Владимир Мау, руководитель рабочего центра экономических реформ при правительстве РФ в интервью Ольге Романовой
«…в обществе формируется близость позиций политических сил по базовым ценностям…»
Немного с опозданием, но, пожалуйста — еще раз об итогах ушедшего года.
— Он был весьма благоприятен, хотя было и много проблем. Главное, что бы я выделил — это все-таки ту программу, ту идеологию, которая была выработана в первой половине 2000 года. Мне представляется, что ее несколько недооценивают. В дискуссию уходит вопрос, что из нее формально одобрено, где чья подпись, — хотя на самом деле речь шла о выборе идеологии, выборе принципов нашего дальнейшего развития. Собственно ситуация была сопоставима с 92 годом, когда мы разработали программу первого этапа реформ. И собственно к 99-му она и была выполнена. Какие бы ни были правительства, что бы они про эту программу ни говорили, но они ее реализовывали. В 2000 году возникла та же проблема. Надо было определить ключевые точки нашей экономической политики на следующие 5-10 лет.
— Стоит ли заглядывать так далеко, когда столько проблем сегодня?
— Тут важен не срок, важен следующий этап. И это было сделано. Мне представляется, что сделано было очень удачно. Дальше начнется дискуссия. Она, собственно, уже началась, как выполняется программа, совпадают ли сроки. Ну, мне представляется это не очень важным. Поскольку, политически и идеологически последовательно программа уже претворяется в жизнь. Вокруг нее всегда возникают дискуссии, компромиссы, группы интересов.
Второй фактор, как ни странно, я бы выделил политический. Это то, что в обществе формируется близость позиций политических сил по базовым ценностям. Конечно, полемики очень много и она должна быть в демократическом обществе. Но вы знаете, года 3-4 назад дискуссия в Думе между основными партиями по экономическим вопросам можно было уподобить, скажем, 2 2 это 4 или 5 или же стеариновая свечка. Сейчас дискуссия идет поводу того, что это 4, 5 или скажем 8. Но никто не утверждает, что это стеариновая свечка. И это очень важный результат 2000. Конечно, можно говорить о росте, который был, и который сейчас несколько замедлился. Но это рост очень существенный, беспрецедентный для последних трех десятилетий. Можно говорить о начале структурных реформ. Надо говорить (а не можно говорить) о начале налоговой реформы. В начале года, я думаю, никто не ожидал, что столь радикальные налоговые новации могут быть сделаны. Конечно, в ответ можно назвать кучу недостатков и ограничений, но это уже бессмысленная дискуссия — стакан наполовину полный или наполовину пустой.
К удачам года я бы отнес, повторяю, экономическую программу и налоговую реформу.
— Не кажется, ли вам, что она провалилась?
— Провал… — нет, я бы сказал, есть проблема. Плохо также то, что до сих пор не удалось решить проблему трансформации сбережений в инвестиции. На самом деле, сама постановка вопроса говорит о нашем серьезном продвижении вперед, потому что это все-таки задача достаточно стабильных обществ. Наши финансовые рынки по-прежнему достаточно слабы. Но деньги идут в страну. Правда, пока в совершенно недостаточном объеме, вызывая избыточное давление на рубль. Рост реального курса рубля приводит к снижению номинального. Конечно, это очень серьезная проблема, и я думаю, она остается главной проблемой для года наступившего.
— А цены на нефть?
— В середине 90-х годов тоже были очень высокие цены на нефть, но почему-то экономика быстро падала. Скажем, для американской экономики высокие цены на нефть — это отрицательный фактор, и тем не менее, она быстро росла. Фактор цен на нефть — несомненно важный источник финансовой стабильности для страны. Но все-таки рост и спад — это проблема структуры экономики. В начале 90-х, когда было много отраслей, не имеющих реального спроса, нужна была структурная адаптация.
Нефть — это, конечно, важно, но многое зависит от политики правительства. Правительство любой страны может делать глупости. Но в принципе проблема роста или спада сейчас, когда прошла первая волна структурной адаптации 90-х годов, в значительной мере будет определяться результатом ответственной деятельности правительства. Конечно, сейчас трудно говорить, это динамика роста должна быть 6 процентов или 10 процентов. А может ли быть замедление темпов экономического роста? В принципе это весьма вероятно. Некое снижение мировой конъюнктуры может за собой повлечь и снижение нефтяных цен, и снижение общей динамики в мире. Но опять же, это зависит от действий властей, ответственности бюджетной политики, сохранения профицитного бюджета, покрытия расходов бюджета неинфляционными способами, и опять же, проведения структурных реформ. Мы должны понимать, что, в отличие от бюджетной и денежной политики (основных для 90-х годов), структурная политика требует гораздо больших усилий. Она более длительна во времени. Можно за год стабилизировать валюту, но нельзя за год заставить экономических агентов — предприятия — поверить, что новая налоговая система введена всерьез и надолго.
— Стала ли экономика менее подвержена политике?
— Сейчас практически нет идеологической дискуссии. Вся она ушла в вопрос о флаге, гербе и гимне. Что, в общем, не может не огорчать сторонников чистоты идеи, к которым, наверно и я плохо отношусь. Но на самом деле — и слава Богу. Мы не спорим о том, хороша инфляция или плоха, как мы спорили когда-то. Хорош дефицит или плох. Мы ушли от этой полемики. Это очень здоровый процесс. А дискуссия о том, как реформировать РАО, может и должна быть. Это очень сложный, уникальный процесс.
— То есть революция окончена?
— Революция почти завершилась. И то, что происходит, — это уже эволюционная поэтапная адаптация. Уверен, никаких резких движений ни в этой области, ни в каких других делаться не будет. На мой взгляд, налоговая реформа была последним резким движением. Она должна продолжаться — будет еще более поэтапное дальнейшее снижение налогов. Например, уменьшение налога на прибыль. Так же с естественными монополиями. Это будут поэтапные решения, программы на несколько лет. Более того, по моему опыту, решение этих вопросов очень часто происходит тогда, когда удается найти более или менее общее понимание внутри политической элиты, как это и должно быть. И в МПС, и в РАО «ЕЭС».
— Возможны ли потрясения?
— Я не вижу никаких оснований для потрясений стихийного характера. Бюджет сведен с профицитом, денежная система достаточно стабильна, резервы выросли. Конечно, если американская экономика резко упадет или цены на нефть опустятся ниже 10 долларов за баррель — это будет очень неприятным потрясением. Но это те факторы, которые никто спрогнозировать не может. Даже те, кто клянется, что они это знают, — все равно этого не знают. Наша экономика столь же прогнозируема или столь же не прогнозируема, как почти любая другая рыночная экономика. Ну кто мог прогнозировать, что американская экономика будет расти 8 лет кряду? Также никто не может прогнозировать, чем и когда этот рост закончится. Замедлением, крахом — как прогнозируют одни или другие? То есть в пределах нашего понимания — никаких катаклизмов, если не сделать чудовищных ошибок и политических переворотов, быть не может. Однако нет такой ситуации, из которой нельзя было бы выйти с позором. Но, по-моему, политическая элита уже достаточно опытна, правительство достаточно стабильно, чтобы не опасаться каких-то потрясений.
Источник: Вести.Ru