«Российской власти нужны не профессиональные журналисты, а послушные»
О себе писать всегда непросто, особенно о достижениях. Жюри в дипломе отметило, что я берусь «за темы ксенофобии и радикального национализма, несправедливости и коррупции». Это действительно так. Помимо журналистики я еще занимаюсь правозащитной деятельностью: возглавляю группу «Международная амнистия», региональное отделение Российского антифашистского фронта, создала профсоюз журналистов и работников СМИ. В прошлом году я стала лауреатом премии имени Артема Боровика. Можно было бы добавить к этому мою статью «Мы живем на островке нищеты», опубликованную в газете «Томикс». На основе статистических данных там доказана несостоятельность областного руководства, почти сплошь состоящего из членов КПРФ. Понятно, почему с региональной властью у меня сложные отношения. Хотя я знаю: она, власть, меня боится, но уважает. А я ее не боюсь и не уважаю. То есть стопроцентное взаимное непонимание. И это нормальные отношения между журналистом и чиновниками. Я в этом глубоко убеждена.
Ни одна владимирская газета не рискнула опубликовать даже крохотную цитату из моего выступления в Нобелевском институте, где мне вручали премию «Свободная пресса». Более того, редакторы почти всех местных СМИ запретили своим корреспондентам приходить на пресс-конференцию, которую «мятежная журналистка» организовала по поводу получения международной награды. Почему элита масс-медиа Владимира дистанцировалась от оппозиционной коллеги, можно объяснить боязнью вызвать недовольство региональной власти. Но ведь и ни одно федеральное СМИ не поместило даже малюсенькой заметочки о событии. Что за этим? Страх перед властью кремлевской или просто презрение к журналисту из провинции?
Поэтому я очень рада, что моя речь появится на Liberal.ru.
«Журналисты не сеют хлеб, не лечат людей, не шьют одежду. Мы, журналисты, работаем со словами.
Вроде бы это неосязаемая субстанция — слово. Но способность выражать мысли и чувства словами — это единственное, что отличает человека от животного. Со слов-то все и начинается. В Библии так и сказано: «Вначале было слово».
Слово может иметь больше энергии, чем термоядерная бомба. Вспомните, когда Горбачев разрешил Слову выйти на свободу, тут же взорвался «железный занавес», рухнула Берлинская стена и в прах рассыпалась система лжи и страха, которая больше семи десятков лет держала в рабстве 300 миллионов человек на шестой части суши.
Я помню это время: Россия, будто ржавая подводная лодка, поднялась на поверхность, и свежий воздух ворвался в ее отсеки.
И вот последние восемь лет мы снова погружаемся в той же подлодке и даже не успели задраить люки.
«Что произошло с атомной подлодкой «Курск»?» — «Она утонула».
Возможно, в странах с развитой демократией персона руководителя государства не слишком влияет на жизнь своих граждан. Но в слегка азиатской России личные качества лидера — и история это подтверждает — всегда определяли очень многое.
Утверждаю это, также исходя из своего личного опыта: я жила еще при Сталине, потом при Хрущеве, Брежневе, Андропове, Черненко, Горбачеве, Ельцине. И теперь при Путине. Из прошлых наших правителей все, кроме Горбачева (дай Бог ему долгих лет), лежат под камушком. Я оптимист, потому надеюсь пережить и нынешнего.
После убийства Анны Политковской, Путин, выдержав неприлично долгую паузу, цинично обронил: «Ее статьи все равно ни на что не влияли».
Если работа журналиста не влияет ни на что, почему первый удар был нанесён именно по масс-медиа?! Почему целенаправленно расправляются с независимыми средствами массовой информации и с журналистами? Почему, наконец, журналистов в России убивают?
Думаю, логика диктатора примитивна: если слово родило свободу, значит, надо убить слово, чтобы вернуть несвободу.
Для меня сигнал тревоги прозвучал, когда разгромили телекомпанию НТВ. Я тогда поняла: это первый выстрел в свободу слова, начался поворот назад.
Следом Путин отменил выборы губернаторов.
Есть в составе России маленькая республика Калмыкия. На ее территории царят бедность, беззаконие и бесправие. Это там 9 лет назад в первый раз в нашей стране убили женщину — редактора газеты Ларису Юдину. Убийцы буквально растерзали ее в клочья в собственной квартире – даже потолок был забрызган кровью. Заказчика убийства не судили. Хотя всем было известно, что своими публикациями Лариса очень досаждала президенту Калмыкии. И этого человека Путин вновь назначил руководить республикой!
У нас говорят: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».
Итогом путинизма для многих моих сограждан стала ностальгия по советской системе. Поэтому на выборах нового президента не получится, как раньше, пугать избирателей «призраком коммунизма». Власти нужен новый враг для сплочения нации. Развязали антизападную истерику – получили врага внешнего. Перестали противодействовать русским фашистам – получили врага внутреннего.
Искали национальную идею и нашли: НЕНАВИСТЬ СТАЛА НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕЙ РОССИИ.
Я помню обстановку холодной войны во времена Хрущева. Сейчас что-то очень похожее. Но такого разгула идеологии фашизма и проявлений фашизма в России не было никогда!
Количество жертв насилия на расовой почве растет как лавина. В прошлом году в России от рук фашистов пострадало 520 человек и погибло 54. А с начала нынешнего года уже погибли 32. Начались погромы, которых в России не было уже сто лет. Объектами ненависти фашистов стали не только люди с «неевропейской» внешностью и евреи — нападают на сексуальные меньшинства, на молодежь из субкультур, на певцов и музыкантов и, конечно, на антифашистов. За малым исключением – безнаказанно.
Лидер одной из профашистских организаций в своем выступлении на митинге в Москве сказал, что президент своей речью в Мюнхене развязал им руки. Толпа его соратников стала скандировать: «Да здравствует Путин!».
Не думаю, что президента это огорчило.
Рост русского фашизма не беспокоит власть. БЕСПОКОИТ СВОБОДОМЫСЛИЕ. Потому запрещаются митинги и манифестации (кроме фашистских), уничтожается независимая пресса, полностью исчезли дебаты и прямой эфир на телевидении.
Недавно прихлопнули – как назойливую муху! — просветительскую организацию «Интерньюс» («Образованные медиа»), где всего-навсего учили тележурналистов из провинции как правильно делать новости. Но не нужны российской власти профессиональные тележурналисты. Нужны послушные.
Неотступно разрушают Клуб региональной журналистики, который шесть лет назад основал Ходорковский. В этом клубе журналисты из российских регионов имеют возможность слушать и напрямую задавать вопросы именитым политикам и специалистам из разных областей знаний. Но разве позволит власть приносить в регионы нефильтрованную информацию?!
При Путине налоговое законодательство изменили таким образом, что независимые масс-медиа стали либо разоряться, либо пошли в услужение к органам власти. Особенно трудно выживать в небольших городах. Там если журналист не согласен с политикой своего издания, то не может поменять место работы, не меняя профессии. Там, если хочешь остаться журналистом, либо наступи на горло своим принципам, либо обрекай семью на голод.
Знаете, сколько получают журналисты в городах России (за исключением жирующей Москвы)? 120 — 150 евро в месяц. На эту зарплату невозможно прожить одному. Тем более прокормить семью.
Моя коллега Мария живет в маленьком городке Воронежской области. Она выпускает газету и сама пишет в неё статьи. Доход мизерный. Мария воюет с местной властью за права жителей. Используя криминальный жаргон нашего президента, «мочит» власть. Полгода назад за победу в журналистском конкурсе Мария была награждена премией. На премиальные деньги она, наконец, смогла купить свой первый компьютер. А до того делала газету авторучкой! О чем мечтает эта женщина-редактор? О диктофоне (у нее нет диктофона!), о фотоаппарате (у нее нет фотоаппарата!) и о велосипеде, чтобы отвозить материалы в типографию, — Марии через три года исполнится 70 лет, и ей уже трудно далеко ходить пешком. Вот такой «газетный магнат».
Сегодня на всю огромную Россию еще не закрыты: одна оппозиционная газета – это «Новая газета» и один час по воскресеньям на телеканале REN-TV («Неделя» с Максимовской). Одна газета. Один час в неделю. В остальной части России, которую у нас почему-то называют провинцией, бедность ужасающая, и здесь у власти много возможностей задавить неугодное издание с помощью финансовых репрессий.
Кроме того, у власти есть такой мощный инструмент подавления неугодных журналистов, как суды. Журналистов, которые борются за соблюдение законов, законами же и душат. Я посмотрела статистику: только за один месяц к журналистам и к редакциям предъявляется 20 — 30 судебных исков по диффамации в сумме примерно на 720 тысяч евро.
Мне по аналогичным искам приходилось защищаться в суде по 5 — 7 лет в одном процессе. А процессов у меня бывало до десятка одновременно.
В последние годы за слова журналистов стали всё чаще привлекать к уголовной ответственности.
Двух журналистов из Калининграда вот уже три месяца возят по тюрьмам разных городов. Возят в бронированных автомобилях, в наручниках — как особо опасных преступников. Вот как наша власть боится журналистов: наручники и бронированные автомобили! Тюремные охранники, когда узнают, кто эти заключенные, говорят: «А, так вы политические! Вот гады, уже журналистов стали сажать!».
И эти ребята не первые журналисты за решеткой. И, боюсь, не последние.
В России цена свободы слова – жизнь журналиста. 220 моих коллег убито и более полутора тысяч подверглось насилию. В мирное время!
В одном только городе Тольятти убито шесть редакторов, двое из них – из одной газеты. Преступники не найдены. Вообще по всем делам о насилии против журналистов за последние три года найден и наказан судом только один преступник.
Как сказал президент российского Фонда Гласности Алексей Симонов, «честное выполнение журналистских обязанностей стало героизмом». От себя добавлю: особенно в небольших российских городах.
Потому не могу не сказать слова искренней благодарности сотрудникам норвежского фонда «Свобода слова» и немецкого фонда Эбелина и Буцериуса, а также членам жюри, которые присудили награды российским журналистам. Это огромная поддержка для нас и свидетельство высокой степени гуманности и демократичности общества в Норвегии и Германии.
Но, принимая эту награду, я мысленно делю ее со всеми погибшими российскими журналистами, многие из которых не успели при жизни получить заслуженное признание.
Я вижу свой долг в том, чтобы продолжать их работу».