Евгений Ясин
Экономический рост как цель и как средство
(о современной ситуации и перспективах российской экономики)
1. Экономический рост как цель
Последние 15 лет сложились драматически для России и российской экономики. Страна пережила политическую революцию, не бархатную, но мягкую, со сравнительно незначительными проявлениями насилия и распад сверхдержавы. Экономика превратилась из плановой в рыночную, причем процесс трансформации привел к значительному (до 50% ВВП) падению производства, снижению уровня жизни, резкому углублению социальной дифференциации. Нижняя точка была пройдена в 1998 году.
Как и почему это произошло, виноваты люди, следовавшие неверным теориям, и кто именно, или по преимуществу сложившиеся обстоятельства – об этом у нас спорили все эти годы. Споры продолжаются и сейчас, хотя предмет их уже в значительной степени стал достоянием истории.
На очереди принципиально новые проблемы, и новые споры, во многом ищущие аргументы в прежних.
Между тем Россия, как и ожидалось, вступила в следующий этап трансформации экономики и общества. По логике так называемого «вашингтонского консенсуса», ныне всеми проклинаемого, за либерализацией, приватизацией и финансовой стабилизацией, созданием налоговой и банковской систем, а также некоторых других институтов рыночной экономики, должен возобновиться экономический рост. Его ожидали в 1997 году. Но наступил он в 1999 году и продолжается третий год: в 1999 г. ВВП России вырос на 5,3%, в 2000 г. на 8,3%, за 5 месяцев 2001 года еще на 5,1%. В 2000 году инвестиции в основной капитал выросли на 17%, рост их был отмечен впервые с 1988 г. Повысились доходы населения, хотя по официальным данным, они не достигли уровня докризисного 1997 года.
Сейчас рост экономики – это главная цель экономической политики, своего рода категорический императив. 12 лет не было инвестиций в обновление производительного аппарата, основной капитал проедался и проедается до сих пор. За это время в мире произошли революционные изменения в информационных технологиях и телекоммуникациях: другие страны не стояли на месте. В относительной динамике мы потеряли примерно 55-60 процентных пунктов ВВП и должны наверстывать.
Только экономический рост способен дать ресурсы, необходимые для решения социальных и демографических проблем, для того, чтобы Россия заняла подобающее ей место в мировом сообществе, чтобы она сохранила и упрочила свой инновационный потенциал, который один только открывает нации возможность занимать позиции в первом эшелоне.
Еще раз: рост – это цель. Естественен вопрос, насколько устойчивы успехи последних трех лет. Общее мнение таково, что рост носит неустойчивый характер и опирается на конъюнктурные факторы, которые близки к исчерпанию. Главные из них – девальвация рубля и повышение мировых цен на товары российского экспорта.
Это справедливо. Подъем экономики после кризиса 1998 года шел под влиянием двух импульсов. Первый импульс – девальвация, которая привела к сокращению импорта и масштабному импортозамещению. Увеличился спрос на отечественное продовольствие и продукцию обрабатывающей промышленности. Второй импульс (его воздействие сказывается с середины 1999 года) – повышение цен на нефть, газ, металлы, а также некоторое снижение цен на предметы российского импорта, сдвиги валютных курсов в пользу доллара, что дало нам выигрыш в силу направленности нашего экспорта преимущественно на Европу. По оценкам помощника президента по экономическим вопросам Андрея Илларионова, наш выигрыш в 2000 году за счет этих факторов составил $14 млрд. Положительное сальдо торгового баланса достигло $60 млрд., сальдо счета текущих операций – $40 млрд. Валютные резервы к середине 2001 г. выросли до $36 млрд. В сравнении с 1998 годом ситуация изменилась самым кардинальным образом. И это лишний раз показало нашу зависимость от состояния сырьевых рынков. Если цена нефти $8 за баррель – у нас кризис; если $30 – подъем.
Стагнация в промышленности в последние месяцы 2000 года вызвала упадочные настроения. Однако с начала 2001 года рост возобновился, хотя и не столь впечатляющими темпами. Столь сильных как прежде факторов не было видно – кроме разве что некоторого увеличения внутреннего спроса. Стоит добавить, что и энергия двух названных выше факторов не была исчерпана полностью: курс рубля оставался заниженным против ППС, хотя во все меньшей степени в силу более высокой внутренней инфляции по сравнению с ростом курса доллара; цены на нефть хоть и понизились против экстремальных значений начала 2000 года, но оставались довольно высоки.
Тем не менее, важно подчеркнуть: после кризиса четко выявилось наличие в России достаточно сильного рыночного сектора, образованного ориентированными на рынок и на энергичное овладение современными методами управления компаниями, которые смогли воспользоваться окном возможностей и далее стали инвестировать полученные доходы. Тем самым в российской экономике образовалось собственное ядро роста, способное обрастать новыми и новыми слоями. Это главный итог реформ начала 1990-х. И это вселяет надежду на будущее.
2. Новая ситуация
Но обнаружились и новые проблемы. Инфляция, неимоверными усилиями сбитая в 1999 г. до 11% за год, в 2000 г. достигла 20%. Показатели начала 2001 года оказались еще хуже, чем в 2000 г.: при годовых проектировках 12-14%, инфляция уже за пять месяцев достигла 12,7%. Возрос вывоз капитала. Экономика не получала всех выгод от благоприятной конъюнктуры, более того, она стала от нее страдать.
Выручка от экспорта поступала в страну, ЦБ скупал более половины и, увеличивая валютные резервы, наращивал рублевую массу. Только за 2000 год агрегат М2 вырос на 62%, в 1999 году его рост составил 55%. И хотя выдерживались правила currency board и рубли печатались только на прирост валютных резервов, рост инфляции стал фактом.
Правда, однако, и то, что в значительной степени благодаря приросту ликвидности в 1999-200 гг. была практически решена застойная проблема 90-х годов – проблема так называемой виртуальной экономики: бартер с 60% объема реализации снизился примерно до 16% (май 2001 г., РЭБ), существенно сократились неплатежи, резко улучшился сбор налогов. В 2000 г. доходы бюджета поднялись до 39% ВВП при заметном росте последнего, тогда как год назад они составляли 32%. Такой показатель, можно сказать, демонстрирует скорей избыточность налогового бремени для экономики, нацеленной на рост за счет частной инициативы.
Но к началу 2001 года стало ясно, что возможности монетизации экономики за счет сокращения бартера и неплатежей большей частью исчерпаны. В 2000 г. за рост ликвидности можно было заплатить 20% инфляции. Но в следующем году такой же рост денежного предложения без новых инструментов стерилизации избытка рублевой ликвидности грозил бы уже инфляцией на уровне 40-50% или более. Стерилизация за счет профицита бюджета и сокращения непроцентных расходов в этих условиях, после десяти лет воздержания и нищеты, упирались в близко стоящие социальные ограничения. Выпуск государственных ценных бумаг в целях стерилизации прироста ликвидности при подорванном доверии и бессмысленности новых заимствований представляется лишенным перспективы в ближайшее время, во всяком случае в значимых масштабах.
В то же время выдающиеся показатели платежного баланса неуклонно ведут к укреплению рубля в реальном исчислении и лишают тем самым российскую экономику временных конкурентных преимуществ, которыми она располагала в 1999-2000 гг. Экспорт дорожает, импорт дешевеет. Ко всему этому получаемые от экспорта доходы лишь отчасти усваиваются в России. Из прироста инвестиций 2000 года половина вложена в нефтяную и газовую отрасли, которые сами получают эти доходы. На долю других отраслей достались крохи. Остальные ресурсы не усваиваются российской экономикой и вывозятся за рубеж.
Налицо разрыв между колоссальными потребностями страны в инвестициях для экономического роста и ее способностью усвоить полученные доходы, трансформировать их в эффективные инвестиции. Такова главная из новых проблем. Точнее, не столько новых, но ставших наиболее актуальными.
Все сказанное известно – в том числе и посетителям нашего сайта, имевшим возможность ознакомиться с оценками и мнениями наших экспертов. Я лишь попытался кратко охарактеризовать новую ситуацию, чтобы, зафиксировав ее, подумать о том, что делать теперь.
3. Альтернативные курсы
Сторонников высказываемых на сей счет соображений и рекомендаций можно сгруппировать в две альтернативные группы.
Представители первой, радикально-либеральной, видят главную опасность в инфляции, вытекающей из невозможности стерилизации стандартными средствами денежной массы, возрастающей вследствие покупки за рубли валютной выручки от экспорта. Ее истоки – сырьевая структура экспорта, следствием которой являются симптомы так называемой голландской болезни: дорогое сырье – высокий курс национальной валюты – упадок всех отраслей, кроме экспортных, в силу удешевления импортных товаров. Угроза идентифицируется достаточно верно.
Рекомендации: либерализация внешнеэкономических связей, которая дала бы отечественному капиталу легальные возможности вложений за границу, если он не находит эффективных объектов для инвестиций с приемлемых рисками в стране. Потом, когда деловой климат улучшится, капитал может и вернуться. А пока вывоз капитала не такое плохое дело, по крайней мере, инфляция будет меньше. Точно так же внешний долг лучше отдавать сейчас, в соответствии с оригинальным графиком. А еще лучше – с опережением. Курс рубля предпочтительно понижать, чтобы создавать благоприятные условия для отечественной промышленности. Это избавляет от необходимости структурной политики. Заниженный курс или заниженные «относительные цены» (по сравнению с конкурентами) следует удерживать как можно дольше.
Представители второй группы («дирижистской») придерживаются внешне противоположных позиций. Как главная угроза рассматривается нехватка инвестиций, запаздывание перевооружения отечественной промышленности. И это тоже верная констатация.
Рекомендации: не допускать вывоза капитала, в том числе административными методами; стопроцентная продажа валютной выручки, снижение цен и тарифов естественных монополий, обложение экспортных отраслей вывозными пошлинами, переток ресурсов в пользу обрабатывающей промышленности. Пойти на повышение налогов, чтобы увеличить государственные инвестиции в приоритетные отрасли, если частный капитал туда не идет. Налоговое бремя и государственные расходы на европейском уровне, т. е. 45-50% ВВП.
Однако, при всей своей разнонаправленности, в одном пункте эти крайние позиции сходятся: курс должен быть заниженным.
4. Структурные деформации сохраняются
На мой взгляд, обе позиции не верны, поскольку делают упор на одну из сторон проблемы и недооценивают фактор времени, естественную последовательность событий. Сторонники первой позиции отказывается даже от попытки мобилизовать и направить на модернизацию необходимые стране ресурсы. В ней четко проглядывают интересы экспортных отраслей. Представители второй в заботе об остальной экономике, производящей non tradable goods, то есть неконкурентоспособные на мировом рынке товары, готова положить экспортеров и инфраструктуру, пойти на усиление вмешательства государства в экономику, что почти наверняка наложит сильные ограничения на экономический рост.
Попробуем окунуться в суть дела поглубже. Важнейшим тормозом роста являются сохраняющиеся у нас структурные деформации.
Серьезной проблемой остается нерыночный сектор, совокупность неэффективных предприятий. По последним данным исследования, проводимого Высшей школой экономики, в промышленности из выборки около 1000 предприятий в 1999 г. 4,2% (занято 2,2%) производили отрицательную добавленную стоимость и, стало быть, могли существовать только за счет прямых или косвенных субсидий. Это не так много. Показатели 1998 г. – 15,8% и 16,1% соответственно. Если же взять комбинацию двух признаков – отрицательная добавленная стоимость или просроченная кредиторская задолженность более 18 месяцев (критический долг), то доля таких предприятий составит 31,2% (23,3% по числу занятых). Мы предлагаем по этим показателям оценивать удельный вес нерыночного сектора. И это не завышенная оценка, если учесть, что, по данным того же исследования, доля предприятий с чистым отрицательным накоплением, т. е. проедающих свой капитал, в 1999 году составила 73% выборки. Есть, правда, надежда, что данные за 2000 г. покажут позитивную динамику.
Таким образом, нерыночный сектор или, что почти то же, сектор non tradable goods, составляет серьезную проблему для российской экономики. Поэтому жизненно важна и неотложна модернизация.
Но это мы пока говорили о промышленности. В сельском хозяйстве и в жилищно-коммунальном хозяйстве по разным причинам доля этого сектора еще выше, причем заметно. Что их всех объединяет, так это необходимость субсидий для продолжения существования.
Источником субсидий является или бюджетная система (особенно ЖКХ), либо естественные монополии (энергия, газ, перевозки), представляющие свои услуги по заниженным ценам. Правда, получатели этих удешевленных услуг жалуются, что цены завышены. Но реально они завышены только относительно того уровня технологии и организации управления, который преобладает в нашей экономике. По мировым же стандартам, даже с поправкой на специфику наших условий (природные богатства, холодный климат, большие расстояния), эти цены занижены по крайней мере в два-три раза, что способствует сохранению неконкурентоспособности, гасит стимулы технического прогресса, прямо препятствует энергосбережению, что в свою очередь ведет к сокращению инвестиционного спроса и снижению эффективности экономики. Платим субсидии на поддержку слабых вместо того, чтобы инвестировать в сильных. Платим за перерасход ресурсов, а надо бы вкладывать в их экономию.
В предшествующее десятилетие такое положение еще можно было оправдать опасностями социального напряжения при чрезмерной скорости отбраковки нежизнеспособных производств и роста безработицы. Но сейчас и результаты исследований, и мнения производственников говорят об одном: процесс высвобождения рабочей силы на неэффективных предприятиях в основном завершен.
Естественные монополии – в силу регулирования цен и применения на соответствующих рынках лимитирования, прикрепления к поставщикам – также отчасти относятся к нерыночному сектору.
Существенно, что субсидии через заниженные цены в значительной мере достаются сегодня не отстающим даже, но вполне успешным отраслям первого передела – черная и цветная металлургия, отчасти химия и лесопереработка. С одной стороны они пользуются наравне со всеми дешевой энергией, газом, перевозками. С другой, поставляя большую часть продукции на экспорт, они не платят НДС и экспортных пошлин, как, скажем, в нефтяной промышленности. В металлургии, не считая социального налога, формальное налоговое бремя составляет примерно 3-4% добавленной стоимости. Поэтому мы должны констатировать наличие в нашей экономике не просто рыночного сектора, но в нем определенной части, которая находится в особо благоприятных условиях.
При этом сектор естественных монополий, особенно энергетика и железнодорожный транспорт, истощаются. Газ отчасти составляет исключение только благодаря крупному экспорту, за счет которого субсидируются низкие внутренние цены. Мнимое богатство этого сектора базируется только на централизации значительных ресурсов в штаб-квартирах РАО «ЕЭС», МПС, «Газпрома».
Население в этих условиях делится на две неравные части. Меньшая часть – примерно от восьми до двенадцати млн. человек, занятых в успешных компаниях, в банковском секторе, торговле, – уже живут достаточно близко к западным стандартам: хорошо зарабатывают и почти за все платят нормальную цену. Остальное население живет почти как в советское время: многочисленные льготы и субсидии (жилье, энергия, газ, вода, образование, здравоохранение и т.д.), низкие денежные доходы. Соответственно низкий платежеспособный спрос, недостаток стимулов для модернизации и роста производства на внутренний рынок.
Такая деформированная структура экономики, в которой по меньшей мере треть составляет нерыночный сектор, где неравновесная система цен продолжает подавать неправильные сигналы производителям и потребителям, не может не противодействовать устойчивому росту. Ее плюс в одном: если ее устранить, то вскроется важный резерв повышения эффективности и роста.
Отсюда видно, что рекомендации удержания низких цен на продукцию естественных монополий неверны. Напротив их повышение – по меньше мере вдвое – неизбежно и, в конечном счете, полезно для экономики. Точно так же нужно замещение льгот и субсидий населению ростом денежных доходов с расширением поля потребительского выбора.
5. Инвестиции
Теперь о главном: как разрешить противоречие между огромными потребностями в инвестициях на модернизацию (оспаривать можно только цифры) и избыточными доходами, которые экономика не воспринимает.
Один способ сокращения избыточных (условно) доходов вызывает почти единодушное согласие экспертов – стабилизационный фонд или фонд будущих поколений, который стерилизовал бы часть денежного предложения и был бы использован на погашение внешнего долга в пиковых ситуациях. Но ведь это способ резервирования, т. е. иммобилизации ресурсов в таких условиях, когда нужда в обновлении наиболее острая. Очевидно, следует обратиться к корню противоречия; он – в отсутствии у нас рыночного механизма трансформации сбережений в инвестиции.
Заметим, что уровень сбережений достаточно высок, более 30% ВВП. Но накопление, то есть превращение этих сбережений в капитал, составляет примерно 17-18%. Разница – чистый экспорт, то есть вывоз капитала, как раз те ресурсы, которые в нынешних условиях экономикой не усваиваются. И главный резерв роста – изменение этих условий, которое радикально повысило бы усвоение организмом питательных веществ (т. е. инвестиций экономикой).
Сегодня определилось три типа преобразования сбережений в инвестиции:
1) государственные инвестиции, увеличение которых неизбежно ведет за собой повышение налогов, если государственные институты рассматриваются как главный ресурс модернизации и роста;
2) частные инвестиции крупных компаний, получающих большие доходы от экспорта. Мы видели, что такие доходы образуются в нефтяной промышленности, а особенно в черной и цветной металлургии. Их уже вкладывают в приобретение автомобильных заводов, других предприятий. Образуются мощные диверсифицированные конгломераты типа «Сибала», «Северстали», «Интерроса», которые инвестируют, минуя финансовую сферу. Они похожи на корейские чеболи. Отсюда уже появившееся название этого варианта – «чеболизация»;
3) частные инвестиции, мобилизуемые и распределяемые через финансовую сферу, то есть через банковскую систему и рынки ценных бумаг.
Первые два варианта уже готовы к реализации, но они неэффективны экономически и опасны политически. От них нельзя отказываться, но ни в коем случае нельзя допустить их доминирования. Третий – самый естественный для рыночной экономики, самый эффективный, но одна беда – его нет. То, что было в зародыше накануне кризиса 1998 года, либо разрушено, либо настолько потеряло доверие, что на его быстрое восстановление нельзя рассчитывать.
Именно в такой ситуации необходимо определять политику в долгосрочной перспективе.
6. Банки и финансовые рынки
В любом случае – и это представляется очевидным – надо укреплять возможности третьего механизма трансформации сбережений в инвестиции. Какова же здесь ситуация? Может быть сформулированная выше сугубо негативная оценка несправедлива?
Центральный банк в своих отчетах с удовлетворением отмечает, что банковская система по капитализации и активам практически вышла на докризисный уровень, что воспринимается как преодоление кризиса. Специалисты утверждают, что банки справляются с тем объемом и ассортиментом операций, на которые экономика предъявляет спрос. Все довольны.
Но поразительное дело: уровень монетизации экономики (М2/ВВП) составил в 2000 г. 16,5%, столько же, сколько до кризиса 1998 г. И это после масштабной девиртуализации, дебартеризации. В нормальных рыночных экономиках этот показатель равняется 80-100%. По нашим оценкам для обслуживания оборота российской экономики сегодня хватило бы 40-45% в рублях. Но это все равно в два с половиной — три раза больше, чем сейчас.
Между тем, опросы руководителей предприятий стабильно свидетельствуют о том, что главный фактор сдерживания роста производства – нехватка оборотных средств (71% опрошенных), преступность банковского кредита*. А отношение кредитных вложений в экономику (кредитование нефинансовых организаций) тесно коррелирует с показателями монетизации. У нас сегодня кредитные вложения в экономику по отношению к ВВП составляют порядка 12-15%, что также в три-четыре раза ниже нормы.
С начала 2000 года кредитные вложения достаточно быстро росли: номинально с 1 января 2000 г. до 1 мая 2001 г. в 1,85 раза, в том числе рублевые кредиты – в 2,35 раза. Причем, если в начале 2000 г. валютные кредиты в рублевом исчислении превышали кредиты в рублях, то на начало 2001 г. отношение рублевых кредитов к валютным составило 1,6:1, а на 1 мая 2001 г. – уже 1,65:1. Рост валютных кредитов несколько ускорился в силу того, что Центральный банк стал сдерживать увеличение валютных резервов, снижая эмиссию и способствуя тем самым направлению обязательно продаваемых валютных поступлений в другие сектора, прежде всего в банки. Таким образом, казалось бы, проблема сдвинулась с места. В отдельные месяцы кредитование экономики росло на 8-10%.
В реальном исчислении, т. е. с учетом инфляции (по ИПЦ) рублевые кредиты выросли в 2000 г. в 1,67 раза, к 1 мая 2001 г. – в 1,77 раза, а в расчете на один рубль ВВП за 2000 г. – в 1,55 раз. Всего рост рублевых и валютных кредитов в реальном исчислении увеличился за 2000 г. в 1,6 раза, а за 17 месяцев (с 1 января 2000 г. по 1 мая 2001 г.) – в 1,84 раза. Это менее впечатляющие цифры, но все же тенденция подтверждается. Но в итоге все равно кредитные вложения в экономику составили всего 14,5% ВВП (на 1 мая 2001 г. по отношению к ВВП последних двенадцати месяцев). Минимально необходимый рост относительно достигнутого уровня – еще в три-четыре раза. При нынешних темпах потребуется еще как минимум два-три года.
Характеризуя сегодняшнее положение вещей, можно сказать, что тут одно из двух: либо российская экономика научилась в основном обходиться без банков, либо, с учетом сокращения бартера, взаимозачетов и неплатежей, у нас существует еще одна нелегальная банковская система, которая восполняет потребности экономики в расчетах и кредитах, не удовлетворяемые легальной системой. Последнее более вероятно, по крайней мере в значительной части. Но если так, то задача смещается в сторону вывода из тени того объема кредитно-расчетных операций, которые там еще остаются. И сделать это можно только изменением соотношения трансакционных издержек по легальным и нелегальным операциям.
Вопрос не в том, удовлетворяет ли банковская система тот жалкий спрос, к которому приучены не избалованные российские предприятия. Вопрос надо ставить иначе: способны ли нынешние банки играть роль мотора, стимулятора развития. Очевидно, что сегодня – нет. А могут, поскольку, как мы видим, в их работе существует огромный резерв. Импульс, который получила экономика в 2000 году от дебартеризациии и энергия которого уже исчерпана, теперь может быть вновь придан ростом банковского кредитования.
Что мешает? Причин много, в том числе неудовлетворительная работа самих банков, зачастую ориентированных на полулегальные и нелегальные операции, низкое качество услуг, недоверие клиентов к банкам и самих банков к заемщикам. Но главное – низкая капитализация, отражающая, впрочем, все эти факторы.
Совокупный капитал российских банков составляет примерно восемь-десять млрд. долл., четвертая часть из которых – капитал одного Сбербанка. При таком капитале и при низком уровне доверия активы не могут расти со скоростью, превышающей рост капитала; – чаще наоборот. А капитал растет медленно.
Высказывается точка зрения, что капитализация банковской системы в России в отношении ВВП не очень отличается от стран со сравнимым уровнем развития, а отстают активы. Моя точка зрения такова: чем ниже доверие, тем больше капитала должно быть на рубль вложений. Будет больше капитала, повысится уровень доверия и активы смогут расти намного быстрее капитала.
Если это так, то наряду с другими мерами по повышению качества банковских услуг, обеспечения надежности и прозрачности банков, капитализация – ключевая проблема. Подчеркну, речь идет о капитализации каждого банка, а не только банковской системы в целом. Поэтому проблема решается только увеличением капитала в меньшем числе банков, а не ростом числа последних.
Снижение налогов на прибыль банков с 45 до 24% – очень правильный шаг к капитализации. Другой – существенное, в разы повышение нормы капитала, обязательной для получения генеральной лицензии, а так же права на кредитные операции и привлечение депозитов.
Поскольку проблемы банковской системы в значительной мере лежат за ее пределами, необходима серьезная активизация реструктуризации, реформы предприятий. Надо менять структуру спроса на банковские услуги.
Но все это шаги, требующие немалого времени. Ускорить процесс капитализации могло бы привлечение иностранных банков. Но они не проявляют энтузиазма, российские условия торговли и кредита их не привлекают. Остается один способ – государственные инвестиции. Учитывая остроту вопроса, я бы не снимал этой возможности. Например, инвестиции в капитал лучших 20 частных коммерческих банков, выигравших конкурс, на срок до пяти лет с обязательной последующей продажей госпакетов. Участие нынешних государственных банков исключается. Вложение, например, пяти-семи млрд. долл., почти удваивающее нынешний капитал, могло бы оказаться не менее полезным, чем стабилизационный фонд, учитывая к тому же потенциально достаточно высокую ликвидность этих вложений.
В любом случае должна быть поставлена задача увеличения капитализации банковской системы до 30-35 млрд. долл. за ближайшие два-три года.
Надо учесть также взаимозависимость банковской системы и рынка ценных бумаг. Последний должен стать главным полем привлечения инвестиций, но без развитой банковской системы он, на мой взгляд, не сможет выполнять этой функции в требуемых масштабах.
Есть и иные точки зрения. Известна дискуссия об американском и германском вариантах построения финансовой сферы и соответствующем определении роли банков. Но я все же говорю о другом: есть некоторый уровень развития банковской системы, начиная с которого эта дискуссия приобретает смысл. Мы этого уровня не достигли. Поэтому слабость банковской системы тормозит развитие финансовых рынков.
Банки для финансовых рынков важны уже потому, что они, во-первых, в разных формах являются их естественными участниками. Во-вторых, кредит под оборотный капитал до момента насыщения спроса на него является обычно более выгодной операцией, чем инвестиции, особенно портфельные. А у нас этот спрос далеко не насыщен. Есть страны, где существуют сильные банковские системы при относительно слабых фондовых рынках, но нигде нет сильных фондовых рынков при слабых банковских системах. Не будет, думаю, и в России. Банки – точка прорыва в нынешней ситуации.
7. Инфляция
Характер отмеченных выше проблем позволяет сделать вывод: пока они не решены, в стране будет наблюдаться довольно высокий инфляционный фон, вероятней всего от 10 до 20%. Существующие объяснения по этому поводу сводятся к следующему.
Обычно различают инфляцию структурную и монетарную. Структурная вызывается выравниванием относительных цен, например, при либерализации или ликвидации субсидий. Монетарная связана с чрезмерным увеличением денежного предложения.
Если, как мы отмечали, России предстоит устранение серьезных структурных деформаций, в том числе повышение цен на энергию и перевозки, на жилье и коммунальные услуги, ликвидация субсидий, повышение доходов населения, включая в первую очередь зарплату бюджетников и пенсии, то неизбежна и структурная инфляция. Результат – расширение сферы денежных отношений, рыночных механизмов и стимулов. Уровень структурной инфляции зависит от темпа преобразований и не должен превышать 7-8% в год.
Монетарная инфляция при этом должна удерживаться на минимальном уровне. Учитывая, однако, необходимость ускоренного развития банковской системы, а также то, что увеличение объемов кредитования потребует роста денежного предложения, надо признать, что следствием этого может быть и некоторое ускорение роста цен. Подобно тому, как в 2000 году в ходе дебартеризации, сокращения неплатежей и взаимозачетов при росте М2 на 62% цены выросли на 20%, точно также увеличение кредитных вложений и монетизация экономики чреваты инфляцией. Но если при этом будет достигаться экономический рост, а инфляция будет оставаться под контролем, она будет не слишком большой платой за такие результаты. Важно, чтобы рост цен не выходил за указанные пределы, а предпочтительно ограничился однозначными цифрами.
8. Экономический рост как средство
Имеется в виду, что экономический рост является наилучшим средством борьбы с инфляцией, разрешения отмеченного выше противоречия между острейшей потребностью российской экономики в инвестициях и ее неспособностью их усваивать, что порождает вывоз капитала и относительный избыток денег. Это лучшее средство стерилизации якобы избыточных доходов от экспорта.
Напомню, что денежный спрос увеличивается в зависимости от темпов экономического роста. Если бы темп роста поддерживался на достаточно высоком уровне, то при неизменной скорости обращения денег весь прирост денежного предложения вследствие продажи валютной выручки от экспорта на пополнение валютных резервов – а только он порождает эмиссию – будет поглощаться растущим денежным спросом, не вызывая инфляции и чрезмерных колебаний рыночного валютного курса. Цель одновременно оказывается средством. Вопрос в том, как обеспечить здоровый и устойчивый экономический рост. Ответ в общих чертах содержится в предшествующем изложении. Еще раз коротко перечислю предлагаемые меры.
1. Максимальное улучшение делового и инвестиционного климата, для чего необходимо укрепление прав собственности, корпоративного управления культуры контрактов, обеспечение законности и правопорядка, дерегулирование экономики, ограничение влияния бюрократии, создание активной конкурентной среды, снижение налогов. Все это предусмотрено в программе правительства и достаточно энергично делается, что внушает оптимизм.
2. Выравнивание условий конкуренции, сокращение субсидий, ликвидация структурных деформаций и сокращение нерыночного сектора, включая ЖКХ, естественные монополии, неэффективные предприятия во всех отраслях, что будет сопровождаться ростом монетизации экономики. Поскольку такого рода меры сопряжены с повышением цен на энергию, топливо, жилье, с угрозой роста инфляции и трудно согласуются с повышением доходов населения, то к ним еще практически не приступали.
Эти меры, обеспечивая создание структур и институтов свободной рыночной экономики, будут способствовать экономическому росту, но не сразу, первое время, возможно, даже тормозя его. Но они необходимы, чтобы в дальнейшем в экономике заработали эффективные механизмы и стимулы роста.
3. Опережающее развитие банковской системы и фондовых рынков, в том числе с применением указанных выше мер. Должно быть понимание того, что если на этом участке будет сохраняться отставание, то формирование механизмов трансформации сбережений в инвестиции пойдет другими путями, менее эффективными и небезопасными в социально-экономическом плане. Да и стимулы сбережений при этом будут ослаблены.
Вместе с тем, если будет обеспечено доминирование финансовых рынков, включая кредитный, как механизмов мобилизации и эффективного распределения финансовых ресурсов, то задачи экономического роста будут решены. При этом другие способы инвестирования также смогут сыграть позитивную роль. Например, государственные инвестиции могут быть использованы в данном случае для улучшения структуры экономики, преодоления ее сырьевой ориентации.
* Деловая активность базовых промышленных предприятий России в мае 2001 года. – Аналитический доклад Центра экономической конъюнктуры при правительстве РФ.