Кто победил в Великой отечественной войне?»
Никита Павлович
Соколов
Историк, член Совета Вольного
исторического общества
Никита Соколов:
Сюжет моего сообщения обычно
называется «Кто победил в Великой отечественной войне?». Сначала вопрос кажется
диким и бессмысленным, потому что кажется, что в войне победила
антигитлеровская коалиция в составе Советского Союза и еще двух десятков
государств. Вопрос тривиальный, почему его следует задавать? Если мы чуть-чуть
вникнем, то в этой формулировке есть и другая тема. Кто, собственно,
воспользовался плодами победы в Советском Союзе? Кому достались «пироги» от
того, что Советский Союз победил во Второй мировой войне? Тут окажется, что
ответ не так тривиален. И рассмотрение этой темы, и анализ этого сюжета многое
проясняют в нашей современной жизни, в расстановке наших политических сил и в
акцентировке сюжетов пропаганды. В связи с этим я решаюсь сделать такой
короткий доклад. Я коротко обозначу некоторые тезисы, а дальше, поскольку тема
необъятная, вы своими вопросами будете меня направлять в те части сюжета,
которые вам интересны. Хорошо?
Речь
идет о стандартной формулировке из параграфа школьного учебника о победе
советского народа в Великой отечественной войне. Так это и звучит с советских
времен. Когда началась Великая отечественная война? Для чего в наших учебниках
Великая отечественная война выделяется отдельно от Второй мировой войны?
Во-первых, очевидно, что для того, чтобы закамуфлировать не очень симпатичные и
приятные для властей обстоятельства, что, строго говоря, во Второю мировую
войну Советский Союз вступил 17-го сентября 1939-го года в качестве
фактического союзника гитлеровской Германии, с которой вместе разделил Польшу,
а потом еще некоторые восточно-европейские страны. Поэтому Советская держава
железно держалась вот за эту хронологическую границу, что Советский Союз не
вступал в войну в 1939-м году, а ее отдельная часть – Великая отечественная
война – началась 22-го июня 1941-го года.
Обратите
внимание, что это очень обязывающий термин. Как только вы говорите «отечественная
война», тут же немедленно подразумевается, что это такая же отечественная
война, как война 1812-го года. И весь народ монолитно выступает против
агрессора, высоко мотивированная армия действует эффективно, и это происходит
прямо с первого дня войны. Но ничего похожего в 1941-м году мы не наблюдаем.
Все попытки объяснить техническими причинами страшную катастрофу, поражение
советской красной армии осенью 1941-го года и летом 1942-го года, не
выдерживают никакой проверки на исторический источник. Технические причины
никуда не годятся. В наших учебниках до сих пор этот провал объясняется, по
большей части, следом за той репликой, которую произнес в свое время Сталин
осенью 1941-го года. Он сослался на два главных мотива – на то, что нападение
было внезапным, и на то, что Красная армия была технически гораздо слабее. Ни
один из этих тезисов, безусловно, не выдерживает критики. Речь не шла о
внезапности. Все готовились к войне давно, готовились совершенно практически,
уже в апреле началась скрытая мобилизация Красной армии, уже в мае сформированы
командования фронтов. Не округов, которые распоряжаются армией в мирное время,
а именно фронтов на время войны. И в конце мая эти командования фронтов
выводятся на полевые командные пункты. То есть, Советский Союз точно так же
готовился к войне, как и все остальные. И здесь о какой-то стратегической
внезапности говорить не надо. Дело не в этом. Точно так же не выдерживает
критики и пункт о том, что Красная армия была хуже вооружена, чем немецкие войска.
Это совершенно не соответствует действительности. По человеческим ресурсам и по
всем важным видам техники (по авиации, по артиллерии, по танкам) западные
группировки войск Красной армии превосходили в 1,5-2 раза, на момент нападения
Германии на СССР. То есть, ни о каком техническом превосходстве речи быть не
может. Если угодно, посмотрите. Я не буду говорить много цифр, я буду говорить
только основные, точные расчеты посмотрите у Михаила Васильевича, они доступны.
Это сейчас самые надежные подсчеты, которые имеются. Иногда говорят, что было
мало новейшего вооружения. Нет. Доля новейших образцов в Красной армии была ничуть
не меньше, чем у немцев. И эти образцы превосходили по своим
тактико-техническим характеристикам образцы противников. Это абсолютно верно и
в отношении танков, и в отношении новых самолетов.
Тем
не менее, фронт провалился и откатился в первые же месяцы войны на 700-800 км от границы, и далее,
до Москвы. Что-то здесь не так? В последние двадцать лет усиленно развивается
гипотеза предупреждающего удара, как будто налетела страшная германская авиация,
и всю мощь Красной армии уничтожила, пока она не успела вступить в дело. Это
миф, который не имеет никакого основания. Никакого особо точного оружия в те
времена не было, поэтому эффективность авиации была не таковой, какой она
мыслится и видится нами сегодня. Даже в условиях полигона, учений. Вы
представляете себе самолет тогдашнего времени? Никакого высокоточного оружия
нет, пилот наводит на цель всем корпусом, у него либо пулемет, либо пушка. Он
наводит всем корпусом на самолет. В условиях полигона для уничтожения одного
танка, а это была новейшая советская авиационная техника, требовалось девять
вылетов самолета. Представляете себе, какова была эффективность авиации в то
время? Поэтому ничего такого, что могло бы подтвердить легенду, что авиация
нанесла серьезный удар, мы не можем наблюдать в исторических источниках. Ничего
подобного не наблюдается ни во Франции, ни в Бельгии, ни на восточном фронте
после начала войны Германии и Советской России, на тех участках фронта, где
войска оказывают серьезное сопротивление, где Красная армия упорно
сопротивляется. Там немецкая авиация вдруг оказывается совершенно
неэффективной, ее не замечают. Но на тех участках, которые провалены, и на
которых мы отступаем, вдруг вступает в силу этот миф про авиацию.
По
всей видимости, ответ коренится не в технических причинах. Причины поражения
1941-го года – это человеческий фактор. Очевидно, что этот человеческий фактор
устроен сложно. Применительно к авиации. Наверное, вы видели чудовищную цифру,
что в первые два дня войны Красная армия потеряла тысячу боевых самолетов на
аэродромах. Знаете эту очень популярную цифру. И она соответствует
действительности. Все эти потери на земле принадлежали трем авиасоединениям из
25-ти. Остальные 22 вовсе не понесли потерь и на земле потеряли ничтожное число
самолетов, буквально единицы. Объясняется это очень просто. Командование этих
трех соединений после начала войны оказалось в Брянске, то есть в 400 км от линии фронта. Оно
бежало, бросив самолеты и часть своих летчиков. Есть множество обстоятельств,
которые показывают, что проблемы совершенно не технические, а проблема
заключается в том, что в 1941-м году Красная армия не мотивирована на реальные
боевые действия и на реальное сопротивление.
В
связи с этим возникает реальный вопрос: а когда, собственно, началась
отечественная война? Когда народ вступил в войну, а армия собралась с духом, и
решился исход войны в морально-политическом плане? Ответ на этот вопрос не
прост. Колоссальный провал лета-осени 1941-го года сопровождался чудовищными
человеческими потерями. При этом, обратите внимание, большая часть этих потерь
была безвозвратными потерями. Правильным образом мотивированная и хорошо
действующая слаженная армия (это общая статистика всей войн 20-го века) имеет
главные потери – санитарные, это раненные, которые, в принципе, могут быть
возвращены в строй. Стандартная доля безвозвратных потерь – 22-23%, это доля
убитых, пленных, пропавших без вести. В Красной армии 1941-1942-го гг., до осени
1942-го года, соотношение обратное: 77-78% безвозвратных потерь.
За
первые четыре месяца войны – 3,5 млн. пленных. Такого не бывало никогда. В
истории никакой мотивированной армии этого не может быть. Сдавались целыми
полками со знаменами. Это хорошо документированный факт. В этих условиях
героизмом некоторых отдельных соединений, и даже редко соединений, поскольку
сохранялось единство связей и управлений, на уровне полка, довольно часто
оказывалось решительное сопротивление, а вот крупные соединения достаточно
редко сохраняли боевое единство. И это чрезвычайно важно, потому что героизм
отдельных малых частей играет, к сожалению, очень малую роль в такой тотальной
фронтальной войне, современной, маневренной и т.д. Например, важность
брестского укрепленного района. Все говорят о широко известном героизме
Брестской крепости, речь идет о центральном укреплении этого района. Но в такой
маневренной войне, которая начинается на нашей территории в 1941-м году, одна
крепость не играет существенной роли. Большим и важным препятствием мог бы
служить укрепленный район, диаметр которого 35 км. Но из 20-ти
укрепленных точек этого района сопротивление оказывают только три, остальные
брошены, их командование отходит. В первый же день командир, командующий
брестским районом, ушел со своим штабом и с большой частью людей за 40 км от крепости, и крепость
как стратегическая единица потеряла смысл. Поэтому героичность была, но
стратегического значения этот героизм не имел и на ход военных действий влияния
не оказывал. И это, собственно, подводит нас к вопросу, почему этот провал
случился, что случилось с советским народом, и каковы качества этого народа
накануне войны, почему он оказался так вдруг не готов встретиться противника и
оказать решительный отпор.
Есть
несколько обстоятельств, которые объясняют эту неготовность советского народа в
1941-м году к войне, неготовность не всего народа, но значительной его части.
Дело в том, что все идеологические доклады и пропагандистские тезисы о
монолитном единстве советского народа накануне войны – это пропаганда, не
соответствующая историческим реалиям. Сопротивление большевикам было подавлено
в середине 1930-х гг., последние военные отряды сопротивления, их называли
бандитами, были разгромлены к 1936-му году. Разгромлена вся оппозиционная
позиция, никакого апелляционного слова было невозможно услышать, абсолютно
тотальное государство с тотальной информационной зачисткой. Но это не означает,
что реальность соответствовала этой пропагандистской картинке, что все встали
под знамена большевиков и готовы были отдать жизнь за коммунистическую партию. Наши
источники это показывают с большой точностью, приведенной в известность в
последние 20 лет. Вы понимаете, что в советское время исследованиями такого
уровня просто нельзя было заниматься. То, что я вам рассказываю, это короткая
сводка исследований, которые вышли в последние 10-15 лет. Раньше это было
невозможно исследовать. Разумеется, что работа эта не закончена, она потребует
много времени для завершения, но первую сводку можно сделать, что я и пытаюсь
делать.
В
советском обществе накануне Второй мировой войны очевидным образом выросло
поколение, которое было полностью воспитано в коммунистических идеях. Это
молодежь, которая смотрела на власть и на социальный строй не критически, в значительной
степени. Ровно в этих молодежных стратах был наибольший энтузиазм по поводу
войны, оттуда массовая часть добровольцев в народное ополчение. Молодежь,
интеллигенция, в большей части, действительно разделяли коммунистические
взгляды, они были готовы смириться с эксцессами и довоенными репрессиями,
считая их необходимым элементом строительства нового общества. Как говорится, «лес
рубят – щепки летят». Но при этом существовала весьма значительная (о числах
пока не можем говорить, потому что исследования пока не доведены до конца, и
неизвестно, сможем ли мы когда-нибудь точно посчитать эти процентные доли) доля
прямо антисоветски настроенного населения, которое было готово сотрудничать с
немцами, причем, не только сотрудничать в устройстве новой мирной жизни, но и
бороться с советской властью с оружием в руках.
Эти
цифры, на самом деле, весьма значительны, поскольку немцы не позволяли до
самого 1944-го года формировать боевые части собственно из великороссов.
Начиная с 1941-го года, боевые части формировались только из тех национальных
групп, которые немецкая расовая наука считала близкими к еврейству. То есть, из
прибалтов, кавказцев и казахов. Городские казахи формировали части вермахта,
начиная с 1941-го года, поскольку они считались потомками крымских готов и т.д.
Так вот, чтобы представить себе объем и масштаб этого явления. Представляете ли
вы себе мощь казачьих войск? К 1943-му году это 600 тыс. всадников. При этом
надо отметить, что к этой расовой доктрине весьма различно относились идеология
в Берлине и реальные военные командиры на фронте. Военное командование Вермахта,
вообще говоря, относилось к этому без большого почтения. Поскольку большинство
офицерского корпуса составляли весьма образованные люди старой школы, им эта
новая плебейская доктрина претила. Они ей подчинялись, но без большого восторга,
и практиковать ее не были готовы. Характерен случай, что когда глава ведомства
пропаганды приехал на центрально-германский фронт и примерно объяснил, что
собирается делать политическое руководство с этими территориями и их
населением, фельдмаршал сказал, что он сумасшедший, что он псих, что этого не
может быть. И командиры ведомства вполне ясно понимали, что без сочувствия
мирного населения, одними террористическими методами нельзя выиграть войну. Поэтому
на оккупированных территориях строились различные отношения, в зависимости от
того, принадлежало ли управление ими войсковым, или уже тыловым. Вот эта двухсоткилометровая
прифронтовая граница управлялась офицерами Вермахта, и там не было никаких
чудовищных расовых преступлений, там располагались войска вермахта. Более того,
там иногда выстраивались отношения сотрудничества. Примером может служить
Локотская республика, это граница Белоруссии и России, там целых девять районов
сформировали автономную территорию, где не было оккупационных немецких войск,
было местное самоуправление, без большевиков. Там работали школы и театры, это
была другая, антисоветская республика.
Все
эти примеры говорят о том, что весьма значительная часть советского народа,
который сформировался до войны, была готова сотрудничать с немцами, даже вплоть
до того, чтобы держать оружие. Вооружения не давали русским людям в 1941-м
году, но уже с 1941-го года войска Вермахта начинают набор добровольных
помощников, которым первоначально оружие не дают, они работают на
вспомогательных должностях: шоферами, грузчиками, на транспортных работах, так
называемые «хиви». Потом, с 1943-го года, их начинают вооружать. Обратите
внимание, как расходятся цифры армии Паулюса в разных источниках. Число пленных,
взятых в Сталинграде, расходится, в зависимости от того, кто об этом пишет, на
51 тыс. человек. Вызвано это тем, что в составе 6-й армии Паулюса под
Сталинградом 51 тыс. человек как раз и составляли «хиви», то есть советские
граждане, одевшие форму Вермахта и воевавшие против Советского Союза. За все
время войны таких набирается 1,5 млн. человек, людей, которые согласились взять
оружие. Но в силу политического кретинизма Германии и того, что она была обуяна
расовыми идеями, политическое руководство не пошло по пути формирования
русского политического правительства, чего многие ожидали. Есть замечательные
воспоминания, ныне опубликованные, о том, как в Белгороде и в Смоленске ждали
общей немецкой мобилизации, и очень многие были готовы вступить в эти ряды для
борьбы с большевиками. Но этой мобилизации не было объявлено, притом, что от
советской мобилизации в 1941-м году на оккупированных территориях уклонились 5
млн. человек призывного возраста. Они уклонились от этого призыва и остались на
оккупированных территориях. Видимо, среди них была большая часть людей, которые
собирались мобилизоваться в германскую армию и бить большевиков с оружием в
руках.
Точного
соотношения сил мы пока не можем указать, и даже не знаем, сможем ли позже,
потому что состояние источников не очень хорошее, но понятно, что соотношение
примерно такое. Есть в обществе радикальные фланги. Есть радикальный советский
фланг, который твердо стоит на советских позициях, есть точно такой же величины
радикальное антисоветское крыло, и есть колеблющееся большинство. Соотношение
этих крыльев мы можем приблизительно оценить по частным подсчетам, которые уже
известны. Проведены полные исследования по Ленинградской области, которая в те
времена включала Новгородскую. Так вот, соотношение получается примерно такое –
в партизанских отрядах на этой территории 2,5 тыс. человек, а после
освобождения этих территорий от немцев было казнено за активное пособничество
врагу органами НКВД 3 тыс. человек. А население составляет 1, 5 млн. человек,
то есть это небольшие маргинальные фланги.
Большинство
в начале войны колеблется, и это понятно. Накануне 1941-го года подавляющее
большинство граждан СССР были дезориентированы в отношении того, что
происходит. После того, как в августе 1939-го года Советский Союз и Германия
заключили пакт о ненападении и секретные протоколы о разделе Восточной Европы,
в советской пропаганде решительно меняется образ фашистской Германии, перестают
печататься антифашистские материалы. Пересматриваются все произведения,
транслирующиеся, печатающиеся, ставящиеся в театре, и 4 тыс. из этих
произведений запрещаются к дальнейшей публикации, дальнейшей ретрансляции,
поскольку там есть фашистские элементы. В советской прессе, которой народ не
очень доверял, но другой просто не было, Германию начинают представлять как
социальное государство, где делаются большие успехи в социальной политике, не
только в экономической и хозяйственной сферах, в решении рабочего вопроса и
достижении социального мира. Это один фактор.
Другой
фактор, чрезвычайно важный и недооцененный, заключается в том, что военные
действия разворачиваются, в значительной части, на той территории, которая 1918-м
году, в силу «Брестского мира», была подвергнута немецкой оккупации. И все
население этих территорий, которое было старше сорока лет, то есть, в зрелом,
сознательном возрасте, прекрасно помнило того немца, который пришел и устранил
социальный кавардак, который был сопряжен и с прямой уголовщиной, навел полный
финансовый порядок, и поезда ходили минута в минуту. Поэтому весьма
значительная часть взрослого населения на этой территории ждали немцев как
освободителей. Это хорошо задокументировано в мемуарной литературе, в
дневниках, хотя это и редкие документы советской эпохи.
Это
положение неустойчивости большинства, которое не знает, на чью сторону встать,
сохранялось почти до середины 1942-го года. Это характерный эпизод. Я вижу, что
вы на меня смотрите с изумлением, но характерный штрих – это состав и размах
партизанского движения. Как вы себе их воображаете? Часто изображают, что
партизаны – это старики, дети с винтовками. Не правда ли, так? Да, народ
считал, что это бородатые мужики и 12-летние дети. Но исторически все выглядит совершенно
не так. Цитирую отчет главного штаба партизанского движения за 1942-й год. «Большинство
партизанских отрядов полностью укомплектованы сотрудниками НКВД, без
привлечения местных жителей». То есть, партизанскими отрядами называются
диверсионные группы НКВД до середины 1942-го года. А их численность? Тут идут
отдельные цифры. Из брошенных на Украину 778-ми партизанских отрядов и
диверсионных групп общей численностью 28 тыс. человек на август 1942-го года
действуют 23 отряда и 3 тыс. человек. Понимаете, что как только этот
диверсионный отряд забрасывается, он мгновенно растворяется. 90% этих групп растворяются,
потому что местное население не оказывает им поддержки. И только с осени 1942-го
года можно говорить о действительном начале партизанского движения, в котором к
концу 1944-го года будет уже более 400 тыс. бойцов в Белоруссии и 300 тыс.
бойцов на Украине. Еще раз напоминаю, что диверсионные группы НКВД, движение,
по существу, единственное летом 1942-го года на Украине, это 22 отряда. К концу
1944-го года там действовало бессчетное множество партизанских отрядов, в
которых было примерно 300 тыс. человек. Это качественный скачок численности,
который отражает перелом настроений пассивного большинства, которое к концу
лета 1942-го года, к зиме уже точно, явно встает на сторону советской власти.
Коренной
перелом в войне совершается именно здесь, когда народная толща решила, что от
Гитлера свободы ждать нельзя, никакого национального правительства не будет, а
вместо этого грядет «новый порядок», который не лучше большевистского, но он
еще и немецкий. По всей видимости, решающим событием была земельная реформа,
которая была объявлена немцами летом 1942-го года. Все ждали, что будут
распущены колхозы. Страна же по большей части крестьянская, и большая часть
крестьянского населения от немцев ждали того, то они распустят эти проклятые
колхозы и дадут свободно жить крестьянину. Но ничего такого они не сделали. Они
считали более важным обеспечить себе продовольственные поставки, сырьевые
поставки, поэтому колхозы были переименованы в крестьянские дворы, то есть,
изменилось название. Были сформированы вместо формально коллективных, где хотя
бы формально можно было выбирать председателя, просто такие советские
хозяйства, совхозы, промышленные предприятия под немецким управлением. Никому
легче не стало. Видимо, это обстоятельство послужило причиной коренного переворота.
От немцев нельзя ждать освобождения от крепостного права в деревне, а тогда зачем
эти немцы с их расовыми придумками? Тогда народное большинство, которое
колебалось, встает на сторону советской армии. Тут сразу решительно меняется
характер боевых действий. И, в конце концов, приходит победа.
Но
когда мы говорим о том, что советский народ победил в Великой отечественной
войне, надо иметь в виду, что качества этого народа в ходе войны радикально
изменились. Понятно, что радикально советская часть укрепилась в своем
советском взгляде на вещи, укоренилась в этой системе, радикально антисоветская
часть была уничтожена не только физически, но и нравственно, потому что они
были подсобниками оккупантов. Это направление общественной мысли оказалось
уничтожено и морально, и физически. А большинство изменило свой характер в силу
разнообразного военного опыта, который был получен в ходе войны. Тут надо
несколько слов сказать о том, что это был за опыт и как он изменил то
большинство, которое встретило войну колеблющимся, а в 1942-м году встало на
путь Красной армии и одержало победу.
Существенным
образом меняется человек на войне, тот советский человек, который был
сформирован в довоенное время, в силу нескольких обстоятельств, опытов, которые
он приобрел. Самый многочисленный и важный – это опыт фронтовой. Призванных в
армию за годы войны было 29 млн. человек. К концу войны фронтовиков было
мобилизовано 8,5 млн. человек. Такая гигантская сила. Что происходило с армией
в ходе войны, не в смысле техническом, а в смысле человеческом? Это отмечают
все фронтовики, которые были в окопах, которые вообще имели склонность,
возможность и опыт к рефлексии, а таких было много, которые ушли на войну
рядовыми со 2-3-го курса, а возвращались лейтенантами. Много рефлексивных
дневников, воспоминаний мы имеем. Во всех них единогласно подчеркивается важное
обстоятельство, что на передовой линии, на фронте, не в глубоких тылах,
происходит стихийная десталинизация человека и человеческих отношений. Это
происходит по нескольким причинам, и ровно в силу того, что в армии меняется
способ взаимодействия людей. Тот армейский режим, который Сталин создал к
1939-1941-му гг., войну проиграл. Эта депрессивная в 1939-м году армия,
приведенная в состояние безмолвной и беспрекословно подчиняющейся казармы,
когда любой нижестоящий отказывается действовать сколько-нибудь инициативно и
принимать решения, которые могут быть наказаны, смотрит в рот командующему и
ждет команды сверху. Армия была устроена таким образом, что в условиях
современной мобильной войны она оказалась недееспособной. Нельзя в этой войне
ждать команды сверху. Надо действовать на своем рубеже и взаимодействовать с
ближайшими горизонтальным образом, тогда что-то получается. Уже к 1942-му году
настрой армии меняется.
Вы
на меня смотрите с недоверием, я вижу. Но вот штрих, чтобы проиллюстрировать
этот тезис. Армия до начала Второй мировой войны – это казарма, где
субординация доведена до идиотизма, а старшие начальники помыкают нижестоящими,
совершенно не учитывая их человеческого достоинства. В конце 1939-го года
создается специальная комиссия ЦК и ПУКА, Политического управления Красной
армией, для анализа чудовищного бедствия, эпидемии самоубийств среди курсантов
и младшего состава. Доля самоубийств превышает долю самоубийств среди гражданского
населения на два порядка. Что такое? Что случилось? К концу 1939-го года
комиссия перестает заседать и выдает заключение, что самоубийства предпринимают
младшие командиры в силу чрезвычайно тяжелых условий службы и унизительного
обращения с ними старших командиров. То есть, это понятная человеческая среда.
Такая среда в мобильной современной войне оказалась никуда не годной. И идет
десталинизация, в этом смысле. Притом что командование не ценит человеческую
жизнь ни в грош, и значение личности в этом случае должно падать, на фронте
значение личных качеств человека оказывается критически важным и становится
чрезвычайно ценным. От этого меняется характер отношений и характер боевых
действий.
Вот
стандартное описание любого эпизода. Если на правом фланге лежит Ванька, у него
глаз ясный и рука твердая, то все спокойно, а если Васька, то лучше последить и
подмогу к нему отправить, потому что он не такой стойкий. На этом уровне
наступает переоценка ценностей, наступает понимание того, что человек – мерка и
ценность, а надстроенные над ним системы, вообще говоря, работают плохо и
неэффективно. Развивается фронтовое братство, которое формирует низовую
инициативную среду до уровня полка. Редко когда это доходит до уровня дивизии,
но на полковом уровне формируются фронтовые товарищества. Они настолько
укрепляются, что перестают бояться не только смерти, но и политических решений.
Полгода назад был страшный скандал, когда наш оппозиционный политик уподобил
контрразведку СМЕРШ органам СС. Это, конечно, совершенно неправда, она
страшнее. СС имела танковые части и вела боевые действия, как армия. А
контрразведка СМЕРШ занималась только преследованием людей, и по большей части
это преследование за антисоветские высказывания. Существует статистика действий
СМЕРШа за три года его существования. Я вас не буду грузить большими цифрами,
но эти приведу. Из 600 тыс. арестованных СМЕРШ по делам о шпионаже проходили
только 70 тыс. Еще цена этих обвинений тоже не велика. То есть, это такая
политическая полиция, которая занималась обеспечением боязни в войсках. К концу
1943-го – началу 1944-го гг. начинаются случаи, когда полковые товарищи
отбивают арестованных у контрразведки СМЕРШ. Это довольно частые случаи. То
есть, фронтовые товарищи перестали бояться не только врага и смерти, но и этих
партийных террористических органов, которые наводили жуткий страх на советского
человека накануне войны. Страх перед НКВД был чудовищным, а фронтовики теряют
этот страх. Это значительная группа вернувшихся с войны советских людей, которые
совершенно не походили на советский народ до ее начала.
Вторая
важнейшая группа – это люди, бывшие в оккупации, оказавшиеся под немецким игом.
Это иго оказывалось странным. Те, кто не попал в зону комиссариатов, а был
только в прифронтовой зоне, этого ига не почувствовали вовсе. Но главное это
опыт людей, оказавшихся в оккупации. Для них немец, румын и итальянец всегда
были врагами, фашистами, подлежащими уничтожению. Но эти люди получили
колоссальный опыт личного общения с этими людьми, который блокировал любые попытки
генерализации, что все они такие. У каждого в его личном опыте оказывало 1-2-7
немцев или румын, которые оказывались простыми людьми, да еще и хорошими. И
человеческие отношения с ними какие-то выстраивались. Представляете ли вы себе
объем населения, которое получило этот личный опыт? Под оккупацией оказалось 70
млн. человек. Под боевыми действиями оказались самые густонаселенные части
Советского Союза. Притом, что оттуда эвакуировалось по правильным правилам
эвакуации партийное начальство, не начальство столкнулось с этой армией,
которая оказалась не дикой и не террористической, а просто людьми.
Еще
более существенный перелом случился у тех людей, которые выехали на работы в
Германию. Их называют угнанными, но это не совсем правильно, потому что до середины
1942-го года, до этого перелома народного сознания, в Германию ехали работать
добровольно, поскольку вербовщики обещали золотые горы. Жизнь в советской
России никому не была медом, люди ее хорошо знали, до конца 1942-го года многие
люди ехали в Германию на работу добровольно. Потом, когда распространились
реальные сведения о том, что в происходит в немецких лагерях с пленными, поток
этих самых добровольцев иссяк, и немцы начали их набирать принудительно. Но 5
млн. человек оказались в Германии. Это молодые люди, их набирали с 15-ти лет, в
основном, от 15-ти до 25-ти лет. Эти люди столкнулись с европейской
действительностью на бытовом уровне. Незначительная часть этих 5-ти млн.
человек была на казарменном положении, этим людям было реально плохо, когда их
помещали в казармы при промышленных предприятиях, это был почти концлагерь. Но
таких было не так много, а подавляющее большинство оказывалось у фермеров. Там
выстраивались нормальные человеческие отношения, о которых пишут в письмах и
дневниках. Надо сказать, что остарбайтеры в значительной степени решили исход
войны, в том смысле, что значительно переменилось отношение германского
населения к славянам. Громадный приток славянских работников в германское
хозяйство. Пропаганда действует так, что это «недочеловеки», что
коммунистическая пропаганда действует так, что у них парализовало все
человеческое, что они развратники, у них нет семей, они не знают, что такое
любовь к детям и к семье, они любят только партию и правительство. Оказалось,
что все не так. К концу 1944-го года эта вермахтская пропаганда составляет
отчет, что меняется мнение немецких рядовых людей к славянам, потому что это
люди очень работящие и скорые в работе, часто очень хорошо образованные,
разумные. Больше всего их потрясла гигиена женщин, потому что это был главный
пункт, что они грязные, чудовищные, и с гигиеной все плохо. Главным удивлением
было то, что в воскресных закупках эти остарбайтеры закупают почтовые
принадлежности, они постоянно пишут письма родным на родину, что говорит о
глубине семейных ценностей, о прочности семьи, о чем немцы не подозревали.
Отношение меняется. И за полгода меняется способ взаимодействия этих людей,
которые попали в сравнительно вольные условия, хотя формально и с более жесткими
ограничениями. Их зарплата обязана была быть в три раза меньше, чем зарплата
германского рабочего, они должны были всегда носить с собой удостоверение. Все.
Эти молодые по большей части женщины работали в сельском хозяйстве, а по
воскресеньям покупали себе наряды, ходили в город на танцы и начали жить
европейской жизнью. Вот это население, которое в 1946-м году вернулось,
оказалось самой большой болью НКВД. Это же не какие-то бандюки, бандеровцы, это
молодые люди, которые приезжают в свои деревни и говорят, что все им врали про
эту капиталистическую Германию, там у них мужики живут в домах с
электричеством, у них дома крыты железом и дороги асфальтовые, что вы там тут
вешаете? Это чудовищная головная боль НКВД. По статьям за антисоветскую
агитацию очень часто идут эти люди, которые просто рассказывали, как живет
крестьянин в Германии. Это антисоветская агитация.
Вопрос:
А зачем они вообще вернулись?
Никита Соколов:
Многие попытались не вернуться, но их
насильственно возвращали. Также насильственно вернули казаков и «власовцев»,
союзники их выдали. Буду закругляться, потому что вы меня сейчас будете вести
вопросами, куда вам угодно, а не куда я хочу. В чем суть? В 1946-м году
вернулся народ других качеств, предъявляющий власти другие претензии,
предъявляющий власти другой спрос. Ясно, что он никогда не был сформулирован в
виде отчетливых тезисов и партийных программ, так как это было политически
невозможно, но он был народным гулом, молвой. Этот запрос был четко
сформулирован и включал в себя три пункта. Это свобода веры, освобождение
церкви, прекращение церковных гонений, роспуск колхозов и прекращение
политических репрессий. Вот три пункта, по которым вернувшийся с войны народ
требовал перемен, по сравнению с прежним бытом. И требование это было настолько
мощным, что власть несколько растерялась, и начали готовить реформы. В 1947-м
году начинается подготовка новой Конституции, гораздо менее демократичной, чем
Конституция 1936-го года, видимо, потому что она была рассчитана на реальное
применение. Она включала два важных пункта. О полной независимости прокуратуры
от каких-то других органов, до этого она зависела от партийных и исполнительных
органов. И второй чрезвычайно важный пункт – невозможность ареста без судебного
постановления. Начинается разрабатываться новый хозяйственный план, который бы
подпирал эту Конституцию. Он включает не только восстановление тяжелой
промышленности, но и весьма существенную переориентацию производства на
интересы реального человека, на производство, вплоть до личных автомобилей.
Предполагалось в течение 5-7-ми лет обеспечить каждую семью личным автомобилем.
Уже неприлично, они же в Германии были, видели, как там устроено. В результате
на партийно-политическом олимпе СССР борются две группировки. Одна представлена
ленинградской группой, откуда вышел председатель Госплана Вознесенский. Эта
группа готовит новый проект Конституции, новую программу партии, новый 5-летний
план, который будет подкреплять вот эту демократизацию общества.
Как
вы помните, с 1943-го года прекращаются церковные гонения, восстанавливается,
хотя и формально, церковная иерархия. Гораздо более важные перемены происходят
на низовом уровне, власти дают свободное разрешение на открытие новых приходов,
на их создание. Идет взрывной рост этой низовой жизни, связанной с тем, что
власть не может сопротивляться. Ведь требовать открытия храма приходят не
забитые 70-летние старушки, а фронтовики, которые могут и «пустить юшку», если
что. И такие случаи многочисленны, когда фронтовики приходят с очень твердыми
требованиями. Многие давали обеты, что если выживут в этих чудовищных условиях,
то примут монашеские посты. Это очень массовое явление. Идет массовое открытие
новых церквей, государство этому не препятствует.
Явным
образом меняется внешняя политика СССР, его ориентация в мире. Создается ООН,
Советский Союз входит в Совет безопасности. То есть, мир перестает быть
враждебным окружением СССР. Советский Союз перестает быть крепостью, и есть
надежда на то, что внутренний режим смягчится. Эти колебания власти
продолжаются до января 1948-го года, когда Сталин принимает решительное
последнее решение о том, что никаких реформ не будет, будет все свернуто. И
надо этот народ, распустившийся за время войны, приструнить. И тогда начинается
кампания по борьбе с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом, под
которую подверстывается всякая попытка демократизации. Начинается новая волна
репрессий, почти такая же массовая, как волна 1937-го года. В этих репрессиях
пострадало 600 тыс. человек, даже больше. Причем, замечательно то, как было
выбрано главное направление удара. Ни для кого не было секретом, а в низовых
партийных организациях это говорилось открытым текстом, что это по большей
части евреи. Тем самым наносился удар, поскольку евреи жили по всей территории
страны и в силу исторических обстоятельств не допускались к коммерческой
деятельности. Они оказались на постах, связанных с идеологической работой,
производством смыслов – директорами школ, редакторами газет. Удар по ним
означал удар по той группе людей, которая потенциально могла выработать новую
повестку реформ, сформулировать эти народные требования, облачить их в реальные
действия и указать к ним какой-то путь. Была интеллигенция, по которой был
нанесен чудовищный удар под вывеской борьбы с космополитизмом. В результате
этот порыв по демократизации советского общества, под которым русский народ
вышел обновленным, оказался парализован.
И
парализован, в частности, тем, что сразу после окончания войны советское
правительство, боясь фронтового братства, демократизирующегося после войны общества,
начало душить память о войне. День победы не был праздником, а после 1953-го
года вообще перестал считаться памятным днем и отмечаться как отдельный день,
поскольку победа сначала связывалась исключительно с именем Сталина, и была
сталинской победой. Как только он умер, тут же этот «красный день» исчез.
Сделано это было ровно для того, чтобы не дать сплотиться фронтовым товарищам,
не позволить им занять влиятельное положение в обществе и формировать
политическую и общественную повестку.
Положение
резко изменилось в 1960-е годы, когда партия и повестка резко изменили состав
фронтовиков. До этого речь шла только о фронтовиках, и в обществе резко и
отчетливо понимали разницу между фронтовиками, которые воевали в первой линии,
и разными НКВДэшными командами. В 1965-м году их уравняли в правах, в льготах,
и в результате этот слой фронтовиков оказался размытым, не очень здоровым и
многочисленным. Он оказался полностью поглощен ЦК, НКВД и СМЕРШем, потом к ним
добавили ветеранов производства. И теперь от ветеранских организаций, по
большей части, говорят бывшие чекисты, которые в виде СМЕРШа мутузили и
ненавидели фронтовиков лютой ненавистью. С 1965-го по 1985-й годы совершилась
подмена народной памяти о войне идеологемой «великой победы». Якобы, великая
победа была одержана благодаря, а не вопреки, как думал народ, руководящей роли
партии и свидетельствует об эффективности, дееспособности и правильности этой
социально-политической системы. В значительной степени наша современная власть
наследует этот образ советской победы, который говорит о праведности и
эффективности вертикально интегрированной власти. При этом забывается образ
народной войны и то, что война для народа – это ужас и кошмар, который он бы не
хотел повторять. Новый облик войны как победы генерирует скорее, что это решение
всех проблем, что давайте нам новую войну. Вот, в виде кратких тезисов то, что
я хотел бы вам изложить, а дальше в виде вопросов вы меня куда-то направите.
Матвей
Желтаков, Ярославль:
Никита Павлович, давайте по целям. У
нас есть определенным стереотип о войне, он навязан или взят самостоятельно из
книг. Он отчасти совпадает, даже если вы раскрыли некоторые факты. У меня в
голове было, что если начать копаться во Второй мировой войне, то были наши,
были плохие, непонятно, кто за кого, потом мы победили. Вы говорите о
предателях, грубо говоря. Но во время войны у нас нет никакой другой статистики
по этим фактам, во время другой войны это количество сомневающегося народу было
тоже постоянно, то есть, и Германию, и СССР лихорадило. В Германии тоже были предатели,
которые работали на нас, на СССР. Были и у нас люди, которые, как нам говорили,
презирали советскую власть и готовы были воевать за немцев. После раскрытия
ваших фактов ничего пока не сдвинулось. Возникли вопросы. Главный – а зачем
это? Вот факты выстраиваются в цепочку, а что дальше нам с этим делать?
Никита Соколов:
Что вам с этим делать, этот вопрос не
к историку. Историк вам рассказывает, что было, а вы, вооружась этим опытом,
надеюсь, что будете себя умнее вести. По крайней мере, иначе, чем наши предки в
1946-1948-м гг. И, в случае чего, не дадите себя «обуть». Потому что наши предков,
которые вынесли эту чудовищную войну и обеспечили победу СССР, а в результате и
антигитлеровской коалиции, «обули», говоря современным жаргоном.
Матвей
Желтаков, Ярославль:
«Обули», или нет, весьма спорный
вопрос. Начнем, например, с 1967-го года, это год рождения наших пап и мам. Они
прекрасно помнят фронтовиков, которые тогда были еще работящими людьми, они
видели, как они работали и видели их мировоззрение. То, что было стерто НКВДэшниками
и чекистами в учебниках, возможно, до нас не дошло, но то, что у нас осталось
после дедушек и бабушек, то, что они рассказывали, то, что сейчас всплывает в
литературе, это ближе к нам. Это вопросы по поводу перевооружения,
предательства и многих других фактов, которые становятся более раскрытыми,
необязательно так. Наши дедушки и бабушки нам рассказывали примерно про войну,
мы знаем про это. Зачем нам это сейчас, зачем рассказывать?
Никита Соколов:
Не совсем понятно, но некоторая
проблема здесь есть. Речь идет о формировании коллективной общественной памяти,
которая играет важную роль в устройстве гражданских обществ. Если эта память
отформатирована партийным способом, то граждане оказываются не восприимчивыми к
другим способам действия и другим альтернативам общественного движения. Что
современное постиндустриальное общество не может управляться вертикально
интегрированной властью, это совершенно очевидно. Я буду говорить как историк.
Одно и то же время, 1970-е годы. Вертикально интегрированный Советский Союз,
ощущая проблемы с продовольствием, решает, что все силы надо направить на
химизацию сельского хозяйства. Последние реальные большие средства туда
бухаются. Все, от Средней Азии до Калининграда, Дальнего Востока химизируют
сельское хозяйство. В это время в США два пацана в гараже собирают персональный
компьютер, и оказывается, что при помощи этого компьютера можно быстро
вычислить генетические коды, после чего так генно модифицировать сельское
хозяйство, что не надо никакой химизации. Все это гораздо дешевле и проще.
Общество, вертикально интегрированное, отсекает все боковые пути, оно уперто
шагает в одну сторону. А современное общество должно быть гораздо автономнее,
разные его части должны иметь возможность пробовать движение к самым разным
целям, если они уголовно не запрещены. А дальше идет оценка этого успеха или
неуспеха, которая производится обществом по рыночным критериям. Ровно поэтому я
рассказываю эту историю. Однажды уже была такая попытка, что народ получил опыт
автономного действия на войне. Его собрали в кучу, и опять получился кризис, и
т.д. Если пытаться вывести грубую мораль, то это примерно вот так. Хотя я не
сторонник грубой морали, потому что мне кажется, что разные части моего сообщения
имеют разные смыслы и разные ценности. Вторая часть, вопросная, которую я для
себя понял, относительно источников информации, о том, что вам бабушки не так
рассказывали. У нас разные бабушки. Одно из главных неблагоустройств
современного исторического сознания в России и современной коллективной
исторической памяти в России заключается в том, что в ней существует такой
шизофренический раскол. Учебник по истории повествует о том, какие великие
стройки совершались в первые пятилетки, а главное семейное событие 20-го века –
это ужас коллективизации. Вот, как это сопрягается в индивидуальном и групповом
сознании? Никак. У нас с одной стороны великие стройки, а с другой стороны –
великий ужас. И это никак не сопряжено. И, пока оно не сопряжено, страна в
общественном плане будет иметь такой шизофренический вид. Надо это как-то
лечить.
Вопрос:
Спасибо большое за лекцию. У меня два
вопроса. Первый – было ли колеблющееся большинство в Германии, аналогично тому,
которое было в России? Если нет, то почему сила идей так различалась, почему в
Германии его удалось консолидировать, а в советской России нет? Если нет, то
была ли, возможно, такая ситуация, когда, например, Сталину было выгоднее
напасть на Германию, чтобы таким образом в течение первых месяцев войны переманить
на свою сторону лояльное или нелояльное правительству Германии население? И
второй вопрос. Если НКВД и чекисты много стирали, многих уничтожали, то где
сейчас хранятся эти данные, и что надо делать, чтобы получать реальную картину
мира?
Никита Соколов:
По порядку. Нет, германское общество
было более идейно консолидировано. Прежде всего, в силу того явления, которое
называется ресентиментом. Это ученое слово, которое сложно переводить на простой
человеческий язык. Это обиды и разочарования, связанные с унижением поражения в
войне. Немецкая пропаганда после Первой мировой войны была построена таким
образом, что Германия не потерпела поражение на фронтах войны, а была сметена
внутренним ударом изнутри, предательским ударом «пятой колонны» национал-предателей,
и унизительное положение Германии на международной арене, ограничения, которые
на нее положены, были глубоко унизительны для немцев. Это было массовое
убеждение, что «нас обидели, и мы должны вернуть свое». Немцы были готовы к
войне в гораздо большей степени, за отвоевание своих прав суверенитета и
восстановление своего духа. Никаких колебаний до самого конца 1943-го года в
германском обществе не было. Только к концу 1943-го года и только в высших
элитах начинаются какие-то попытки прозрения и понимания, что дело идет в
тупик. Внешне это проявляется офицерским и инженерным заговором против Гитлера,
но есть и свидетельства того, что это было достаточно распространенным явлением
и в нижних эшелонах Вермахта и партии. Но это было не широким явлением. Ничего
похожего на сопротивление во Франции в Германии не было. Ровно по той причине,
что германское население считало себя обиженным, и пропаганда на этом очень
хорошо сыграла. Что их все обижают, прежде всего, европейцы, французы,
американцы, англичане во главе с их еврейскими банкирами. Все это еврейский
заговор против великой Германии. На этом тезисе оказалось легко сплотить не
очень искушенное большинство в Германии и даже рабочих. Это сработало. По части
источников. В советское время все это было закрыто и не существовало. Архивы
были закрыты.
Вопрос из зал:
А
какой смысл им их закрывать, а не уничтожать?
Никита Соколов:
Не знаю, их надо спросить. Что-то,
разумеется, пропало в панике в Москве 1941-го года. Кое-что, наоборот,
благодаря этому паническому отступлению, стало доступно раньше. Например,
смоленский архив, который немцы вывезли в Германию, а потом он оказался в
американской зоне оккупации. Архив смоленского обкома партии. Он был очень
полезен для историков, и до кончины СССР оттуда извлекались разные материалы.
Но пока был жив Советский Союз, как дитё Сталина, невозможна была такая
разработка сюжета. Сейчас историческая наука казенная, все под государством.
Университеты не отделены ни от каких органов, они под контролем. Отдельной
автономной науки не существовало. Поэтому в ней нельзя было сформулировать
такую тему, как народ чувствовал себя на самом деле. Как только такой вопрос
стало возможно поставить, ответы обнаруживались во множестве источников, в
частности, в тех же архивах правоохранительных органов. Это и сводки народных
настроений, которые НКВД составляли для ЦК ежегодно и даже ежемесячно, судебные
и следственные дела. За последние 20 лет они стали известны и уже в
значительной части опубликованы. Очень много дневников и воспоминаний, что неожиданно,
потому что вести дневник в советское время требовало либо большого мужества,
либо глупости. Это был факт личного «самостояния», который мог быть употреблен
против человека в суде, и употреблялся. Поэтому в советское время мало писем,
мало дневников, в сравнении с дореволюционным временем, но много воспоминаний. А
сейчас вылезают и дневники. Последние несколько лет опубликовано довольно
много, образовались целые независимые от государства научные общественные
центры при общественных организациях, которые изучают народ во Второй мировой
войне. Стало возможным ставить такие темы в обычных университетах. Что еще
важно, с точки зрения источников? В последние 30 лет началось формирование
принципиально новых источниковых массивов, связанных с инструментами устной
истории. Такая регулярная и правильная запись рассказов началась только 20 лет
назад. Сейчас есть довольно представительный массив очень хороших источников.
Вопрос:
А про архивы можно поконкретнее? Если
частные, то можно фамилии? А свободен ли доступ, и как туда попасть?
Никита Соколов:
Если вы об устной истории, то это не
частные архивы. Это центр устной истории Российского гуманитарного
университета, это центр устной истории общества «Мемориал». В общественные
архивы доступ свободен, они много оцифровывают сейчас и просто вывешивают на
сайтах.
Анна Вичкитова,
Санкт-Петербург:
Спасибо еще раз за лекцию. У меня
сложилось впечатление, что ваш основной мотив выступления –
историко-методологический. Вы сдвигаете от количественного подхода к истории.
Вы сказали про устную историю, а это личная история. Мне тоже очень интересно
про источники. Скажите, не ошибаюсь ли я, если скажу, что это традиция
американской саентологии – устная история, история дневников и т.д. Хелбик
разработал целую методику изучения советских дневников, и я встречала людей,
которые приезжают из этих школ и пишут статьи о том, как эти дневники
исследовать, и они помогают. Правильно ли я понимаю, что это заимствованная
методология, которую мы наконец-то открыли и сейчас подключаемся к этой другой
методике изучения, потому что это достаточно личная, гуманистическая концепция
изучения?
Никита Соколов:
С небольшой поправкой. Все-таки
первыми начали заниматься устной историей англичане и немцы, а потом
американцы. Советская устная история, правда, лучше представлена американскими
исследованиями. Скажем, главное сочинение, на которое я опираюсь (вы же
понимаете, что я это не сам исследовал, я все-таки опираюсь на опубликованные
научные работы), это книга Кэтрин Мередолл «Ивановы войны». Единственный в
своем роде фундаментальный труд, построенный на рассказах фронтовиков, о том,
как эта война выглядела для простого низового человека. Ничего такого у нас
просто нет, никто не успел таким заняться. Но скоро появятся такие плоды.
Вопрос:
А вам известно что-то о тех интервью,
которые брались у участников Сталинградской битвы? К юбилею был открыт архив, и,
совместно с российско-германским фондом, было издание и комментарии к этим
интервью.
Никита Соколов:
Не известно.
Вопрос:
А как вы, историки, работаете с
текстами? Учитываете ли вы проблемы психологической репрезентации? Она
разработана? Мы умеем с этим работать?
Никита Соколов:
Это отдельная историческая наука. Да,
и историк, когда учиться, работает с источниками, больше ни с чем. Это не то,
что наука, это сложное ремесло. Потому что многие практики сложно
формализовать. Это больше ремесло, нежели наука. Методики разработаны, но это
большой разговор.
Олег Братухин, Нижний Новгород:
Во-первых, я хотел бы вам сказать
большое спасибо за полезную информацию, я обязательно поделюсь со своими
знакомыми. Я редактор журнала, так что, возможно, и с читателями. Недавно, то
ли был принят закон, то ли просто такая идеологическая установка на запрет
оправдания действий немецкой армии в России. Поэтому вопрос: не подпадает ли
ваша презентация под этот закон, и сталкивались ли вы с трудностями презентации
в каких-либо местах?
Никита Соколов:
Народ «слышал звон». Так называемый «закон
Яровой», который принят весной нашей Государственной Думой, по имени инициатора,
или «мемориальный закон», как называют его историки, это чушь и глупость. Закон
запрещает осуждать сторонников по антигитлеровской коалиции во время Второй
мировой войны, отрицать преступления, осужденные Нюрнбергским трибуналом, и
порицать дни воинской славы России. Вот три пункта данного закона. Закон
идиотский во всех пунктах. Во-первых, очень неудобный для нашей власти, с точки
зрения ее антиукраинских политических воззрений, потому что Степан Бандера Нюрнбергским
трибуналом признан жертвой фашизма. И если твердо следовать этому закону, то
любого, кто ругает бандеровцев, следует привлечь к ответственности, потому что
он тем самым отрицает действия Нюрнбергского процесса. Это смешно, правда.
Во-вторых, что значит «осуждать действия союзников в годы Второй мировой войны»?
Если Пупкин упер в Германию хрусталь и ковры, то это я осуждаю деятельность
союзников, или пытаюсь проанализировать, что происходило? Понятно, что, в силу
слабости человеческой природы, существование такого закона будет действовать
плохо, касательно академической исторической науки, потому что люди,
формулирующие темы, заведующие кафедрой, будут оправдываться, а не попадет ли
это под «закон Яровой». Поэтому исторической науке придется не хорошо, скорее
всего. А хуже всего придется школьным учителям, потому что им придется теперь
блюсти официальную версию воинских праздников России. Рассказать ли вам про
историческую легенду праздника 23-го февраля 1918-го года, или вы сами знаете?
В этот день Красная гвардия постыдно драпала от немцев под Нарвой. Ничего
героического 23-го февраля 1918-го года не приключилось. Сделать какую-то
историческую легенду смогли большевики только через 20 лет. Они не сильно признавали,
что у них «Красная армия» празднуется 23-го февраля. Когда все забылось, они
придумали новую легенду празднования. Но это полбеды. В этот список воинских
памятных дат еще входит Чудское побоище, о котором ни один порядочный историк
не может рассказывать так, как о нем рассказывают житие Александра Невского.
Бред собачий. Там была совершенно другая история. Но в легенде закреплена вот
эта церковная легенда из жития князя Александра. И что историкам делать?
Научную историю рассказывать, или по житию парить? Там еще и Куликовская битва
с Мамаевым побоищем. И что прикажете делать? Что рассказывать бедному школьному
учителю, кто там кого побил, и где вообще это Куликово поле? Мы не знаем, кто
кого побил. Совсем не так как по легенде, где мы татар побили. Кто мы? И каких
татар? Ведь и русские, и татары были на одной стороне. Это не про то, что вы
нам рассказываете по легенде праздника. Так что, «закон Яровой» практически бредовый.
Но он еще и негодяйский, вот в каком смысле. Это важно обществу понимать. Да,
есть мемориальные законы. Сейчас можно ссылаться на европейский и американский
опыт, но имейте в виду, что там это по-другому устроено. Европейский
мемориальный закон есть только во Франции. Англичане и американцы с их
англосаксонским правом решительно отказываются от ограничений свободы слова и
каких-либо ограничений исторических суждений. Мемориальные законы есть у
французов, армян и в Израиле. Они связаны с Холокостом, трагедией еврейского
народа в ходе Второй мировой войны. Обратите внимание, в чем фокус и
фундаментальное различие. Мемориальные европейские законы защищают жертв государства
от государства, которое захотело бы эти преступления отрицать. Наши
мемориальные законы защищают государство от его жертв. Вот мое мнение.
Олег Братухин, Нижний Новгород:
А вы как-то на себе ощущали действие
закона?
Никита Соколов:
Яровая была у меня на семинаре, я ее
очень хорошо знаю. Я не буду комментировать.
Вопрос:
Правильно я понимаю, что протест фронтовиков,
желание перемен был полностью задушен, слит и т.д. Ведь их предшественники за
два века до этого боролись с Наполеоном, погуляли по бульвару Осман, выпили
кофе где-нибудь там, вернулись к себе на родину, где стул, стол, печка,
крепостное право и т.д. И это привело к восстанию декабристов. А у нас энергия
людей, которые прошли по немецким автобанам, никуда не вылилась.
Никита Соколов:
Потому что советская властная система
очень хорошо помнила опыт декабристов, его в партийных документах всерьез
вспоминали, что есть такая опасность, что эти молодые офицеры сейчас будут
буйными и неуправляемыми, что с ними будет туго. И пафос моего доклада был о том,
как их захомутали, осадили, вылили все самое активное, лишили их языка, на
котором это можно было бы обсуждать, лишили среды, которая была пригодна для
происхождения смыслов. Она была выбита. Апостолов и Муравьевых не уничтожали, а
этих выбили, именно оглядываясь на опыт 1812-го года и декабристов. Они держали
это в голове. Убили не навсегда. Этот слой затаился от репрессий, но как только
власть чуть-чуть пошатнулась и стала менее репрессивной, в оттепель, они
вылезли. Люди военной сферы, эти офицеры и стали главным мотором оттепели. Но
их потом тоже захомутали.
Вопрос:
А вот в вашей последней реплике так
получилось, что война была на благо, потому что она сформировала этот народ.
Иначе не было бы этой колеблющейся массы, которая была полностью сталинизирована.
Этот фронтовой опыт, только благодаря ему сформировался народ? Это субъект,
человек?
Никита Соколов:
Это социологически довольно известная
вещь. Николай Павлович еще говорил, что война портит армию. Из войны 1812-го
года армия вышла испорченной. Она научилась воевать, но совершенно разучилась
тянуть носок и держать спину. Испортили армию военными действиями, хотя воевали
блестяще. То же случилось и в эпоху Второй мировой войны с советскими
гражданами. Я делаю ударение на том, чтобы показать новизну. Безусловно,
сохранялся значительный слой номенклатуры, примыкающей к ней, вот такой совсем
просоветский слой. Я хотел сказать о переменах в большинстве, которое
решительно клонилось к реформам. Я не успел подробно рассказать, я сегодня
поеду на книжную выставку представлять книгу, которую мы с двумя коллегами
написали. То, что я сейчас вам рассказываю, это глава из этой книги. Называется
«Развилки отечественной истории». Это надо исследовать, и мы будем это делать.