Экономика России: не надо искать виноватых
Надежда Гольдфарб, советник президента Торгово-промышленной палаты, г. Тольятти: За годы реформ была разрушена идея государственной собственности. Какова сейчас позиция по отношению к этой форме собственности? Есть ли стратегия эффективного использования собственности или под этим понимается ее повальная распродажа и снятие, таким образом, с государства огромного пласта ответственности за ее дальнейшее использование? Еще в середине 1990-х годов нашу страну называли самой капиталистической по удельному весу негосударственного сектора в экономике страны. Не считаете ли Вы, что нужно поддерживать баланс между различными формами собственности?
По поводу соотношения государственной и частной собственности есть разные точки зрения. Моя позиция такова. Сегодня в России около 40% всех активов принадлежит государству, поэтому нельзя сказать, что государство отделено от экономики. В государственной собственности находятся как крупные компании, так и частные предприятия. Например, 38% акций «Газпрома» принадлежит государству, которое оказывает огромное влияние на принятие всех решений в этой монополии. Получается, что решения в подобных компаниях принимают государственные чиновники, которые не несут за свои действия никакой ответственности. Поэтому на Западе государственная собственность считается наиболее неэффективной. Даже публичные компании, принадлежащие не частному лицу, а множеству акционеров, каждый из которых обладает только правом на получение доходов, на продажу своей доли и на участие в управлении, если эта доля достаточно велика, считаются более эффективными.
Впрочем, в условиях зрелой рыночной экономики эффективность определяется скорее не формой собственности, а конкуренцией. На рынке могут конкурировать государственные, публичные, частные компании – форма собственности не имеет значения, если конкуренция достаточно остра, и государство оперативно реагирует на ситуацию на рынке. И несмотря на это опыт показывает, что государственные предприятия, работа которых выходит за рамки непосредственных функций государства, менее эффективны. Ведь государство каждый раз должно решать, хочет оно получить прибыль от этих компаний или же решить с их помощью некие насущные задачи. Например, нефтяная компания вместо того, чтобы стремиться к высокой прибыли и эффективности, может использоваться государством как источник гарантированных поставок нефти на Север или в военные части, несмотря на убытки. Я считаю, что такой подход плох. Государство в своей деятельности должно соблюдать определенные самоограничения и исходить из того, что оно все может купить у частных компаний.
Лично я придерживаюсь следующей позиции: государству должно принадлежать только то, что необходимо для выполнения его непосредственных функций. Речь идет об армии, службах безопасности, полиции и всей совокупности сопутствующего производства и услуг. А все, что может производиться в частной сфере, там должно и оставаться. И пусть даже не сразу, но в перспективе этот путь более эффективен.
Особый вопрос – те функции, которые государство обязано выполнять в соответствии с Конституцией: образование, здравоохранение, другие виды публичных услуг. Здесь возникает проблема: с одной стороны, эти учреждения вроде бы и должны оставаться в собственности государства, а с другой стороны, следует искать способы повышения эффективности их работы. Сейчас готовятся предложения по формированию автономных государственных организаций, которые принадлежали бы государству, но управлялись бы общественными органами. Например, университеты управлялись бы попечительскими советами, состоящими из спонсоров, включая представителей государства, и академическими советами, включающими профессорско-преподавательский состав этих заведений и представителей научной элиты.
В чем будет заключаться роль государства после подобной реформы систем образования и здравоохранения? Функция государства будет состоять в финансировании таких заведений через тех людей, которые получают право на бесплатное обучение или лечение. Например, если человек сдал экзамены и выдержал конкурс, то он получает право на определенную сумму денег, которую вносит в кассу университета в качестве оплаты своего обучения. Такая система, несомненно, более эффективна и разумна. Публичные услуги должны переходить от государственной собственности к общественному контролю.
Сергей Мамаев, г. Ижевск: С.В. Степашин весьма эмоционально заявил, что наша приватизация пошла по худшему из сценариев, которые знала мировая история приватизаций. Степашин – силовик и экономист в одном лице, вы – экономист и демократ, поэтому интересно, согласны ли Вы с этим утверждением. Счетная палата РФ собирается к сентябрю закончить анализ итогов приватизации. Как, по-вашему, что даст этот анализ, для чего он нужен, – возможно, для грядущей деприватизации?
Сергей Вадимович Степашин – человек, высоко поднятый наверх демократической революцией в России, он был потенциальным кандидатом в президенты. И сейчас ощущение, что он не до конца реализовал свои возможности, побуждает его к тому, чтобы как-то проявить себя. Поэтому у него и возникла идея провести анализ прошедшей приватизации, результаты которой беспокоят многих российских граждан.
Я считаю, что проверка итогов приватизации – задача совершенно неконструктивная, она не принесет никакой пользы ни при каком исходе. Если, предположим, Счетная палата выявит нарушения закона, то надо будет судить людей, его нарушавших. Возвращаясь к преданьям старины глубокой для того, чтобы добиваться справедливости, вы одновременно будете подрывать доверие к государству, которые окажется не в состоянии защитить недавно возникшее право частной собственности. Если же проверка ничего не докажет, что вероятнее всего – ведь все приватизационные сделки совершались под прикрытием действовавших в то время законов, – то вся эта затея окажется бессмысленной тратой времени.
Не Счетная палата, а ученые должны внимательно разбираться в процессах 1990-х годов, придерживаясь взгляда объективного, а не расследовательского. Я согласен с тем, что на первом этапе приватизации происходило множество нравственно несостоятельных вещей. Но в процессе захвата собственности, когда еще вчера у вас не было никакой частной собственности, и сегодня решается вопрос, у кого она будет, а у кого – нет, рассчитывать на некую справедливость просто бессмысленно. Лично я исхожу из того, что мы пережили революционный период. Пусть кто-то скажет, что все можно было сделать иначе. История не знает сослагательного наклонения. Так произошло. И для меня существенно то, что мы это сделали. Уже в 1996 году деньги на президентские выборы давали олигархи – люди, которые уже захватили собственность, – а не государственные директора. Ведь они давали бы деньги другому кандидату. И пусть многие до сих пор говорят, что для демократии было бы лучше, если бы Зюганова в 1996 году избрали президентом. Я в этом не убежден, потому что знаю, как ведут себя коммунисты, когда приходят к власти.
Возможно, ваучерная массовая приватизация была проведена не лучшим образом. Но, повторяю: по крайней мере, задачи этого периода были решены. Большая часть государственной собственности перешла в частные руки, и при этом был сохранен гражданский мир. Таковы были реальные цели и ограничения приватизации. Наивно было рассчитывать на то, что каждый гражданин приобретет по две «Волги» или станет акционером после получения незначительной доли акций государственных предприятий. Рано или поздно стало бы ясно, что это иллюзии. Другое дело, что некоторые люди много заработали на приватизации. Но в определенном смысле это тоже было неизбежно. Принципиально важно, что произошло после приватизации: возникло ли эффективно работающее предприятие? создает ли оно рабочие места? платит ли налоги? обеспечивает ли динамику производства и инвестиции? Если мы добились таких результатов, то значит, все было сделано правильно. Если нет, то можно считать приватизацию ошибкой.
Я глубоко убежден, что самый плохая модель массовой приватизации – раздача именных приватизационных чеков, которые люди не могли бы продавать, а могли бы только получить на них какое-то имущество. Избранный в итоге вариант массовой приватизации и без того был компромиссным. В результате нее большая часть активов была отдана трудовым коллективам и администрации, что привело к инсайдерской приватизации. Такова была плата за следование представлениям людей о справедливости. Ведь все мы воспитаны на лозунге: «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим!». С современной точки зрения, если отдать землю крестьянам – это еще как-то оправданно, то вручить фабрики рабочим – крайне сомнительная затея. Но в стране, которая 75 лет прожила при социализме, сказать людям: нет, вы не будете иметь к своим предприятиям никакого отношения, – было бы просто дико.
Подобные проблемы возникают в ходе любых преобразований. Вы хотите получить сразу много и хорошо, но вынуждены идти на компромиссы, уступки. И если такой ценой достигается мирное решение проблемы, то мне кажется, это оправданно. Ну и, помимо прочего, многое зависит от развития. Одно из знаменитых одесских выражений: вам шашечки или ехать? Если вы хотите «шашечки», если вам угодно разбираться в справедливости, то вы получите гражданскую войну. Если вы хотите «ехать», если вам нужно, чтобы экономика развивалась на базе частной инициативы, то надо подвести черту под прошедшим периодом и перестать рассматривать в судах приватизационные, налоговые и другие сделки до 2000 года. Подчеркну: речь не идет об амнистии. Мы просто переходим к другой, нормальной жизни. Мы заявляем, что не будем возвращаться к тому, что было вчера. Но с сегодняшнего дня мы говорим о неукоснительном соблюдении закона и неизбежности наказания за его нарушение.
Андрей Сапунков, г. Благовещенск: Как Вы думаете, госкапитализм в современной России – это надолго? Что он несет в себе для общества?
Госкапитализм в России будет иметь специфическую особенность: в этой модели будет превалировать не государственное предпринимательство, а частное предпринимательство под контролем бюрократии. Такая экономика обычно не бывает эффективной. При госкапитализме не будут реализованы в полной мере те возможности роста, которые имелись и имеются в России в связи с проведением рыночных реформ. Уже сейчас мы ощущаем, что события вокруг ЮКОСа и другие формы давления на бизнес приводят к негативным результатам для эффективного развития российской экономики.
Елена Юсова, «Первое свободное поколение», г. Ростов-на-Дону: Вы говорили о том, что в атмосфере доверия России будет проще развиваться экономически. Возможно ли, несмотря на некоторые шаги власти, выстраивание такой атмосферы? Если да, то какими методами?
Несмотря на некоторые шаги власти, такую атмосферу создать невозможно. Обстановка доверия создается прецедентами. Например, что-то произошло, и люди увидели, что это в общих интересах. Их настроение сразу становятся более оптимистичным. А если в другой раз они видят, что произошедшее ничем не отличается от обычной негативной практики и что делается все это отнюдь не в общественных, а в чьих-то личных интересах, то люди предпочитают придерживаться прежней линии поведения, никому не доверять – денежки целее будут.
Преодолеть атмосферу недоверия можно, не только издавая хорошие законы, но и впоследствии не допуская отрицательных прецедентов их исполнения. И в этом отношении особенно важна независимость судебной системы. Решения суда всегда должны приниматься самостоятельно, без всякого давления извне. И пусть присяжные заседатели принимают неправильные решения один раз, второй, двадцатый. Но люди будут знать, что на них никто не давил, что это представители народа – такого, какой есть, и что, в конечном итоге, мнение суда – это их мнение. Только так, шаг за шагом посредством позитивных прецедентов формируется обстановка доверия. Если же человек знает, что его в любой момент могут обмануть и искать справедливость ему негде, то эта атмосфера складываться и не будет.
Сергей Зверев, г. Новосибирск: В России все плохо!!! С чего начать? Кто виноват? Что делать?
Во-первых, в России не все плохо. Об этом говорит хотя бы то, что люди задают подобные вопросы. Что касается того, кто виноват, то я предпочел бы не искать виноватых. Виноват каждый из нас. Мы сами должны смотреть за собой. И если каждый из нас будет более требователен и строг к себе, граждански более сознателен и активен, то он будет иметь право и от других что-то требовать.
А что делать? Это отдельный вопрос, коротко на который я ответить не смогу…