ФБ-ДНЕВНИК Июль-август 2015
Игорь Клямкин
ФБ-ДНЕВНИК
Июль-август 2015
ОБ ОЖИДАНИЯХ КОНЦА
СВЕТА (7 ИЮЛЯ)
Живем во времена
мрачных предчувствий и прогнозов – и насчет того, что будет здесь, и насчет
того, что ждет всех везде. Уже и жалобы пошли – неуютно так жить, непонятно,
как к такой атмосфере внутренне приспосабливаться.
Интересно, что
думали и чувствовали люди, которым заранее объявлялся конкретный год конца
света, т.е. в ожидании события, нейтрализующего, помимо прочего, возрастные
различия. Кое-что читал о том, как это было в старой Московии у старообрядцев, готовивших себя к Божьему суду
сверхусердием в труде и молитве, а больше ничего не попадалось. И как
реагировали на фактическую неподтверждаемость ожиданий, тоже интересно.
Экзистенциальный опыт все же – все было, и это тоже.
Впрочем, может и не помочь. Одно дело – религиозно насыщенное ожидание
известной даты конца и следующее за ней переживание ее эмпирически явленной
ошибочности, другое – религиозно нейтральное предчувствие конца, которое
кажется конца не имеющим.
О КУЛЬТУРЕ
ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ ВСЕМИРНОЙ ОТЗЫВЧИВОСТИ (8 ИЮЛЯ)
В истории так порой
случается, что реальность, передозированная пропагандистским наркотиком,
перестает возбуждать к себе вопросы у мыслящей общественности по причине
заведомого отсутствия на них ответов, и
склоняет ее к вопросам, ответов не предусматривающим. Типа «ну и зачем она мне,
эта реальность, которую даже спросить не о чем?» Но мыслящей общественности
думать о чем-то надо, нельзя же так, чтобы не думать. И тогда ничем вокруг не
вопрошаемый ум начинает вопрошаться
реальностью чужой.
Если, например, к местному суду вопросов давно уже нет, и их появление не
предвидится по причине неожидаемости ответов, то почему бы не заполнить пустоту
вопросами к суду в американской Флориде? И так, видно, пустота эта достала и
заела, что заполнять ее пришлось не день и не два, обнаружив редкую умственную
энергию, нашедшую, наконец, приложение, и не менее редкую по нынешним временам
энергию внеправового морализирования.
А мир, между тем, не заинтересовался ни тем, кого, за что и на какой срок
осудил суд во Флориде, как не заинтересовались и в самой Флориде. Нет в этом
мире такой, как в наших краях, всемирной отзывчивости. Наверное, потому, что
людей в нем реальность вопросами не обделяет, как и возможностями влиять на их
решение. И они знают, что если где-то судья нарушил закон, то даром ему это не
пройдет, а если вопрос у населения вызовет сам закон, то они вынудят
законодателей его изменить или выберут других законодателей.
Какая-то существенная особенность нашей культуры (я сейчас не о власти, я
об обществе) была выброшена на поверхность в этой беспрецедентной дискуссии о
приговоре, вынесенном американской учительнице в американском суде. Дискуссии,
в которой многие прогрессисты сомкнулись со многими традиционалистами, а многие
интеллектуальные элитарии с широкими народными
массами в монолитную общность. Дискуссии, взывающей к рефлексии о ценностных
основаниях самой культуры, уникально отзывчивой в одних случаях и уникально
безучастной в других — таких, скажем, как стихийные бедствия и их последствия в
Японии, той же Америке или где-то еще, как удары по башням-близнецам, как
прерванная ракетой жизнь 298 человек из малазийского «Боинга».
Впрочем, нельзя исключать, что отсутствие такой рефлексии и есть одно из
таких оснований.
О ЦИВИЛИЗАЦИИ
ПРАВДЫ (9 ИЮЛЯ)
Альтернативная
цивилизация постепенно рассекречивает все же свою альтернативность. Вчера ее
спикеры сообщили (на портале «Русская идея»), что она единственная,
которая несет миру правду «в эпоху тотальной лжи», и что это есть
миссия революционная. Так и запишем: цивилизация правды и потому
цивилизация-революционер. На днях, напомню, отмечалось 65-летие романа Оруэлла.
О КРЫМСКОМ СПОСОБЕ
ЗАЩИТЫ ПРАВ ЧИНОВНИКОВ (9 ИЮЛЯ)
Нечто новаторское:
в Крыму создали специальную комиссию во главе с премьер-министром по защите
прав местных чиновников. Она будет проверять, насколько обоснованно
возбуждаются против них уголовные дела. Если сочтет, что необоснованно, будет
взывать о помощи к президенту РФ.
Что-то не
склеивается там, очевидно, между местной властью и центральными ведомствами:
ФСБ начала в Крыму охоту на высокопоставленных должностных лиц, подозреваемых в
противозаконном обогащении, в ответ на что правительство республики и создало
свою спецкомиссию, мотивируя этот шаг желанием удержать репутацию
государственной службы от краха. Похоже на очередную трещину в системе —
насколько глубокую, сказать трудно. И опять, как и в недавней истории с Чечней,
между руководством привилегированного региона и силовиками из центра.
О том, правомочна
ли новая структура контролировать правоприменение, скажут, надеюсь, юристы;
если не ошибаюсь, само ее формирование никакими законами не предусмотрено. Как
будут реагировать на ее создание в других регионах, скоро, наверное, узнаем. А
еще раньше, может быть, узнаем о том,
как президент отнесется к делегированной ему почетной роли посредника между
правоохранительными службами и образованной для защиты от них комиссией. Равно
как и к самой инициативе ее создания.
Вспомнил попутно,
что в старые, царские еще времена госслужащих защищали от суда законом. И не в
каком-то одном регионе, а по всей стране. Против чиновников дозволялось
возбуждать уголовные дела, но только при предварительном согласии вышестоящего
начальника. Сейчас таких законов нет, но от уголовного преследования бюрократия
и сейчас защищена достаточно надежно. А крымский способ — это, повторяю,
продукт ситуативного управленческого новаторства крымских властей. Крым – он,
конечно, наш, сомневаться в этом могут только те, кто не наши, но пришло,
наверное, время решающего выяснения, чей
именно он среди наших. Вот и выясняют.
ДЕРЗАЙТЕ, ГОСПОДА
(10 ИЮЛЯ)
Америка продолжает
заботиться об оживлении публичной интеллектуальной жизни в России.
Едва успела
иссякнуть многодневная дискуссия о судебном приговоре во Флориде, подвергнутом
подавляющим большинством дискутантов безоговорочному обличению, как суд в штате
Юта приговорил к тюремному заключению за секс с учениками еще одну учительницу.
Приговорил не на 22, а аж на 30 лет. Правда, в заключении ей предстоит провести
всего два года, после чего ее сможет освободить
совет штата по помилованию, куда
она вправе будет обратиться. Однако и совет будет вправе отказывать ей в
течение…28 лет. Так что вместо двух могут получиться и все тридцать.
Думаю, что наша общественность может быть благодарна будоражащей мысль и
чувства Америке. С поводом для возобновления увлекательных обсуждений она
медлить не стала.
Можно поговорить об американских судьях и роли их индивидуальностей в
назначении наказаний.
Можно — об американских законах, допускающих приговоры, которые позволяют
издеваться над людьми всяким там советам по помилованию.
Можно — о бесчеловечной американской культуре, терпимой к законодателям,
такие законы безнаказанно сочиняющим.
Ну и, наконец, о самой Америке, как о душителе свободы в самых естественных
ее проявлениях.
Дерзайте, господа. Пища для возбуждения интеллекта и морального пафоса
из-за океана подана снова.
О ПУШКИНЕ И
ТАБАКОВЕ (11 ИЮЛЯ)
В оправдание
вчерашних высказываний Олега Табакова об Украине и украинцах ссылаются на
Пушкина. Сопоставление во всех отношениях негодное.
Да, Пушкин, как
известно, был империалистом, одобрявшим подавление восставших поляков. Но он
был, во-первых, империалистом просвещенным; во-вторых, убежденным; в-третьих,
империалистом с открытой позицией; в-четвертых, империалистом другой эпохи.
А Табаков, во-первых, империалист темный, полагающий, что «во все времена»
русские были культурно выше украинцев, и ничего, похоже, не слышавший о том,
что со второй половины ХУII века
великорусская духовная культура долго ходила к украинской на выучку. Поэтому,
во-вторых, его империализм не от убеждений, к знанию обычно не безразличных, а
от эмоции чванства «старшего брата», понуждающей видеть в претензиях братьев
«младших» на самостоятельность нечто «убогое». В-третьих, это империализм
стыдливый, вслух не проговариваемый, ибо официально его не было при советской
власти и нет при власти постсоветской. В-четвертых, два столетия, отделяющие
Табакова от Пушкина, в истории что-то значат, с чем тоже стоило бы считаться.
Хороший актер Табаков очень органичен в роли телеобывателя времен
«крымнашизма», понятия не имеющего о происходящем в Украине, но верящего, что
«нормальной информацией» обделены украинцы. Пушкину эта роль
показалась бы, наверное, унизительной. Табаков-империализм – это
пушкин-империализм на стадии его вырождения.
ОБ
ИМПОРТОЗАМЕЩАЮЩЕМ СЫРЕ (12 ИЮЛЯ)
За три с лишним
года пребывания в ФБ заметил, что среди не слившихся с ментальным пейзажем
людей выделяются две группы. Одни предпочитают говорить и судить
преимущественно о том, как оно все «в общем и целом» (о Системе, ее
персонификаторе, необходимости ее смены и всем таком прочем), а другие,
наоборот, о многообразии частного, единичного, о деталях и подробностях
социальной и профессиональной повседневности безотносительно к целому. Эти
дискурсы разных мировых эпох — обращенной в будущее и сосредоточенной на настоящем — существуют в стране
параллельно, редко соприкасаясь и почти никогда не пересекаясь. Но вот, похоже,
пересеклись.
Заговорили вдруг об отечественном сыре, без конкуренции вытесняющем, как
иностранных агентов, сыры заграничные из торговых сетей. Привыкшие толковать об
«общем» заявляют, что не будут его покупать – не только потому, что плох, но и
в знак протеста против Системы и Путина. Но и те, кому этот дискурс чужд, тоже
подали свой голос: продукт покупать не будем. Из-за его качества, разумеется.
Однако в изъятии из самодостаточной и самоценной повседневности такой детали,
как всемирное многообразие сыров, они начинают различать и проекцию «общего». И
потому о своей негативной потребительской реакции заявляют публично.
Ну что ж, когда-нибудь, быть может, импортозамещающему российскому сыру
воздвигнут в России памятник, как великому зачинателю сближения втиснутых в
одно время дискурсов разных эпох. Других претендентов на такой памятник пока
вроде не было и нет.
Говорят, правда, что заграничный сыр в магазинах еще наличествует.
О ВИНЕ И
ДОСТОИНСТВЕ (14 ИЮЛЯ)
Олег Табаков
сожалеет, насколько понял, не о том, что оскорбил украинцев, а о том, что
украинцы и не только они это услышали. Но в том, что услышали, его вины нет,
вина в том журналистов, которым, надо полагать, и положено извиняться — не
только перед украинцами, но и перед ним. Трудно в наших краях с извинениями,
легче подыскать другого виновного. И, тем самым, сохранить достоинство в его
сложившемся самобытном понимании. В этом смысле история эта настолько же
одиозная, насколько типичная.
О ДВУХСТОРОННЕЙ
ВИНЕ (6 АВГУСТА)
Три недели смотрел
донбасские сводки по российскому ТВ. Из них следовало, что украинская сторона
каждодневно из орудий разных калибров ведет огонь по населенным пунктам, а
другая сторона ограничивается тем, что зачитывает жалобы на стреляющих под
видеокамеру. Мне, как зрителю и слушателю, надлежало усвоить: есть стопроцентно
правые и стопроцентно виноватые, есть абсолютное добро и абсолютное зло.
А вчера вернулся в
ФБ и сразу набрел на более тонкое изложение
того же — так сказать, в экспертном исполнении историка Алексея Миллера. Узнал,
что в происходившем и происходящем в Украине равновиноваты обе стороны. В Киеве
должны были понимать, что после Майдана, смены власти и переориентации на Запад
Россия, как крупная держава со своими геополитическими интересами, не сможет
вести себя иначе, чем повела. А если не поняли, то и виноваты. Насчет вины
России, правда, не очень понятно — получается ведь, что она действовала в
полном соответствии с собственной природой. А какая у природы может быть перед
кем-то вина?
Так что концепция двухсторонней вины читается опять же как стыдливая
констатация вины односторонней. Интересно, а венгры в 1956-м и чехи со
словаками в 1968-м, вознамерившиеся переустроить жизнь в своих странах,
виноваты были в том, что в ответ на улицах и площадях этих стран появились
советские танки? Ведь они тоже должны были сознавать, что Советский Союз будет
действовать в соответствии с собственной природой.
О ДОМИНАНТЕ И
КОМПОНЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ (7 АВГУСТА)
Долго беседовал со
знакомым историком. Он скептически отзывался о моей сосредоточенности на
истории российской государственности. Архаика, мол, все это, карамзинщина,
перекочевавшая потом в советскость, а из нее в постсоветскость. А ведь в
истории России было и иное, были европейские тенденции в общественной жизни,
были европейски ориентированные мыслители и политики, была очаговая европейская
повседневность. Вот эту историю и надо писать.
Историю иного, если хотим иного, чем было и есть.
Я не возражал, но в оправдание говорил, что меня все же интересует, почему
это иное (в мыслях и практике) из раза в раз сметалось, едва успев или не успев
пустить корни. Иное — неудачник российской истории. Государство его
периодически дозированно востребует, а потом гнобит и гробит, порой меняя свою
форму. Поэтому, может быть, желательно бы, наконец, понять, почему иное бывает
компонентой, но никогда доминантой, почему оно всегда слабее оппонента, а тот
всегда сильнее, и при каких условиях соотношение сил могло бы (и могло ли бы)
измениться. К карамзинской апологии российского государства эти
«почему» никакого отношения не имеют.
Сошлись вроде на том,
что коллега подумает.
О РЕАБИЛИТАЦИИ ЛЖИ
(8 АВГУСТА)
Прочитал, как Юлия
Чумакова, автор телесюжета о распятом в Славянске мальчике, комментировала, по
словам ее коллеги, с Юлией солидарной, эту скандальную историю. Вины
журналистка не ощущает, ибо дело, по ее мнению, не в самом сюжете, а в
непредусмотрительности тех, кто не предварил его на канале страховочным
дистанцированием. «Нужно было сказать, что мы отказываемся в это верить,
сейчас такие случаи редкость. Но есть человек, который говорит, что история произошла у него на глазах, вот этот человек,
судите сами».
Представил, что этим принципом стали вдруг руководствоваться все мировые
электронные СМИ: есть человек, он видел злодеяние, в которое невозможно
поверить, но говорит, что сам видел, поэтому…судите сами. Любопытно,
рассматривается такой принцип информирования как всеобщая этическая норма в
духе кантовского категорического императива или как особая норма альтернативной
цивилизации.
О БЕЗМЕРНОМ
СОЗНАНИИ (10 АВГУСТА)
Вчера на моей
странице коллеги затеяли спор о лжи в современных СМИ. Кто-то утверждал, что
российские новостные программы в этом отношении существенно от западных
рознятся в худшую сторону, а кто-то настаивал на их неотличимости: журналисты,
мол, врут везде, в современном мире это для их профессии норма, а не аномалия.
Уловил в этом
уподоблении особенность здешнего сознания, мыслящего абсолютами и обходящегося
без понятия МЕРЫ. Есть в нем образ ангельского, есть образ дьявольского, но так как ангельское нигде в мире
нормой не стало, то и нечего кому-то его приписывать. Между этими образами —
смысловая пустота, в которой ничему, кроме них (той же идее права), зацепиться
не за что. И еще подумал, что в таком безмерном сознании, лишенном масштаба для
конкретного сравнения, не может быть и ощущения вины за свое дьявольское, зато
наличествует податливость к соблазну приватизировать ангельское.
А как еще отличать себя от других, мысля абсолютами и не впуская в себя
представления о том, что мера их сочленения в реальной жизни может быть разной?
Только абсолютно.
СПУСТЯ ПОЛГОДА
ПОСЛЕ МИНСКА-2 (12 АВГУСТА)
Прошло ровно
полгода после Минска-2. Дата заранее, еще позавчера, отмечена возобновлением
военных действий, которые должны были быть прекращены еще 15 января. Минск-2
дрейфует в ту же сторону, что в свое время и Минск-1. Потому что сами минские
договоренности стороны толкуют по-разному. Точнее, одна из сторон вычитывает в
этих договоренностях то, что в них не записано.
В Донецке, Луганске
и Москве их, как и прежде, толкуют в смысле наделения ДНР и ЛНР «особым статусом», чего Киев
не делает, соглашения тем самым срывая. А в Киеве говорят, что минские
документы ничего такого ему не предписывают, ибо незаконные и никем не
признанные ДНР с ЛНР в них даже не упоминаются, а потому о наделении их
каким-то статусом не может быть и речи. И ведь действительно не упоминаются —
там говорится только об особом статусе органов местного самоуправления в
отдельных городах и районах Донецкой и Луганской областей. Эта формулировка
была воспроизведена и в недавних предложениях Порошенко, одобренных Верховной
Радой, об изменении украинской
Конституции.
Ну, а Москва и ее союзники в Донбассе с ДНР и ЛНР уже сроднились,
отказаться от своих детищ не могут, а потому и наделили себя правом требовать,
чтобы Украина признала эти республики своими территориальными субъектами и
наделила «особым статусом». А той, понятно, сателлиты другой страны
внутри себя не нужны, согласия на это она ни в Минске-1, ни в Минске-2 не
давала. И что тогда Москве и ее донбасским ставленникам остается, кроме
отстаивания своего никем не признанного и нигде не записанного права силой или
демонстрированием готовности ее в очередной раз использовать?
Но понимания в мире это не найдет. Судя по реакции Вашингтона и Брюсселя на
события последних дней, в случае продолжения военных действий именно на Москву
будет возложена и ответственность за срыв минских договоренностей.
О ДВУХ ТРАДИЦИЯХ
(13 АВГУСТА)
Подумал о том,
почему украинцам при огромном потенциале общественной самоорганизации, на наших
глазах столь выразительно проявившемся, так трудно дается государственная
организация. Ответ можно искать в разных плоскостях — в том числе, и в
традициях.
В Украине в свое
время повсеместно сложилась самоуправляющаяся городская среда европейского типа
с магдебургским правом, что осело в исторической памяти, и что, быть может, и
объясняет в какой-то степени способность
населения к самоорганизации. А вот чего в Украине не было, так это европейского
абсолютизма, наложившего на традицию городской самоорганизации, существенно ее
ослабляя, но не искореняя, государственную дисциплину. Украина же вместо такого
абсолютизма, открывавшего в перспективе историческую дорогу для государства
современного, получила – уже в составе российской империи —
московско-петербургскую деспотию, уничтожившую со временем и украинские
городские вольности и права. Ну, а в России ничего, кроме деспотической
традиции и не было, а потому не сложилось ни способности, ни потребности в
общественной самоорганизации.
У Украины сегодня есть шанс при заинтересованности и поддержке Европы
проскочить к современной государственности, избежав повторения через несколько
столетий европейского абсолютистского прошлого и его способов государственного
дисциплинирования. А о России можно лишний раз сказать, что она не Украина, чем
пока и ограничусь.
В ДОПОЛНЕНИЕ К
ВЧЕРАШНЕМУ (14 АВГУСТА)
Под влиянием
дискуссии, вызванной моей вчерашней заметкой, кое-что хочу добавить и уточнить.
Я попытался
привлечь внимание к тому, что в истории Украины не было такого общенационального
консолидатора государства, как европейский абсолютизм, что не могло не
сказаться на особенностях ее эволюции и сказывается по сей день. К этому надо
добавить, что для утверждения такого абсолютизма в Украине, вообще не имевшей
опыта собственного монархического правления,
не было никакой почвы ни под патронажем Польши, где формирование абсолютной монархии –с печальным для страны исходом — тоже было
заблокировано эгоизмом шляхты, ни, тем более, под патронажем
московско-петербургским. При таких обстоятельствах сам идея «государства
большого стиля», как называли его некоторые евразийцы, не могла не
восприниматься чужеродной и чуждой, что, в свою очередь, не могло не
сопровождаться культивированием настроений и установок, близких к анархическим.
Но при этом в Украине утвердилась традиция локального городского
самоуправления, искорененная российской имперской властью лишь в конце первой
трети ХIХ века, к которой потом
добавилась традиция самоуправления казачьего. Не исключено, что именно в этих
традициях можно отыскать истоки украинской способности к самоорганизации, так
ярко обнаружившей себя на Майданах, а потом проявившейся, например, в
волонтерском движении в помощь армии. Но пока это проявления не в
государственном институциональном творчестве, а в противостоянии
государственной машине, воспринимаемой чужой, или внешнему военному противнику.
Могут ли эти традиции самоуправления стимулировать позитивное государственное
творчество на местах и в центре без обращения к немонархическим абсолютистским
моделям – все еще вопрос.
Наблюдая происходящее в соседней стране, можно сказать, что само по себе
осовременивание формы государственного правления (а в Украине после устранения
конституционного президентского монополизма Януковича она стала вполне
современной) – это важно, но проблемы не решает. Потому что проблема не только
в организации власти и разделении полномочий между ее ветвями, но, прежде
всего, в ТИПЕ СОЦИАЛЬНОСТИ, от которой тип социального порядка в решающей
степени и зависит. В том, какая тенденция в этой социальности перевесит:
«анархистская» или тенденция государственно-правового дисциплинирования.
Второе стало бы важной исторической вехой, свидетельствующей о
принципиальной возможности продвижения от постсоветского межумочного состояния
к европейскому. Первое – о его сохраняющейся неподатливости европеизации даже
там, где в прошлом, пусть и отдаленном, имел место многовековой опыт
европейского самоуправления.
ОБ УКРАИНСКОЙ И
РУССКОЙ ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЕ (15 АВГУСТА)
Незнание чего-то
само по себе не грех. Грех – судить о незнаемом как о знаемом. Лжесвидетельство
– оно и по неведению лжесвидетельство.
Обескураживает
отвага невежества, с которой многие люди в унисон с Олегом Табаковым публично
демонстрируют свою убежденность во всегдашнем превосходстве русской высокой
культуры над украинской. Когда же доводишь до их сведения некоторые факты,
касающиеся взаимоотношений двух культур после присоединения Украины к Московии,
которые свидетельствуют об обратном, люди эти, в лучшем случае, отмахиваются снисходительной иронией: вы, мол,
признайте Украину еще и родиной слонов. Не надеясь кого-то переубедить,
процитирую все же старого русского мыслителя, приверженного имперской идее не
меньше нынешних империалистов, но пишущих о предмете со знанием дела:
«…На рубеже ХУII и ХУIII веков произошла УКРАИНИЗАЦИЯ ВЕЛИКОРУССКОЙ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ. Различие
между западнорусской и московской редакциями русской культуры было упразднено
путем искоренения московской редакции, и русская культура стала ЕДИНА.
Эта единая русская культура послепетровского периода была западнорусской –
украинской по своему происхождению, но русская государственность была по своему
происхождению великорусской, а потому и центр культуры должен был переместиться
из Украины в Великороссию. В результате и получилось, что эта культура стала не
специфически великорусской, не специфически украинской, а ОБЩЕРУССКОЙ» (все
выделения авторские; напомню, что термин «русские» в досоветские времена
объединял великороссов, украинцев и белорусов).
Это – Николай Трубецкой. Империалист-евразиец, что не мешало ему признать
украинское происхождение русско-имперской высокой культуры. Имперская
идентичность понуждала его противиться расщеплению этой культуры на
самобытнические ветви, будь-то украинская или великорусская. А идентичность
украинских интеллектуалов понуждала их такую позицию оспаривать – можно
вспомнить профессора Дмитрия Дорошенко, акцентировавшего вредоносность для
украинской культуры имперского государственного диктата. Читать эту полемику
интересно и сегодня, она выглядит очень актуальной, но продолжать ее с позиции
незнания – значит участвовать в грязном деле.
Имперская установка, мне лично чуждая, бывала в России и честной, в
фальсификациях не нуждающейся. А сегодня она, похоже, без них обойтись не
может. Что, между прочим, может свидетельствовать об ее деградации.
ЕЩЕ ОБ УКРАИНСКОЙ
САМООРГАНИЗАЦИИ (16 АВГУСТА)
По ходу дискуссий
последних дней пришел к выводу, что нечто существенное было не договорено.
Коллеги справедливо отмечали, что магдебургское право в Украине не сделало
города столь же политически влиятельными, какими они были в Западной Европе.
Это, разумеется, так, тут спорить не о чем. Города и в Польше были слабыми –
там безраздельно доминировала шляхта. А в Западной Европе сила городов
обусловливалась их успехами в противоборстве с феодальными баронами – там права были завоеваны, а не дарованы.
Однако есть один интересный момент.
В Украине, не имевшей своей государственности и находившейся под Польшей,
городские права позволили украинцам отстаивать свою идентичность – прежде
всего, религиозную и языковую, в чужом государстве. Сначала во Львове, а потом
и в других городах возникли и легально действовали самоорганизующиеся церковные
братства, фактически с нуля создавшие систему школьного и более высокого
образования. Систему столь мощную, что ко времени присоединения Украины Московией украинское общество по уровню
образованности и культуры разительно от московского отличалось. Настолько
разительно, что последнее по воле своих правителей вынуждено было признать
украинцев своими учителями.
Со временем империя стала эту самоорганизацию и ее культурные плоды в
Украине принудительно вытравлять, увидев в них для себя угрозу. Но это уже
другая история. Я только хотел обратить внимание на важную особенность соседней
страны, в которой на протяжении нескольких столетий общество, не имевшее
государственности, само решало свои культурно-исторические задачи. А эта
соседняя страна решала их посредством растворения общества в государстве, и к
моменту, когда их история стала совместной, результаты были хорошо видны.
Ну, а сегодня мы можем сравнивать более отдаленные последствия двух
феноменов – общества без государства и государства без общества.
ОПЯТЬ СТРЕЛЬБА,
ОПЯТЬ БОИ (18 АВГУСТА)
Министр Лавров
констатировал обострение ситуации на Донбассе: она, полагает он, напоминает
подготовку к масштабным боевым действиям («уже можно говорить не о линии
соприкосновения, к сожалению, а о фронте»). Не возьмусь судить о том,
какие военные соображения мешают подписать вроде бы уже подготовленное
соглашение об отводе вооружений, что обозначило бы перспективу прекращения
огня. Но могу предположить, что причин две.
Во-первых, минские
переговоры по политическому блоку
вопросов (об «особом статусе» не контролируемых Киевом территорий),
как и следовало ожидать, уперлись в тупик, что срывает все планы Москвы на
Донбассе. Писал об этом не раз, повторяться не буду.
Во-вторых, очевидная для всех невозможность договориться об «особом
статусе» понуждает думать о стартовых военно-стратегических позициях в случае
возобновления войны. Наверное, это и блокирует достижение договоренностей по
конкретным военным вопросам. Что, в сочетании с первой причиной, понуждает
Кремль демонстрировать готовность решать неразрешимые вопросы силой (т.е.
готовность повторить сценарий январско-февральского наступления), что этим
летом наблюдалось неоднократно.
Ну, а западные миротворцы не знают, похоже, что им в таких обстоятельствах
делать. Ни в минском формате, ни в нормандском, ни в каком-либо еще.
О ПРОГРАММЕ
ОЧИЩЕНИЯ АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ (19 АВГУСТА)
Хоть и запоздало,
но не могу не отфиксировать, что идеологи альтернативной цивилизации из любимой
моей газеты дружно озаботились ее, цивилизации, очищением от проникшей в ее
поры скверны. Сподвинул их на это скандал в Севастополе, где конфликт между
губернатором Сергеем Меняйло и председателем законодательного собрания Алексеем
Чалым выплеснулся из кабинетов наружу. Идеологи безоговорочно приняли сторону
Чалого, олицетворяющего в их глазах интересы города, попираемые эгоистическими
интересами лиц и групп под патронажем губернатора. И когда появились
свидетельства, что в Москве склоняются к поддержке последнего (о перепетиях
конфликта вспоминать не буду), альтернативщики пришли к выводу, что дело не в
музыкантах, а в консерватории, без капитального ремонта которой уже никак не
обойтись. Так история эта помогла нам узнать, что они хоть и славят
цивилизацию, которая есть, но трижды готовы восславить только ту, которая
будет. Какой же она будет, ибо не может не быть, по замыслу проектировщиков?
Насколько мог
понять из их текстов, основные пункты программы следующие:
— обуздание
«бюрократической вертикали», для чего нет иного способа, кроме «самоорганизации
населения», обретения им субъектности, способной действия этой вертикали
корректировать;
— корректировка
должна быть ответственной, дабы бюрократический аппарат не обрушить, ибо вместе
с ним обрушится государство;
— допущение
институционализизации конфликта между законодательной и исполнительной ветвями
власти (происходившее в Севастополе «усложнение системы» нормально, а не
аномально) ради обеспечения общественной динамики;
— недопущение ни в
одну из этих ветвей деятелей «внутреннего Запада», ибо институциональные
конфликты могут стимулировать поиск оптимальных управленческих решений и
обеспечить развитие только в случае, если они между патриотами альтернативной
цивилизации, для кого безоговорочно «Крым наш», а не между ними и
симпатизантами цивилизации чужой;
— допущение
массовой протестной активности в регионах, но не в ее традиционной для России
разрушительной направленности против центральной власти, а в переориентации
этой активности на решение местных проблем, на созидание и улучшение жизни, а
не на разрушение;
— недопущение
массового политического протеста против властного центра именно потому, что это
ведет к обвалу государства, из чего ничего хорошего не получается, а беды для
многих людей проистекают немалые.
Программа
действительно альтернативная, иноцивилизационных аналогов не имеющая. Правда,
не очень понятно пока, кому она предлагается для исполнения, и каким образом
может и должна исполняться. Обуздать бюрократическую вертикаль силой
самоорганизующегося населения – это заманчиво, но недоброжелателями может быть
предвзято истолковано в смысле реанимации опыта хунвейбинов. Если бы у
«вертикали» отнималось, например, монопольное право на чуровскую организацию
народного волеизъявления (пусть даже только на местных выборах ), тогда кое-что
прояснилось бы, но на это право программа не покушается. И общественного
протеста против такой монополии не предусматривается тоже. Как и против
монопольной собственности бюрократии в такой отрасли народного хозяйства, как
производство телеправды. Возможно, потому, что подобные ограничения считаются
иноцивилизационными, возможно, еще почему-то. Подозреваю только, что и у институционализации
конфликта по севастопольскому образцу останется стопроцентный шанс
восприниматься властным центром, защищенным от протестов, как
иноцивилизационной аномалии, а не цивилизационной нормы.
Впрочем, программы,
как таковой, еще нет, есть только воспроизведенные мной отдельные тезисы.
Осталось подождать завершения работы. Но почему-то не уверен, что дождемся
О СМЕХЕ (20
АВГУСТА)
Смеются люди.
Смеются над теми, кто не смеется, потому что не смеются, когда не смеяться
нельзя. Смеются над теми, кто смеется, потому что смеются, когда не до смеха.
Смеются над собой, потому что смешно смеяться, когда не смешно. Пиршество
высокого трезвого смеха во время… Бог его знает, в какое время.
О СТАВКЕ НА
РАЗРУШЕНИЕ ОБРАЗА (21 АВГУСТА)
Боюсь ошибиться,
но, похоже, ситуативная ставка в Кремле сделана на отклонение Верховной Радой
поправок в Конституцию относительно статуса не контролируемых Киевом донбасских
территорий. Эти поправки сами по себе Украине каких-то неприятных последствий
не сулят, а планам Москвы не отвечает и ее не устраивают, о чем в свое время
было заявлено официально. Она, как водится, объявила их не соответствующими
февральским минским договоренностям, однако убедить в этом других участников
Минска-2 ей не удалось. И что тогда остается?
Остается, очевидно,
надеяться, что соглашения будут сорваны Киевом, что Верховная Рада поправки не
одобрит, благо их неприятие многими депутатами правящей коалиции известно
давно. И тогда Киев действительно предстанет недоговороспособным, в чем его не
устает обвинять Москва, ибо провести конституционную реформу до конца года, как
предписано Минском-2, уже не успеет. А это, в свою очередь, будет означать, что
в затруднительном положении окажется и Запад, действия Украины по выполнению
договоренностей до сих пор одобрявший, а их невыполнение Россией осуждавший.
Может ли Кремль
влиять на поведение украинских депутатов, предоставляя дополнительные аргументы
противникам конституционных поправок и тем, кто колеблется? Может. Для этого
надо демонстрировать готовность возобновить военные действия, что в последнее
время и делается. Или, что тоже делается, запустить слух о готовящихся в ДНР и
ЛНР референдумах о присоединении к России. Референдумов, могущих, в свою
очередь, сопровождаться попытками силового присоединения к этим республикам
Мариуполя, Славянска, Краматорска, которые в мае прошлого года тоже находились
под контролем боевиков, и жители которых тоже голосовали на тогдашних как бы
референдумах за государственную самостоятельность ДНР и ЛНР. Слух он и есть
слух, ни московские, ни донецко-луганские власти ни к чему не обязывающий. Но,
видя и слыша все это, противники конституционных поправок могут сказать
(некоторые уже говорят) об их, поправок, бессмысленности, ибо, будучи частичной
уступкой Москве, ее притязания они не умерят и решению главной проблемы —
обеспечению суверенитета и территориальной целостности Украины — ничем не
помогут. О том, как эта проблема может быть решена в случае отклонения
поправок, пока не говорят.
Вчера в Берлине в
нормандском формате эти поправки обсуждались экспертами-юристами четырех стран.
Порошенко выразил удовлетворение результатами переговоров, где, по информации
украинской стороны, ее позиция была поддержана французами и немцами, но
российский МИД это опроверг. Из чего ясно только одно: Россия против, а если бы
французы и немцы с ней солидаризировались, то Порошенко не высказался бы так,
как высказался. Так что все будет решаться голосованием в двух чтениях в Раде,
первое из которых состоится 31 августа.
А 24-го, в День
независимости Украины в Берлине пройдет встреча лидеров Украины, Германии и
Франции. Нормандский формат без России, а потому, как поспешил отмежеваться
Лавров, не нормандский формат. Надо полагать, тройка лидеров собирается не для
того, чтобы что-то наскоро пересогласовывать, а для публичной демонстрации
общей позиции перед голосованием в Раде. И с руководителями Евросоюза Порошенко
встретится потом в Брюсселе, скорее всего, для того же. После чего украинским
депутатам предстоит решить: они за сохранение поддержки Украины Европой или
готовы этот союз, основанный на согласованном понимании минских
договоренностей, оставить в прошлом, создав образ недоговороспособной страны с
недоговороспособным политическим классом.
Попробуйте
догадаться, где в таком случае будут в тот день пить шампанское.
О НОГАХ В КАПКАНЕ
(22 АВГУСТА)
К Украине и ее
противоборству с Россией у публики, насколько могу судить, интерес почти иссяк.
В том числе, и у публики политически ангажированной. И у той, которая
пристегнула себя к режиму, и у той, которая от него открестилась, углубившись в
раздумья о послепутинсках временах и способах их приближения. Так, будто
российско-украинского военного конфликта не было и нет. У нас, мол, своя
страна, в ней устроено все не так, как надо, вот и давайте думать, как сделать ее лучше, а не топить наше будущее
в болтовне о том, чей Крым и чей Донбасс.
Когда хочется одновременно и «крымнаш» не петь, в мире не популярный, и
поющих сограждан не распугать, такое мыслеповедение можно понять. Как можно при
желании понять и того, чьи ноги, ведомые самонадеянной головой, угодили в
капкан, как вытащить их, он не знает, и потому настраивает себя строить
дальнейшую жизнь так, будто капкана нет, попутно приводя в порядок непутевую
голову. В надежде, что она потом и насчет освобождения ног, глядишь, что-то
придумает, и понесут они, освобожденные, вышестоящую часть тела вперед.
Может, и придумает, но есть опасность, что ноги еще раньше настигнет
гангрена.
Нелегальная война с Украиной, вопреки всем перемириям продолжающаяся на
Донбассе, – это капкан для России. И не выбраться ей из него, не обрести ей
двигательную способность, пока она в нем. А потому и проектировать ее будущее,
отводя от капкана глаза, — это, в лучшем случае, обманывать себя. А в худшем –
не только себя.
УКРАИНСКИМ ДРУЗЬЯМ
(24 АВГУСТА)
Примите и мои
поздравления. Пусть этот праздник Независимости будет с вами всегда, обогащаясь
и впредь новыми смыслами. Пусть станет праздником освобождения от архаики,
давящей извне, и той, которая внутри. Верю, что так и будет. Потому что знаю,
что верите вы
ЕЩЕ О РЕЙТИНГЕ
ПУТИНА (24 АВГУСТА)
Интересное
замечание питерского социолога Ольги Константиновны Крокинской по поводу
данных, полученных в ходе очередного опроса «Левада-центра». По этим данным,
респонденты не очень уверены в том, что их сограждане в ответах социологам
откровенно выражают свое отношение к президенту. Мнения, что все опрашиваемые
отвечают честно, придерживаются только 16% опрошенных, а мнения относительно
искренности большинства – 32%. Не уверены люди и в том, что в России сегодня можно честно говорить о
политике – уверенных только 38%. Это много, но не большинство.
Ольга Константиновна предлагает соотнести данные опроса с 86-процентной
поддержкой Путина и на их основании судить о количественной мере ее
искренности. Дело, добавлю, не в том, разумеется, что все сомневающиеся в
откровенности других обязательно переносят на этих других неоткровенность
собственную. Но и отрицать возможность такого переноса нет достаточных
оснований. Суждение о незнакомых других, о настроениях которых ничего не
знаешь, не может не опосредоваться знанием о настроениях своих и своей среды.
На основании полученных данных социологи могли бы уже прикинуть, в какой
пропорции представлены в президентском рейтинге искренняя поддержка и показная
лояльность. Надеюсь, что и прикинут.
ОБ АМБИЦИЯХ И
КОМПЛЕКСАХ СТАРШЕГО БРАТА (26 АВГУСТА)
Полтора года уже слушаю и читаю сочинения
людей (в разное время разных), добровольно принявших на себя роль учителей
Украины. Они убеждены, что знают, что там надо и что не надо делать. Я не
власть российскую имею в виду, а ее оппонентов. Тех, которые не за
пророссийскую, а за европейскую Украину.
Они учили украинцев
отстаивать Крым силой небоеспособной армии.
Они объясняли
украинцам, сомкнувшись в этом с Путиным и Лавровым, преимущества федерального
государственного устройства перед унитарным.
Они призывали Киев
объявить военное положение, т.е. фактически инициировать перевод нелегальной
локальной войны в легальную и полномасштабную.
Они настаивали на
незамедлительном, несмотря на войну, запуске радикальных реформ — в экономике и
не только в экономике.
Они советовали
свернуть всю торговлю с Россией, ибо с военным противником не торгуют.
Они взывали и
взывают к украинскому обществу: сбросьте же, наконец, эту полусовковую власть,
которая все делает не то и не так, потому что то и так делать не может и не
сможет.
Читаю, слушаю и не
устаю изумляться. Потому что все, что шло и идет от российских незваных
советников, в Украине обсуждалось и обсуждается и без них, причем с учетом
внутренних и внешних последствий того или иного шага, о которых советникам
думать не интересно. Откуда эта страсть учить другую страну, толком ее не зная,
и не обладая опытом успешных системных реформ в стране собственной?
Склоняюсь к тому,
что от имперского психотипа. Он ведь по-разному может себя обнаруживать. В том
числе, и в радикально антиимперской форме, как поначалу было, например, у
большевиков. Или в форме «либеральной империи», как было у Чубайса. Или в
притязаниях на лидерство России в европеизации постсоветского пространства, как
сегодня у Ходорковского и его сторонников. Амбиции и комплексы старшего брата,
не желающего оставлять младшего без братской опеки, — это, похоже, в крови.
Отсюда, наверное, и
постмайданный советнический зуд, ставший хроническим. Вот уже и власть
предлагают украинцам скинуть, как для них не годящуюся. Ибо лучше знают, какая
годится. В Кремле, между прочим, тоже считают, что власть у соседей не та, что
им нужна, и не худо бы ее поменять. Не на выборах, а как-то иначе и побыстрее.
Ну, а что хаос при этом может случиться, так это же хорошо — рожденному опекать
без опекаемого жизнь не в радость. Претенденты же на роль старшего брата,
Кремлем недовольные, о хаосе не думают. Они уверены, что вместе с падением
киевской власти Украина обречена ускоренно стать европейской, но под
водительством каких лидеров и партий, почему-то не сообщают. Похоже, что и не
знают.
Мне нравится, что
украинцы обнаруживают в последнее время повышенную чувствительность к
империализму, идущему с востока, и все меньшую расположенность разбираться в
его идеологических цветах и оттенках. Понимая, что из постсоветской трясины они
могут выбраться только сами, что им и только им определять вектор своего
развития и его темпы, как и соизмерять последние не только с желаемым, но и с
наличным состоянием. А в ответ на доброжелательные советы соседей, претендующих
в перспективе обеспечить лидерство своей страны в европеизации Украины и всего
постсоветского пространства, советуют для начала озаботиться тем, чтобы страна
эта перестала быть главной тому помехой.
О БЕСКОНЕЧНОМ
ТУПИКЕ (27 АВГУСТА)
Опять заседали
вчера в Минске контактная группа и ее подгруппы и опять без видимых
результатов. Согласились обойтись без стрельбы в день начала учебного года, но
об отводе вооружений и прекращении огня в очередной раз не договорились.
Перед встречей
Меркель, Олланда и Порошенко в Берлине, состоявшейся 24-го, официальная Москва
внятно и громко заявляла, что ждет от германского и французского лидеров чуть
ли ни принуждения Киева к выполнению минских соглашений в их московском
толковании. После встречи околокремлевские комментаторы дружно объясняли
публике, что ожидания оправдались – Порошенко, мол, заставили серьезно подумать
о своем поведении и судьбу впредь не искушать. Но после этого ничего почему-то
не произошло, и в Минске вчера продолжился политический бег на месте.
Не потому, что
украинскому президенту рекомендации Меркель и Олланда не указ. А потому, что
никаких таких рекомендаций относительно принципиальной коррекции украинской
позиции в Берлине не прозвучало. Встреча символизировала, скорее, солидарность
с Украиной в ее День независимости, а не недовольство ею. Меркель и Олланд еще
раз заявили, что все стороны обязаны минские договоренности в полном объеме
выполнять, и что альтернативы им нет и не предвидится. Они должны так говорить,
напоминая о рамочном каноне, которому противоборствующие стороны призваны
соответствовать. А те, в свою очередь, говорят то же самое, оставляя за собой
право канон интерпретировать. И все при этом понимают, что примирить
интерпретации невозможно, но и отречься от канона позволить себе не могут.
Не исключаю, что в
Москве и Киеве ждут, что другая сторона сорвется первой. Для Киева, как я
недавно писал, таким срывом стало бы блокирование Верховной Радой
конституционных поправок относительно статуса неконтролируемых донбасских
территорий – Кремль эти поправки категорически не устраивают, но их
непрохождение в Раде позволит представить именно Украину могильщиком Минска-2,
где поправки в Конституцию были ей предписаны. А для Москвы срывом станут, в
случае проведения, объявленные в ДНР (на 18 октября) и в ЛНР (на 1 ноября)
местные выборы, Минск-2 открыто ревизующие, о чем Порошенко в Берлине не
преминул заявить заранее. И Олланд дал понять, что выборы эти могут быть только
в соответствии с украинским законодательством. Но как они могут соответствовать
этому законодательству, которым их проведение на неподкотрольных украинским
властям, да к тому же милитаризованных территориях не предусмотрено?
Все больше людей
отдают себе отчет в том, что единственным рациональным выходом из бесконечного
переговорного тупика могло бы стать замораживание конфликта по приднестровскому
сценарию. Это устроило бы и европейских миротворцев, которым важно, чтобы не
стреляли, а все прочее не очень волнует, и Киев, осознающий, что вернуть
неконтролируемые территории в состав Украины на приемлемых для себя условиях
ему в обозримом будущем не удастся. А вот может ли устроить Москву, которой
придется ДНР и ЛНР опекать экономически, – пока вопрос.
Замораживание
конфликта – это договоренность о прекращении огня и отводе от линии
соприкосновения (по факту – от новой границы) всех войск и вооружений. И это
спускание всего остального, касающегося «особого статуса», выборов и всего
прочего (кроме обмена пленных) на тормозах под аккомпанемент риторики, которую
каждая из сторон сочтет для себя уместной. Но может ли такое получиться?
В конце прошлого
года, кстати, движение в эту сторону, т.е. к отчленению военного блока вопросов
от других, уже намечалось. И даже «день тишины» объявлялся. А кончилось все
тем, что в январе началось широкомасштабное наступление на позиции украинской
армии и дебальцевской бойней.
О НАДЕЖДАХ НА СМЕНУ
ВОЖДЯ (28 АВГУСТА)
Многие вдруг снова
уверовали, что режим вот-вот сменит своего персонификатора, в результате чего
изменится и сам. Экономика, мол, в свободном необратимом падении, уровень жизни
тоже, а элиты раздражены еще и изоляцией от мира. Потому неизбежно будет их
раскол, что и приведет к досрочной смене правителя. В подтверждение — ссылки на
мировую историю и политическую теорию.
Ну да, такое бывало
— и в мире, и в стране. Хрущев досрочно из вождя превратился в пенсионера,
Горбачев опять же, а потом Ельцин. И элитные расколы имели место быть во всех
этих случаях. Но было и что-то еще, а именно — массовое недовольство населения,
концентрировавшееся именно на лидерах. Персонально на Хрущеве, персонально на
Горбачеве, персонально на Ельцине. И именно это настроение улавливалось
элитами, воодушевляя отдельные ее группы на раскол и перехват лидерства.
Есть ли что-то
похожее сейчас? Да, экономика в глубоком кризисе, все больше людей его на себе
ощущают, что может сопровождаться нарастанием недовольства властями. Но кто
сказал, что оно сосредоточится на Путине? Из чего это следует? А если не на
нем, то и элитарии будут сидеть тихо, опасаясь, что неприязнь населения он
перекинет на кого-то из них. И ведь перекинет, если потребуется.
Так что, увы,
надежд на скорую смену вождя пока не разделяю.
О ВМЕНЕННОЙ ВИНЕ
(30 АВГУСТА)
С интересом
прочитал статью социолога Дениса Волкова (из «Левада-центра»), где речь идет о
восприятии жителями России событий в Украине. Обратил внимание на то, кого люди
считают за все там происходящее ответственным. Россию подавляющее большинство
населения (за вычетом 4-5%) ответственной не считает ни в чем. Таковой
считается Америка либо Запад во главе с Америкой.
Вспомнил Федора
Степуна, обратившего внимание на феномен «вменения вины», не соотносимой с
конкретными правонарушениями и моральными аномалиями. Он имел в виду практику
большевиков, но дело тут не только в большевиках. Дело в том, почему такая
практика оказалась возможной, почему нашла сочувственный отклик в доминирующей
культуре.
Потому что она,
культура эта, наделяет людей самоощущением абсолютной коллективной правоты в
отношении коллективного Другого (классового, государственного, цивилизационного
— любого) посредством наделения его, Другого, абсолютной виновностью. Такой,
которая не требует выяснений и доказательств, т.е. виновностью субстанциональной
и метафизической. В таком самоощущении нет понятия о своем грехе и своем зле,
грех и зло априори только чужие.
Это очень древний
тип сознания, уходящий во времена, когда понятий добра и зла люди еще не знали.
А когда узнали, нашли ему применение в войнах, где вся полнота виновности
переносится на противника, а с себя полностью снимается. Тут принципиальной
разницы между культурами нет, границы между ними размываются. Вопрос же в том,
что происходит там, где иного, чем война, способа консолидации, иных оснований
(«духовных скреп») социального порядка люди не наработали, а другие люди рядом
с ними, которых считали себе подобными, инициируют создание порядка
альтернативного. Это воспринимается угрозой, любой ответ на которую
воспринимается как ответ своей абсолютной правоты-правды на чужое абсолютное
зло.
Но почему оно
ассоциируется с Америкой, почему вина вменяется именно ей? Потому, наверное,
что именно она, как самое выразительное воплощение привлекательного для многих
цивилизационно иного, наделяется монополией на субстанциональную виновность.
Вменять же ее украинцам что-то мешает. Возможно, признание наличия у них
собственной воли кажется чрезмерным их возвышением. Возможно, плохо соотносится
с версией об «одном народе». Возможно, что-то еще.
О ДВУХ ВЕТВЯХ
ПОЛИТИЧЕСКОГО ЕВРАЗИЙСТВА (31 АВГУСТА)
Посмотрел работу
историка Сергея Нефедова о Московии 15-16 веков. Она о том, как выстраивалась
после освобождения от власти Орды государственность, чем эта власть заменялась.
А заменялась она (институционально) не копией Орды, с исторической сцены
сошедшей, и уж тем более не Византии. Нефедов на большом фактическом материале
показывает, что институты перенимались у османов – военных лидеров тогдашнего
мира. Начиная с поместной системы (неевропейский вариант военной службы в обмен на пользование
государственной землей) и кончая экспериментом с отделившейся от земщины
опричниной, который тоже имел турецкий институциональный аналог. Не все в
работе одинаково убедительно, но получается все же, что послемонгольская
Московия – не второе издание Орды либо Византии, а, скорее, второе издание
Османской империи – разумеется, с частичными исправлениями, сокращениями и
дополнениями, но с сохранением типологической схожести.
Это любопытно, помимо прочего, и с точки зрения последующей эволюции двух
стран, столкнувшихся вскоре с вызовами (прежде всего, военными) Нового времени.
Османская модель и ее московская разновидность реагировали на эти вызовы по-разному, но обе
интегрировали в себя (тоже по-разному и разновременно) опыт убегавшей вперед
Европы, как своего рода две модели не умозрительно-теоретического, а реального
политического евразийства. И обе постоянно сталкивались с одной и той же
неподатливой проблемой, а именно – создания конкурентоспособной государственной
организации. От староосманской организации они двигалась к европейской, но
европейской она ни в Турции, ни в России не становилась, а гибриды оказывались
неконкурентоспособными – в том числе, и в ключевых для военных империй вопросах
военно-технологического развития.
В ХХ веке обе страны попробовали вырваться из тупиков политического
евразийства изобретением собственных оригинальных моделей государственности –
советской в России и модели Ататюрка в Турции. Теперь мы знаем, что первая
модель не только не справилась с проблемой, но еще больше ее усугубила, а
вторая подверглась демонтажу, сопровождающемуся сложными и пока не очевидными
последствиями. Из этих сегодняшних исторических точек интересно было бы
обозреть пройденный странами путь с учетом того, что одна из них институциональный
дизайн другой когда-то во многом копировала.