Мигрантский призыв
15 октября первой новостью в России стало происшествие на военном полигоне в Белгородской области, где двое граждан Таджикистана, надевших российскую военную форму, расстреляли 11 сослуживцев-контрактников и сами были убиты в перестрелке. Убийцы, по утверждению их родни, всего за неделю до этого неожиданно пропали в Москве и успели подписать, непонятно насколько добровольно, контракты о военной службе. Перепалка, видимо с ксенофобским подтекстом, между военнослужащими привела к трагической бойне. Это новость заставляет подумать о том, каким образом российская миграционная политика связана с военной операцией в Украине, как эти два вроде бы разных процесса влияют друг на друга.
Государственная миграционная политика в России в последние десять лет строилась между двумя идеологическими концепциями. Первая, условно «либеральная», озвученная в Концепции государственной миграционной политики в 2012 году, провозгласила, что мигранты – это важный ресурс, необходимый России для роста экономики и восполнения демографических потерь. Близкой и союзной этой либеральной позиции была «правозащитная» логика, она заключается в том, что мигранты – это люди, или, говоря опять же экономическим языком, человеческий и культурный капитал, а политика в отношении миграции должна выстраиваться на основе принципов гуманизма и прав человека, в том числе права на передвижение.
Вторая, условно «полицейская», концепция была отражена в новой версии Концепции миграционной политики, принятой в 2018 году, она делала акцент на том, что мигранты – это потенциальная опасность, ресурс хотя и отчасти полезный для экономики, но способный дестабилизировать ситуацию в стране. В этой логике мигранты должны постоянно находиться под постоянным контролем и прессингом разнообразных санкций и наказаний, вплоть до депортации и запретов на въезд. Признавая экономическую пользу от мигрантов, «полицейски» настроенные чиновники и эксперты настаивали на том, что такая зависимость от миграции должна быть временной, для чего нужно сохранять рычаги вытеснения нежелательных мигрантов за пределы России.
Между двумя этими идеологиями сложился некоторый баланс, который, правда, понемногу смещался в «полицейскую» сторону. Это смещение в 2022 году привело к новой ситуации. Правозащитники и некоторые либералы были отодвинуты от центров принятия решений, многие из них уехали из страны, их взгляды были стигматизированы как враждебные. При этом в новой ситуации горячего конфликта образовалась ещё одна линия государственной политики в отношении мигрантов, которая, соединив экономическую логику и полицейскую, стала рассматривать иностранных мигрантов как важный военный мобилизационный ресурс. Эту идеологию можно назвать «военной».
Логика, как и в случае «либерально-экономической» концепции, простая. Иностранных мигрантов много, несколько миллионов человек, это чаще всего трудоспособные молодые мужчины призывного возраста, они охотно замещают те профессии или сферы деятельности, которые, напротив, не очень привлекательны для местных жителей, не обладая полноценным статусом, они более зависимы от предпринимателей, полиции и государства, их легче стимулировать деньгами и административными мерами. Это всё очень выгодно, когда армия нуждается в солдатах, а мобилизация собственных граждан выглядит как большой политический риск и большие затраты. Экономический ресурс легко становится привлекательным военным. С «полицейской» точки зрения, которая требует ужесточение миграционной политики, привлечение последних для военной службы идеально укладывается в практики давления, наказания, полного подчинения и даже своеобразной высылки из России «на войну». То есть давняя мечта борцов за безопасность поставить всех мигрантов под полный надзор в этом случае находит своё идеальное воплощение.
Мигранты сразу, ещё весной 2022 года, оказались в поле зрения власти как потенциальный военный ресурс, их активно зазывали заключать контракты с вооружёнными силами или использовали как вспомогательную рабочую силу в военном тылу. Громко публично идея активного привлечения иностранных граждан в армию была озвучена в сентябре, когда недостаток военной силы на фронте стал критическим, и тут же эта идея стала приобретать законодательные формы. Собственно, сама правовая возможность заключать контракт о службе в вооружённых силах России с иностранцами появилась ещё в конце 1990-х годов, тогда это было особенно удобно для найма военнослужащих на удалённые военные базы в соседних странах. В конце сентября 2022 года были приняты новые поправки в закон о гражданстве, согласно которому тем иностранцам, которые заключали военный контракт, представляется облегчённый вариант получения российского гражданства. Одновременно мэр Москвы Собянин заявил о том, что в подмосковном миграционном центре в Сахарово начинает работать «служба содействия» вооруженным силам в поиске среди иностранцев потенциальных контрактников и в оформлении с ними договоров. Сахарово, через которое для получения миграционных документов проходят миллионы иностранцев, стал ещё и удобным центром военного призыва, где пропаганда и давление органично были вписаны в обычные практики документализации мигрантов.
В конце сентября Кремль объявил частичную мобилизацию российских граждан, что отчасти отодвинуло на второй план тему мобилизации иностранцев. Стало ясно, что найм мигрантов даёт сбои и не обеспечит полноценной массовой замены российских военнослужащих, да и кроме того, иностранные наёмники в качестве солдат не выглядят боеспособной и достаточно мотивированной силой. Тем не менее, сама идея не была окончательно похоронена. Поскольку простое стимулирование мигрантского призыва не показало большую эффективность, стали использоваться разные виды обмана и принуждения, особенно по отношению к тем иностранцам, которые оказались в местах заключения по уголовным статьям, или к тем, кто оказался нарушителем миграционного законодательства.
Отдельно было решено обратить внимание на тех мигрантов, кто недавно принял российское гражданство. Ещё в сентябре большую активность в этом вопросе развернул Совет по правам человека при президенте, который, отказавшись от «правозащитной» миссии, полностью встал на «военно-полицейскую» позицию. Недавно назначенный глава Совета Валерий Фадеев, уже отличившийся ранее антимигрантскими высказываниями, заявил, что участвует в разработке новых правил для мигрантов и приветствует обязательное привлечение новоиспечённых российских граждан к военной службе, независимо от их призывного возраста. Другой член Совета по правам человека Кирилл Кабанов даже озвучил предложение в случае уклонения от такой службы лишать гражданства как самого уклоняющегося, так и членов его семьи. Хотя эти наработки, кажется, не получили дальнейший законодательный ход, сам факт их обнародования говорит об интенсивном обсуждении темы привлечения новых российских граждан к воинской службе.
В ноябре Путин подписал указ, согласно которому военной службе и мобилизации могут подлежать лица, имеющие второе, кроме российского, гражданство, что касается в первую очередь активно принимающих российское гражданство граждан Таджикистана, у которого с Россией есть соглашение о двойном гражданстве. Заодно российский главнокомандующий направил законодательную инициативу о лишении приобретённого российского гражданства за дискредитацию армии. Сама норма лишения гражданства была изобретена до 2022 года в обход действующей российской конституции для того, чтобы регулировать избыточный и нежелательный, с точки зрения чиновников, прирост мигрантов уже в роли российских граждан. Теперь чиновники её решили использовать как дополнительный легальный инструмент для постоянной «полицейской» работы с этой категорией призывников, минуя мобилизационные кампании.
А что же сами мигранты, насколько они готовы к мобилизации?
Денежное вознаграждение и плюс к этому перспектива получить российское гражданство – это привлекательные для мигрантов цели, поэтому готовность некоторых из них воспользоваться текущей ситуацией и предложенными государством бонусами вряд ли должна удивлять. Скорее требует объяснения тот факт, что эти факторы подействовали на единицы людей и не привели к массовой записи иностранцев в российскую армию. Основная масса трудовых мигрантов имеют устойчивые заработки и сложившиеся рынки труда, они связаны набором обязательств и поддержкой с родственниками и земляками, всё это заставляет их избегать лишних рисков. Даже принятие российского гражданства не меняет их планы. Мигранты в большинстве своём едут в Россию, чтобы потом вернуться домой, участие в боевых действиях вовсе не служит этому плану. Мигранты также имеют вполне легальную возможность уехать из страны, в случае если им что-то здесь угрожает. Кроме того, правительства некоторых соседних стран, опасаясь быть втянутыми в конфликт и попасть под западные санкции, недвусмысленно заявили, что участие их граждан в военных действиях в пользу третьих стран они рассматривают как наёмничество, которое подлежит уголовному наказанию. Для иностранцев преследование со стороны «своего» государства часто является опаснее, чем российские запреты.
Хотя и ставший массовым, призыв мигрантов, тем не менее, продолжается. Среди мигрантов уже появились первые жертвы военных действий, что болезненно воспринимается на их родине. Возможно, власть и самих мигрантов больше устроит такая альтернатива военной службе, какой является для них участие в привычных экономических видах деятельности, например в строительстве, в автотранспорте и в сфере услуг в прифронтовой полосе. Однако чиновникам вряд ли стоит ожидать радостного энтузиазма у выходцев из других стран в борьбе за «русский мир». Случай 15 октября в Белгородской области, с которого я начал своё эссе, говорит о том, что социальные разломы, которые существуют в российском обществе, вовсе не исчезают в экстремальных условиях военных действий, а существующие в мирное время и в мирной жизни разделения на своих и чужих не будут быстро и безболезненно преодолеваться в армейских частях. Разворот миграционной политики в «военную» логику вовсе не меняет суть этой политики, построенной на дискриминации, стигматизации и делегализации мигрантов, а наоборот, только укрепляет её новыми формами принуждения и насилия.