Россия и лыжник: страхи и фобии в 2020 году
И.Ч. Как, на Ваш взгляд, меняется позиционирование себя российской общественностью в эпоху Ковид-19? Появляются ли новые лидеры общественного мнения, способные оставить за собой формулирование «задач эпохи»? Насколько изменилось самоощущение и самопрезентация российской интеллигентской и, как ее сегмента, фейсбучной информационной среды?
В.М. Кажется, что-то более принципиальное лежит в иной плоскости… Дискурс неизменен, и лидерство ощутимо инерционное… Даже яркие люди говорят по инерции — потому что надо что-то говорить, молчание слишком похоже на смерть… Формулировать можно сколько угодно – переубедить никого нельзя. Оппоненты утвердились в своем и заткнули уши. Формулы и стэйтменты любой силы не пробивают оболочку капсулы, в которой Система закрылась от истории. Огромные деньги и полицейский щит дают иллюзию полной изоляции. Но перемены начинаются в головах, и от них спрятаться нельзя. Интеллектуалы, элиты, большое общество – все замерли в ожидании каких-то важных событий, которые всё изменят…
И.Ч. Но в 2020 году заметно усиливается, пусть и порядком замалчиваемое, опасение репрессивной «отсечки». Является ли она тем самым событием, которое интуитивно ждут?
В.М. Кремль тринадцать лет упрямо выстраивал нарратив последней схватки Добра и Зла. «Наши» против не наших, патриоты против иностранных агентов, масонов, шпионов, укрофашистов, мирового правительства. Святая Русь против развращенной Европы и так далее. Цель этой эпической драмы была рациональна – манипулировать обществом, расколоть его на враждующие страты и править лежа на боку…
И.Ч. Замечу, что такова стратегия всех популистов – от Трампа до Орбана, все они создают «управляемые» расколы. Это не русское ноу-хау…
В.М. Естественно. Потому что любой популист – репрезентация Тени, он всегда апеллирует к инстинктам, к бессознательному комплексу, питается энергией заблуждения и ресентимента. Тактика мафиозной каракатицы – мутить воду, путая след. Консолидация смердов смерти подобна – вот секретный слоган Кремля. Был и остается. Но итоговая мизансцена выглядит как большой сюрприз. Причем для всех. И Запад, и население РФ поверили в симулякр, приняли сказочный нарратив как исторический факт и возможную судьбу. Только роли распределились не так, как планировал Кремль. На стороне Зла – украденные деньги, полицейский произвол, купленный суд, лживые СМИ, которым никто ни на грош не верит, РПЦ, чей авторитет сильно поколеблен. На стороне Добра – буквально весь народ, начинающий осознавать положение вещей, то есть исторический тупик, в просторечии именуемый «жопой». Если завтра случится «последняя схватка», у Кремля не будет союзников. Путину нравилась роль глобального злодея, он ей наслаждался, ну вот – назвался груздем, полезай в кузов…
И.Ч. Все же его публичная роль не была такой уж прямолинейной и считываемой: «чтоб добрым быть, я должен быть жесток».
В.М. Мир наизнанку, этика шиворот-навыворот – типичная тактика трикстера. Свита (небескорыстно) подыгрывала патрону: ведя гибридные войны, шантажируя мир ядерным оружием, демонстративно травя «новичком» и полонием оппонентов, фабрикуя уголовные и политические дела внутри периметра. Режим стал похож на кинозлодея, на персонажа бондианы доктора Зло. В этой ситуации. Первое – ждать можно, чего угодно, любой резкий поворот окажется фатальным…
И.Ч. А Навальный разве не резкий поворот?
В.М. Конечно, резкий. И он может оказаться фатальным.
И.Ч. Вопрос – для кого?
В.М. Или для режима, или для общества. А скорее всего, для обоих. Уничтожить обратную связь легче легкого – уничтожить единство исторической судьбы – пойди, попробуй. Самоизоляция – хорошая стратегия против вируса, против граждан она не работает. Второе – при мертвых институтах (потешном парламенте, падшем суде) общество вынуждено брать на себя роль рационального взрослого, компенсируя утраченные государством функции.
И.Ч. Ситуация с короной показывает обратное – многие по старинке ждут усиления патернализма, и никак не дождутся при столь кризисном раскладе. «Под сурдинку» теперь ничего не случается.
В.М. Ждать отеческой заботы от кафкианской машины – это такой род мазохизма; для советского человека привычный. Но эта страта быстро сжимается. Герой модернизации (то есть непрерывного развития) – русский европеец в возрасте от 18 до 50. Государственная машина три десятилетия упрощалась. Чтобы тратить на управление «плебсом» как можно меньше энергии. А российский гражданин тем временем усложнялся: читал недоступные раньше книги, учил языки, путешествовал, смотрел шедевры кинематографа и музыкального театра в интернете. Он стремительно взрослел, учился критически мыслить, и запутать его, выдавая ложь за правду, стало весьма затруднительно.
После отравления Навального многие комментаторы задавались вопросом: а где миллионы его единомышленников? почему горожане не протестуют, не выходят на улицы? Правильный ответ дала Екатерина Шульман: потому что общество действует исключительно прагматично, решая конкретные задачи. Если бы Алексею и его семье чинили препятствия, не дали улететь в Германию, люди бы вышли. Иными словами: в час «Ч» народ обязательно предъявит власти свою субъектность. Как это случилось в Беларуси. Ведь и там никто не ожидал такой решимости и единодушия.
И.Ч. Там возникло демонстративное насилие, направленное острием против масс, – Путин чересчур осторожен для этого.
В.М. Автократ, даже самый осторожный, не может признать народ субъектом истории – иначе он не будет жить в мире с самим собой. Доминировать, значит, управлять. И наоборот. Автократ готов говорить с такими же доминантами, как он сам. Народ для него – аморфная, безъязыкая, безвольная масса. Поэтому за народным протестом всегда стоят враги-заговорщики, у которых есть план. А Навальный – сто пэ, агент ЦРУ. Я не знаю, что может поколебать эту фантастическую картину мира. Дневная логика в чертогах Тени не работает.
По-моему, отравление Алексея Навального случилось не только из-за страха перед возможными протестами (их, как и в 2011-ом, предсказали социологи Никольская и Белановский). Это был интуитивно магический акт. Если хотите, искупительная жертва. Подмена. Ведь Путин и Навальный – двойники. Не в политическом смысле, а в пространстве мифа, в котором мы все находимся (не по своей воле). Они – антиподы, диалектическая пара. Как Дракон и Рыцарь. Уйти от преследователя, обмануть идущую по пятам судьбу, подсунув ей двойника – для трикстера это нормальный ход мысли. Одно драматическое событие вместо другого. Однако и здесь сюжет оказался непредсказуем – Навальный жив, к нему приковано внимание европейских лидеров, а, между тем, земля дрожит всё ощутимей, точка бифуркации всё ближе.
И.Ч. Иначе говоря, Вы полностью уверены, что страх в российском обществе – нечто прошлое? Наоборот, рождается ожидание прорыва в какое-то поголовное бесстрашие? Но нетерпение, раздражение, беспокойство в обществе – куда как не всё? Какие представления о реальности, на Ваш взгляд, стоят за российскими страхами и бесстрашием, особенно если брать нервозные, событийно перенасыщенные годы – где-то с 2014-го?
В.М. Все-таки Вам хочется говорить про фобии россиян. Ладно, давайте поговорим, отведем душу. Их много, они разнообразны и в разных сочетаниях свойственны всем автохтонам, без исключения. Страх вражеского нашествия, страх гражданской войны, страх массовых репрессий, страх голодомора, страх потери территорий и распада страны. Наконец, страх революции и постреволюционного хаоса. Даже неполный список ясно говорит о природе этих фобий – они результат травмы ХХ века. Народное тело изувечила идеократия. Советская власть провозгласила нового человека, но поместила его в будущее, которое никогда не наступит. Поколения, живущие сегодня – только ресурс, инструмент, удобрение для потомков. Логика утопии привела страну к катастрофе, а враги за кордоном были опорой – они создавали большевикам негативную идентичность.
Сегодня я вижу два параллельных и взаимосвязанных процесса. Кремль всё чаще эксплуатирует советскую мифологию, гордится своим генезисом. Наследники Ленина и Сталина – это как-никак статус внутри большой истории. Выбор чисто эстетический. Почему идет реставрация мифа? Не потому, что номенклатурным дворянам не хватает фантазии. (Хотя, конечно, не хватает). Они бы с удовольствием предложили населению что-то более свежее, увлекательное, но управлять обществом с помощью страхов проще. Страх, как и секс, напрямую связан с инстинктами и молниеносно передается по сетям коллективной Психеи. Насколько это у них интуитивно или продуманно – не знаю, но технологию террора они считают самой надежной и эффективной. Так оно и есть.
И.Ч. Мы ведь отчасти об этом говорили? Террора в массовом масштабе нет, а страх у людей такой упредительный и сгущенный, как если бы ходко работала система Гулага.
В.М. Террор – это не всегда массовые репрессии. (Хотя 200 тысяч ЗК, сидящих по сфабрикованным делам о наркотиках и 150 тысяч бизнесменов, у которых отжали бизнес, это уже серьезная заявка). Террор – это атмосфера наведенного ужаса, она густеет от события к событию. Но – до определенного предела. Однажды раствор страха становится перенасыщенным. Народная масса – это тоже симулякр, народ состоит из обычных людей, личностей. Кто из нас хочет жить в постоянном стрессе? В такой атмосфере невозможно читать студентам лекции. Да и торговать клюквой на рынке тоже не с руки. И тут возникает консенсус: надо поскорей устранить источник страха и фрустрации. Тем более, совсем недавно Дракон был повержен. Но до конца не издох – зубы взошли по весне вместе с васильками.
Чем уверенней Кремль идет в «надежной колее», след в след за советским Драконом, тем верней его ждет та же участь. Базовая ошибка Путина: он считает, что гибель Советского Союза – это историческая случайность, авария на ровном месте. Это не так. Партийная номенклатура трусливо блокировала эволюцию общества. Стремясь любой ценой сохранить статус-кво, система подписала себе смертный приговор. В начале ХХ века ту же ошибку совершила русская аристократия. Развитие это творчество, а творчество требует свободы и отваги. Развитие – привилегия свободно мыслящего и бесстрашно действующего человека. Если есть благоприятная среда (политическая + экономическая конкуренция), такой человек становится протагонистом. Если её нет – он уходит в подполье или эмигрирует.
Вы спрашиваете: какие представления о реальности могут стоять за бесстрашием поумневшего народа? Например, такие: мы хотим, чтобы наши дети жили в нормальной свободной стране, где собственность защищена законом, где налоги идут на образование, здравоохранение, культуру, а не на геополитические авантюры и силовиков-карьеристов, где существует право. Или: циничные разрушители государства не должны управлять государством. Или: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
И.Ч. Говорить о фобиях – занятие безбрежное, и поэтому все же хочется наметить некоторые траектории выхода в более узкий коридор. И в Вашем первом, и во втором ответе четко просматривается проекция будущего, обусловленного нарастанием неизбежности нового социального всплеска. В этом смысле мой отклик – желание обсудить не наклюнувшиеся в обществе страхи, а то, создают ли они политическую ситуацию, в которой и страхи, и бесстрашие будут работать на одно – исключение другого выхода, кроме патового развала системы? Как Вы считаете, ее разрушение – безальтернативно? Или остаются какие-то варианты смягченного выхода из поставленных элитами самим себе ловушек? Есть ли для этого сейчас хоть какие-то, маломальские, политические рычаги? И, главное, не создаст ли страх обрушения системы элитарный коллапс еще большего масштаба – попытку резко обрушить все самим, чтобы сохранить авторство новой государственности за костяком т.н. «антикризисных менеджеров»?
В.М. Варианты мягкого выхода были в момент развилки 2011-2012 годов. И отменная программа была разработана экспертами ИНСОРа. Долго висела она в интернете. Не знаю, может, и сейчас висит – в назидание потомкам. Была бы в отечестве политика, были бы политические субъекты – парламент, партии, независимые профсоюзы – хоть что-нибудь, кроме автократа Путина, может, и обратили бы они на эту дорожную карту внимание. Сегодня я не вижу эволюционного пути. Как говорят китайцы, в целое яйцо муха не залетит. Система РФ – авторская система, она оперирует как проекция фантазий и фобий одного человека. Естественно, он отвергает эволюцию. Сама идея эволюции звучит оскорбительно. Системе проще изменить конституцию, чем сменить автора системы.
Поэтому революционный переход в новое качество не имеет альтернатив. К великому моему сожалению. Я не призываю бурю на наши головы – я просто констатирую факт. В первом диалоге я говорил о стремительно исчезающем историческом времени, о том, что ответственная часть элиты (если она существует) должна стать агентом перемен, обратиться к обществу за поддержкой, сесть за стол переговоров, обсудить дорожную карту глубоких реформ. Тогда появится шанс избежать катастрофы.
Так и слышу возражения реалистов: «А с кем садиться за стол? Партий у нас нет, общепризнанных лидеров оппозиции нет. Моральные авторитеты – кто они? Идеалисты-гуманитарии, ничего не смыслящие в политике? их в два счета обведут вокруг пальца». Отвечаю скептикам. Всё это правда. До тех пор, пока управляющая система практикует произвол и насилие. Вместо нормальной политики. Как только вместо поля боя появится политическая сцена, появятся и политики. Мы ещё удивимся, сколько талантливых людей прозябало за кулисами. Для меня это очевидно. Все важнейшие сферы жизни требуют переосмысления, беспристрастного анализа. Эксперты мирового класса у нас есть – юристы, экономисты, социальные психологи. Их голоса слышны, но в капсулу они не проходят.
Вот же мы наблюдаем события в Хабаровске – отрицание любой обратной связи, барское презрение к гражданам и их законным требованиям. Почему? Потому что Перестройка погубила Советский Союз. Ей богу, хочется открыть страшную тайну: Советский Союз погубило то, что Перестройку отложили на 20 лет. Элитарный коллапс, о котором Вы говорите, тоже неизбежен, он произойдет одновременно с обвалом Системы РФ. Хаотическое состояние социального вещества, неуправляемая горячая лава – это и есть плата за революцию. Платить за аутизм элиты придется всем. И очень дорого.
И.Ч. Но что положит начало реализму? Вы полагаете, что чувство реальности дает только общесоциальный сдвиг? Не является ли это иллюзией? Кто способен стать застрельщиком комплексной перемены умонастроений столь противоречивого общества?
В.М. Представьте, что ключевые политические решения в РФ принимает суперкомпьютер, искусственный интеллект, у которого нет противоречивых эмоций, ранимого эго, амбиций, фобий и так далее. Мы бы загрузили в этот компьютер все опасные, конфликтные ситуации, все трагические эпизоды, которых было множество в нашей истории, и получили прогноз. Плюс внятные рекомендации: как с минимальными потерями (для всех акторов) выйти из системного кризиса. Считайте, что я сыграл роль этого компьютера.
И.Ч. То есть застрельщик просто должен более умело скомпоновать байты информации и дистанцироваться от социальных травм? Но как именно? Со сталинским опытом этого до сих пор не произошло. И с путинским наследием разбираться будет не легче…
В.М. Тот, кого Вы называете «застрельщиком» — это, безусловно, коллективный разум. Одному человеку с такой суперсложной задачей не справиться. Способна ли пойти в интеллектуальный прорыв какая-то элитная группа – малая ответственная её часть? Не знаю, из капсулы достоверные сведения не просачиваются. Можно надеяться на коллективный разум экспертного сообщества. У нас много блестящих специалистов. Но для этого Система РФ должна отказаться от своих интеллектуальных амбиций и признать приоритет научного знания. Чего бы это ни касалось – истории, экономики, социальной антропологии. Трудный выбор для тех, кто верит в чудо, харизму лидера и деньги.
И.Ч. Но их никуда не денешь? «Те» существуют – и будут бороться с гонцами другой реальности? Наверняка, уже боролись… Считаете ли Вы, что в России начинается борьба за картины мира? Или она давно уже идет? Кто тогда – основные ее герои?
В.М. Именно: борьба идет давно. Основные герои – очень обобщенно – адепты архаики, скрепные традиционалисты-ретрограды и люди, живущие в осевом времени, где обновление тактик и стратегий жизни идет нон-стоп. В нормальном здоровом обществе борьба смыслов не прекращается ни на минуту. Конкуренция картин мира, их сложная драматургия – это залог развития. Но не в авторитарных системах. Где одна из сторон не верит в честную конкуренцию, боится её или считает лицемерием. И тогда вместо спорта, мы получаем войну. Инакомыслие объявляется мыслепреступлением. Эволюция блокируется, общество переходит в новое качество революционно. Но мы об этом уже говорили.
И.Ч. Каковы основные черты «скрепной» индустрии для Вас? С помощью каких механизмов она создает для других игру на вылет? Достаточно ли объявить, что реальность и здравый смысл – за каким-то одним игроком? Или нужно что-то еще?
В.М. «Скрепная» мифология сама по себе работает в очень ограниченном диапазоне. Её ветхое очарование небезупречно (мягко говоря). Обычно ему подвержены люди, попавшие в ловушку ресентимента. Их в РФ сравнительно немного: может быть, процентов тридцать. Поэтому «доброе слово» приходится сочетать с «пистолетом». Полицейское насилие и произвол, «бассманный суд» и запрет на профессию, монополия на ресурсы – в том числе СМИ, профанация выборной процедуры, давление на неподконтрольные Кремлю НКО. Короче – весь инструментарий, обеспечивший Системе РФ выживание в ущерб интересам страны. Тут своего рода парадокс: демонтаж институтов помогает «им» выживать, хотя институты обеспечивают обратную связь между элитами и обществом. Это верный путь к коллапсу системы.
И.Ч. Неужели этого не видят творцы системы? Каковы их надежды и ограничения, если попытаться рассуждать с их точки зрения? С точки зрения давно развалившейся, но все же путинской «команды»?
В.М. Невозможно влезть в их башмаки, потому что это совсем другая жизнь, другие правила игры, другая шкала ценностей. Если у нас, простых смертных, жесткий авторитаризм, то в элитах давно режим тоталитарный. Кто не с нами, тот против нас. Но если попытаться найти образ, метафору… Вот например: многие представители этой элиты увлекаются горнолыжным спортом. Представьте ситуацию: лыжник катится вниз по снежному склону, он безмятежен, наслаждается скоростью, до конца трассы ещё далеко, и вдруг он слышит за спиной грохот и понимает, что где-то там, высоко, сходит лавина. Или вот-вот сойдет. Какая тут оптимальная стратегия выживания? Самая простая. Только вниз, как можно скорее, без оглядки. Молиться некогда, думать бесполезно – успеть бы, опередив лавину на минуту, на полминуты. А если повезет, лавина сойдет по другому склону.
И.Ч. Будем считать, что лыжник не считает, что мир принадлежит скалолазам. Но это всегда спонтанное решение – как выживать.