных смыслах этого слова:
во-первых, это высокая производственная концентрация. Во-вторых, отрасль
территориально концентрирована – это Ивановская область, области вокруг Москвы,
Санкт-Петербурга, Ставрополье, Краснодарский край, Дагестан, причем. везде есть
некоторая своя специализация. Отрасль также концентрирована в отношении
собственности — это отражает черты всей российской экономики, но в ещё более
явном виде. Основная часть собственности – концентрированная, частная,
независимая. Это преимущественно российские собственники, которые имеют
контрольный пакет в подавляющем большинстве случаев, иностранное участие здесь
минимально, причем, в последние годы оно не растёт. Производительность труда — на
уровне средней температуры по больнице в полтора раза ниже, чем в прочих
отраслях обрабатывающей промышленности. Внутриотраслевые различия
производительности труда во много раз больше, чем межотраслевые различия. По
разным направлениям это разница может быть в 30, 40 даже 100 раз, и даже если
мерить по добавленной стоимости, то всё равно это 15-20 раз. Могут сказать, что
те, кто находятся внизу (менее производительные предприятия), могут скрывать часть
своей выручки, но тем не менее нельзя сказать, что вся отрасль не
производительна, она в высокой степени дифференцирована. Есть предприятия
весьма передовые, производительные и эффективные, а есть предприятия, которые
«лежат».
Занятость в
отрасли продолжает снижаться, за длинный период она снизилась в разы, сейчас
она продолжает уменьшаться с некоторыми флуктуациями, примерно по 3-4% в год. С
одной стороны, это наверняка связано с тем, что отрасль технически
перевооружается, но с другой стороны, отрасль не слишком привлекательна для
работников, ибо зарплата здесь ниже на половину по сравнению со
среднероссийской, и условия труда оставляют желать лучшего. Это продолжается
много лет.
Отрасль, как и любая
другая, нуждается в инвестициях, но инвестиционная активность не высока. Есть
данные Минпромторга о моральном состоянии оборудования, которые свидетельствуют
о том, что половина оборудования сильно устарела. При этом мы видим из опросных
данных, что до 2/3 крупных и средних компаний этих инвестиций не производят
вовсе, образуя кластер застойных предприятий. В самой большей степени
инвестиции нужны в текстильной отрасли, но именно там их дефицит в большей
степени и наблюдается, причем. сами инвестиции, как правило, некрупные по масштабам.
В стране
сохраняется внутренний рынок, это преимущество, благодаря которому отрасль и
выжила, но мы его теряем устойчиво, продолжает возрастать зависимость от
импорта почти по всем направлениям. Импортируется почти 100% оборудования.
Говорят, что когда-то было отечественное оборудование, другие говорят, что его
и не было никогда. Импортируется хлопок и шерсть по большей части, также
химволокна и нити, растёт импорт тканей во всех видах, готовых изделий, обуви.
Со вступлением в ВТО никакой трагедии не происходит, но этот фактор зависимость
от импорта усиливает. Как праивло ожидается снижение таможенных тарифов на 2-5%
в 2015 году или 2017 году, но импорт уже сейчас растёт. В потоках импорта идёт продукция,
которая ввозится по незаконным схемам, контрафактная продукция. Общая тенденция
— постепенное обеление импорта, импорт отчасти растёт, потому что выходит из
теневых серых схем. Какой бы мы ни взяли сегмент, картинки везде примерно
одинаковые, а именно импорт растёт с некоторым
ускорением, а экспорт в то же время стагнирует, остается на минимальном уровне,
будь то трикотаж или текстиль, сырьё или химволокна, одна и та же картина —
растущий импорт и стагнирующий экспорт. Разница в объёме между импортом и экспортом
может быть в 100 раз, и она продолжает увеличиваться. Экспорто-ориентированная
деятельность остаётся минимальной, 5-6% если говорить о текстильной одежде и
обуви, доля эта почти не растёт. Большинство крупных и средних компаний до 90%
продукции своей направляет на российский рынок. В структуре экспорта растёт
доля СНГ, падает доля дальнего Зарубежья. Есть небольшая доля экпортно-ориентированных
предприятий, они по всем показателям краше и эффективнее, но остальная масса
предприятий замкнута на внутренних рынках, все показатели у них ниже. При этом
у многих компаний может быть достаточно высокий уровень рентабельности.
Финансовое
положение предприятий проблематично, оно разное. Финансовая зависимость
увеличилась в кризисное время, она находится ниже принятых параметров. Если
речь идёт о стратегических инвесторах, то по данным опросов большинство
предприятий привлекать их не планируют, причем, здесь всё гармонично, потому
что сами инвесторы тоже не собираются приходить. Многие говорят о возможности банкротств.
Показатели рентабельности в последние годы даже и растут, по международным
меркам они не такие уж и плохие, но при этом инвестиционная привлекательность
остаётся низкой в силу массы других параметров — стратегия компаний,
прозрачность бизнеса. В легкой промышленности также в большей степени
присутствует проблема недобросовестной конкуренции во всех видах. С одной
стороны, растёт цивилизованная розница, по полученным данным, что потребитель
понемногу перебирается в современные торговые форматы. Но большую часть розничного
оборота по-прежнему обеспечивают независимые магазины, через которые идёт всё,
что только можно представить — и контрафактная продукция, и параллельный
импорт, и товары, которые вводятся в обращение со всевозможными нарушениями.
Насколько велик теневой оборот? Тут подсчитать точно невозможно, существуют
разные оценки — от 10% до 50%. В любом случае эта доля весьма высока, в том
числе в импортной составляющей. Сейчас, когда Единое экономическое пространство
образовано, и образован Таможенный Союз, эти риски возрастают, особенно в части
Казахстана, не Беларуси. Доля внешней торговли между странами вместо того,
чтобы расти, вдруг упала, как же так? На самом деле, она не упала, просто она
переводится в другую форму. Вдобавок, контрафакт перемещается и в интернет, в глобальную
«помойку», это одна из новых тенденций. Добавлю, что все более активно
продаваемые через интернет одежда — лидирующий сектор по доле контрафактной
продукции.
Предпринимательская
активность в отрасли недостаточно высока,
что высоки ожидания поддержки от государства во всех видах. При этом
государственная поддержка присутствует, почти каждое четвёртое предприятие
получает её в той или иной форме, но все недовольны, говорят, что она не эффективна,
все жалуются.
А какие проблемы
возникают? Их формулируют сами руководители предприятий. Эти проблемы
кластеризуются в 4 группы. На первом месте всегда налоги, макроэкономическая
стабильность. Второе, непредсказуемость госрегулирования, непрозрачность
бизнеса, факторы институционального порядка. Третье, административные барьеры —
таможня, земельные участки, разрешения на строительство и т.д. Четвёртое,
неразвитость производственной инфраструктуры — электроэнергия, транспорт,
связь.
В годы
финансового кризиса дополнительные проблемы наросли: ухудшение рыночной
конъюнктуры, которая довольно быстро восстановилась, и ухудшение условий
кредитования — стоимость кредитов, требования по залогу и т.д.
Теперь
международный опыт. Я сказал, что международный опыт в данной работе не
ритуальная часть: мол, давайте международный опыт сюда «пришпилим». На самом же
деле, одно из ключевых заключений состоит в том, что отрасль давно уже, лет 40
назад превратилась в глобальную отрасль. Без понимания того, как она
организуется в мире, никаких проблем серьёзных решить уже нельзя. Есть ряд
экономико-социологических теорий, которые всё это объясняют с использованием
эмпирического материала. Первое – классик мир-системного анализа – Иммануил Валлерстайн,
который показывает, как складывалось территориальное разделение труда, вытекшие
из его размышлений теории глобальных цепей поставок, масса работ по швейной,
текстильной промышленности, которые представляют типичный пример цепи поставок,
управляемой покупателем. Важная спецификация — теория новой торговой революции,
это Гэри Хэмилтон и его соратники, которые показывали, как возросла роль
глобальных торговых сетей в организации производства. С этих точек зрения
происходит интересная вещь: вновь возросла роль торгового капитала, как в эпоху
меркантилизма 17 столетия, но теперь это по-другому организовано. Тогда
перемещались товары, теперь – перемещаются производства. Произошло это после
Второй мировой войны, когда на передний план вышли 2 типа компаний — компании,
управляющие международными брендами, и глобальные торговые сети. Ни те, ни
другие не владеют производствами непосредственно, но организуют производство и
цепи поставок. Именно они и сыграли решающую роль в образовании глобальных
цепей поставок, которые структурируют отрасль. Дальше на протяжении последних десятилетий
происходят волнообразные территориальные перемещения производства — сначала из
развитых стран в страны развивающиеся, затем по мере их индустриализации, , в
менее развитые страны, идет волна так
называемой ситцевой индустриализации, как это называлось ещё в 19 веке. По мере
развития идёт перемещение моделей организации производства, по мере
индустриализации страны индустриализирующиеся переходят к более развитым
моделям, связанным с более высокой добавленной стоимостью, fullpackagesource и т.д. Производства
более примитивные, трудоинтенсивные и менее капиталоёмкие смещаются в менее
развитые страны. Сейчас будет слайд, на котором всё это видно. В Европе возникла
модель, в которую многие наши бывшие «братья» вписались — Польша,
Болгария, Румыния, Чехия. Это называется вынесенная переработка на
полуфабрикатах, которая реимпортируется в Германию, Италию, Францию. Сначала
производства перемещались в Японию, затем вскоре в Северо-Восточную Азию —
Гонконг, Южная Корея, Тайвань, с середины 80-х это Китай, Юго-Восточная Азия.
Но затем движение не остановилось, а продолжилось, в Южную Азию перешло. Walmart переносит свои заказы
всё больше из Китая в Бангладеш, он уже один из самых крупных заказчиков. Перемещается
частично в Центральную и Восточную Европу перемещается.
Обидно, что
Россия на этой картинке отсутствует, мы остались вне игры. Не важно, в какой
степени она выгодна, Россия оказалась не вписана в эту картинку. Дальше в
работе вы найдёте три кейса — Китай, Турция и Германия. Это кейсы, во-первых, важны
сами по себе, во-вторых, они важны для нас, в-третьих, они очень разные. У
Китая вход снизу, со стороны трудоинтенсивных технологий, вход сверху у
Германии, сбоку – в Турции. Китай привлекает много внимание, но этот опыт не
вполне осмыслен. Все говорят, что там низкие трудовые издержки, хотя это уже
давно не совсем так, государство там стабильно, стабильный юань, государство
вкладывалось в инфраструктуру, стимулируется экспорт. Но кроме всех этих важных
внутренних факторов, к которым относится и сильный потребительский рынок,
есть и внешние факторы, которые часто выпадают из внимания — экономика Китая открылась,
и туда пришёл иностранный капитал из той же самой Северо-Восточной Азии.
Кстати, половина удачных экспортёров, которые там осуществляют мировую
экспансию, они не китайские, они принадлежат иностранным собственникам.
В этой связи интересна
история Walmart, по
которой написаны целые книги. Первая стадия, когда Walmart стал прижимать отечественных
американских поставщиков под лозунгами «Покупай отечественное», их
выталкивали в Гонконг и Китай в погоне за снижением издержек. Затем Walmart выходит напрямую в
Китай, здесь организуют большую часть поставок, начинают регулировать
производство, а на третьей стадии они выходят туда с торговой сетью, сейчас там
более 400 торговых объектов на 2013 год. Такая вот история.
Опыт Турции
совсем иной. Там тоже государство играло серьёзную роль, там квалифицированная
рабочая сила, они пытались в другие звенья цепи поставок встроиться, очень
много внимания уделяли институциональным условиям, благоприятным для бизнеса.
Германия вошла в
глобальную цепь поставок сверху, там была развитая отрасль, которая сократилась
в несколько раз, но теперь она ориентирована на высококачественную продукцию с
высокой добавленной стоимостью, в сильной степени на такие продукты как
технический текстиль, а все трудоинтенсивные процессы и связанные с низкой
добавленной стоимостью вытесняются в другие страны, в том числе к нашим собратьям
по бывшему соцблоку. Ещё одна картинка показала, как можно по-разному добиваться
успеха в сфере легкой промышленности. К сожалению, ни в одну схему Россия не
вписывается.
Последний вопрос
– что делать. Условно все меры можно разделить на меры поддержки, имея ввиду
то, как можно удержать то, что уже есть, и меры по трансформации отрасли, если
мы хотим каких-то прорывов и качественных изменений, не просто выживания, но
иного качественного состояния. Нельзя утверждать, что в этом отношении вообще
ничего не делалось. На данном слайде перечислены меры, которые были направлены
на поддержку отрасли, я их не буду перечислять, вы их видите на экране. Но кого
ни спросишь из знающих людей, все в один голос говорят, что этих мер никак не
достаточно, они никак ситуации не меняют. А какие меры поддержки ожидаются?
Опять-таки по опросам руководителей предприятий, которые мы здесь используем,
налоги снова на первом месте. Снижайте налоги, замораживайте тарифы
естественных монополий, стабилизируйте курс рубля. Интересно, что в отличие от ограничения импорта, за стимулирование
экспорта высказалась лишь малая часть опрошенных – «не до этого». Итак, во-первых,
налоги, во-вторых, внутренние факторы, связанные с внутренним нашим существованием,
а не с каким-то включением в мировые процессы. Тем временем давно уже ситуация
определяется следующим образом: если данная отрасль хочет выживать и даже
развиваться, можно заходить с разных сторон, но если мы не вписываемся в
глобальные цепи поставок, то исторически наша перспектива нулевая, а не просто
сомнительная.
Когда говорят: давайте
снижать налоги, давайте выделять субсидии и льготы, то ряд этих предложений
весьма разумен, многие из них действительно поддержат предприятия, но в то же
время сами участники рынка и эксперты говорят, что вряд ли эти меры помогут
кардинально. Еще меньше помогут попытки решить все эти проблемы
административным путём: например, заставить торговые сети выставлять на полки не
менее 30% отечественного товара и таким образом решить проблемы лёгкой
промышленности. Вещь довольно примитивная и глупая.
Вместо этого, нужно
способствовать снижению издержек компаний. Конечно, всем тут не поможешь, некая
доля компаний в конце концов вынуждена будет умереть, но есть и доля
эффективных компаний, им помочь еще можно. После выступления Путина в Вологде в
марте 2013 года появился всплеск интереса к отрасли — увеличили госзаказ, и я
верю, что для этого есть основания. Силовые ведомства России могут одевать
российские компании. Другое дело, что не вполне понятно, смогут ли они это
сделать, (впрочем, это отдельная тема). Сразу начинаются жалобы на коррупцию,
извечная тема. Некоторые сюжеты неясны — была история про школьную форму, что все
должны ходить в отечественной одежде, но исход этой затеи туманный. Школьников
одеть в отечественную одежду видимо не удастся «по 26 причинам».
Какие искать
источники трансформации? Возвращаюсь к теме о том, что большая часть обсуждений
упор делает на внутренние факторы. Говорят: у нас есть потребительский рынок, наработанные
компетенции, нужно это поддержать, нужно воссоздать утраченную сырьевую базу.
Наша идея, которая может показаться спорной — продержаться не удастся, покуда
роль внешних факторов по-прежнему игнорируется — и в части привлечения
капитала, и в части стимулирования экспорта. Без этого качественной
трансформации не будет в принципе.
Сакраментальный
вопрос с том, нужно ли восстанавливать сырьевую базу, тоже актуален. В прошлом
году всё было уже предложено: хлопок — в Астрахани, шерсть — на Северном
Кавказе, лён – в Тверской области, пеньку мы много столетий назад начали
экспортировать. После разговоров с экспертами у нас появилось впечатление, что
рассчитывать на это не приходится. Присутствующие здесь коллеги могут объяснить
это более подробно. Хлопок в Астрахани действительно когда-то рос, но эта тема
экономически совершенно неперспективная. С шерстью проблема в том, что мясное
направление значительно более перспективно, а высококачественной шерсти как не
было, так и нет. Больше всего обидно за лён, я думал, что уж лён мы как раз
можем производить. А кому он нужен-то? Это дорого очень получается, красить его
сложно. А мешки лучше делать из других, синтетических материалов. И в
результате эта тема оказывается неперспективной. Импорт сырья нам похоже не
удастся победить, встраиваться с этого конца — не очень перспективно.
Следующее предложение
также является довольно спорным. У нас много дееспособных текстильных
предприятий, их можно развивать, но при этом их нужно переориентировать в
сторону производства синтетических тканей. Здесь есть позитивные факторы —
спрос на это дело глобально растёт, внутренний спрос тоже будет расти, есть самые
разные отрасли промышленности, которым они нужны, есть разные категории
потребителей. С другой стороны, у нас есть дешёвое отечественное нефтяное
сырьё, которого в Китае нет. Конечно, на всё нужны инвестиции, но здесь более
быстрые сроки окупаемости могут быть. Если добиться успеха, то речь идёт о
продукции с более высокой добавленной стоимостью.
Поддержка
экспортно-ориентированных производств, это второе. Проблема заключается в том,
что ориентация на внутренний рынок неминуемо приведёт к потере этого рынка,
следовательно, и всей отрасли. Нужно
разрабатывать меры, чтобы привлекать иностранные инвестиции. Понятно, что сразу
никто не прибежит, даже если объявить о каких-то мерах. Но если определённые
сигналы подавать в институциональную среду, упорядочить институциональные
условия, можно было бы достичь некоторых сдвигов. Нужно поддерживать тех, кто
дееспособен, кто может куда-нибудь продвигаться. Много разумных вещей известно,
что и как делать — упрощение процедур, поддержка технологических инноваций.
Последний слайд
— борьба с недобросовестной конкуренцией во всех видах. Эта тема остаётся очень
острой. Вступление в ВТО, как здесь указано, эту проблему не снимет. Контроль
таможенный, посттаможенный недостаточно эффективен. У нас есть отдельные работы
по рынкам контрафактной продукции. Вывод такой: если эти меры не усиливать, то все
преобразования, даже если они будут хороши и эффективны, не приведут к
серьёзным сдвигам. Чтоб ты ни делал, если рядом у тебя продаётся продукция
сомнительного происхождения, которая дешевле процентов на 40%, сложно в этой
борьбе одержать победу. Спасибо.
Евгений Ясин:
Дорогие друзья,
докладчику 3 вопроса. Даёте 3 вопроса, а потом мы переходим к оппонентам.
Дмитрий Зимин:
Скажите,
пожалуйста, вы сказали, что с начала 90-х годов лёгкая промышленность ушла в
тень. Я правильно Вас понимаю, что до 90-х годов она была конкурентоспособной.
Раньше было хорошо, потом стало плохо. Вот это хорошо — это что такое?
Вадим Радаев:
Промышленность
было конкурентоспособна в ограниченном пространстве. То есть был внутренний
рынок, она работала на внутренний рынок. Поскольку серьёзной конкуренции извне
не было, то она обеспечивала довольно примитивные потребности сограждан – «весёленький ситчик»,
простыни в розочку. Все нахваливали. Про обувь: многие женщины вздрагивают при
воспоминании о том, как они это надевали. По числу пар — производство быстро росло.
Был сюжет, связанный и с нашей международной кооперацией. Мы были конкуренты с
точки зрения сырья, готовая продукция в целом была не очень высокого качества.
В 90-е годы и это обрубилось, все былые связи развалились. Многие наши партнёры
по соцлагерю в целом встроились в систему, а мы так и остались на месте.
Дмитрий Зимин:
Ну когда-то же у
нас была лёгкая промышленность?
Вадим Радаев:
Она была не
конкурентоспособная, она была плановая. Действительно, можно почитать «Русскую
фабрику» М.Туган-Барановского, замечательная книга про девятнадцатое столетие.
Тогда действительно крестьяне всё поднимали, они же и потребляли произведенное.
Андрей Разбродин:
Справочку дам.
Сейчас разговор у нас идёт как в анекдоте Жванецкого, давайте спорить о подъёме
Голливуда, не видя ни одного фильма. Была конкурентоспособной до определённого
времени наша и текстильная, и лёгкая промышленность. Был всплеск, когда ей
занимался Косыгин, были абсолютно конкурентные заводы по ряду направлений, не
говоря о том, что период начала 20 века — не социалистическое наше прошлое,
период НЭПа и т.д. По инерции всё было конкурентоспособным, всё выпускалось и
даже экспортировалось, как вы знаете, большинство предприятий, которые до сих
пор ещё дымят, основаны на базе старых предприятий в лучших местах старых
русских городов. Они принадлежали Морозовым, Прохоровым, Вахрушиным и т.д. Масса
фамилий, которые имели и медали парижских выставок, лучшие ткани, ноу-хау в
станках. После середины 1970-х годов ситуация стала осложняться и пришла к той,
о которой мы сегодня с некоторой иронией вспоминали.
Ещё одну вещь
хочу сказать в конце, чтобы у нас не выходила дискуссия не в то русло, я хочу,
чтобы все понимали, что текстильная отрасль — это не трусы и носки, текстильная
отрасль — это вся оборонка, все
предприятия молочной отрасли, химической. Я объясню: дело в том, что все
фильтры делаются текстильным способом, это нетканая отрасль. Чтобы решить
сегодня программу дорог, текстильная отрасль будет играть одну из важнейших
ролей. Весь слоёный пирог технического текстиля, который делается сегодня в
современном дорожном строительстве — текстильное производство, технические
ткани, технический текстиль. Это то направление, которое было отмечено в
работе, то, на чём делает упор Германия. Та самая продукция с высокой
добавленной стоимостью. Базируется это на технических, химических и
синтетических нитях. Не считая того, что мы с вами часто говорим
«стеклоткань» — конечный продукт этот сделан текстильным способом,
для этого нужна развитая современная текстильная отрасль. Сегодня ни один
скоростной поезд в мире не ходит без специальной арматуры текстильной. Сегодня
железная арматура не решает вопросы гибкости и пластичности рельс, поддержания
высокой скорости и изгибов на повороте. Один простой вопрос могу вам задать:
здесь сидит много женщин. Женская прокладка — что это? Это производство
текстильной отрасли, от и до. Хотя есть и такой прикол — она не относится в
России к продукции текстильной промышленности.
Евгений Ясин:
Андрей
Валентинович, я Вам как выступающему слово уже не предоставлю.
Андрей Столяров:
В комментариях
написано, что доля иностранных инвестиций очень мала, но в то же время нужно их
привлекать. Но большая часть иностранной продукции уже производится на
территории России — возьмите Procter&Gamble. В России всё
делается. У меня вопрос: в чём причина того, что иностранному капиталу не интересен
российский опыт? С точки зрения каких концепций рассматривать вопрос? В России
был создан дополнительный кластер производства иномарок, если говорим об
автомобилях. На базе нефтехимических заводов была создана эта отрасль,
возвращаясь к Procter&Gamble. Текстильная
промышленность — в ней такое реально? Ещё один вопрос: предприятия есть очень
разные — более и менее успешные. Можно ли какие-то выводы сделать по
предприятиям, которые чувствуют себя более-менее хорошо.
Вадим Радаев:
Капитал не идёт,
потому что отрасль не считается перспективной. С одной стороны, люди считают,
что она умирает и умрет, мы будем потреблять азиатскую продукцию. С другой
стороны, на это накручиваются сугубо российские истории — институционально
работать здесь тяжело. В-третьих, это не единственный случай, но многие
компании остаются закрытыми, не собираются и не хотят никаких здесь иностранцев
видеть, они хотят сидеть на том, что у них есть — вдруг госзаказ будет, просто
на локальные рынки работать и так продержаться. Инвесторы тоже не видят
никакого для себя плюса. Если же капитала не будет, схлопывание произойдёт
раньше, чем многие думают. Многие, работая на локальные рынки, думают, что сюда
никто не дотянется.
По поводу
успешных предприятий, у нас есть раздел, где проанализированы были успешные
истории, в печати были интервью с успешными предприятиями — RalfRinger, GloriaJeans, ситуации, когда компании
весьма успешны. Но таких ситуаций не очень много.
Евгений Ясин:
Всё, вопросов
больше нет! Я же сказал, что только три вопроса. Давайте третий.
Сергей Перегудов:
Вы главным
образом говорили «надо, надо». Но в то же время вы сказали, что целый
ряд негативных моментов надо снимать. Всё-таки Ваш прогноз, самый общий для
отрасли? Вы сказали, что существует такое ядро, которое нужно будет развивать и
которое будет развиваться, наверное, так и будет. А что будет с периферией?
Ядро — примерно 1/3, а 2/3 — что с этим будет? Как вообще вся отрасль будет
позиционироваться с учётом нашей ситуации?
Вадим Радаев:
Спасибо за этот
вопрос. Периферия, если мы придаём ей не территориальный смысл, умрёт. Китай не
остановится. Тут соперничать в сегментах с низкоценовой продукцией абсолютно
бессмысленно, мы всё равно проиграем. Речь идёт о том, можно ли спасти хотя бы
ядро? Определённое число достаточно эффективных предприятий, позиционирующихся
в среднем сегменте, пытаются обеспечить продукцию хорошего качества. Как будут
развиваться эти передовые компании — зависит от политики государства, подаст ли
оно правильный сигнал. Дело не в том, что они начнут какие-то субсидии или
льготы предоставлять, будет ли выработана политика государства какая-нибудь?
Вот как сейчас стоит вопрос. Какая она будет, эта политика? Если мы хотим
какого-либо качественного преобразования, без этого фактора не обойтись.
Евгений Ясин:
Вообще говоря,
это поразительно. Судьба лёгкой промышленности, в особенности текстильной, меня
поразила, потому что я ожидал полного её прекращения. Когда-то были
специфические обстоятельства, которые создавали стимулы к проникновению на среднеазиатские
рынки, на китайский рынок, потому что там было не машинное производство, а
кустарное. Российская продукция завоёвывала Манчжурию и т.д. Хорошо это дело
двигалось, всё было частное, там не было государственных компаний и
иностранного капитала было не очень много. Я ожидал, что они все должны
рухнуть, а когда выяснилось, что они не рухнули, а 20% объёма сохранилось, я
посчитал, что если они это смогу сохранить — это большая победа. Это означает,
что в некоторых направлениях они поднимутся на такой уровень, когда они смогут
конкурировать, причём конкурировать за отечественного потребителя. С моей точки
зрения, разговор про лён и так далее, я ожидал, что ситуация будет хуже. Сейчас
я вижу, что отрасль живёт, конечно, она жалуется, требует снижения налогов,
говорит о том, что требуют взяток, но это обычно, это во всех рынках примерно
одна и та же система. Спасению во многом содействовал государственный спрос, не
знаю точно в какой степени, но должно быть так. Думаю, что большого роста здесь
не будет, но для того положения, в котором находится вообще российская
промышленность обрабатывающая, это совсем не плохие результаты. Казалось бы,
20% советского объёма!
Теперь слово
оппонентам. Первому даю слово Исаеву Вугару Мирзахановичу.
Вугар Исаев:
Спасибо. Начну с
того, что поскольку мы были заказчиками этой работы, мы оценивать эту работу
будем в общем исходя из двух основных критериев: профессионализм и
актуальность. С точки зрения
профессионализма работа очень высокопрофессиональная, возможно, в той краткой
презентации, которую Вадим Валерьевич сделал, не удалось в полной мере это показать.
Ключевая вещь — это то, что говоря о лёгкой промышленности, её нужно разделять
на те подотрасли, из которых она состоит. Есть производство технического
текстиля, это совершенно отдельная область. Если посмотреть те цифры, которые в
работе есть (Вадим Валерьевич обратился с просьбой к ассоциации увеличивать
тираж этой книги, думаю, что мы найдём эту возможность), все желающие смогут
убедиться, что ситуация с техническим текстилем в чём-то даже лучше, чем с той
областью лёгкой промышленности, которая занимается производством тканей. Для
всей аудитории я хочу, чтобы было понятно это первое и ключевое различие,
которое на самом деле нам нужно просто держать в голове, чтобы не путать друг
друга.
Возвращаясь к
тому вопросу, который сейчас Андрей поднял по поводу прокладок, к сожалению, по
нашему классификатору они попадают в другую отрасль, не в лёгкую
промышленность. Есть классификатор, который классифицирует и предприятия,
которые работают в различных производствах. К сожалению, получается, что многие
данные основаны на том эффекте, который вызывается тем, что одно предприятие в
качестве одного вида деятельности может заявить один вид деятельности, а по
факту осуществлять другой вид деятельности. Оно попадает одновременно в
несколько отчётов, которые используют Министерство экономического развития или
Министерство промышленности и торговли, это вообще отдельная тема. Это ещё один
пункт, касающийся правильного профессионального подхода.
Есть проблема
институциональная, касающаяся классификации. Для той части лёгкой
промышленности, которая занимается производством продукции народного
потребления, начиная с тканей и заканчивая готовой продукцией, перспектива
есть, более того, в книге отчётливо прослеживается, что мировой опыт крайне
важен в данном вопросе. В принципе вся цепочка производства товаров народного
потребления построена следующим образом: начало цепочки — химическая
промышленность, которая производит нити и волокна, там очень сложные технологии
задействованы, дальше идёт производство самих тканей. Концентрация компаний,
которые производят ткани для того, чтобы из них в дальнейшем производились
товары народного потребления, в любой стране, будь то Южная Корея, Китай, Индия
или Америка, очень высокая. Следующий этап цепочки — швейное производство, оно
низко консолидировано, оно низкокапиталоёмкое, в нём не существует уникальной
возможности, чтобы какое-то предприятие могло занять высокую долю рынка, там
всегда огромное количество мелких и средних предприятий. Это тоже, может, не
прозвучало в должной мере в коротком докладе Вадима Валерьевича.
Теперь ключевой
момент, говорим про устройство рынка, про ту часть, которая касается товаров
народного потребления. Про изменения, которые стали происходить после Второй
мировой войны, когда стала возникать культура потребления. Возникла такая
ситуация, когда политические элиты не хотели воевать, нужно было одеть и
накормить людей, дать возможность быть довольными. Вместе с тем, с очень
высокой скоростью шёл научно-технический прогресс. Так или иначе, кроме всех
материалов, которые использовались до того момента в производстве товаров
народного потребления, стали возникать всевозможные искусственные материалы,
которые позволяли за ту же единицу национальной валюты произвести некое
изделие, платье, которое могла носить одна женщина. Всё вместе взятое привело к
развитию: развивается скорость логистики, растет рынок потребления, начинают
возникать глобальные мировые сети, которые представляют такое специфическое
сращение торгового и промышленного капитала. Исходно они работают как торговые
капиталы, суть — неэквивалентный обмен, в одном месте произвели, в другом месте
продали. Эти сети расширяются настолько быстро, сначала в рамках одной страны,
потом соответствующего региона, выходят в соседние страны, потом в другие
регионы мира. Необходимо создавать такой продукт и по такой цене, чтобы его
можно было продавать в странах с разным уровнем доходов населения. Вам
необходимо, будучи глобальной сетью, продавать что-то в стране, где средний
доход населения составляет $2000, а также продавать в стране со средним уровнем
дохода $200. Всё толкает к тому, что происходит выдавливание натуральных
материалов, которые не могут дешеветь в силу того, что существует инфляция
валют и всех натуральных материалов.
Итак, профессиональная
часть: работа высокопрофессиональная, чётко выделены все основные направления. По
поводу актуальности: лет 10 назад во всём этом никакого смысла бы в этом не
было. Почему сейчас это актуально? Первое (я говорю только о товарах народного
потребления), у нас действительно относительно цивилизованная культура
потребления таких товаров. Порядка 50% сосредоточено в крупных торговых центрах
и моллах, в крупных городах — даже 70%. На сегодня во всех торговых центрах
присутствуют иностранные основные торговые сети, которые торгуют одеждой,
существует 15-20 российских сетей, которые работают абсолютно также, в белом
легальном поле. Это ключевое отличие от ситуации, которая была 10 лет назад, когда
не было вообще игроков, работающих в легальном поле. Сегодня существует
значительная доля рынка, живущая в легальном поле. Огромное количество мелких и
средних российских сетей — 5-20 магазинов, торгующих одеждой, которые живут в
сером контрафактном поле. Не важно, продают ли они продукцию в торговых центрах
или на рынках, наличие легального поля позволяет государству использовать некие
механизмы, позволяющие оценивать среднеотраслевые показатели, нормальным
точечным образом легализовывать оставшуюся часть рынка. Нельзя сказать, что
этим не занимаются, с прошлого года Таможенная инспекция включилась и
занимается этим, появились ассоциации компаний, которые выходят и работают
вместе с государством. Если уж у нас есть 30% легального поля, давайте и другую
часть сделаем легальной, подключились и ФНС, и ФТС, изменений будет очень
много.
Теперь последний
момент. Почему всё это приведёт к тому, что сказал Евгений Григорьевич? Почему
это проявится при условии тех самых действий, которые предлагаются в этой
работе? На мой взгляд, если говорить о существующей структуре компаний, которые
работают сейчас в той части лёгкой промышленности, занимающейся товарами
народного потребления, то 70-80% предприятий совершенно неконкурентоспособны,
не понимают, что делают, поэтому требуют и снижения налогов, закрытия границ и
прочее. Помогать, безусловно, нужно, но ограниченному количеству — верхней
десятке групп предприятий, которые осмысленно работают и уже показали свой
успешный опыт. На конкурсной основе возможны какие-то меры субсидиарного
характера.
Привлечение
иностранных инвестиций. Логистически мы находимся в такой ситуации, что
последний скачок, который произошёл в Восточной Европе, вам, может, показалось
это естественным движением, но там увеличение производства товаров народного
потребления происходило потому, что основные европейские сети типа H&M, Zara, Inditex,
логистически переносили часть производств в Восточную Европу в силу того, что
логистика дешевле, рабочая сила сопоставима по цене с Китаем. С этой точки
зрения наша страна находится в уникальной ситуации: у нас есть исходное сырьё —
начиная с углеводородов, целлюлозы, лактозы, всё то, из чего делаются сложные
нити, это во-первых. Во-вторых, логистически мы имеем достаточную близость к
Европе, не хуже, чем Турция, близость к основным игрокам и основным рынкам
потребления существует. В целом логистически мы расположены удачно, исходное
сырьё есть. Если бы у нас было достаточно предприятий, которые производили бы
ткани для дальнейшего производства одежды, то швейное производство у нас
возникло бы автоматом в силу того, что всем тем сетям, которые сейчас работают
в российских торговых центрах, будь то иностранцы или российские торговые сети,
было бы выгодно иметь это в России. К сожалению, сейчас это экономически
невыгодно, потому что ткань приходится завозить, а дальше всё получается
абсурдно.
С моей точки
зрения, работа и актуальна, и профессиональна. Я очень надеюсь на то, что,
включая поддержку Союза производителей лёгкой промышленности в лице Андрея
Валентиновича, нам удастся на основе этой работы внести изменения в ту самую
мертворождённую стратегию развития лёгкой промышленности до 2020 года, документ
по сути нереализуемый никаким образом, переориентировать на основе этой работы
эту стратегию, получить поддержку у премьера.
Евгений Ясин:
Спасибо.
Пожалуйста, Андрей Александрович.
Андрей Яковлев:
После
выступления Вугара Мирзахановича то, что я буду говорить, было уже сказано. Я
согласен с оценками работы, буду говорить не как заказчик, а как коллега. Это
важный продукт с фокусом на развитие реального сектора. У нас было обсуждение
неделю назад у нас в институте, где мы разные соображения высказывали, но,
возвращаясь к более широкому контексту работы, сам факт заказа этой работы со
стороны ассоциации АКОРТ является довольно существенным моментом всей этой
истории. То, что вы говорили по поводу сравнения с 10-летней давностью. Я
хорошо помню другую работу, тоже делал её Вадим Радаев и его коллеги по заказу
ассоциации РАТЭК. Ситуация была такова, что тогда тоже возникло некое ядро
среднекрупных компаний, которые были ведущими игроками на российском рынке,
потом они начали сталкиваться с конкуренцией извне и испытывали также
конкуренцию снизу, со стороны «серо-чёрных» конкурентов. То, что ваша
отрасль дошла до этой стадии, это хороший знак. Но мы говорим про
промышленность, не про торговлю. Одним из ключевых вопросов для развития этого
сектора связан с тем, насколько у нас в стране промышленность готова к
некоторым коллективным действиям. Всё, что мы сейчас обсуждаем, не решается
одним предприятиям и не решается государством. Отрасль сложная и многогранная,
и то, о чём говорил Андрей Столяров с вопросом об историях успеха, этого, может
быть, не хватает в проекте, некоего понимания того, как лучшие российские
предприятия при всём хаосе 90-х и проблемах 2000-х смогли найти свою нишу. Как
им это удалось? В дальнейшем государство не только должно нести деньги, оно
должно в некоторой степени начать регулировать вход на рынок, защищать рынок от
недобросовестной конкуренции, а также должно со своей стороны помогать
взаимодействовать между ключевыми заинтересованными лицами в цепочки создания
стоимости, куда входят и торговые фирмы, и текстильные предприятия, швейные
предприятия, помогать им совместно не только победить проблему, но найти
дипломатические решения. Важно перейти через границу своего частного интереса,
этот проект во многом подталкивает к этому.
Возвращаясь к
зарубежному опыту, мы не первые в этом аспекте. Специально после семинара,
который был две недели назад, я пересылал Вадиму ссылки на работы про
бизнес-ассоциации в развивающихся странах, потому что есть довольно разные
отношения к бизнес-ассоциациям в экономической литературе, часто проявляется скептический
подход, в духе Олсона, что это группы интересов, которые преследуют свои
частные интересы в ущерб всем остальным. Но что показывают исследования в
развивающихся странах? Что в условиях несовершенных институтов подобные группы
частных интересов могут порождать общественные блага, но важно, чтобы они были
услышаны государством, и чтобы государство предоставляло стимулы. По тем
странам, которые мы смотрели, очень существенную роль сыграл факт переговоров о
вступлении в ВТО, когда государству нужна была более подробная информация о
секторах рынка, они были готовы пойти на встречу с ассоциациями с тем, чтобы
получить необходимую информацию, одновременно их услышать о возможном изменении
регулирования рынка. Мы эту стадию с ВТО несколько упустили. Но на этом история
не заканчивается. Один из ключевых вопросов — это создание условий и стимулов
для коллективных действий и кооперации между ведущими предприятиями в самой
промышленности. Как это будет происходить — следующий вопрос.
Вугар Исаев:
Евгений
Григорьевич, разрешите один вопрос, он очень важный. По поводу успешного опыта.
Берём успех компании GloriaJeans:
оборот компании на 2007 год — $140 млн., из которых $100 млн. составляет опт,
$30 млн. — собственная розница. На тот момент основное производство — то,
которое производилось на территории России. В прошлом году оборот компании
составил 27 млрд. руб., это розница. Одним словом, ответ простой — успешны
только те, кто пошёл в свою розницу, только эти предприятия. Потому что никаких
других каналов для производителя стать успешным, кроме как пойти в собственную
розницу, нет. При этом возникает интересная вещь — 70% того, что сейчас GloriaJeans продаёт в своих
магазинах, производится не в России, оно производятся в Китае. Так происходит
везде. Любая крупная производственная компания, которая идёт и начинает
открывать свою сеть, через какой-то момент времени, а у вас есть бренд сети,
возникает противоречие между производством и требованиями сети. Требования сети
— постройка под целевую аудиторию, вы начинаете производить не под себя, просто
потому что у вас есть производственные мощности, а производить там, где это
выгодно. Одним словом, ответ простой — само по себе производство как
производство никаким образом без обращения в торговый капитал не способно стать
успешным. Вот что показывает мировой опыт.
Евгений Ясин:
Я хочу
рассказать вам историю про мою дублёнку. Я её купил в 1987 году в Нью-Йорке, на
русской улице. Короче говоря, я её купил и поинтересовался, где что делалось, у
продавца, моего земляка. Он объяснил, что сама шкура — из Норвегии,
обрабатывали всё это дело в Египте, ещё это где-то ходило, наконец, это
собралось в Нью-Йорке в каком-то подсобном цеху перед тем, как вынести в отдел
продаж. Главное я интересовался, а где тут фирма? Он не знает. Это
международная экономика, хотя это и было в Нью-Йорке. Полагаю, мы теперь живём
той же самой жизнью. У меня нет сомнений в том, что у нас лёгкая промышленность
сохранится, но какая она будет, я не знаю. Переплетение с производством,
торговлей, с формированием брендов, созданием тех вещей, которые не относятся к
метафизическому явлению, которое связано с созданием настроения. Это тоже
важная часть. Посмотрим, но сама по себе идея Радаева, чтобы взяться за такую
отрасль, которая ни у кого из исследователей особого внимания не вызывала,
весьма плодотворная. Прошу прощения, коллеги, извините меня, но это так. Мне
очень жаль Андрея Валентиновича наказывать, поэтому 5 минут Вам даю.
Андрей Разбродин:
Спасибо. Я тоже
начну с работы. У нас в нашем Союзе отношение к работе однозначно позитивное,
мы считаем её очень объёмной, рассматривающей проблему с разных сторон.
Безусловно, работа имеет изъяны, которые связаны с сегодняшним уровнем
статистических данных, которые возможно получить, и того времени, за которое
она делалась. Тем не менее, основные вопросы и проблемы вскрыты, со стратегическими
выводами в целом можно согласиться. Просто так, как они прозвучали в работе,
они более многообразные, более объёмные, носят более всеобъемлющий и
качественный характер, чем это могло показаться из прозвучавшего сегодня доклада.
Во-первых, хотел поблагодарить своих коллег из Ассоциации АКОРТ за то, что они
эту работу заказали, всех, кто эту работу сделал, её надо продолжать, в ней
есть определённые моменты довольно сырые, не хочу сейчас продолжать длительную
дискуссию.
Теперь о части
тех мер и методов стратегии, которую нужно избрать, чтобы отрасль нормально
развивалась. Здесь были освещены Турция, Китай и Германия, во всех трёх странах
существуют те методы, которыми исходя из структуры, которую вскрыли и ещё
требуется довскрыть в продолжении работы. Методами трёх стран нам можно
руководствоваться.
С точки зрения
некоторых моментов, денежной поддержки. Понимаете, ситуация заключается в том,
что в работе есть статистический опрос и т.д., но нет некоторых моментов
цифровых. Приведу пример. Что попадает сегодня в статистику? За 2013 год
отрасль заплатила налогов суммарных по отчёту налоговой инспекции порядка 22
млрд. руб., но сюда не попадают все платежи по страховому фонду. По причине
того, что статистика по страховым фондам идёт в отдельной графе. Когда мы
посмотрели эту ситуацию, то увидели, что отрасль платит 56 млрд. руб. за 2013
год, вот такая накрутка. Как говорил наш первый президент, «вот где собака
порылась». Когда ЕСН был заменён, прибавка по налогам в 2011 году составила 18
млрд. руб., 22 млрд. в 2012 году, когда был показан некоторый рост
промышленности. 18 млрд прибавки за один год! Это первый момент. Государство
имеет обязательство определённым образом вернуть эти деньги, они были изъяты, когда
кризис ещё не был закончен, отрасль только преодолела последствия кризиса, её
ввергли в кризис самым прямым образом. Дальше это можно рассматривать и
пересчитывать.
Второй момент,
когда мы говорим о контрабанде и контрафакте. Что это такое? Это то, что лишает
нормального цивилизованного качественного производителя нормальной структуры
его бюджета — нормальной прибыли, рентабельности и т.д. Когда мы говорим о той
рентабельности, которую мы имеем, до 50% от общего объёма рынка составляет
контрабанда и контрафакт. Это те, кто не платит налоги, и то, что не
учитывается. Это искусственно созданная стоимость и конкуренция. Самый главный
вывод, о котором мы говорили с Вугаром Мирзахановичем, это необходимость
восстановить нормальную структуру и баланс. Максимально свести этот уровень как
минимум к приемлемому уровню — не выше 10-12%, что позволяет не оказывать такое
давление на отрасль. Это первая и главная задача государства. Если это удастся
в полном объёме, то у отрасли уже есть будущее даже в сегодняшней определённой
структуре. Меняется внешний мир, стоимость в Китае, меняются парадигмы в
текстильной и лёгкой промышленности.
Александра Московская:
Очень короткие
вопросы на понимание. Первый вопрос: Вадим говорил о падении слабых, означает
ли, что шансов в каком-то сегменте лёгкой промышленности на вхождение в рынок
относительно низкотехнологичных малых предприятий, кооперативов вообще нет? В
предыдущие волны развития именно малые предпринимательства в Китае активно
выходили на рынок.
Второй вопрос:
по поводу контрафакта. Вопрос в том, не может ли быть так, что снижение
контрафакта приведёт к падению некоторых сегментов производства, а не к их
расцвету.
Третий вопрос:
прозвучало здесь, что любой импорт — плохо, лучше у себя производить. Мы знаем,
в Узбекистане всегда хлопок производили, выгодная для России связь. В России
производство всё равно будет дороже. Есть ли в каком-то другом сегменте,
прокладках, стерильных перевязочных материалах, которые классифицируются как
медицинская продукция, какие-то возможности технологических прорывов исходя из примеров других стран. Не очень это
понятно.
Ещё один вопрос:
есть ли у нас перспектива переноса российского производства в другие страны — в
Индию, Китай, Узбекистан, ещё куда-то? Спасибо.
Вадим Радаев:
Если можно, коротко
отвечу на первый и последний вопросы. Средние были не ко мне. По поводу того,
можно ли войти на рынок. Если есть где-то низкие барьеры для входа? Мелкое
швейное производство: подвал, несколько швейных машин, почасовая рабочая сила,
часть не зарегистрирована вообще, не платятся налоги — всё дёшево и сердито,
пожалуйста, милое дело. Что значит хорошо или плохо? Был вопрос: можно ли войти
в какой-нибудь сегмент рынка? Можно! Особенно с несложными производствами, а
так не войдёшь – нужны технологии, компетенции.
Последний вопрос
про перспективы переноса российского производства — это уже происходит. Здесь
мы встроились вполне. Сначала бы Китай, потом будет Бангладеш.
Евгений Ясин:
Неужели в
Бангладеш производят джинсы?
Андрей Разбродин:
Там далеко не только
джинсы производят, это просто так компания называется. Там так же, как и в
Снежной Королеве, не только зимняя одежда.
Про контрафакт:
если вы мне последовательно повторите вопросы, я вам отвечу.
Александра Московская:
Речь шла о том,
что снижение контрафакта повысит возможность отечественного производства. Может
ли оказаться, если только контрафакт позволяет снизить затраты, как только он
станет легальным и прозрачным, то это вытеснит часть производства.
Андрей Разбродин:
К сожалению, у
нас здесь часто подменяются понятия контрафакт и контрабанда. Когда люди
говорят «контрафакт», они понимают, что это в чистом виде подделка,
которая произведена на нашей территории. Контрафакт, который у нас существует,
это подделка, произведённая не на территории России. Это к рынку производства
российскому не имеет никакого отношения, это все о странах Ближнего Зарубежья,
это Украина, это Китай. При этом он идёт контрабандой, по серой схеме, когда не
уплачиваются налоги. Снижение этой доли приведёт к выравниванию ситуации
экономической для российских предприятий. Появится более реальное соотношение
цен. Это во-первых.
Во-вторых,
контрафакт и контрабанда несёт в себе отсутствие качества, с чем мы сегодня
сталкиваемся. Надо понимать, что только уровень собственного производства
позволяет это качество контролировать. То, чего сегодня нет на российском рынке
— добровольная сертификация. Сертификация разрушена сегодня, только в виде
технических регламентов, это группа безопасности, не включает в себя
сравнительный анализ двух вещей. Мы привезли из Китая, она стоит дешевле, но мы
сравниваем по качеству абсолютно разные вещи, это может сказать только
профессионал. Пока что отсутствует система добровольной сертификации, которая
существует на Западе (она в разделе про Германию отмечена), мы только подходим
к этом.
Александра Московская:
Ещё был вопрос
про прорывные технологии.
Андрей Разбродин:
Я здесь вынужден
со своим коллегой немного не согласиться. Вугар говорил, что технический
текстиль есть технический текстиль, а всё остальное — товары народного
потребления. На самом деле структура отрасли не так проста. Почему немцы
выделили технический текстиль? Это их базовое направление, базируется на самых
последних ноу-хау, высокая добавленная стоимость. Они как основную парадигму
сегодняшнего своего развития поставили технический текстиль. Внутри отрасли
многие предприятия выпускают продукцию домашнего потребления, при этом
используют материал технического текстиля. Так большинство предприятий. Есть и
узкоспециализированные предприятия, которые производят только один продукт, а
больше не делают ничего. Но в целом это деклассифицированная ситуация по
предприятиям. Переход на синтетические волокна, на то сырьё, которое нам
присуще, в котором мы имеем определённый задел, в котором у нас отсутствует
определённый передел. У нас первые три передела есть, потом отсутствуют 2,
дальше — восьмой и девятый. Вот наша ситуация. Сделав этот передел, мы выходим
к другой ситуации — мы получаем собственное сырьё для собственных нужд. Тут у
нас и традиционный текстиль и трикотаж. То же сырьё для прокладок и памперсов
мы завозим. Принципиально изменив эту парадигму, сырьё будем иметь здесь.
Завозим мы это сырьё в объёмах очень больших. Делаем у себя — получим
экономическую эффективность.
Елена Гусева:
Хотела спросить,
должна же часть планирования и господдержки существовать в этой области, потому
что даже у тех же глобальных сетей видится создание неких холдингов. Где-то
есть ресурсы, где-то есть пустые производственные помещения. А что с массовым
созданием рабочих мест? Если у вас будут массовые рабочие места, у вас будут
зарплаты, в разы вырастет и потребление. Планирование нужно всё-таки. Спасибо.
Андрей Разбродин:
Мы вошли в ВТО и
говорим о том, что в этой ситуации мы должны выравнивать стартовые условия, мы
должны быть равны в какой-то степени. Текущие условия не равны. Если вы
почитаете работу, про меры поддержки, то увидите, что меры поддержки Китая в
объёме таковы, что у вас зашевелятся волосы. Огромные меры поддержки, десятки
миллиардов юаней составляет поддержка текстильной и лёгкой промышленности.
Марк Левин:
У меня два
вопроса обывательских. Была такая фабрика в Эстонской Советской
социалистической республике, которая была ведущим предприятием лёгкой
промышленности СССР, они ничего сама не делала, она покупала иголки в Швеции, в
Германии станки, хлопок в Египет и краски в Финляндии, а основную продукцию
выдавала своим рабочим, чтобы не воровали. Как сегодня живёт такая фабрика? Мы
что-нибудь знаем про это? Что произошло в таких странах, как Латвия.
Второй вопрос. У
нас в своё время жаловаться было принято, что у нас всё не так, что рабочие не
такие. А на что жалуется лёгкая промышленность Германии? Она на что-нибудь
жаловалась вообще?
Третий вопрос.
Про точные какие-то звенья технологической и производственной цепочки. А что
это означает? Нет людей, которые могут выстроить эти звенья? Слишком сложное
производство по сравнению с производством труб? Спасибо.
Андрей Разбродин:
Могу привести в
пример десятки фабрик, в том числе литовских фабрик, с которых оборудование
вывезено, в том числе в Россию, это были фабрики в советское время самые
качественные и самые передовые. Здесь они заработали: Брянский комбинат
работает, почти всё оборудование для него вывезено из Литвы, оно живёт.
Литовское предприятие закончилось. В значительной степени лёгкая промышленность
там просела.
Вугар Исаев:
Мы вроде бы
собрались решение искать, а у меня такое чувство, что вместо того, чтобы
поддержать Вадима Валерьевича за ту работу, которая была проделана, удивиться и
восхититься тому, что делают представители компаний Ассоциации розничной
торговли. Мы наконец делаем что-то и верим в то, что это нужно делать.
Андрей Разбродин:
Все мы правильно
говорим, что есть рынок, но уже хорошо известно, к чему приводит нерегулируемый
внешними регуляторами рынок. Какая ситуация сегодня в Европе? Литва, Эстония,
Латвия оказались в числе стран, которые поддерживая Евросоюз, оказались на
задворках, в том числе экономических. В остальных странах происходит возврат
текстильных предприятий, строительство новых текстильных предприятий. В
особенности это касается Испании, хуже в Италии, там в последнее время сильно
повысили налоги, эта часть очень чувствительная. Испанцам дают огромные
преференции на государственном уровне. В прошлый год я был на двух фабриках,
меня приглашали. Это текстильные предприятия, на 100% оснащённые, но если они
будут действовать в тех же условиях, как должны действовать предприятия в ЕС,
они мне не конкуренты. Но у них огромное количество преференций со стороны государства,
вот вам и ответ на вопрос. Рынок или регулируемый рынок?
Евгений Ясин:
Я должен вам
сказать, дорогие друзья, что я приглашал Вадима Валерьевича и его коллег по
этой работе именно для того, чтобы продемонстрировать, как работает рынок. Я
специально несколько раз говорил о том, что по идее лёгкая промышленность после
советского опыта должна была полностью провалиться. Вспомните, мы и в советское
время не хотели носить советские туфли, мы готовы были всё потратить, но не
связываться с нашим качеством. Обратите внимание, интересный опыт, что рынок
начинает работать, вырабатывает определённые линии поведения, структуры,
приёмы. После этого вы ничего не знаете о том, как это происходит. Андрей
Валентинович конечно знает, Вугар Мирзаханович тоже знает, но они знают не так,
чтоб нам рассказывать. А атмосфера обсуждения, которая начинается на планёрке
утром, потом как-то внедряется. Но это работает, это как бы такой секрет. Когда
Зюганов спрашивает: «Где наши заводы? Куда они подевались?» И так по
многим вопросам. Меня действительно волнует то, что есть куча предприятий,
размещённых в малых городах и поселениях, где-то далеко в транспортном
отношении расположенных, но которые живут и жили лет 20 назад. Сегодня на
учёном совете обсуждали вопрос относительно одной диссертации, автор которой
живёт в Тамбове, работает в Тамбовском университете. Оказывается, есть целый
слой предприятий, которые прислали отзывы докторов наук, написали все отзывы,
которые явно живут в каком-то мире особом, который относится к другой планете.
Точно так же есть такие сектора экономики и промышленности, которые где-то в
Урюпинске живут себе по тихому, они не участвуют в общем обсуждении. То, что
рынок работает и вырабатывает область общения, тем больше поле опыта, тем
больше люди во всё это встраиваются. Что там нужно исправить, люди начинают
спрашивать? Немедленно снести налоги! Поменяйте там такого начальника, уберите
сантехнадзор. На самом деле это всё неизбежно. Про налоги говорят не случайно,
налоги все ожидают. Но если вы спросите у него: «А как там у вас отношения
с райкомом?» Правда, сейчас там глава администрации, налоговая инспекция,
он не станет рассказывать.
Вугар Исаев:
Здесь я немного
возражу Евгению Григорьевичу, если позволите. Мы всё время разговариваем и
забываем о том, что меняется среда. Есть компании, которые работают по белому,
платят все налоги. Платить все налоги — совершенно нормальное явление, это все
должны делать. Да, есть период первичного накопления капитала, в который ни
одна компания никаких налогов не платила. Потом потихоньку какие-то компании
начинают платить налоги в силу того, что они мечтают о том, что они откроют
больше магазинов, сделают какой-то ещё другой бизнес. К вопросу о человеческом
факторе в рынке, это же реально, это же не грибы и плесень, которые растут как
после дождя, это конкретные люди, которые по своей инициативе хотят что-то
создать. Конечно, они хотят прибыли, этого никто не отрицает, но вокруг этой
прибыли что-то другое возникает. Те, кто просто хотят прибыль, ничего хорошего
не создавали. В любом раскладе получалось только у тех, кто мечтал что-то
создавать такое, что не имеет чисто материального основания.
Один пример по
поводу прорывных технологий. Удивительная вещь, но у нас в стране жил, два года
назад умер, Перепёлкин Кирилл Евгеньевич, человек, который был уникальным
учёным с точки зрения создания всевозможных искусственных волокон. Эти волокна
начали создаваться после 50-х годов, сейчас уже существуют волокна 4-го
поколения, уже разрабатываются волокна 5-го поколения. Так получилось, что если
бы лет на 20 всё это раньше началось, то прорыв у нас был бы гораздо больше.
То, что делала его лаборатория, те разработки технические — они
фундаментальные. Но это жизнь, кому-то повезло родиться в одно время, кому-то в
другое.
Евгений Ясин:
Как говорил
Эльдар Рязанов после 1-го Съезда народных депутатов в 1989 году, всего на жизнь
свобода опоздала. По всем остальным вопросам прошу обращаться к предисловию
Михаила Жванецкого, к первой книге нового собрания сочинений Егора Гайдара. Я хотел
сказать несколько слов о Гайдаре, который создал всё это, что мы сегодня имеем,
а про остальное он рассказал дальше. Желаю вам всего хорошего, спасибо за
внимание. Спасибо авторам и оппонентам.