Кризис церковно-общественных отношений в России в исторической перспективе
Никита
Павлович СОКОЛОВ
Редактор
журнала «Отечественные записки»
Никита Соколов:
То, о чём я говорю в этом собрании,
происходит от двух моих опытов. В первой жизни я историк, преподавал в
университете. Потом я редактировал политический журнал. Последние 15 лет я
редактирую различные общественно-политические журналы. Поэтому проблемы,
которые у меня возникают, это проблемы двух опытов: профессионального историка
и нынешней общественно-политической среды. Считается, что
общественно-политическая среда только что родилась, у неё нет прошлого, всё
меняется произвольно, не учитывается инерция, данная длинным историческим
процессом. Часто мои сообщения связаны с текущими событиями. Моя задача
показать, как они вписываются в исторический контекст.
Сегодня я хотел бы поговорить о
церковно-общественных отношениях в России, которые в последнее время
обострились. Сложности, которые испытывают в этих отношениях обе стороны,
родились не сегодня и не могут быть быстро разрешены. Когда мы говорим церковь,
то я буду говорить здесь о господствующей в России православной церкви.
Церковно-общественные отношения не могут возникнуть, пока нет субъектов этих
отношений. Общество довольно специфический субъект, который возникает довольно
поздно. Марксисты говорили об общности Древнего Египта, но это широкое
представление об обществе. Социологи в этом случае имеют в виду общество
новоевропейского типа, так называемое открытое общество. А это продукт позднего
исторического развития, появляется в Европе на рубеже XVI и XVII веков, в России на рубеже XVII века, специфика этого института заключается в том, что он
позволяет состроить и согласовать интересы очень разных людей. Общество – это
инструмент согласования и диалога людей, имеющих разные идентичности. В
современном обществе только и возможна постановка вопроса об обществе как
отдельном от государства сословии. Если оно не модернизировано, то в отношении
его бессмысленна постановка вопроса об обществе, нет объекта для общественных и
политических дебатов. Специфика церковно-общественных отношений, которая
начинает выстраиваться с появлением этого субъекта, заключается в том, что
общество – это площадка столкновения мнений. Здесь могут быть самые разные
мнения о жизненных целях, и они находятся в свободном диалоге и свободном
споре. Общество для этого и существует и вырабатывает всякие институты этого
диалога. А любая церковь считает себя носителем истины в последней инстанции.
Возникает тяжёлое напряжение между этими двумя институциями. Процесс устройства
церковно-общественных отношений никогда не идёт гладко. В новом обществе
церковь должна занять какое-то место. Не то, чтобы отказаться от своего права
считать свою истину единственно верной, но приступить к диалогу. Это происходит
болезненно. Это процесс длительный. И результаты этого процесса бывают самые
разные. Если вы посмотрите на Францию и Польшу, то вы увидите, что церковь
встроилась в современное общество совершенно разными способами. Во Франции
господствует католическая церковь исторически, едва терпимый и вполне
маргинальный субъект общественных отношений. В Польше католическая церковь – центральный
столп национальной идентичности, потому что она принимала большое участие в
процессе национального освобождения и конструирования новой польской нации.
Как это было в России с появлением
общества, и какое наследство в связи с этим у этих отношений мы видим в
современной России, и какие проблемы оказываются совершенно не решаемые?
Некоторые историки находят зачатки общества в России уже в эпоху великой Смуты,
была большая гражданская война. Там зачатки общественной организации начинают
просматриваться. Общество в современном его виде возникает в России в середине XVIII века. Оно вполне
сформировалось. И здесь мы обнаруживаем, что общество оказывается перед лицом
церкви, которая поставлена в очень специфические условия. РПЦ к этому времени
подчиняется государственному аппарату и практически сливается с ним.
Окончательно этот процесс завершится в апреле 1797 года, когда Павел I издаст Учреждение об
Императорской Фамилии, главный закон, регулирующий престолонаследие,
регулирующий статус императора и членов его семейства. Там будет сказано, что
российский император – глава Русской Православной Церкви, а РПЦ первенствующая
в стране. Фактически этот процесс начался давно, в середине XVII века. Решительный шаг сделал Пётр
Великий, отменив патриаршество и утвердив Синодальное правление русской церкви.
В николаевское время православная церковь окончательно становится департаментом
православного вероисповедания. Синод возглавляют штатские генералы, неверующие
и не знающие православной службы. С этим церковно-государственным монстром
сталкивается русское общество в момент своего появления и вынуждено строить с
ним отношения. И эти отношения не строятся, не налаживаются. Характерным
является эпизод с первым крупным общественным движением. Он связано с именем
Николая Новикова. Помните, как была устроена его типографская издательская
деятельность? Издательство называлось «Типографическая компания», было учёное
общество. И вот это чисто общественное предприятие в современном смысле слова.
На него обрушились вовсе не за издательскую деятельность, а за то, что
новиковское общество начало подменять собою государственные учреждения, выступать
на их поле. Случилось это в период большого голода, а «Типографическая
компания» устроила раздачу еды голодающим. Это было воспринято как покушение на
государственные прерогативы. И тут на него покатили, воспользовавшись не совсем
ортодоксальными книгами, которые он издавал. Испытывать Новикова в православии
было поручено митрополиту Платону. Митрополит Платон был вполне служивый
человек, но мудрый старик, обладающий большим кругозором, образованный.
Резолюция митрополита Платона Новикову была следующая: «Молю всемирно Бога,
чтобы все христиане были таковы, каков Новиков». Новиков был масоном. Для
общественной деятельности, какой занимался Новиков, для благотворительности,
для просвещения, православная церковь не давала духовного оборудования. Это
духовное оборудование приходилось искать в другом месте, в масонских книгах.
Именно потому так широко распространено масонство в России в конце XVIII века и начале XIX века. Это один из
способов организации общественной деятельности, для которой масонство давало
духовное оборудование, без которого общественная деятельность совершаться не
может. Церковно-общественные отношения были не радужными, потому что православная
церковь в своих высших слоях выполняла государственные функции. Это был
церковный генералитет, а в низших слоях приходское священство и рядовые монахи,
которые не готовы были выполнять общественные функции в силу своего образования
и низкого социального статуса. Главный упрёк православному попу Пушкин адресует
в письме Чаадаеву: «Чем плохо православное духовенство? Оно не входит в хорошее
общество». Ни высший церковный генералитет, ни священники не принадлежат ему ни
по образованию, ни по воспитанию, ни по роду занятий, что нельзя сказать о
католиках. Там все иначе устроено. Это встраивание и не происходило на
протяжении всего XIXвека. Православная церковь оказывалась в жестокой оппозиции с обществом.
Наиболее отчётливо это формулируется в 1830 годы, когда начинается важная для
русского общества дискуссия западников и славянофилов о национальном пути, о
национальных свойствах, о том, что свойственно русскому народу и как ему жить.
В этой полемике некоторая часть славянофилов пытается опереться на православные
каноны, и это не удаётся. Православие не признаётся. В 1840 годы элита русского
общества разочаровывается в западных ценностях, а накануне революции 1848 года
в Европе был глубокий кризис этих ценностей. И многие в России сомневались, что
это куда-то выведет мир. Но большинство русского общества стремилось к этому европейскому
прогрессу, но не на основе православного учения. Показательна полемика между
Гоголем и Белинским. Гоголь в 1847 году вместо второго тома «Мёртвых душ», от
того, что не всё было в порядке с головой, выпускает избранные места из
переписки с друзьями. Тяжёлая не талантливая апологетика николаевского режима,
которую пытаются оправдать на основе Евангельских заветов. Таким примером из
замечательных выбранных мест является рассуждение о крепостном праве. Что
русский помещик заботится больше о своём мужике, чем тот сам о себе и скоро
наступят такие времена, когда из Европы в Россию пойдут не за пенькой и салом,
а за мудростью, которую не продают на европейских рынках. В крепостном праве и
в попечительской заботливости помещиков о своём мужике видит Гоголь исполнение
Евангельского завета любви и считает, что за этой мудростью к нам европейцы
пойдут. На это ему Белинский с пеной у рта отвечал: «Вы не заметили, что Россия
видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, а в успехах цивилизации,
просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди, довольно она их наслышалась, не
молитвы, довольно она их твердила, а пробуждение в народе чувства человеческого
достоинства, столько веков потерянного в грязи. Права и законы, сообразные не с
учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью и строгим их
соблюдением». Церковная православная идеология обществом воспринимается, и
имеет общество для этого все основания, как ретроградная защита ретроградного
режима, препятствующему прогрессивному течению событий. Общество имеет для
этого все основания, поскольку церковная политика государства на протяжении
всего XIX века – это
политика ретроградная. Где общество впервые сталкивается с влиянием церкви, где
церковь прямо командует общественными делами? Это просвещение и цензура. В
области народного просвещения православная церковь решительно настаивает на
сохранении церковно-приходских школ и поддерживает их, когда появились земские
школы, более совершенные. Дальше идёт решительная борьба между ними, причём
православная церковь и Синод решительно поддерживают школу церковно-приходскую.
Отличались они тем, что земская школа давала новое европейское образование,
географию, историю и другие гуманитарные знания, церковно-приходская
ограничивалась обучением молитвам и церковному пению. Ровно такое образование
для народа полагалось церковью достаточным. Общество не могло с этим
согласится. Это был постоянный фронт конфликта деятелей народного образования
общественных и церковных. Цензура подчиняется церкви. По Уставу 1828 года,
когда цензура была ограничена уставом, было введено две цензуры в России,
светская и духовная. Главный идеолог православия в это время московский
митрополит Филарет настоял, чтобы представители церкви не входили в состав
светского цензурного комитета. В чём был смысл этого хитрого хода? Всё, что
задевало духовно-нравственные мотивы, подлежало церковной цензуре, и светский
цензор, видя в книге, что она затрагивает духовно-нравственные мотивы, должен
пересылать её в церковную цензуру. А та уже могла запрещать безо всяких
объяснений. Всю первую половину XIXвека духовная цензура стояла над светской и контролировала её. К чему это
приводило? Запрещались не только подрывные сочинения против веры, но и самые
популярные книги по естественным наукам, сочинения по химии и биологии. Церковь
выступала тормозом прогресса в глазах общества и ретроградом. Положение это не
менялось. Очень слабо на церковную деятельность влияли попытки реформ в
гражданской сфере. Когда Александр II затевает великие реформы, то на церковные дела обращают
внимание только в конце 70-х годов, когда начинается откат. И церковные реформы
не состоялись, ни церковного управления, ни прихода. Сама по себе церковная
организация была не однородной. Там бывали священники самого разного склада и с
ними поступали жестоко. Стоило двум казанским монахам отслужить по просьбе
профессоров тамошней духовной академии панихиду в 1861 году по убиенным
крестьянам одного из сёл, как немедленно эти монахи были извержены из сана,
священник был лишён права служить. Такое же происходит в начале XX века, когда священники
идут в Государственную Думу, идут туда по эсеровским спискам. Но, поскольку эсеры
не участвуют в выборах, то образуют там трудовую группу. Все священники,
которые вошли в трудовую группу и отказались из неё выйти, таковых было пять
человек, были извержены из сана. Всякая попытка священника сдвинутся в сторону
светскости, каралась очень жестоко. При этом сама церковная среда в низовом
пласте была к такой модернизации готова. Яркий пример – это поведение
семинаристов в рамках великих Александровских реформ. В 1863 году было
разрешено студентам духовных семинарий поступать в университеты. Церковное
сословие было замкнутым. В прежние времена, когда любой человек мог быть избран
церковным народом дьяконом или епископом, к этому времени это утратило своё
значение. Со времён Екатерины духовенство в России – это очень замкнутое
сословие, которое от этого сильно страдает. И вот когда в 1863 году
семинаристам разрешили идти в университеты, что произошло? Через 10 лет
половина студентов всех университетов были бывшие семинаристы. К 1874 году 46%
студентов были бывшими семинаристами. Они бегут из этой церковной организации,
из этой ретроградной церкви. Пришлось применять полицейские меры, в 1879 году
было запрещено семинаристам поступать в университеты. Их закупорили. Эта среда
ни в своём институциональном развитии, ни по качеству человеческого материала
не вызывала доверия и сочувствия русского общества. Церковная иерархия была
гораздо больше занята и озабочена увеличением собственных доходов, чем просвещением
народа. Тот же самый митрополит Филарет, который по должности был обязан
доносить о всяких покушениях на духовно-нравственную чистоту русского народа, в
связи с чем Герцен называл его «архиереем с жандармским аксельбантом». Церковь
была тесно связана с полицией в её высших институтах, поскольку со времён Петра
духовенство обязано было нарушать тайную исповедь. Если на исповеди открывался умысел
на государя или государственное устройство, то священник был обязан доносить.
Так вот Митрополит Филарет Дроздов, главный спикер православной церкви, личный
друг Александра II, отстаивал телесные наказания, как сообразные с духом
евангельским и остроумно это обосновывал – иметь винные склады для церкви на
территории Троице-Сергиевой Лавры, вести коммерческую деятельность, торговлю
вином. Не считал нужным расширять программы церковно-приходских школ и учить
народ чему-нибудь, кроме молитв и церковного пения. Эта среда не вызывала
симпатий. Она не переменилась и к началу XX века. Один эпизод описан консервативным иерархом. Епископ
Антоний Храповицкий описывает историю, как он попал в Киеве на юбилей тамошнего
архиерея. Там было около 20 архиереев, разговаривали целый вечер за рюмкой,
разговаривали откровенно. И круг их забот не включает в себя заботу о народной
нравственности, заботу о совершенствовании священников, епархий. Главный
разговор ведётся о том, как лучше распорядиться железнодорожными облигациями, куда
вложить церковный капитал. Высшие иерархи церкви вполне включились в
капиталистическую среду, ей манипулировали и наживали крупные капиталы, но
проповедывали патриархальный быт.
Решительно церковь противилась введению закона в середине 1870 годов о
прекращении жестокости в семье. Готовился проект о контроле за тем, как муж
бьёт жену. Он регулярно торпедировался церковными иерархами, которые решительно
утверждали, что муж должен быть в семье самодержавен. Общество придерживалось
другого взгляда на устройство семейной жизни. Общества мещанское и крестьянское
отходили в своих идеалах от этого домостроевского идеала. Включившись в
капиталистическое производство и действуя в нём энергично и успешно, церковная
иерархия для всех прочих предусматривала идеал патриархального и сельского
жития. Один из главных идеологов РПЦ в конце XIX века архиепископ Макарий вместе с Арсением Волынским так
характеризовали социальный идеал православной церкви: «Наиболее устойчивыми
оказываются те народы, которые сохраняют простоту патриархальной жизни. Будем
надеяться, что наша твёрдость в вере воспитает в России новое поколение людей,
более смелых, которые опять вознесут на высоту православные обычаи жития,
исполненные молитв, воздержания и смирения. Так что теперешний растленный дух,
в котором пребывают жители городов, предастся забвению и наша Русь,
возродившись от простого народа, снова сверху донизу станет Русью святой, какой
она была 300 лет тому назад». Сами об облигациях рассуждают, а для простого
народа предлагают идеал той Руси, который 300 лет тому назад был. Народ с этим
не согласен, не только образованное общество, но и самое широкое простонародье.
Начиная с 60-х годов XIXвека, сильное влияние приобретают, помимо старообрядцев, различного рода
протестантские толки, в том числе сектантского вида. Одна из сект захватывает
весь юг России. Те, кто продолжает числиться в православии, фактически
перестают его практиковать. В 1870-80 годах, по отчётам местных священников, на
1085 прихожан исповедуются и причащаются Христовых Таинств 214 человек,
остальные нет. Христианин, который не бывает на исповеди и не причащается, не
считается христианином. Он не кается в грехах и не причащается. Таковых четыре
пятых, и это повсеместно в русских губерниях. На юге, где традиции казачьей
вольности сильны, из православия уходят в католичество, в разные сектантские
толки и группы. В 1890 годы уходят в толстовство. Это влиятельная религиозная
секта, абсолютно не церковная, отвергающая православную традицию, и в целом,
христианскую традицию. На борьбу с этим бедствием, православная церковь может
высавить только силовые рычаги. Она решительно отказывается как-то обновляться,
она не считает необходимым вообще что-то делать.
Первые разговоры о необходимости
трансформации церковной организации, начинаются после русско-японской войны.
Тогда становится понятно, что церковь в кризисе, она не пользуется авторитетом,
она не может выполнять в новых условиях прежнюю роль, которую она играла в
предыдущем веке. Она не может подкреплять светскую власть авторитетом духовным.
Она его утрачивает. Тут начинается разговор о необходимости трансформации
церковного управления, прихода, о необходимости собрать новый Церковный Собор.
В ноябре 1905 года, во времена Всеобщей стачки, Манифеста 17 октября
принимается положение о созыве Поместного Церковного Собора. Дальше на много
лет идёт большая склока, как выбирать депутатов на этот Собор. Епископы никак
не хотят допустить выборов, они хотят назначать всех депутатов, и считают, что
допустить свободные выборы равносильно тому, что запустить туда каторжную
тюрьму в полном составе, и то скандала будет меньше. Так считал Антоний Храповицкий.
В результате Собор собирается в августе 1917 года. Тянули, тянули и дотянули до
большевиков. Были допущены выборы участников Собора, и половина его были
миряне. Впервые к решению дел православной церкви были допущены миряне, а не
только клирики. Отсюда характер соборных деяний, которые не завершились,
большевики разогнали Собор в 1918 году, не дав ему завершить свои труды. Но
большинство постановлений Собора, которые были приняты, кончились глубокой
модернизацией православной церкви. Они заключаются в восстановлении
патриаршества, изменении церковного правления, что и было сделано. Ограничилась
власть епископов, которая носила тоталитарный характер на протяжении всего XVIII и XIX века, что не соответствовало
христианским нормам, предполагалось расширить роль прихода, сделать его главной
единицей. Они снизу должны были выстраивать церковную политику и договариваться
о том, как они будут строить церковную жизнь. Все эти решения Великого Собора
1917-18 годов не были претворены в жизнь.
Случилась Великая Октябрьская
революция или большевицкий переворот, в стране водворился атеистический режим,
который принялся сокрушать все религиозные организации. И главный удар
наносится по православной церкви. Пожар содействовал улучшению. От православной
церкви отпали все, кто входил туда ради карьерных соображений, материальных
выгод. К концу 1918 года и началу 1919 года это была компактная и очень
сплочённая организация искренне и глубоко верующих людей, готовых защищать свои
ценности с оружием в руках. Это показывают нам события 1922 года, связанные с
голодом и изъятием церковных ценностей. Вот эту организацию, которая лишилась
всякого человеческого шлака, всякого человеческого балласта, было трудно
одолеть. Были прямые посадки и жестокие убийства, но одолеть её было
невозможно. Поэтому большевики предприняли тот ход, который они предприняли для
уничтожения русского крестьянства. Они решили разложить его изнутри. Начиная с
1922 года, большевики поддерживают и провоцируют создание обновленческих групп
и течений. В 1923 году все многочисленные группы воссоединяются вокруг
созданного им Высшего Церковного Совета, созывают новый Поместный Собор, и
Русская Православная Церковь раскалывается на патриаршескую и обновленческую.
Новый Собор отстраняет патриарха Тихона, избранного законным Собором, и
принимает радикальные решения, о возможности заново жениться священникам, о
поставлении женатых епископов из мирян. Само по себе это течение было слабым и
маргинальным, и без поддержки ОГПУ никак бы не развилось. Это было чисто советское
изобретение, тесно связанное со спецслужбами. Но, тем не менее, много слабых
людей примкнуло к этому движению, и само его существование способствовало
разложению церковной организации. Практически к 1935 году Русская Православная
Церковь была уничтожена физически, была уничтожена её материальная мощь, были
ликвидированы все ценности и имущество, земли, монастыри, храмы. Осталась
десятая часть. Губернский город к концу пятилетки безбожия, к 1935 году, имел
одну маленькую церковь на окраине. При этом она находилась под жестоким
контролем ОГПУ, надо было доносить, кто туда ходит. Говорить о
церковно-общественных отношениях в это время бессмысленно. Ликвидирована
церковь как самостоятельная институция, и общество как самостоятельный
институт. В связи с этим их не может возникнуть в дальнейшем. Некоторые намёки
на эти отношения возникают в эпоху хрущёвской оттепели, которая сопряжена с
новой волной церковных гонений с 1962 года после короткого периода любви
взахлёб советской власти и православия.
В 1943 году, когда стало понятно,
на чём немцы могут переиграть – это открытие храмов. Немцы были сволочи и гады
на оккупированных территориях, но они возобновили деятельность церкви, везде,
где они попадали. Это был серьёзный ход. Вы помните, что было семь миллионов
пленных за первые два года войны, и почти один миллион из них вступил в Русскую
Освободительную Армию генерала Власова. Если бы к РПЦ на оккупированных
территориях добавилось, то, о чём говорили умные люди Гитлера, и Русское национальное правительство, каким бы
марионеточным оно не было, то неизвестно, чем бы дело кончилось. Поэтому в
марте 1943 года начинаются в НКВД сложные игрища, и к осени 1943 года решают
восстановить церковную организацию, дать больше свободы для церковных ритуалов.
В 1943 году под надзором спецслужб избирается новый патриарх. Церковь
восстанавливается для нужд НКВД. Все епископы и священники, которые решились
принять участие в этом восстановлении, были тесно связаны с НКВД. Осуждать их
за это немыслимо, потому что никак бы им было не восстановиться. Не каждый бы
мог проявить такое мужество, какое проявили служители Русской православной церкви.
Всё советское время они просуществовали, не имея никаких контактов с советской
властью. Вопрос церковно-общественных отношений в советскую эпоху не встаёт. Их
нет. Церковь становится государственным институтом, причём с гораздо более
убогими функциями. У неё две функции. Доносить о настроениях широкой публики, которая ходит в
храм, и ездить за рубеж и заниматься зондированием, доносить о том, что там
происходит и выполнять деликатные поручения тайной полиции. Вот и всё.
Намёк на возможность
церковно-общественных отношений возникает в эпоху хрущёвской оттепели, начиная
с 1958 года, когда значительная часть думающей молодёжи окончательно разочаровывается
в коммунистических идеях. Решающим к этому разочарованию событием, это я говорю
из личного опыта, был Московский фестиваль молодёжи и студентов в 1957 году.
Москву зачистили, всех неугодных выставили, а те, кто остались, увидели
совершенно других людей, с другими реакциями, иначе смотрящими на мир. Это было
очень привлекательно.
Начинается поиск духовного
оборудования для трансформации советского общества во что-то более
человеческое. Значительная часть молодёжи начинает думать, что это оборудование
можно найти в православии. Проходят движения студенчества, профессуры,
интеллигенции. Из знаменитых персонажей того времени, который символизировал бы
это движение, можно назвать Сергея Аверинцева. Историк церкви, византинист,
один из образованнейших людей в России. Вот это поколение и это течение мысли.
Но большого успеха это не имело, поскольку иерархия, тесно связанная с НКВД, не
допустила этого церковного обновления. Оно не состоялось.
К эпохе краха советского режима
православная церковь пришла со старым идейным багажом, со старым человеческим
материалом, грубо говоря, и встретилась с обществом вот в таком виде. Начиная с
1985 года, в России происходит бурный взрывной процесс становления гражданского
общества, может вы этим процессом не довольны, но я, который могу сравнивать,
что было до и что есть сейчас, готов утверждать, что это взрывной процесс,
который продолжается и будет иметь далеко идущие последствия. Церковь ничего
такого не пережила и противится всяким переменам. Мы наблюдаем ту же самую картину,
какая в церковно-общественных отношениях была в конце XIX века и начале XX века. Церковные иерархи хорошо
встроились по части железнодорожных облигаций, меньше думают о благоустройстве
своих приходов и низшего слоя приходского священства, о народном просвещении в
христианском духе.
Сама проблема церковно-общественных
отношений – проблема диалога. Этот диалог должен быть понят и допущен обеими
сторонами, иначе он не может состояться. Самая крупная в мире католическая
церковь долго противилась этому, в результате чего имела большие сложности во
Франции, Италии. Она пошла на решительный перелом в своей социальной позиции.
Два года заседал Второй Ватиканский Собор, который проходил с 1963 по 1965 год.
Он принял четыре важные Конституции. Это они называют так важные законы для
церковной жизни. Эти законы прямо открывают церковь общественному диалогу. Для
этого она отказывается от очень многих элементов в своём повседневном обиходе,
в своей политике. Ничего похожего не происходит в православных церквах и даже
мыслей об этом не возникает. Характерный эпизод, который всех поставил на уши –
политическая демонстрация группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя. Можно как
угодно относиться к этой демонстрации, но реакция церковной среды на неё и на
общественную реакцию на эту реакцию, прямым словом говорит, чтобы их не
трогали. Они сами по себе. Вы не имеете права о нас судить. Церковная реакция –
это позиция уклонения от диалога. Нет вас здесь, которые могли бы вмешиваться в
наши дела. Наши дела не подлежат суду большого общества. Вот что говорит
православная церковь по поводу этой демонстрации и реакции на неё. Это отказ от
диалога. Это значит, что церковно-общественные отношения в России примут
характер жестокого конфликта, каков он был накануне революции 1905 года с
непредсказуемым исходом. Сюжет гигантский, можно говорить бесконечно, поэтому я
штрихами обозначил идею. А вы своими вопросами направите разговор дальше.
Екатерина, Санкт-Петербург:
У меня реплика для размышления.
Церковь впереди паровоза бежала только при Никоне, когда произошёл раскол.
Никогда она двигателем прогресса не была. И даже, я цитирую, глубокая
модернизация в результате Поместного Собора. На этом же Поместном Соборе
обсуждалось, например, что нельзя давать развод, если муж пьёт и бьёт жену.
Потому что там выступил один мирянин и сказал, что он 18 лет пил, бил жену, а
она молилась за него и терпела. И он стал хорошим человеком, бог ему помог.
Доходило до абсурда при глубокой модернизации.
Никита Соколов:
На этом Соборе было 600 депутатов,
избранных иногда из самых низов. Были и чудаки. Это нормально для такого
собрания. По поводу того, что церковь не была инструментом модернизации. Была.
В конце XVI и весь XVII век Русская Православная
Церковь являлась инструментом глубокой модернизации русского общества. Вся
образованность на Русь идёт из Киево-Могилянской Академии. Вся допетровская
образованность европейского типа приобретается Московской Русью через Польшу и
Киев, от киевских монахов. Они заводят на Руси типографии, которых тут не было,
они привозят переводы европейских трактатов. Это была Русская Православная
Церковь, которая не лишала сана Феофана Прокоповича и Полоцкого. Они задавали
тон, издавали книги и заводили типографии. В 1905 году русские православные
епископы будут поощрять «Союз русского народа». И будут писать, что хорошо бы
не разговоры вести с этим обществом, а надо спасаться оружием и месить их. И
жаль, писал один из них, что я по своему сану не могу принять в этом участие.
Это не завоз киевских монахов, и не перевоз латинских сочинений через Польшу.
Это другое.
Реплика из зала:
Можно возражение. Тогда не всё
однозначно было. Потому что Епифания Славинецкого из сана не извергали. Он
вовремя умер. Вот его ученика Селивестра Медведева, когда утвердили новый
устав, достаточно прогрессивный, тогдашний патриарх был резко против. Патриарх
Иоаким был против латинского языка и всех латинских наук.
Никита Соколов:
Дело Селивестра Медведева совсем не
плоско, и не исключительно церковно. Медведев погиб не потому, что завозил
западную образованность, а потому что плохо встроился в борьбу придворных
партий. А в это время Нарышкины бились с Милославскими на смерть, и Селивестр
Медведев попал между двух жерновов.
Реплика из зала:
Проблема в том, что один из пунктов
противостояния был в вопросе организации церковного образования. И это
показательно, что одна из партий была пролатинская и она жестоко проиграла.
Никита Соколов:
В результате создали академию без
латинского языка. Всё-таки, это борьба светских партий, которая имела некоторое
негативное отражение на внутренних церковных делах. При этом сама церковь не
сторонилась просвещения и прогресса. Она к нему стремилась, чего в последующие
века не наблюдалось.
Екатерина, Санкт-Петербург:
Я хотела сравнить ситуацию с
группой Pussy Riotс ситуацией в начале ХХ века. За то, что ты зашёл на амвон и учинил хулиганство,
давали три месяца. Сейчас это вылилось в больший срок.
Никита Соколов:
Про это могу говорить специально,
отдельно и долго. Потому что просто тошнит. В каждом тексте, который посвящён этому
несчастному панк-молебну, церковные люди говорят, что кощунство, святотатство.
Наш Уголовный Кодекс не защищает церковь, и не выделяет особых преступлений
против церкви. Дореволюционное имперское законодательство защищало церковь как
особый институт особыми уголовными нормами. Поэтому, там было ясно прописано
три состава преступления против церкви. Они были хорошими юристами немецкой
школы и детально разработали три состава: святотатство, например, это кража
церковного имущества, кощунство – дерзкое издевательство над обычаями церкви, и
богохульство. Ни одного этого состава нет в деянии этих девиц. Они осквернили
храм, что это такое осквернить, знают все. Тогда должны были провести чин
очищения, заново освятить. Его никто не освятил, значит нет осквернения, не
надо врать. Нет ни одного состава преступления. Поэтому девицы идут по
безразмерной 82 статье. Вот это свинство. Всякие мошенники светские, от них и
нечего ждать. Но церковные люди должны были сказать, что нет преступления даже
по законам имперского времени. В административном кодексе была статья о не благочинии.
А поведение в храме было неблагочинным. За него полагалось семь рублей штрафа.
Всё. Или за их не имением три недели ареста. Выписывалось мировым судьёй, даже
до окружного суда не доходило. Мы живём гораздо в более иранском православии,
чем наши предки.
Екатерина, Санкт-Петербург:
Я сказала про три месяца, потому
что вспомнился инцидент, когда пьяный мужик влез на амвон и стал распевать
песни. За это его поколотили и он просидел по случайности три месяца в тюрьме.
Это было в начале XIXвека. Наказание большое.
Никита Соколов:
Это не исключительный случай.
Русские люди, напившись, часто устраивали всякое не благочиние, часто прямо в
храме. Это тривиальный случай для России XIX века. Это бывало во время службы. За это штраф семь рублей,
случай частый. Анекдот про Александра III иллюстрирует отношение к не благочинию. В 1893 году,
напившись пьян, какой-то мелкий мещанин плюнул на портрет государя, который
висел перед ним в кабаке. Его взяли в кутузку и стали «шить» ему уголовное
дело, всякую политику, а он просто пьян. Дело дошло до Александра III. Тот передал этому
деятелю, что он тоже на него плевал, и чтобы впредь его портреты в кабаках не
вешали. Российские государи умели отвечать. Самый знаменитый ответ на
революционную пропаганду Николая II. Ему прислал телеграмму севастопольский морской ревком, где
было сказано, что они его низложили, что с такого-то дня, не признаём. Государь
ответил одним словом: «Закусывайте».
Ян, город Ижевск:
Учитывая сложные отношения церкви с
обществом, их не слишком эффективное взаимодействие, насколько существенным,
сильным было влияние на формирование российского менталитета, исключая влияние
на развитие образования в нашей стране, в плане духовности?
Никита Соколов:
Я говорю как историк. Строгая наука
от понятия ментальность отказалась. С 1955 года трудились над этим французы,
чтобы понять, что такое ментальность, и как она устроена. Выяснилось, что
ничего постоянного нет. Всё, что мы называем ментальностью, меняется в течение
пяти лет, чему мы с вами свидетели. Кто старше, тот помнит, что никакого
антиамериканизма в русском обществе не было, а сейчас появился, и Америка
сделалась главным врагом. Это что ментальность? Нет. Это работает пропаганда. В
таких терминах говорить я бы не решился. Это не корректно. Нет никакой
ментальности. Нет ничего такого, о чём бы учёный мог говорить корректно. Не
существует никакого национального характера. Все французы бабники… Нет ничего
такого, чтобы назвать национальным характером. Мне бы хотелось оставаться на
почве науки, поэтому разговор не получается в этих терминах. Жизнь русского
общества была разной в разные эпохи. В самую начальную эпоху, сразу после
крещения в первые четыре столетия роль церкви была просветительская, чрезвычайно
важная, не только в смысле завоза сюда книг и рождения литературы на понятном
языке, церковно-славянском. Просвещение не только книжное, но и примером.
Способ эксплуатации крестьян, не рабство, его церковь не признаёт, утверждается
более мягким под влиянием церковного хозяйства. Это не просто проповедь, а
формирование общественных институтов. То, что русское крепостное право имело
более мягкие формы, чем аналогичные институты в Англии, а потом в Польше, это
заслуга церкви. Но с какого-то момента, как только церковь сливает свои
интересы со светской властью, это в XV веке, в 1441 году, когда великий Московский князь отставил
митрополита, разорвал церковную унию и избрал себе нового митрополита. С того
момента, как церковь с этим смирилась, она вынуждена под чужую дудку плясать.
Все церковные, церковно-культурные контакты всегда были отягощены политическим
интересом светской власти. Максим Грек не перед церковью провинился. Он с
князем не поделил. Тут наступают сложные времена, и кончается общим маразмом XIX века. Церковь становится
в своих низовых эшелонах хранителем и блюстителем мракобесия.
Реплика из зала:
Никита Павлович, вы могли бы точно
осветить понятие государственной идеологии, нужна ли она? И, если, да, то в
какой форме?
Никита Соколов:
Государственная идеология нужна
тоталитарному государству. Без неё тоталитарное государство не живёт. В другом
государстве вам не нужна государственная идеология. Что я могу сказать
современным политикам как историк. Нет никакой колеи, матрицы, национального самосознания,
ментальности. Ничего этого нет. Есть инерция, но нет никакой колеи, нет
никакого гена. Говорят, что мы, русские люди, должны бороться. Почему мы должны
думать как Александр Невский? Нет такого гена, который бы вас заставлял думать
как Александр Невский. Если вы думаете как Александр Невский, то это вы, здесь
и сейчас. Вам это выгодно. Не списывайте на Александра Невского. Не принимайте
решения такого вида, будете жить в другой стране. Это дело свободного выбора,
ограниченного естественными обстоятельствами, возможностями, но свободного
всегда. Научная история свидетельствует только о том, что есть история в
области свободы, что захотят, то и делают. А что из этого получается, историки
разбираются долго и мучительно. Никакой государственной идеологии быть не
должно. Безумно стремиться к формированию какой-то национальной идеи, как вы
это себе воображаете? Нас всех построят в колонну по три и поведут в светлое
будущее? Как нынешнюю молодёжь можно построить в колонну по три? Для этого надо
применить такие репрессивные механизмы, и непонятно для чего? Нынешняя власть
окончательно антиидеологична. Советская власть даже в конце своего
существования формально соблюдала политес и расшаркивалась перед
коммунистической идеологией. Она уже 30 лет по ней не жила и не
руководствовалась в жизни, но вывески вывешивались, что Советский Союз – это
общность людей, равенство, нет никакого национализма. Нынешняя власть
совершенно без идеи. Она только о «бабках» беспокоится. А национальная идея для
нас – чтобы шли в светлое будущее и ей не мешали.
Реплика из зала:
Как вы оцениваете деятельность
господина Гундяева в качестве патриарха Русской Православной Церкви?
Никита Соколов:
Сложно оцениваю. И вот почему. Если
не брать контекста, то можно эту деятельность понимать неправильно. Часто мне
приходится сталкиваться с тем, что об этой деятельности судят люди, не
разумеющие контекста и не понимающие о чём речь. Тогда Патриарх выглядит
стяжателем, неверующим, один ужас. Но не один ужас, потому что на том Соборе,
где выбирали Патриарха Кирилла, альтернативой ему были мистические
православные. Можно сколько угодно найти у него пороков, но он человек
рациональный, с рациональными мотивами, даёт рациональную аргументацию. Его
соперниками на выборах – соперниками влиятельными, авторитетными – были мистические
православные архиереи, которые стоят за старчество, и не руководствуются
никакими рациональными мотивами. Могло быть гораздо хуже и для церкви и для
отношения общества с нею. Поэтому Патриарх Кирилл, как фигура, соответствующая
данному времени, не так плох, как об этом судят.
Александр, Волгоград:
Как вы считаете, в связи с
последними событиями, законопроектами возможен поворот в сторону несветского
этиологического государства, православие станет такой религией, как в мусульманских
странах ислам?
Никита Соколов:
Тогда надо поменять Конституцию. У
нас в Конституции прописано, что мы светская республика. Есть весьма
значительные не в смысле размера, а в смысле положения и роли в организации
российского пространства разные регионы, не православные. Поволжье – исламский
регион, и что вы с этим будете делать? Если бы я с лучшими видами хотел бы
сделать православие государственной религией, то немедленно бы произошёл
всплеск ислама, не мирного ислама, который был воспитан в имперской России, а
весьма ваххабитского, агрессивного. Он немедленно в Поволжье возьмёт верх, и
Россия будет вынуждена расколоться, потому что в середине у неё образуется
исламское фундаменталистское государство. Не будите лихо, пока оно тихо.
Общества сложного состава, конфессионально и этнически, могут вместе жить
только на основе светской правовой основы. Выдумывать для них помимо права ещё
скрепы контрпродуктивно. Как только вы начинаете форсировать развитие
французского языка, нормандцы в Нормандии вспоминают, что они кельты и хотят
говорить по-кельтски. Это нормальная человеческая реакция на любые выпады.
Артём, Чебоксары:
Как вы оцениваете состояние
нынешней церкви европейской? Слышал, что есть там обязательный церковный налог,
который платят люди, которые в церкви состоят, и какова перспектива
взаимоотношений католической церкви и православной?
Никита Павлович Соколов:
Церковно-общественные отношения
устраиваются самым разным образом. В Финляндии и Германии сбирается единый для
всех граждан налог, и распределяется между церквами в соответствии с числом
прихожан. Конструкция честная, потому что анонимная. С другой стороны, атеисты
чем провинились? Они тоже платят налог. Они никого не поддерживают. Сейчас эта
проблема там обсуждается, довольно остро. Сколько люди ни живут, поскольку
человек грешен, то раз и навсегда идеального решения нет. Люди ровно тем и
занимаются, что ищут решения, сообразные нынешнему состояния умов, технологий,
средств связи. Найдут.
Евгений, Чебоксары:
Церковь зарабатывает гигантские средства.
Возможно ли взимание налога с полученной прибыли?
Никита Соколов:
Церковь освободили от налогов ради
того, что это некое возвращение долга. В советское время церковь была ограблена
и разрушена. Где предел такой льготе, не знаю. Я не понимаю проблемы.
Евгений, Чебоксары:
Я бы хотел, чтобы с церкви брали
налоги с прибыли. Это возможно теоретически ввести?
Никита Соколов:
Церковь не ведёт коммерческой
деятельности. Она не извлекает прибыли. Есть общества с целью извлечения
прибыли. Академию наук вы будете облагать налогом? Она владеет гигантской
недвижимостью, но она прибыли не производит. Чего там облагать? Церковь – это
другой тип организации.
Реплика из зала:
В мировой практике мы говорили, что
раньше на Руси существовали духовные школы, где священники не учили молиться и
исповедоваться, а исполняли важную задачу – разговаривали и учили жизни.
Объясняли заповеди. Есть ли такая практика в других ответвлениях христианства?
Есть ли практика школ, где людей бы учили заповедям?
Никита Соколов:
Во всём мире любая конфессия ведёт
миссионерскую деятельность. В частности среди детей. Это происходит в тех
странах, которые называют себя светскими. Формально таких немного, неформальных
– большинство. Это воскресные школы. Почему православная церковь не хочет ввести
воскресные школы, а хочет залезть в обычные казённые школы, я это не очень
понимаю. Другое дело, кто и с чем туда приедет.
Почему русское общество в конце XIX века бесилось и
протестовало против церковно-приходских школ? Потому что преподавал сельский
священник или дьячок. Между тем на переломе николаевского времени и
Александровского из программы духовных семинарий и духовных академий, чтобы не
засорять мозги, были удалены все предметы, которые хоть как-то заставляли
семинариста ориентироваться в современной науке и выработать у него критическое
мышление. Все такие дисциплины были удалены, включая церковную полемику и
гражданскую историю России, чтобы не задумывались. Оттуда выходили люди глубоко
невежественные. Поэтому эти люди в начальной школе ничего другого сделать не
могли.
Последние 20 лет нет возможности
сделать вполне корректное суждение о том, как меняется состав пастырей Русской
Православной Церкви. На этот счёт есть два полярных мнения. Некоторые
наблюдатели считают, что в связи с тем, что церковь опять сделалась богатой,
престижной и даёт хорошую карьеру, то туда хлынул человечески гадкий материал.
Другие считают наоборот. В связи с реформой Академии и семинарий, расширением
состава курсов, реформой, предпринятой 15 лет назад, увеличением и расширением
состава преподавателей, этот слой прогрессирует и становится всё более
образованным, и через 30-40 лет приблизится по своему качественному составу к
католическому духовенству в Европе. Но эти мнения основаны на очень частных и
точечных замерах, нет никаких массовых опросов и массовых исследований. Поэтому
не знаю, к добру или к худу. Но если карьеристы, то, наверное, к худу. А если
образованные священники, то, наверное, к добру.