Русские против Империи Цин: битва за Приамурье
Продолжаем разговор о рождении Русского Приамурья. Но, как во всяком повествовании, прежде, чем перейти к действию, стоит обозначить «сцену», то пространство, как правило, ускользающее от взгляда читателя, без которого и само действие окажется непонятным.
Итак…
Краткое содержание последующих серий,
или некоторые необходимые пояснения
(взгляд с востока)
О чем же, собственно, пойдет речь? О каких людях? О каких событиях? Не вдаваясь в подробности (подробностям будет посвящено все дальнейшее повествование), обозначу границы рассказа. Опишу те силы, которые выталкивали русских людей в Приамурье или затягивали их туда, те силы, что противостояли им. Ведь «пустой» эта земля была только в воеводских скасках, картах из Европы до конца XVIII века, да в современных школьных учебниках и популярной литературе. Без хотя бы некоторого представления о пространстве вокруг Приамурья того времени (причем, прежде всего азиатском пространстве), понять действия и судьбу первопроходцев довольно трудно. Для того, чтобы потом не отвлекаться от повествования, попробуем сразу это представление ввести или хотя бы обозначить. Итак, наш рассказ будет о сорокалетней войне за Амур.
История войны начинается с похода, предпринятого отрядом русских людей из Якутска и Илима в Приамурье. Несколько сражений с даурами и дючерами, которые хоть и не знали огненного боя, но обладали вполне себе сильным и многочисленным конным войском, сделали русских господствующей силой в верхнем течении Великой реки. Точнее, наверное, будет сказать, что отряд Хабарова оказался тем джокером, который радикально изменил соотношение сил в Приамурье.
Первым же большим событием, зафиксированным историей, стало сражение у Ачанского острога, в центральной части современного Хабаровского края. В 1652 году в земле племени ачан близ озера Болонь произошел первый бой между отрядом русских охотчих и служилых людей с приказным (командиром) Ерофеем Павловым сыном Святицким (Хабаровым) и дозорным маньчжурским отрядом из северной крепости Нингута (располагалась на территории современного китайского города Мудандзян). Каждая из сторон искренне защищала «свою землю» от «захватчиков».
Этими событиями было положено начало десятилетиям противостояния русских служилых и охотчих людей и войск северной крепости империи Цин (маньчжурской династии, захватившей в 1644 году власть в Китае). Об этой династии — главном противнике русских отрядов в Приамурье, да, наверное, самой могущественной державе в Азии — стоит рассказать подробнее.
Отнюдь не «гибнущая цивилизация» в союзе с «дикарями», вооруженными каменными топорами и костяными стрелами, противостояла здесь первопроходцам. Собственно, таких «дикарей» в Сибири было не особенно много. К примеру, якуты делали доспехи («якутский куяк»), иметь которые почитали за счастье сами первопроходцы, и не только они. Вот только с огненным боем у них не сложилось. Маньчжуры же знали и этот тип сражения.
Расширение империи Цин в XVII – XVIII вв.
Маньчжуры – самоназвание части чжурчженьских племен, некогда проживающих в бассейне реки Амур, в современном Приморском крае и на прилегающих к ним с юга землях вплоть до Ляодунского полуострова. По легенде, маньчжуры (как и монголы) вели свой род от корня Небесного хана (Чингиз-хана). Исходя из этого, несколько позже маньчжуры претендовали на власть над всей Великой степью до Каспия. Впрочем, это была традиционная форма преемственности среди великих степных народов (к примеру, тюрки эпохи каганата тоже считали родство от последнего выжившего мальчика-гунна).
В предшествующий период разрозненные чжурчженьские племена, крупнейшим из которых было племя «маньчжоу», подчинялись китайской империи Мин, мало чем отличаясь от любых других северных данников империи. Правда, они обладали автономией, а их правитель имел титул китайского князя (вана), в память о времени, когда их предки, чжурчжэни, правили Поднебесной. Но в течение нескольких десятилетий, начиная с 1616 года, маньчжурский вождь Нурхаци из рода Айсин Гёро смог объединить под своей властью «семьдесят городов» на территории, которую позже и назовут Маньчжурией. В 1621 году он объявляет себя Великим ханом и приступает к захвату Китая. В 1644 году северная часть бывшей империи Мин была захвачена маньчжурами, а сам вождь маньчжуров принимает титул императора новой династии Цин (Золотая), получает «Небесный мандат». И хотя полное овладение территорией бывших владык Востока завершилось только к 1662 году, появление новой могущественной державы в Восточной Азии уже с середины столетия стало фактом.
Маньчжуры смогли создать мощную военно-административную организацию, названную «восьмизнаменной армией», умудрившись привлечь в нее тех китайцев, которые были знакомы с «огненным боем». Привлекали китайцев и в управление, хотя и не на высшие должности. Впрочем, свою роль в победах маньчжуров сыграли и жестокие поражения, понесенные предшествующей династией Мин от западных соседей, ойратов, восстаний крестьян. Но все же главная сила маньчжуров (по крайней мере, в годы их стремительного взлета к вершинам могущества) состояла в их способности находить союзников и учиться у них. Они активно взаимодействуют с монголами и даурами, с дючерами и корейцами, со всеми окружающими их народами. Причем, далеко не всегда конфликтно.
- Особенно отличался этим один из потомков Нурхаци — Суанье, известный в русской традиции как «император Канси».
Айсин Гёро Суанье (император Канси)
У монголов он заимствует стремительную конницу; у китайцев берет систему налогообложения и управления. При этом учится и на ошибках, снижая по приходу к власти налоги, по возможности искореняя мздоимство. Не случайно большая часть китайцев воспринимала императора маньчжуров не как захватчика, а как освободителя и защитника. У европейцев он научился строить гидротехнические сооружения, что позволило вдвое повысить урожайность в ключевом районе Китая — междуречье рек Янцзы и Хуанхэ. При нем строится флот. По европейскому образцу создаются подразделения, вооруженные мушкетами, артиллерия. Постепенно почти случайно возникшая держава «северных варваров» обретает подлинное могущество, оттесняя остатки бывшей империи Мин к острову Тайвань.
Когда речь идет об императорском Китае (империи Цин), часто представляется отсталое, раздираемое внутренними противоречиями политическое образование, разоренное бесконечными войнами, терпящее поражения от всех соседей, с постоянными восстаниями провинциальных властителей и почти не боеспособной армией. Такой империя стала во второй половине XIX столетия. Но в XVII веке это – одна из самых могущественных держав в Азии и, наверное, одна из самых мощных держав в мире.
Маньчжурская империя усиливает давление на Индокитай, протягивает руки к Тибету, стремится установить протекторат над оставшимися монгольскими ханствами, контролирует корейское королевство Чосон. Европейские посланники и миссионеры обивают пороги императорского дворца, охотно выполняют церемонии признания себя данниками, пытаясь установить торговые отношения или продать свои умения «лучезарному и сияющему» императору. С этим противником и пришлось столкнуться русским первопроходцам.
Правда, северные границы, бывшая родина маньчжуров, были отнюдь не приоритетным направлением политики державы Цин. Что там, в полупустынных районах с бедными и немноголюдными по меркам Поднебесной, городами, может быть интересного? Особенно для того, кому уже подвластны бескрайние земли Серединной империи. Меха? Так достаточно собрать совсем немного серебра и железа, тканей и чая, чтобы местные народы наперегонки побежали эти самые меха предлагать. Став владыкой Китая, маньчжурский император перенимает и имперское отношение к северным народам.
Впрочем, одна задача, традиционная для властителей Китая на Севере, была: нужно как-то не пустить туда подданных, китайцев. При всем величии «каменных городов» Серединной империи, для низших слоев населения (на которых ложился еще гнет чужеземных войск) жизнь в диких «варварских» землях была намного привольнее и легче, чем дома. И бежали туда из процветающей империи во все эпохи. Бежали до монголов, при монголах и после них. Бежали при «национальной династии Мин» и после свержения ее маньчжурами. Говорят, что именно с целью удержать подданных, а совсем не для защиты от варваров первый император Китая Ши Хуанди построил Великую китайскую стену. Новая династия пошла по этому пути.
Земли, примыкающие к завоеванной стране с Севера, были объявлены «священным уделом» правящего рода Айсин Гёро, из которого происходили императоры. Китайцам, не входящим в состав армии, посещать эти земли было категорически запрещено. Правда, военные китайцы официально считались маньчжурами. А чтобы у прочих подданных не возникло искушения, вдоль границы был построен «ивовый палисад» — система укреплений и фортов общей протяженностью около тысячи километров. На вершине валов высаживались ивовые деревья, которые со временем, сплетаясь, превращались в стену. Самой северной крепостью в этой линии была крепость Нингута, стоящая на реке Хурха, притоке Сунгари (современный Мудандзян). Это была основная база империи Цин на северо-востоке, с многочисленным гарнизоном, вооруженным мушкетами и пушками. Правда, большинство воинов были не бойцами великой «восьмизнаменной» армии, а солдатами «алого и зеленого знамени» (союзники и данники). Да и вооружение было не самым новым. Но и эта сила была изрядной.
Однако крепость эта «смотрела» главным образом не на Север, а на Юг. В северном направлении небольшими соединениями совершались лишь нечастые рейды, для установления «правильного порядка» в маньчжурском доме. Совершались и карательные экспедиции, если жители тех мест неожиданно изъявляли непокорность власти Великого владыки и Сына Неба. Такой поход был предпринят из Нингуты за несколько лет до появления на Амуре русских.
Еще в 20-х годах XVII века основное население Приамурья признало главенство маньчжурского вана. Собственно, маньчжуры на первом этапе вполне довольствовались формальным признанием верховенства и необременительной данью. Главные же народы Приамурья (дауры и дючеры) продолжали жить своей жизнью. Дауры – монголоязычный народ с существенной «примесью» эвенкийских кровей — в отличие от большей части народов монгольского мира были не скотоводами, а земледельцами. Природные условия Приамурья и образующих Амур рек Шилки и Аргуни позволяли на недавно расчищенных «залежных» землях получать достаточно высокие урожаи.
Совсем оседлыми их назвать трудно. На одном месте пахать можно было только несколько лет, а потом приходилось расчищать новую пашню. Да и скотина лишь частично содержалась в загонах, а частью оставалась на отгонных пастбищах. Жили они в деревянных городах, окруженных земляными валами и частоколом с оборудованными местами для лучников. В таких городах проживало по 300-400 человек (70-80 домов). За стенами ставили деревянные избы, строили загоны для скота, ямы для зерна и иных припасов. Окна заклеивали промасленной бумагой, на зиму закрывали ставнями. Кроме земледелия и огородничества занимались скотоводством, плавили металлы, изготавливали ткани. На пушного зверя охотились, в основном, для выплаты дани маньчжурам и на обмен. За пушнину из «Богдойской земли» получали они серебро, чай, ткани и многое другое. Ходили в дорогих шелковых рубахах. Женщины пользовались серебряными украшениями. Все это было невероятным богатством в сравнении с той добычей (меха, «рыбий зуб»), которую давали иные русские данники в Сибири.
Воевали дауры в конном строю. Воины имели пластинчатый (ламинарный) доспех, сходный с куяками якутов. Вооружены они были луками и копьями. Кстати, луки их по дальнобойности вполне могли конкурировать с ружьями, а по скорострельности превосходили их во много раз. Мечи и сабли были у дауров редкостью. Не любили их дауры, как и ближнего боя с пешей схваткой. Сабли (как, кстати, и у русских в Сибири) были не столько оружием, сколько показателем статуса.
Единой политической структуры (государства) у приамурских людей не было. Несколько городищ, между которыми была достаточно тесная связь, составляли племя (хала, «княжество»). Каждое племя, включающее в себя несколько тысяч человек, самостоятельно вело и хозяйство, и политику. Таких племен («княжеств») современные этнографы насчитывают восемнадцать. Из них четырнадцать относились к «старым родам», монгольским. В остальных присутствовал эвенкийский элемент. Несмотря на отсутствие государства, связь между «князьками», племенными владыками (и родственная и сакральная) тоже вполне поддерживалась. Хотя вполне вероятной была ситуация, когда одна хала входила в объединение, противостоящее другой. Впрочем, существовали и межплеменные союзы, охватывающие несколько племен.
Сходным было и хозяйство дючеров, чжурчжэньского народа, не вошедшего в маньчжурское объединение. Дючеры это родство помнили и поддерживали. Значительное число дючеров служило в маньчжурской армии, участвовало в захвате Поднебесной империи. Наличие высоких покровителей делало дючеров, менее многочисленных, чем дауры, сильнейшим народом, господствующим в среднем и нижнем течении Амура, начинавшем распространять свое влияние западнее реки Зеи, естественной границы между даурами и дючерами. Местные тунгусские народности (бирары и некоторые другие) были вытеснены ими от берегов реки в предгорья Хингана, а гольды и гиляки обложены данью.
Возможно, поэтому часть даурских племен в союзе тунгусскими племенами бираров, манегров и солонов попыталась сбросить власть маньчжуров. Под предводительством вождя солонов Бомбогора восставшие укрепились в главном городе дауров Яксе, близ которого позже возник русский Албазинский острог, и более года отбивали натиск маньчжуров, пока не подошел крупный отряд из Нингуты.
Сильный экспедиционный корпус, опираясь на союзных дючеров и оставшиеся верными даурские племена, жестко наказал непокорных, обложив их более высокой данью. Вождь восставших, Бомбогор, был доставлен в столицу и там казнен. Сменился и состав вождей даурских племен: на место лидеров, поддержавших восстание, взошли их родственники, максимально лояльные южному соседу.
Победа далась без особого труда, ведь военное, численное и техническое могущество маньчжуров было на несколько порядков выше. А среди восставших с самого начала не было единства. Так, в самый напряженный момент восстания, племена, подчинявшиеся князьям Гуйгудару и Гантимуру, заявили о своей лояльности маньчжурам и откочевали в сторону. В результате двухтысячному корпусу карательной экспедиции противостояло менее одной тысячи бойцов из армии восставших. И опять на Севере наступила тишина, столь любезная Небесному порядку. Но тут так не ко времени появились лоча – русские. Непонятные люди, владеющие огненным боем, неистовые в схватке, но не ведающие ни о могуществе империи, ни о Небесном порядке.
Даурский воин
Как любое долгое военное противостояние, эта война распадается на несколько связанных между собой столкновений. За боем у Ачанского острога следует длительное противоборство русских отрядов под общим командованием Онуфрия Степанова Кузнеца и маньчжуров с союзными им племенами. Отряды Степанова в союзе с местной «антиманьчжурской коалицией» смогли разбить в междуречье Биры и Биджана ополчение дючеров. Правда, пробиться вверх по реке Сунгари за беглыми дючерами и даурами, которых маньчжуры решают переселить «внутрь» империи, Степанову не удается. Маньчжурский заслон отбрасывает его казаков на Амур. Но ответный натиск маньчжурского экспедиционного корпуса у Кумарского острога (возле современного города Хумар, КНР) русские отбивают. Этот эпизод – одно из немногих событий в Приамурье, сохранившихся в народной памяти: песня о сражении у Кумарского острога («Во сибирской во украйне, во даурской стороне…«) встречалась еще в XIX столетии.
Однако, в конце концов, в 1658 году Степанов совершает ошибку — разделяет «хабарово войско» и попадает в засаду, в которой гибнет с большей частью своих бойцов. Остатки русского отряда во главе с племянником Хабарова Артемием Петриловским и сотником Петром Бекетовым покидают Амур.
Вытеснив русских служилых людей, маньчжуры возвращаются в Нингутскую крепость, оставляя эти земли собственной судьбе. В отличие от них, русские от «даурския землицы» отказываться не спешили – для русских переселенцев эта земля была невероятно привлекательной (много больше, чем даже для далекого московского правительства), а для империи Цин она значила совсем немного – хватало маньчжурам других забот.
Эпоха Канси, несмотря на наименование (процветающее и лучезарное), была хотя и ярким, но непростым временем в истории династии Цин. Завоевание Китая (собственно, где-то треть его современной территории) еще только завершалось. Юг страны продолжали удерживать полководцы свергнутой династии Мин. Напряженная борьба внутри верхушки маньчжурского общества (известная в истории Китая как «война регентов», в результате которой и пришел к власти молодой император), длилась более десяти лет. Пришельцы (новые власти) только начинали осознавать себя хозяевами Китая.
Вместе с тем назревало столкновение с кошмаром предшествующей династии (империи Мин) — огромной и агрессивной центральноазиатской державой, Джунгарским ханством ойратов. Возникнув на рубеже XVI и XVII веков, к рассматриваемому периоду оно простиралось от Бухары и Казахской Степи до Байкала и Тибета. Данники ойратов, енисейские киргизы, телеуты и другие народы жили на Иртыше и Ишиме, по Енисею и в южном Прибайкалье в Минусинской котловине.
Империя Цин (маньчжурская) и Джунгарское ханство в XVII веке
Один из самых могущественных джунгарских правителей Галдан-Бошогту-хан претендовал на власть над всеми «народами, натягивающими лук» от Волги до Монголии. Монгольские ханы, особенно подданные Алтын-хана из Халх-Монголии, без особой радости отнеслись к новому Чингиз-хану, но потерпели поражение от ойратов. Тогда они обратились за помощью к маньчжурам, признав их власть.
В числе обратившихся были и дауры, тесно связанные с монгольским миром. Так возникает первая зона конфликта между двумя сильнейшими державами Азии – Халх-Монголия. Потому и важна была для маньчжуров покорность Приамурья, что совсем рядом с ним находилась возможная зона надвигающейся войны. Вторая зона конфликта возникла в Тибете, который тоже контролировали ойраты (Хошутское ханство, родственное и союзное Джунгарскому ханству). Но на власть здесь претендовали и владыки маньчжуров. Готовясь к большой войне (малые войны не прекращались с 70-х годов XVII века), которая и разразилась почти сразу после заключения мирного договора с Россией (в 1690 году), маньчжуры стремились обезопасить себя с Севера.