ФБ-ДНЕВНИК. 2019 год

Патриотизм против права (исторические контексты)

О памяти (7 марта)

Посмотрел, что писали в последние дни и продолжают писать о Сталине. В хвале и хуле просматривается разное отношение к управленческой гибридности, в вожде воплотившейся, как ни в ком другом.

Государственный порядок, ассоциируемый с его именем, сочетал армейское дисциплинирующее начало с бандитским, был порядком урковоенным, уркомилитаристским. Память одних сосредоточена на военном, а об уркоэлементе  они или добросовестно забыли, или считают его малосущественным, а кто-то и приемлемым. В памяти других именно этот элемент ядерный, именно на нем все их внимание, как воплощении абсолютного зла.

О чем свидетельствует это противостояние памятей? Оно, полагаю, свидетельствует о том, что социум застрял между уркомилитаристским ментальным состоянием, обнаружившим сильную историческую инерцию,  и  его отторжением, которое в послесталинские десятилетия не раз пыталось отыскать этому состоянию политическую альтернативу, но пока в своих поисках не преуспело и переломить инерцию не сумело. Поэтому и во власти то, что есть, а не что-то иное.

О старом и новом антизападничестве (14 апреля)

Модерировал в «Либеральной миссии» круглый стол, посвященный событиям 70-летней давности, а именно борьбе с космополитизмом[i]. И вот такое сказал заключительное слово.

Спасибо большое всем докладчикам и всем выступавшим. Абсурд, о котором вы напомнили, — это, увы, еще не ушедшая история. По крайней мере, не совсем ушедшая. Я уже касался во вступительном слове современного контекста,  в котором мы вспоминаем о той давней борьбе с космополитизмом. Мы вспоминаем о советском антизападничестве в контексте его сегодняшней обновленной версии, которую можем наблюдать.

Послевоенную борьбу с космополитами под патриотическими лозунгами  даже в российской истории трудно с чем-то сравнить. Столь масштабного репрессивного давления на западную культуру и противодействия ее реальному либо вымышленному  влиянию   и в этой истории до того не было. Многое было, начиная с гонений на «жидовстующих» еще во времена Ивана III, но такого не наблюдалось. Погрому подверглось все – от генетики с кибернетикой и теорией относительности до философии, литературы, музыки, театра. Со всеми теми негативными последствиями для страны, о которых здесь говорилось. В том числе, и для той самой науки и той самой техники, которые советская власть изначально ставила во главу угла и развитие которых провозглашала одним из главных своих приоритетов.

А что в наши дни? Еще во времена перестройки от Дугина и близких ему по образу мыслей людей мы услышали, что западная культура во всех ее проявлениях для России неприемлема, ибо для нее разрушительна. Тогда это было маргиналией, но прошло время, и что-то похожее мы услышали от власти. И про культурную политику министерства культуры, и про учебники истории и литературы, где нужно восполнить дефицит патриотизма, и про традиционные ценности, духовные скрепы и гуманитарную безопасность, обеспечиваемую уголовным кодексом, и про иностранных агентов.

Вспоминаю встречу Путина с нашими официальными правозащитниками Лукиным и Федотовым. Они пробовали убедить президента, что не стоит возвращаться к такой терминологии, напоминающей о тоталитарном прошлом. Но он «иностранных агентов» не сдал. Для него такая терминология важна. Важно, чтобы в официальном словаре наличествовали и агенты Госдепа, и пятая колонна Запада, что импонирует не только политикам, но и военным, о чем можно судить по недавнему заявлению начальника Генштаба[ii]. То есть, российской власти в очередной раз понадобилось то, что востребовалось ею на протяжении столетий, и что наиболее выразительно проявилось   в   той самой борьбе с космополитизмом.

Коллеги говорили, что в тех формах, как семь десятилетий назад, да еще и с не скрываемым  антисемитским прицелом это проявляться не может и не проявляется – мол,  тогда говорить так, как мы говорим здесь сегодня, люди не могли и мечтать. Не собираюсь с этим спорить. Но не могу не сказать, что нынешние политические нравы желательно сравнивать не с нравами середины ХХ столетия, а с нравами века ХХ1-го. От того времени страна ушла, но это не значит, что она вошла в мировое время сегодняшнее. Да, сегодня десять лет тюрьмы не грозит, как тогда, за восхваление американской демократии или американской техники. И о  превосходстве России над Западом пока не заявляют, хотя поговаривать уже начинают, но об его враждебности к ней и ее заведомой правоте в отношениях с ним говорят все громче. Выступавшие отмечали, что антизападничество времен  борьбы с космополитизмом стало одним из следствий холодной войны. Но ведь и сейчас мы переживаем нечто вроде новой холодной войны. А очередное вползание в такую войну – оно почему? Не потому ли, что в стране не наработано иного способа легитимации власти и политической консолидации социума, кроме антизападничества?

Для меня лично вопрос заключается в том, может ли тут быть иначе, можно ли выбраться из этой ситуации, а если можно, то благодаря чему. Что должно происходить и произойти в социуме, чтобы такой способ легитимации власти и политической консолидации ушел в прошлое? И запрос на какой иной способ может прийти ему на смену?

Я с большим интересом слушал высказывания коллег о студентах Высшей школы экономики. О том, что они приходят в университет с определенным представлением о роли и месте России в мире, об ее всегдашней исторической и политической правоте в нем. Откуда же оно у них, такое представление? Из семьи? Школы? Из телевизора? Но вот они приходят в такое замечательное учебное заведение, как Высшая школа экономики. И ко времени завершения учебы что-то в их представлениях меняется? Подвержены ли они воздействию знания или знание это капитулирует, в конечном счете, перед ментальными особенностями? Полезно было бы поговорить об этом специально.

Возвращаясь к событиям, о которых мы вспоминали, хочу повторить, что главный вопрос, ими актуализируемый, для меня в том, что российская власть до сих пор не в состоянии обеспечивать политическое единство общества без обращения к традиционному для нее антизападничеству. А общество в большинстве своем на это отзывается позитивно, ибо иных консолидирующих источников в себе не находит.

На этом позвольте наше собрание  завершить. Еще раз всех благодарю.

 

Феномен нелегальной войны и миротворцы 

О митинге в Донецке и не только о нем (7 апреля) 

В Донецке большим митингом отметили пятилетие самопровозглашения ДНР. Ее глава Пушилин сказал, что республика была и есть, а ее будущее – в России: «Нам нужна большая Россия, возвращение на родину. Наш путь дольше, но мы идем»[iii]. То есть, перед вторым туром украинских президентских выборов[iv] Киеву дают понять, что с Украиной намерены окончательно расстаться, а  если и готовы остаться, то только на своих условиях, только при признании им политической субъектности ДНР и ЛНР. В  прошедшие пять лет для Киева это было неприемлемо, согласие на это  воспринималось подрывом  государственного суверенитета и считалось политическим капитулянством,  но и Москва не решалась ни на официальное признание патронируемых ею донбасских республик, ни на их присоединение к России. Чего можно ждать в ближайшие годы? Ясно, что при продлении президентства Порошенко и нынешнем составе парламента Украина свою позицию не сдаст, какие бы заявления в Москве, Донецке или Луганске ни звучали, и какие бы действия оттуда ни исходили. А что может быть при другом президенте и другом парламенте, никто не знает.  Как и о том, как отзовутся в Кремле на исходящие от его донбасских ставленников и, надо полагать, не без его ведома пожелания насчет «возвращения на родину».

О компромиссе и капитуляции (8 апреля)

В преддверии второго тура украинских выборов и в ответ на заявление одного из кандидатов (В.Зеленского) о готовности встретиться с Путиным Кремль устами президентского пресс-секретаря  проинформировал всех интересующихся о том, что  при любом президенте Украины позиция Москвы по Донбассу останется прежней. Россия не считает себя участницей конфликта, и если украинцы хотят мира, то  они «должны говорить друг с другом», а не с Москвой[v]. То есть, о выходе из состояния войны в состояние мира официальный Киев должен говорить с представителями ДНР и ЛНР, демонстрируя тем самым и их  признание, и готовность с пониманием отнестись к условиям мира, этими республиками выставляемым. Условиям,  смысл которых в том, чтобы стать признанными Киевом  сателлитами Москвы в Украине.  И кто бы ни занял в ней президентское кресло, ему придется или отстаивать позицию противостояния российскому силовому давлению, которой Киев при поддержке Запада следовал последние годы, или заплатить за мир цену, требуемую Москвой. В предвыборной риторике подобные  дилеммы можно обойти обещанием вести переговоры с российским лидером и добиваться компромисса,  но в реальной политике такой компромисс может означать только капитуляцию. В чем пресс-секретарь российского президента, излагая мнение президента, не оставил сомнений.

О  московской поддержке г-на Зеленского (10 апреля)

Спорят о том, почему российское ТВ благосклонно к г-ну Зеленскому и не благосклонно к г-ну Порошенко.  Некоторые убеждены, что это ради ослабления первого и усиления второго: послушают, мол, люди, настроенные в Украине антироссийски, и осознают, что голосовать надо именно за Порошенко, против которого Москва, а не за Зеленского, который ей мил.  Могу предположить, что люди заблуждаются. Москве не нужен Порошенко, который не хочет с ней договариваться на ее условиях, а его конкурент, как предполагается,  может оказаться сговорчивее.  А оттолкнуть от Зеленского антироссийских избирателей в Москве не боятся. Во-первых, потому, что избиратели с доминирующей антироссийской мотивацией за него и так не проголосуют. А тех, кто в первом туре голосовал   за мир и против войны, надеясь, что Зеленский   сумеет с Россией договориться, его поддержка Москвой вряд  ли смутит, а может в их вере и укрепить. В-третьих, поддержка эта  адресована откровенно пророссийскому сегменту  электората, ориентируя его предстоящее волеизъвление. Так что не надо искать сложную игру там, где все элементарно просто.  Москва  открыто заявляет о своих предпочтениях  и ожиданиях, а насколько  они окажутся оправданными, 21 апреля узнаем от украинцев.

Об украинских выборах и имперской инерции (22 апреля)

О чем свидетельствуют вчерашние украинские выборы?[vi] Они, помимо прочего,  свидетельствуют о том, что украинское общество в большинстве своем  раздражено  долгим  пребыванием в неопределенности, причина которой усматривается в неспособности украинской власти умиротворить российскую  имперскую инерцию, каждодневно напоминающую о себе стрельбой и гибелью людей на Донбассе.  И оно надеется, что новые политики  эту инерцию, как и обещают, уговорят на  Украину не распространяться    и  сосредоточатся на  внутренних проблемах страны. Поэтому вчерашним днем кажется ему героико-патриотическая триада Порошенко («вера-армия-язык»), акцентирующая приоритет государственного суверенитета и государственного созидания в условиях внешней угрозы.

Общество проголосовало против войны за мирную и справедливую повседневность.  Так, как будто имперской инерции уже нет. А она никуда не делась, и голосованием за ее устранение ее не устранишь.

Трудно предположить, что Москва сдаст свою прежнюю позицию относительно Донбасса, суть которой в легализации через минские соглашения своих сателлитов (ДНР и ЛНР) в Украине. Порошенко этому препятствовал, предлагая при поддержке Запада свою интерпретацию минских договоренностей, но Москва ее отторгала, что и воспроизводило состояние войны. Судя по последним заявлениям российских официальных лиц, РФ ждет от новой украинской власти уступок, которые властью прежней рассматривались, как несовместимые с суверенитетом Украины, как капитуляция перед сохраняющимися имперскими притязаниями Кремля.  А чем ответит на это новая киевская власть, никто пока не знает. Как и о том, мыслим ли вообще компромисс  между московским империализмом и украинской государственной независимостью.

Если, конечно, не считать компромиссом, как считают в Москве,  политическую капитуляцию Киева.

О новой имперской игре (26 апреля)

Посмотрел и послушал заседание Совбеза ООН[vii] по поводу указа российского президента о паспортизации жителей неподконтрольных Киеву донбасских территорий[viii]. Западные страны Москву осудили, напоминая об ее обязательствах по минским соглашениям, другие, как обычно, призывали  выполнять эти соглашения все конфликтующие стороны, об указе Путина не упоминая вообще.  Но все это, похоже, уже вчерашний день.

При президентстве  Порошенко Украине удалось убедить западных миротворцев в правомерности украинской интерпретации минских договоренностей, для РФ не приемлемой. Поэтому со временем Москва предпочла  избегать встреч в нормандском формате, равно как и переговоров с США на уровне спецпредставителей, и стала ждать выборов в Украине в надежде на смену в ней руководства. Надежда оказалась не беспочвенной, но ставка делалась не столько на сговорчивость нового президента, сколько на принуждение к сговорчивости под бременем его обещаний избирателям относительно прекращения войны.

Предоставление жителям Донбасса права на российское гражданство радикально меняет ситуацию. Москва говорит Киеву: вы отказывались выполнять минские соглашения, как мы их понимаем, поэтому отныне донбасские территории останутся формально вашими, а население там будет наше. И порядок тоже наш. Не говорится, но подразумевается также, что российское законодательство предусматривает и вооруженную защиту граждан РФ на чужих территориях. То есть, Россия частично выходит из состояния нелегальной войны, открывая перспективу ее легализации.

Такая вот новая имперская игра. Не исключающая и возможность личной встречи российского президента с президентом украинским без нормандских и прочих западных посредников, которую  тот тоже  обещал избирателям.  Пресс-секреталь Путина  дал понять:  такая встреча мыслима, но только в случае, если новый лидер Украины своими словами и действиями покажет ее целесообразность. А каких слов и действий ждет Кремль, не сказал.

Путин же своим указом о паспортизации (а до того, напомню, Москва заявила о прекращении с первого июня поставок в Украину нефтепродуктов) не оставил сомнений в том, что он намерен действовать с позиции силы с расчетом на политическую капитуляцию украинского общества и украинской власти.

О том, что пока в тумане (30 апреля)

Спрашивают, что думаю об «обмене мнениями» между  Зеленским и  Путиным[ix]. Во-первых, думаю, что политика Москвы в этом обмене и предварявших его действиях уже прояснилась – усиливать разновекторное давление на Украину, дабы принудить ее к сговорчивости. Во-вторых, будущая внешняя политика нового украинского президента пока не ясна. У Порошенко все было понятно: союз с Западом против России относительно толкования минских соглашений. У Зеленского позиция, если она наличествует, скрыта в обличении репрессивности путинского режима и декларируемой готовности к переговорам в нормандском формате. Поэтому затрудняюсь пока сказать, что об этом всем думаю. Подождем иннаугурации нового президента. Напомню только, что при позиции Порошенко и западных миротворцев нормандский формат обнаружил свою нежизнеспособность в политическом урегулировании российско-украинского конфликта; Москва переговоров в этом формате давно уже избегает и почти наверняка будет избегать и впредь, если эта позиция воспроизведется новым украинским руководством.  А мыслима ли иная позиция, не ведущая к политической капитуляции, — пока вопрос, на который, надо полагать,  рано или поздно последует и ответ.  Тогда можно будет поделиться и думами, если таковые появятся.

О новом кремлевском наступлении (1 мая)

Россия развивает наступление на украинском политическом фронте – президент Путин подписал указ о предоставлении российского гражданства и некоторым другим, наряду с жителями не контролируемых Киевом донбасских территорий,  категориям украинцев[x].  Прежде всего, находящимся в России, большинству которых указ, наверное,  понравится, ибо жизнь их может облегчить. Но политический смысл таких документов – в давлении на украинское общество и украинскую власть (теперь уже новую), а точнее – в наступлении на саму идею украинства ради ее размывания в обеих ее  ипостасях – национально-государственнической (отщепление от империи) и цивилизационной (интеграция в Европу).  Не знаю, чем ответит на это Зеленский сейчас или после вступления в должность, но могу предположить, что Москве его ответ не очень-то и важен, ибо «своим» его в Кремле вряд ли  считают.  В лучшем случае, рассчитывают, что он станет чем-то политически промежуточным между Порошенко и Бойко, а Кремль поможет ему своим экономическим, политическим, психологическим и, не исключено, военным давлением на Донбассе   в этом  положении запутаться.  Потому что Москве нужен не гибрид Порошенко и Бойко, ему нужен Бойко или политик одной с ним политической группы крови. И ставка Москвы перед предстоящими в Украине парламентскими выборами, от которых зависит состав правительства,  будет не на партию «Слуга народа». Ставка будет   на откровенно пророссийских политиков в надежде, что украинское общество в большинстве своем успеет до выборов  оценить риски и угрозы украинства в любых его проявлениях и отшатнется от него к исторически привычному малороссийству.  Так что судьбоносный  выбор у Украины еще впереди[xi].

О том, почему не пишу про Украину (24 мая)

Спрашивают, почему не  пишу про Украину  после смены там власти.  Во-первых, потому, что украинской внутренней политики предпочитаю не касаться. Во-вторых, потому, что по двум моментам, которые меня все эти годы интересуют, ничего существенно нового последние события не привнесли.

Меня интересовало и интересует происходящее на Донбассе, однако в данном отношении пока ничего не изменилось. Позиция Москвы остается прежней, суть ее по-прежнему сводится к тому, чтобы получить в Украине своих сателлитов, через которых влиять на политический курс Киева. Новое украинское руководство заявило о своей  решимости добиться на Донбассе мира, но предполагается ли отступление от неуступчивости руководства прежнего, мотивированной нежеланием делиться с Россией государственным суверенитетом Украины, не сообщается.  Что может изменить обещаемый референдум о «формате переговоров», тоже не понимаю.  Население, насколько можно судить по некоторым сообщениям, намереваются спросить, считает ли оно Россию агрессором. Допустим, большинство заявит, что не считает.  Допустим, это мнение народное будет использовано для легитимации отмены закона, согласно которому не контролируемые Киевом донбасские территории полагаются временно оккупированными  Россией, а власти самопровозглашенных ДНР и ЛНР ее ставленниками. Допустим, после этого с ними начнут прямые переговоры, признав тем самым их политическую субъектность. Но мне трудно представить, что Донецк и Луганск, где власть поставлена Москвой, от целей и интересов Москвы отклонятся. Вот посему поэтому ничего и не пишу.

А еще меня интересовало и интересует, как Украина продвигается к правовой государственности из постсоветского олигархо- и чиновнозависимого  состояния, что и как на этом пути преодолевает, и на чем спотыкается.  Что изменится при новой власти, сказать затруднительно, разрешение чиновникам обходиться в кабинетах без портретов президента, столь многих в России воодушевившее, — это не про то, как не про то был, например,   отказ в свое время советских вождей возвышаться над простыми смертными на трибуне мавзолея.  Затруднительно  сказать, каким конкретно смыслом наполнится обещание нового главы государства «сломать систему» (ту самую олигархо-чиновную). Обратил вот внимание, что  в его инаугурационной  речи  нет таких слов, как «коррупция» и «олигархи», — почему, не знаю.  Еще мелькнуло сообщение, что украинская власть намерена руководствоваться принципами либертарианства, а я думаю о том, что ограничение сферы деятельности государства, предполагаемое либертарианством, может осуществляться и посредством увеличения степеней свободы для  олигархических кланов.   Я это все без  какой-либо претензии на анализ и прогноз, я это в объяснение того, почему воздерживаюсь от писаний про Украину.

Для России очень важно происходящее в соседней стране. Как и для всего постсоветского пространства. Но  реальным опытом реформации, если таковой наблюдается, а не словами политиков и возбуждаемыми этими словами эмоциями.

О «формуле  Штайнмайера»  (2 октября)

Украина согласилась на «формулу Штайнмайера» по донбасским выборам. Формулу, согласно которой закон о «статусе Донбасса»  действует в день голосования, а на постоянной основе начинает действовать только после признания выборов наблюдателями ОБСЕ соответствующими принятым стандартам. Это, безусловно, уступка Москве. Потому что позволит ей вести переговоры с более выигрышной позиции.

Раньше Москве приходилось настаивать на проведении выборов, не имея аргументов против доводов украинской стороны относительно того, что Киев не может позволить себе проводить эти выборы на неконтролируемой им территории, ибо не сможет гарантировать ни их безопасность, ни безопасность международных наблюдателей. Поэтому Украина и настаивала на том, что выборы могут проводиться только после демилитаризации донбасских территорий, т.е. после вывода с них российских военных и разоружения незаконных вооруженных формирований. А «формула Штайнмайера» – это в границах российского сценария, почему Киев на протяжении нескольких лет и  избегал документирования согласия с ней.  Сценария, в котором «закон о статусе» и выборы с предварительным возвращением не контролируемых Украиной территорий под ее контроль не соотносятся. И в «формуле Штайнмайера» не соотносятся тоже. Эта формула,  возведенная теперь в ранг базовой, по умолчанию предполагает «особый статус» и выборы в присутствии наблюдателей ОБСЕ, ничем не обусловленные. Чем Москва не преминет, разумеется, воспользоваться, и к чему будет апеллировать, склоняя на свою сторону Меркель и Макрона.

Власти Украины обещали добавить эту формулу в давно существующий, но бездействующий закон об «особом статусе», равно как  и внести в него другие изменения. Вопрос в том, какие это будут изменения, и сохранится ли в обновленном законе указание на обусловленность его введения в действие  демилитаризацией донбасских территорий. Если не сохранится, чего хотели бы в Москве, Донецке и Луганске (с требованием его изъятия уже успели выступить главы ДНР и ЛНР), это будет означать для Киева нечто много большее, чем уступка. А если сохранится, то переговоры, как и прежде, будут вязнуть в несовместимости позиций сторон, но  Москве после узаконивания «формулы Штайнмайера» в обоснование своей позиции будет, на что ссылаться.

Еще о «формуле Штайнмайера» (7 октября)

Не только в Украине, но и в РФ живо обсуждают новые возможности, которые открылись перед Киевом после согласования «формулы Штайнмайера».  Пока вижу только новые возможности Москвы.

Формула эта, по факту объявленная ключевой для возобновления нормандского формата, означает узаконивание «особого статуса Донбасса» и проведение там выборов без предварительной демилитаризации не контролируемых Украиной территорий. Она означает, что Киев готов приглашать на выборы международных наблюдателей (а приглашать вправе только он) и гарантировать их безопасность там, где все контролируется администрациями ДНР и ЛНР, российскими военными и местными вооруженными формированиями. Сама по себе никакого иного политического смысла она не содержит.

Киевские власти заявляют, что с таким толкованием формулы не согласны, что их позиция – сначала демилитаризация, а потом все остальное. Однако Москва этот посыл не принимала раньше, не примет и теперь. А подписание Киевом формулы будет использовать для усиления своей позиции:  мол, договорились же, что в центре переговоров отныне именно она, а в ней  ничего такого нет, так что соблюдайте подписанное.

Вот почему в Украине массовый уличный протест. Вот почему многие там опасаются, что новые власти, повязанные предвыборными обещаниями мира и ожиданиями избирателей, могут оплатить этот мир  политической  капитуляцией. В Украине знают, что за пять с лишним лет после подписания минских соглашений Украина уступала не раз, а Москва не уступила ничего.

Пишу это исключительно для российских читателей, многие из которых, насколько могу судить, обнаруживают в согласии сторон с «формулой Штайнмайера» то, чего в нем нет, и не замечают того, что есть.  

О символическом суверенитете (8 октября)

В кремлевских служилых кругах  начинают, кажется, называть свои цели и планы своими именами.  А.Чеснаков, помощник помощника президента В.Суркова, пояснил, с каким дальним прицелом Москва «дожимала» Киев до согласия на формулу Штайнмайера. С таким, чтобы суверенитет Украины над Донбассом оказался в итоге символическим: «Украина, в конечном счете, будет иметь символический, а не реальный суверенитет над Донбассом. Не нужно ей рассчитывать на что-то большее. Большего от минских соглашений Украина не получит»[xii]. С учетом этой констатации и надо, очевидно, рассматривать поведение России в минском и нормандском форматах. Интересно, кстати, насколько созвучна такая презентация московских мотиваций и настроений представлениям о них президента Зеленского, президента Макрона, канцлера Меркель.

Об объявленной встрече в нормандском формате (17 ноября)

В Киеве, Париже и Берлине объявлено, что встреча «нормандской четверки» состоится 9 декабря. Прошло два дня, а подтверждений из Москвы пока не поступает. Вроде бы условия встречи выполнены – и «формула Штайнмайера» согласована, и разведение сил на двух участках линии размежевания завершено.  Но, судя по заявлениям Путина и его помощников, эти условия, которые до того провозглашались  достаточными, воспринимаются теперь недостаточными. Ибо «ключевого вопроса» они не касаются. А «ключевой вопрос» – это продление действия украинского закона об «особом статусе Донбасса», который действует только до 31 декабря, или принятие закона нового.

«Мы слышим…от первых лиц Украины, — говорит российский президент, — что может быть принят другой закон об особом статусе Донбасса. Какой? Ведь это абсолютно ключевая вещь. Если будет принято нечто такое, что не будет согласовано с ЛНР и ДНР, то тогда все мгновенно зайдет в тупик. Ведь весь смысл “формулы Штайнмайера”, которая не несет никакого содержания и является просто инструментом  принятия, имплементации закона об особом статусе после проведения муниципальных выборов, — там же нет ничего содержательного…А зачем нужна эта формула, если не будет самого закона об особом статусе? Ведь формула нужна для имплементации этого закона…31-го истекает срок. Дальше что? Что мы будем обсуждать в нормандском формате?»[xiii]

Вряд ли российские власти, настаивая на официальном принятии новым украинским руководством «формулы Штайнмайера», как  условия переговоров в нормандском формате, считали эту формулу такой уж бессодержательной. Москва создавала для себя дополнительную опорную точку для усиления своей позиции в интерпретации минских соглашений. Формулу введения закона в действие с ДНР и ЛНР согласовали? Теперь осталось согласовать с ними сам закон. В Киеве принять его в обновленном виде готовы, готовы включить в него и «формулу Штайнмайера», но согласовывать его с ДНР и ЛНР, равно как и вообще вести с ними какие-либо официальные переговоры о государственном устройстве, до сих пор желания не обнаруживали.  Не без оснований полагая, что такие переговоры с никем не признанными республиками фактически означали бы признание их политическими субъектами, к чему не обязывают Украину и минские соглашения – в них, как известно, ДНР и ЛНР даже не упоминаются. К тому же в действующем до 31 декабря законе предусмотрено, что особый статус донбасских территорий, по украинскому законодательству считающихся «временно оккупированными»,  вводится только после того, как с них будут выведены «все незаконные вооруженные формирования и военная техника, а также боевики и наемники».  Понятно, что для Москвы это неприемлемо, а потому  воспроизведение этого условия в новом законе не примут  и в Донецке и Луганске независимо от того, станут его с ними согласовывать или нет. В свою очередь, готово ли новое украинское руководство, в отличие от прежнего,  свою позицию сдать?

Не знаю, подтвердит ли Москва согласие встречаться 9 декабря. Если подтвердит, то вряд ли согласится вынести за скобки обсуждения «ключевой вопрос» о статусе и местных выборах.  Но тут, насколько понимаю,   договоренность мыслима только в случае отказа Украины обусловливать этот статус и эти выборы предварительным возвращением донбасских территорий под контроль Киева. Отказа, который очень многими в Украине будет расценен как политическая капитуляция и сдача суверенитета.  Президента Зеленского, обещавшего украинцам мир, устроила бы, наверное, и договоренность поверх несогласуемых позиций, т.е. договоренность  об обмене пленными и отводе войск и техники по всей многосоткилометровой линии размежевания. Думаю, что Берлин и Париж устроило бы тоже.  А вот насчет Москвы не уверен. Во всяком случае, до сих пор не устраивало. Путин тоже за мир и за такой отвод, дабы пушки перестали стрелять и люди погибать, но жестко акцентированной  актуализацией «ключевого вопроса» дает понять, что  соглашаться  на это, отложив «ключевой вопрос» на потом, не намерен — он-то мира никому не обещал. Да и продавливание «формулы Штайнмайера» в контекст текущих переговоров – это же тоже напоминание о том, что говорить о прекращении огня и обеспечении безопасности в отрыве от политического блока минских соглашений в Кремле, как и прежде, не намерены. Если же Москва дату не подтвердит и отложит встречу до того, как на «ключевой вопрос» начнут появляться какие-то ответы, и они ее ожидания и желания не удовлетворят, то она, не исключено, повторит, что не по ее вине снова «все зашло в тупик».

Как бы то ни было, до конца года, может быть, станет ясно, что нового в отношения между двумя странами, касающиеся Донбасса, привнесла (и привнесла ли) смена власти в Украине.

1. PS. А вот и заявление пресс-секретаря президента Д.Пескова: «Прямой здесь взаимосвязи (между проведением саммита в нормандском форматке и принятием закона об особом статусе. – И.К.) нет, но, безусловно, все рассчитывают, что украинская сторона понимает, как они дальше будут себя вести, и то, что они будут делать с этим законом. Потому что закон, конечно, такой краегольный». Значит ли это, что Россия готова участвовать в саммите и до принятия (или продления действия) этого закона, скоро узнаем[xiv].

О  позиции Путина по Донбассу (20 декабря)

После вчерашней пресс-конференции Путина[xv] понятнее стало, почему Москва  настаивала на «формуле Штайнмайера». Формула  эта не обусловливает проведение  донбасских местных выборов выводом  с  донбасских территорий, Киевом не контролируемых, российских и любых иностранных военных, наемников  и российской военной техники, как  и разоружением незаконных вооруженных формирований.  И Путин объяснил, почему такую зависимость не признает.

Потому что  на этих территориях «нет иностранных войск», а есть только «местная милиция, местные силы самообороны».

Потому что  на  этих территориях есть наемники, но не россияне – «там есть и французы, и немцы», с которыми  надо разбираться, но «не они составляют основу этих вооруженных формирований».

Потому что на этих территориях нет российской военной техники,  а есть техника, полученная силами самообороны от симпатизирующих им государств. «Но это их техника, не иностранная».

Кроме того, российский президент дал понять, что  донбасские выборы рассматривает при сохранении  ДНР и ЛНР, демонтаж которых исключает, равно как и действующих там властных структур.

Во-первых, потому, что на подписях глав  этих республик под минскими соглашениями настаивал президент Порошенко и руководители  Германии и Франции.  А это значит, что  Украина  «сама призналась, что такая власть (в Донецке и Луганске. – И.К.) существует».

Во-вторых, потому, что «там  были проведены выборы, люди пришли и проголосовали», что «как раз очень демократический  способ организации органов власти».

В-третьих, «в самих Минских  соглашениях есть указание прямо на то, что является правом этих республик, на что они могут, имеют право претендовать».

Не припомню, чтобы Путин раньше так это все проговаривал публично. И про военную технику, которая принадлежит ДНР и ЛНР, а не тем, кто ее туда направил, и про  легитимность выборов в этих республиках, проведенных в 2014 и 2018 годах вопреки Минским договоренностям , и про правомерность существования самих республики их прав,  как республик, хотя Минскими соглашениями ничего такого  не предусмотрено, а подписи  под ними бывших глав ДНР и ЛНР  не сопровождаются указанием их статуса.  Но это, насколько можно понять, и есть позиция России,  которую она будет отстаивать  на очередной встрече в нормандском формате, если та состоится.  Позиция, суть которой в том, что  запуск «формулы Штайнмайера»  не может быть чем-то обусловлен.

Представить,  что Киев на это может согласиться, моей фантазии не хватает. А коли так, то смысл политического противоборства в этом формате  сведется к тому же, что было при прежнем украинском руководстве, а именно к тому, чью переговорную позицию сочтут более приемлемой Меркель и Макрон.  При Порошенко, напомню, Берлин и Париж  безоговорочно приняли позицию Украины.

 

Российская государственная система. Власть и оппозиция

О верховном надзирателе (15 февраля) 

Премьер-министр Медведев уведомил общественность, что за осуществление в регионах предписанного прорыва по всему социально-экономическому фронту отвечать будет не «абстрактная власть», отвечать «за каждую недостроенную школу или километр дороги, необустроенный парк или неубранную свалку» будут конкретные чиновники. Отвечать перед правительством и лично перед ним, премьер-министром[xvi]. Это означает, как понимаю, что предусмотрен, помимо прочего, и прорыв в управлении с сопутствующим дисциплинированием бюрократии и преобразованием мотиваций отдельных бюрократов, поставленных под непосредственный надзор наивысшего начальства. Пока, правда, не ясно, потребуется ли для этого оснащать систему управления  специальной подсистемой страха, вытесняющей мотивации, с прорывом не сочетаемые, или  расчет на целительно-мобилизующие  свойства всевидящего премьерского ока, понуждающего прорываться не за страх, а за совесть. 

О президентском Послании (21 февраля)

Интересуются, что думаю о вчерашнем президентском Послании[xvii]. Мыслей не возбудилось, могу только кое-что констатировать.

Во-первых, инициированный прорыв  будет целенаправленно и целеустремленно осуществляться, несмотря на недовольство населения тем, что начался он за его счет.

Во-вторых, это недовольство ухудшениями, успевшее  обнаружить себя и на выборах, и не смягчаемое риторикой о будущих благах,  прорывом гарантируемых, оперативно гасится теперь частичными денежными компенсациями ухудшений.

В-третьих, подтверждено, что роль главного субъекта прорыва отведена бюрократии, движимой в исполнении спущенных сверху заданий административным рвением  и угрозой наказаний  за их неисполнение.

В-четвертых, мотивации широких народных масс не предусматриваются вообще, мобилизуются только чиновники. Есть желание мотивировать и частный бизнес, но пока только констатируется, что он разрушается правоохранителями, что в перспективе это надо бы исправить, однако  на исправительную миссию чиновников надежд у президента, похоже, мало. Поэтому свои надежды на освобождение предпринимателей от давления он   возлагает и на общественные организации, которые тоже не вне бюрократического надзора, попутно успокаивая и  правоохранителей, что опасаться им нечего, ибо им и их работе все это тоже не во вред, а на пользу.

В-пятых, подтверждена установка на производство инноваций посредством административного мотивирования бюрократии на создание  в регионах инновационных   центров для коллективной мобилизации учебных заведений, науки и бизнеса в предположении, что они станут импортозамещением отсутствующей в стране инновационной среды.

Не знаю, как отзовется население на обещанные компенсации его убытков – возможно, это прояснится уже осенью на региональных выборах.

Не знаю, будет  административная мобилизация бюрократии  сопровождаться ее дисциплинированием или дезорганизацией в ее рядах.

Не знаю, как гармонизируются мотивации правоохранителей и бизнеса.

Не знаю, какие плоды произрастут на ниве импортозамещения инновационной среды.

Обо всем этом могу только догадываться, помня о том, что неправовая государственная система, оставаясь собой,  пробует вывернуться из собственной кожи.

О конкуренции контролеров (6 марта)

Похоже, разные ветви высшего начальства начинают конкурировать друг с другом относительно того, кто лучше надзирает за осуществлением намеченного президентом прорыва на всех направлениях технологического и иного отставания. Раньше бдительный личный контроль обещали президент и премьер. Теперь  спикер Госдумы Володин уже не обещает, а действует, беспрецедентно прерывая выступление министра экономического развития Орешкина, который о первых результатах и ближайших перспективах прорыва конкретно доложить не смог. Под аплодисменты депутатов спикер перенес отчет из настоящего времени в близкое будущее[xviii]. Предполагая, очевидно, что через несколько недель  министру будет, что сказать. Много интересного можно ждать от этого соперничества контролеров.

Еще об учете и контроле (20 марта)

Президент призвал и прокуроров следить за тем, как расходуются деньги, выделенные на осуществление прорыва[xix]. До этого он и глава правительства обещали  следить лично. До этого к слежке был призван Народный фронт, до этого желание не остаться от нее в стороне выразительно  предъявила Государственная Дума. И еще следит Счетная палата, а после расширения ее полномочий будет следить еще внимательнее. О том, как чувствуют себя и как реагируют брошенные в прорыв всесторонне надзираемые, пока информации не попадалось.  Скоро, надеюсь, появится.

О хождении начальства в народ (3 мая) 

Давно не писал об осуществлении предписанного президентом прорыва к иной и лучшей жизни.  Интерес сохраняю, даже повышенный, но писать почти нечего.  Второй квартал уже страна в прорыве, но о том, как реализуются многочисленные национальные  проекты, призванные его обеспечивать, узнать что-либо трудно. Президент и другие должностные лица обещали все это регулярно и жестко контролировать, но пока или выжидают, или о результатах своих мониторингов  не считают нужным широкую публику оповещать.

Правда, в конце апреля  два дня с участием президента заседал общероссийский Совет законодателей, там  говорили о роли регионов в продвижении нацпроектов, но опять же, в основном, о том, что должно быть сделано, а не о том, что делается и сделано.  О том, что расходование выделенных на прорыв финансовых ресурсов следует контролировать, что контроль этот надо институционально оптимизировать, что нужен и будет постоянный аудит в центре и на местах.  И еще уловил уже не скрываемые опасения, что государственная машина возложенную на нее мобилизационную миссию не потянет и привычно забуксует,  а народонаселение прорыва не заметит и вместо благодарности властям ответит им на их заботу еще большим недовольством.

Спикер Совета Федерации В.Матвиенко:

            «Вот все хорошо – нацпроекты, соглашения, огромные деньги выделены, но граждане этого не чувствуют (ссылается на письмо, в котором онкологический больной жалуется на невозможность в течение полутора месяцев приобрести в аптеке лекарство, которое предписано принимать ежедневно)… И что мы будем говорить, как мы будем выполнять послание президента, который поставил задачу – борьба с онкологическими заболеваниями должна иметь приоритетное значение? У меня такая просьба к вам: все эти электронные мониторинги, все эти бумажные отчеты – забудьте, оставьте. Вот вернетесь в регион, соберите онкологически больных людей, поговорите с ними – получают ли они лекарства, которые положены, получают ли они своевременно? Это вопросы продолжительности жизни. Перейдите на мониторинг через контакты с людьми, через диалог с людьми. Иначе мы забюрократизируем все так, что никто отдачи от этих огромных государственных вложений, от этих программ бесконечных – никто не почувствует»[xx].

То есть, законодателям предлагается хождение в народ, куда им и так вроде положено ходить, но с бОльшим вниманием к народу и его отдельным группам.  Ибо без этого возросшего адресного внимания  прорыва в заботливости о них люди не почувствуют.  Интересно, прислушаются ли народные избранники к спикеру, а если прислушаются, то чем и как их хождение в народ ради ознакомления с его чаяниями  отзовется в государственной машине, на отзывчивость к таким чаяниям не настроенной.

О конкурентной среде, которой нет, и опоре на собственные силы, которые ищутся (13 мая)

У меня, как уже не раз писал, повышенный интерес  к тому, что почти никого не интересует. К объявленному прорыву  к технологическим и прочим мировым вершинам и управлению им. Государственная машина пробует перевести себя в мобилизационный режим работы, и можно наблюдать, что из этого выйдет и уже выходит.

На днях президент снова собирал Совет по стратегическому развитию и национальным проектам[xxi]. И опять напомнил, что необходимо «сформировать в России мощный дополнительный спрос на промышленную и высокотехнологичную продукцию, именно отечественную, прежде всего отечественную продукцию». Дабы «дать нашим предприятиям – крупным, средним и малым – закрепиться на внутреннем рынке, на собственном рынке, нарастить объем и качество выпускаемой техники и начать в конечном счете экспорт».

Однако…Однако для этого нужна конкурентная среда. А с ней, отмечает президент, в стране плохо.  Обнаруживается, что заказы достаются не лучшим предприятиям, а тем, кто ближе к заказчику, распоряжающемуся финансовыми  ресурсами, кто для заказчика «свой». С рисками для качества исполнения, а то и неисполнения. Президент попросил такую практику «пресечь», а контрольные инстанции – регулярно информировать его о том, насколько успешно пресечение осуществляется.

Что же получается? Распределители ресурсов, выделенных на реализацию технологического прорыва, распределяют их не в соответствии с поставленными национальными целями, а в соответствии со своими частными интересами и выгодой тех, кому покровительствуют. Конкурентной среды не возникает, потому что ее возникновение блокируется  группами интересов, а снять блокаду предлагается за счет административного ресурса власти, включая лично президента.

Но этим трудности технологического прорыва не исчерпываются. Представитель оборонно-промышленного комплекса  Ю.Борисов доложил главе государства, что высокотехнологичная гражданская продукция «оборонки» не пользуется на внутреннем рынке должным спросом и потому, что ей предпочитают продукцию иностранную даже тогда, когда отечественная по всем параметрам считается ей равноценной. Вроде бы при наличии конкурентоспособных аналогов иностранных конкурентов предписано к торгам не допускать,  а их, тем не менее, норовят допускать, используя самые разные изощренные методы и приемы. Поэтому г-н Борисов предложил создать «действенный механизм закрытия рынка в пользу отечественного производителя»  и «ввести нормы, которые позволяют исключить закупки импорта при наличии отечественных аналогов». А также принять меры против жуликов, в совершенстве овладевших умением «выдавать иностранную технику за отечественную».

То есть, деловая среда и система реальных деловых мотиваций в стране таковы, что в ней имитируется не только  внутренняя конкуренция, но и  устранение конкурентов иностранных.  Во втором случае, как и в первом, для исправления среды и мотиваций предлагается употребить власть.  Притом, что именно эта среда и эти мотивации и есть ее, власти, главная опора.

Президент на рекомендации  представителя «оборонки» не  реагировал.  Он вообще не реагировал на выступления участников совещания. Или реагировал, но из стенограммы его комментарии почему-то решили изъять.  А там ведь еще много чего интересного говорилось – например, представителем Счетной палаты, усомнившейся в том, что многое из намеченного прорывного таковым является. Может быть, об этом тоже напишу.

Об участии, неучастии и соучастии (13 июля)

Странно.  Социологи информируют о том, что в последний год настроения людей заметно изменились, что власть им нравится все меньше, а недовольства ею все больше. Прошлогодние региональные и местные выборы показали, что эта смена настроений стала сказываться на электоральном поведении. А поведение самой власти свидетельствует о том, что выборы воспринимаются ею главной угрозой монопольному властвованию, толкающей ее к беспрецедентным масштабам мошенничества при регистрации оппозиционных кандидатов[xxii] и понуждающей ее собственных кандидатов  дистанцироваться от собственной правящей партии и представать перед избирателями самовыдвиженцами[xxiii].  И вот в такой изменившейся ситуации продолжают звучать призывы к оппозиционерам свое право  претендовать на избрание не отстаивать,  а население в выборах не участвовать, ибо  участие якобы легитимирует  власть мошенников и превращает участвующих в ее соучастников.  Странно – не то слово. Сдается мне, что при нынешней динамике общественных настроений звать к неучастию – это  как раз и значит соучаствовать.

О высших соображениях г-жи Памфиловой (8 августа)

Председатель Центризбиркома г-жа Памфилова дала понять, почему  не могла позволить себе усомниться в правоте территориальных избиркомов, отказавшим в регистрации оппозиционным кандидатам для участия в выборах в Мосгордуму. На встрече с кандидатами-коммунистами, тоже возмутившимися этим отказом, она апеллировала не к закону, а к соображениям более высокого порядка. Г-жа Памфилова похвалила их лидера г-на Зюганова за  то, что «в вопросах национальной безопасности он всегда стоит на государственной позиции». Не в пример лидерам тех, кто к выборам не допущен. «Для меня один водораздел, кто за Россию, кто против России…Я никак не могу вас, людей, которых считаю людьми, которые за страну, не вижу вас в объятиях с Навальным. Зная прекрасно, какие деньги откуда идут, на что они работают, где планируются его с Волковым и прочими его друзьями программы…Я много знаю, у меня источников много. Я не хотела бы, чтобы справедливый протест против комиссии сливался с тем, кто преследует другие цели»[xxiv].

Можно поблагодарить председателя Центризберкома за откровенность. Что она ненароком проговорила? Она проговорила, что допуск либо недопуск к выборам определяется не справедливостью и не законом, а представлением о том, «за Россию» кандидаты или против нее. Представлением, со справедливостью и  законом не соотносимым, а соотносимым только с тайным и огласке не подлежащим знанием председателя Центризбиркома. Разумеется, представление это оформляется в решения избиркомов апелляциями к законности, но ее роль в данном случае не первична —  ею камуфлируется  нежелание допускать в легальное политическое пространство людей, у которых иное, чем у действующей власти, мнение о том, что значит быть «за Россию» и против нее.

Как называется то, что мы наблюдаем? Это называется неконституционным ограничением избирательного права. Ограничением несколько иного типа, чем имело место на заре представительной демократии. Тогда цензами урезалось активное избирательное право (право выбирать) определенных групп населения, а в нашем случае речь об урезании права пассивного (быть избранным). Но косвенно это бьет и по праву активному, ибо лишает многих людей возможности выбирать тех, кто, как им кажется, лучше всего мог бы представлять их ценности и интересы.

Эти ограничения появились не сегодня. Не сегодня придумали процедуру предварительного сбора подписей, не сегодня ввели систему муниципальных фильтров.  Но сегодня такое урезание избирательного права впервые вызвало массовое возмущение. Потому что несколько кандидатов в депутаты Мосгордумы сумели собрать предписанное заградительным законом количество подписей, необходимое для регистрации, но анонимная полицейская машина поставила их достоверность под сомнение, встречные доказательства кандидатов  ни один из избиркомов в расчет принимать не захотел, как и перепроверять подписи, и всем им в регистрации было отказано. Потому, надо полагать, что они «против России».  А у тех, кто «за Россию», с подписями, как правило, все оказалось в полном порядке, и требования проверить их достоверность ни в одном из избиркомов, включая возглавляемый г-жой Памфиловой, отклика не нашли. Что и изменило радикально политическую атмосферу в Москве.

Этот  протест, выплеснувшийся на улицы вопреки полицейскому устрашению, не нравится не только начальникам в Кремле и московской мэрии. Он не нравится и многим из тех, кто не без оснований полагает, что ни протесты против нечестных выборов, ни сами эти выборы систему изменить не могут, а потому и участвовать в них зазорно. Тем более, претендовать на депутатское место в системе и, ради своих карьерных амбиций, звать людей на акции, эти амбиции поддерживающие. Могу напомнить, что в российской истории был политик, вряд ли уступавший в радикализме тем, кто претендует на радикализм сегодня. И он не только не возражал против выдвижения своих соратников в царскую Думу, но и на том настаивал, а тех, кто обвинял его в установке на сотрудничество с самодержавной системой, считал политическими дураками.

О том, что в итоге, или Двадцать лет спустя (9 августа) 

Главным итогом двадцатилетнего пребывания Путина во власти стало утверждение имитационно-демократической и имитационно-правовой государственности в более прочной и устойчивой, чем при Ельцине, форме.

Имитация демократии была обеспечена ее управляемостью из Кремля, позволившей добиться  предсказуемости всех выборов, их гарантированно победного для власти исхода.

Имитация права была обеспечена посредством многократно поминаемой мной «диктатуры закона», позволяющей власти защищаться от общества неправовым, без оглядок на Конституцию,  законодательным нормотворчеством.

Но на исходе двадцатилетия обе имитации стали давать сбои. В прошлом году сразу в нескольких регионах взбунтовалась, отказавшись имитироваться,  демократия – власть проиграла там выборы и вынуждена была признать их результаты. А теперь на наших глазах в Москве спотыкается  «диктатура закона».

Сначала выяснилось, что даже в границах собственной неправовой законности власть не может лишить нежелательных для нее оппозиционеров возможности претендовать на депутатские мандаты, и вынуждена балансировать на грани между законностью и произволом. Дабы исключить участие неприемлемых кандидатов в избирательной компании. А потом она столкнулась с тем, что в столице есть немало людей, которые такое отстранение от выборов сочли произволом.  И «диктатуре закона», требующей согласования массовых уличных акций, они противопоставили свое конституционное право на протест против неравенства прав на политическое представительство в  акциях не только согласованных, действия не возымевших, но и несогласованных.

Власть ответила устрашающим насилием и репрессиями, которые и в «диктатуру  закона» совсем уже никак  не вмещались. Она стала действовать в логике чрезвычайного положения, его не легализуя. Почему? Потому, наверное, что  это не ее системная логика. Ее природа – именно в имитации легальности, как источника легитимности, а при его ослаблении она  обращается к источнику более глубокому – объявлению политических оппонентов агентами иноземных враждебных сил и врагами государства. Это позволяет осуществлять чрезвычайное без его узаконивания и применять его, как рутинное.

А как долго в этом пространстве имитаций страна может существовать, и в каком направлении она может, если захочет, из него выбираться, определяется, возможно, на наших глазах.

О ситуации (11 августа)

Много фантазий, по-моему, вокруг политических событий последних недель. Ни «переворота» нет, ни «заговора силовиков». Есть ответ системы на новый вызов, с которым она столкнулась впервые не сегодня, а еще  год назад на региональных выборах. Напомню, что сразу в нескольких регионах ее представители те выборы проиграли – не помог ни административный ресурс, ни технологии фальсификаций. Поражения пришлось признать. Да, проиграли думским партиям-попутчикам, но такие проигрыши подтачивают  легитимность системы, которая (легитимность) имеет своим истоком непобедимость партии власти и подтверждаемое всеми голосованиями ее неотъемлемое право на монопольное властвование.

Понятно, что расширение системной трещины, образовавшейся после прошлогодних неудач, готовились и готовятся заблокировать перед сентябрьскими региональными и местными выборами года текущего. Дабы локальные сбои системы предстали случайностью и не воспринимались тенденцией.  И  голосование должно было обнаружить, что перевешивает – сила протестных настроений, рост которых очевиден, или мобилизованная сила властного ресурса.  Московский казус не предусматривался, ибо методики недопуска несистемных политиков в систему казались надежными и непробиваемыми. Однако в Москве их удалось пробить, и система вынуждена была показать, что ради недопущения в себя инородных элементов она готова на все.

Столичный уличный протест  многие поспешили назвать бессильным и потому бессмысленным. Я бы с этим приговором не спешил. Он явил стране и миру динамику массовых настроений в столице. И как она скажется на настроениях в других регионах и как проявится в день голосования и после него в случаях массовых фальсификаций его итогов, никто сейчас точно не скажет. Пока можно только напомнить, что год назад  недовольство дало  о себе знать независимо от того, что в Москве.

Да, избирателям предстоит, в основном,  выбор между кандидатами от дискредитированной  «Единой России», которые уже стесняются афишировать свою принадлежность к ней, и представителями партий-попутчиков. Эти партии, как о том свидетельствуют реакции их лидеров на московские события, солидарны с партией власти в отстаивании системных устоев. Как и у этой партии, приоритет у них «национальная безопасность»,  исключающая в их представлении допуск в систему несистемной оппозиции, протесты которой и общественную поддержку которой они не преминули списать на действия зарубежных агентов влияния. То есть, они соучаствуют в легитимации системы, апеллируя к ментальной традиции, но при этом тяготятся своей ролью попутчиков, выступая  конкурентами власти, обличающими ее политику. А власть после прошлогодних их успехов настроена успехи эти, подрывающие ее монополию, а вместе с ней и легальную легитимность, оставить в прошлом. Осознавая, что если, скажем, «Единая Россия» лишится большинства мандатов в каких-то региональных парламентах, то эта будет уже другая ситуация. Внутри системы, но другая.

К чему я это все? К тому, что сторонникам системных перемен предстоит определиться. Предстоит осознать, что им в перспективе политически выгоднее – монопольное господство одного бульдога или конкуренция бульдогов, монополию разрушающая. Учитывая, что собственная их политическая субъектность слаба. 

Об откровении г-на Чемезова (19 августа) 

Наблюдая московские протесты против недопуска оппозиционных политиков к выборам, г-н Чемезов пришел к выводу, что «люди сильно раздражены», и что это «не на пользу никому». Из чего умозаключил, что  «здравая оппозиция» России нужна. То есть, нужна  «альтернативная сила, которая что-то подсказывает и дает сигналы в ту или другую сторону». Иначе страну ждет «застойный период»[xxv].

Как это надо понимать, учитывая, что оппозиция в России вроде бы есть? Очевидно, так, что наличная системная оппозиция в парламентах всех уровней, допущенная, как известно, и до сентябрьских выборов в Москве,  либо не здравая, либо не оппозиция, а партия власти в одиночку с проблемами страны не справляется и ведет ее в застой. Но какой ему видится     оппозиция, г-н Чемезов не сказал. И насчет «здравости» не пояснил. И насчет того, предполагает ли «здравость» притязание на власть или таковое исключает, не поведал тоже.

Допускаю, что самодискредитация «Единой России» и вызывающая общественный протест административно-силовая защита ее монополии в некоторых кремлевских и околокремлевских кругах возбуждает мысль о создании системного конкурента ей. Дабы избежать надстраивания над партийной монополией монополии «силовиков», от чего ничего, кроме застоя, не ожидается. То есть, речь, можно предположить, о том, чтобы увядающую партию власти взбодрить учреждением  легальной  «здравой» оппозиционности.   Более авторитетной и полезной, чем нынешняя, и, разумеется, более конкурентоспособной в отношении оппозиционности не системной. Не пропускать же эту несистемную и заведомо не «здравую» в систему. Или  все же – во избежание всеобщего раздражения и перспективы застоя – все же лучше дозированно пропускать?

Если такие разновекторные мысли  в чьих-то руководящих головах забрезжили, то это симптоматично.  Не уверен, однако, что они додуманы.

О том, что в глубине и на поверхности (20 августа)

«Россия – очень глубоко европейская страна»[xxvi], — написал президент Франции Эммануэль Макрон. Думаю о том, может ли написать такое  президент российский.

О протесте электоральном и уличном (26 августа)

Ничего уже не понимаю. Отдельные идеологи и активисты несистемной оппозиции объясняют, что главное – уличный протест, а выборы – чужая игра, прикасаться к ним – только пачкаться. Понимаю, что сейчас основное – освобождение политзаключенных. Понимаю уместность призыва к протесту против необоснованных устрашающих репрессий. Но не понимаю, как можно забыть, что люди стали жертвами этих  репрессий тоже за протест, у которого был свой повод, и его-то и предлагается  или счесть чужой игрой, или лишить актуальности в игре собственной.

Что стало поводом для уличных акций этим летом в Москве? Им стала  фальсификация выборов на стадии регистрации кандидатов. Другим поводом может стать фальсификация голосования, если партия власти будет проигрывать. А отдельные идеологи несистемной оппозиции помогать ей проигрывать считают зазорным. Ибо «Единая Россия» — фейк, как и системная оппозиция ей, а потому и не важно, кто из них будет доминировать в той же Московской Думе. Пробовали же уже в 2011-м на выборах в Думу Государственную поддерживать кого угодно, кроме единороссов, и что толку? Что-то изменилось?

Во-первых, ничего не изменилось, в том числе, и потому, что тогда победы над «Единой Россией» не случилось, фальсификации помогли ей остаться парламентским большинством, а уличный протест против фальсификаций оказался слабым, чтобы заставить фальсификаторов отступить.

Во-вторых, поводом для массового уличного протеста стало тогда опять же манипулирование выборами.

В-третьих, «Единая Россия» — не фейк, а необходимый инструмент легализации властной монополии, ее законодательного звена, без чего электорально-авторитарный режим существовать не может. Поэтому едва ли не первое, чем занялся Путин после получения власти, — обеспечение такой монополии. А тем, кто не помнит, напомню, что и вождь большевиков, имевший дело с оппонентами даже не внешними, не из других партий (они были репрессированы), а внутри партии собственной, счел нужным запретить в ней фракции и фракционную борьбу.  У политической монополии собственная логика функционирования, и у оппозиции, будь-то системная либо несистемная, в отношении к ней выбор не богат: либо тактически консолидироваться ради ее демонтажа поверх идейных и политических размежеваний, либо косвенно поддерживать ее бойкотом или отмежеванием от выборов, которыми она себя вынуждена легитимировать.

При резком взлете протестного голосования, заметного в нескольких регионах уже в прошлом году, эта добровольная самоизоляция от выборов, которые «не выборы», —  отмежевание не только от власти, но и от увеличивающегося сегмента общества, дозревшего до электорального протеста против властной монополии.  Это стихийное воспроизведение установок 2011 года, когда голосуют за кого угодно из предложенного усеченного меню, кроме единороссов. И если эта тенденция воспроизведется в текущем сентябре, то это значит, что степень легитимации выборов спонтанно увеличивается, а степень легитимации власти спонтанно уменьшается.

Вот против этого и выступают отдельные радикальные оппозиционеры. Может, сознательно, а может, не очень.  За такую самоизоляцию власть их благодарить, конечно, не станет, но в случае успеха на этих самых выборах заздравный бокал   за них  обязательно поднимет. А если успех этот будет благодаря масштабным фальсификациям, то уличный протест против них, коли таковой случится, вряд ли будет  при лидерстве той части несистемной оппозиции, которая протест этот от выборов отчленяет. Конкретного политического повода говорить, что российские выборы – не выборы, что, разумеется, чистая правда, у нее не окажется. Ведь, в отличие от 2011 года, она не будет иметь к ним никакого отношения.

О задачке для взрослых (27 августа) 

Когда  ваши права попираются властным монополистом даже вопреки действующей и без того не правовой законности, то это продолжение прежнего порядка или уже холодная война, инициированная в одном отдельно взятом городе?

Если первое, то можно понять жесткую политическую позицию, соизмеряющую политику с моральным идеалом и исключающую любые солидарные соприкосновения с идеологическими и политическими иноверцами. Тогда вы можете объявлять власть и ее служителей  узурпаторами, можете считать их  не легитимными, можете звать к уличному протесту против них и сами в нем участвовать, можете бойкотировать  акции, которыми они себя легитимируют (например, проводимые ими выборы), и дистанцироваться от тех, кто соблазняется участием в них, считая его соучастием. Тем самым вы останетесь в ладу со своими политическими убеждениями и моральными ценностями, как и с  верой в свою конечную историческую правоту,  не озабочиваясь тем, что здесь и сейчас  властную монополию узурпаторов ваших прав  вы поколебать не в состоянии.

А коли  второе, коли  вам по факту объявлена холодная война на политическое уничтожение, выиграть которую своими малыми  силами не получится, то насколько перспективен  в таком случае этический ригоризм? Задачка для взрослых: перспективна или нет   мысль о сочленении   протестной активности   с   ситуативной  поддержкой тех «чужих», кому доступ в легальное политическое пространство не перекрыт, и кто монополиста не прочь монополии лишить? Тем,  у кого совсем другие, чем у вас, убеждения, и даже кому не очень доверяете, — целесообразно или нет помогать им электоральной поддержкой, если их успех  монопольные позиции узурпаторов   хоть отчасти может ослабить? То есть, перспективно ли в холодной войне, меняющей критерии оценки используемых в противоборстве инструментов,  считаться с навязываемой этой войной логикой  или полезнее чувствовать, мыслить и действовать так, будто ее нет?

О выборах как спецоперации (11 сентября)

Два суждения о прошедших региональных выборах. Оба проистекают из предположения, что выборы в РФ – один из фронтов холодной гражданской войны, тактически ведущейся в режиме спецопераций.  В Санкт-Петербурге, кстати, спецоперация вот уже третий день продолжается и после выборов.

В этой войне властям, имеющим огромное преимущество в финансово-организационных ресурсах, почти повсеместно удалось взять верх, заблокировав протестное голосование, заметно проявившееся  год назад.

Но в этой же войне в нескольких регионах – в том числе, в Москве —   властной организации была противопоставлена организация оппозиционная.  Ради  надпартийной консолидации электорального протеста против политического монополиста.  То есть, одной спецоперации была противопоставлена другая, причем, в отличие от первой,  в границах правового поля.  Сам же оппозиция при этом раскололась  на тех, кто участвовать в такой операции,  консолидирующей  и политически уравнивающей любых оппонентов власти, независимо от их идеологических и ценностных цветов, счел для себя морально неприемлемым, и тех, кто счел  неучастие в войне, в которой свои критерии моральности и аморальности, попустительством главному противнику.

Теперь почти все признали,  что спецоперация оппозиции, инициированная Алексеем Навальным, оказалась хоть и не победной, но и не безуспешной[xxvii].  А есть ли у нее политические перспективы, узнаем на следующих выборах, т.е. уже через год.

О  заторможенном прорыве (14 сентября)

Что-то  не так гладко, как было начертано,  получается с обещанным  экономическим  и технологическим прорывом.

Министерство экономического развития снижает прогноз темпов роста[xxviii].

Премьер-министр Медведев объясняет, что планы приходится корректировать, потому что  в них не была предусмотрена американо-китайская торговая война[xxix].

Глава Счетной палаты  Кудрин, за прорыв непосредственно не отвечающий, позволяет себе утверждать, что прорыва ждать не приходится не по внешним, а по внутренним причинам: национальные проекты к нему не ведут и не приведут, ибо инвестиционный климат в стране этому не благоприятствует, а перспективы его улучшения не просматриваются[xxx].

Вице-премьер и министр финансов Силуанов, за прорыв отвечающий, говорит, что с инвестициями плохо, так как бизнес от них воздерживается, хотя деньги  на его  депозитных счетах немалые (28 трлн. рублей).  И еще в один голос  с премьер-министром о том, что правительство, дабы мотивировать предпринимателей, готовит закон, страхующий инвесторов от рисков[xxxi].  Кудрин отзывается об этом с похвалой, но в том, что это даст толчок прорыву, опять же позволяет себе сомневаться[xxxii].

Как все сие понимать? Наверное, так, что государство  озаботилось брошенными ему эпохой вызовами, вознамерилось на них ответить, наметило цели и составило планы, собрала под них с населения деньги, но ответа не получается. Ибо мотиваций для него в обществе не возникает, административно-приказным способом их не возбудишь, а иные способы этому государству противопоказаны, и оно ищет компромисс  с  другими субъектами, дабы мотивировать их, оставаясь в отношении к ним моносубъектом. То есть, создать благоприятный инвестиционный климат и инновационную среду, себя не меняя. Кудрин, судя по всему, полагает, что доверия к государству это не добавит, а потому деловой климат существенно не улучшится и инновационная среда не возникнет.

И что будет, если изначальная ставка на прорыв окажется битой?

Об актере Устинове, праве и «диктатуре закона» (19 сентября)

Если для Устинова[xxxiii] все закончится благополучно, чего ему желаю, это не станет торжеством права «под давлением общественности».  Это станет  символическим возвращением  к формуле «диктатуры закона»,  от которой отступились в последние месяцы не только в случае с Устиновым, но и в других, — тогда отступления  были объявлены букве и духу законности соответствующими.  «Диктатура закона», напомню, это формула репрессивного неправового законодательства,  согласно которому, в частности,  участие в не согласованных с властями  уличных акциях считается преступлением.  Против чего протестует общественность? Она протестует против разного.  Одна ее часть – против отклонения от «диктатуры закона»»,  в которой чувствует себя комфортно и защищенно, другая – против попрания конституционных прав  этой самой «диктатурой закона». Первая может объединять самых разных персон от  профессоров и доцентов  до провластных пропагандистов и адвокатов,  от популярных артистов до руководителей правящей партии  и   ситуативно примыкать  к протесту  второй против очевидного для всех произвола.  Но в  требовании  преобразовать  «диктатуру закона»  в верховенство права  ее не поддержит.  На  стороне второй – только чувство гражданского  достоинства  и знание о том, что в истории действие без надежды на текущий успех бывало  в перспективе и результативным.

О правосознаниях  (21 сентября)

Просят пояснить,  в чем усматриваю отличие приверженцев верховенства права от согласных с «диктатурой закона», но протестующих против отступлений от нее в беспредел. Вроде бы пояснял не раз. Но если не ясно, предлагаю простой и наглядный критерий – отношение к «крымнашизму».  В формулу «диктатуры закона» он идеально укладывается. А из формулы верховенства права вываливается.

О президенте, либерализме и традиции (11 октября)

«Ничего против либерализма не имею», — сказал президент Путин, уточняя свое прежнее на сей счет высказывание.  Дав понять, что имеет в виду либерализм у других, а не в РФ и не на постсоветском пространстве, которое для либерализма не оборудовано. У нас, пояснил он, «есть свои традиции, веками устоявшиеся культурные формы взаимодействия. Почему мы не должны этим дорожить, почему не должны развивать это, поддерживать это?»[xxxiv] А что есть «это», не сказал.  Потому что сказать вслух затруднительно. Потому что под «это» подразумевается альтернативное либерализму верховенство власти над правом.  Чем и дорожит, что поддерживает  и развивает.

О чистке СПЧ (23 октября)

Эта чистка[xxxv] демонстрирует иноприродность для любых государственных правозащитных структур присутствия в них людей, которые публично ставят под сомнение законность политических репрессий, осуществляемых именем закона.  Отныне в таких структурах возбраняется говорить как  о неправовых основаниях самой российской законности, позволяющих мне  именовать  охраняемый ею социальный порядок «диктатурой закона», так  и о полицейско-судебном обогащении юридического смысла  этой диктатуры,  подводящем под законность  противозаконные аресты и приговоры. И руководителям таких структур дано понять, что  они отвечают за поведение тех, кем руководят,  а если вольно либо невольно допускают поведение нежелательное, то тем самым расписываются в своей профнепригодности.  Кто-то называет это убиением системного либерализма («сислибства»).  Да нет, почему же. Не убиение, а уточнение допустимых границ.  Если знаешь свой шесток, то можно быть и «сислибом». Это не только не возбраняется, но и поощряется.

О полушаге к государству-партии (24 октября)

В руководстве «Единой России» в очередной раз решили, что ей пора возвращать общественный авторитет и общественное доверие. Для  этого, по мнению ее лидера Д.Медведева,   надо:

1. Прекратить стыдиться принадлежности к партии, выдавая себя на выборах самовыдвиженцами, от чего для нее больше худа, чем добра.
2. Губернаторы должны возглавить региональные отделения партии, т.е. вернуться к практике, которую в свое время «Единая Россия» посчитала целесообразным упразднить.
3. Государственных служащие, позволяющие себе «неоднозначные» высказывания и поступки, должны считаться утратившими доверие партии и наказываться не только по партийной линии, но и увольняться со своих должностей[xxxvi].

Первое впечатление такое, что наблюдаем  робкие полшага к сращиванию партийного аппарата с государственным.  Вспомнилось даже про  «ум, честь и совесть нашей эпохи».   И про  сакрализацию партбилета.  Память диктует угол зрения, ничего с этим не поделаешь.

Конечно, без коммунистического  целеполагания  и при невозможности нового тотального огосударствления продвигаться в этом направлении будет  не просто, и очень уж далеко продвинуться не получится.  Так что система с «руководящим и направляющим» партийным ядром уже не возродится. Да и вождь в такой системе не может быть, как сейчас, беспартийным и надпартийным, а превращаться в партийного ему нет надобности.  Но сочленение вождизма  с  управляемым парламентаризмом  и управляемыми выборами ради сохранения контроля над этим парламентаризмом  и этими выборами понуждает, похоже,  искать будущее с оглядкой на прошлого партийно-государственного кентавра.

О «приводных ремнях» (2 ноября)

Объявлено, что российскому гражданскому обществу предстоит законодательно оформленный переход «от контроля к участию» (в принятии государственных решений)[xxxvii]. То есть, переход на более высокую стадию развития.  Не объявлено, но, похоже, признано, что застревание на предыдущей стадии отныне предосудительно. Поэтому, наверное, очистили от недоразвитых СПЧ, а организацию Льва Пономарева «За права человека» и просто ликвидировали. Вспомнил, что была когда-то концепция «приводных ремней». Профсоюзы, комсомол, пионерия, творческие союзы и еще очень многие «приводные ремни» от партии и правительства  к разным группам населения. Согласно той концепции, это позволяло привлекать широкие народные массы к участию в управлении государством. Теперь это будет именоваться гражданским обществом.

О поощряемом бесчестии (11 ноября)

Помимо прочего,  особенность современного российского государства, как и советского, еще и в том, что оно в состоянии  погружать служилых людей с этическими убеждениями, будь-то чиновники, следователи, судьи, профессора государственных вузов,  школьные учителя или деятели культуры, в ситуации выбора между честью и бесчестием, поощряя бесчестие.

О знаках времени (19 ноября) 

Машина возле магазина. Разверзается асфальт, машина под землей, два человека сварены живьем[xxxviii]. Это в Пензе. Фантаны кипятка из разорвавшихся труб губят людей в Петербурге[xxxix]. Скоро два года, как в стране взят курс на  технологический прорыв.

О  пополнении в полку надзирателей (24 ноября)

Впору посочувствовать российской бюрократии. Ее бросили в исторический прорыв с обещанием тотально контролировать ее соответствие новым вызовам и задачам. Контролировать обязались  все – президент, премьер, вице-премьеры,  Государственная Дума, Совет Федерации, Счетная палата, Генеральная прокуратура, к этому призван и Народный фронт. А вчера Путин на съезде «Единой России»[xl] сказал, что того же ждет и от нее.  Счел нужным напомнить, что она хоть и правящая партия, но только «отчасти», и от чиновников, которые правящие не отчасти, не должна чувствовать себя в полной зависимости, какие бы должности те ни занимали, а должна «терзать»  и «трясти» их, если наблюдает с их стороны нерадивость и дефицит  служебного рвения.

Тем самым президент ответил и на запрос, идущий из самой «Единой России», которая первой объявила о том, что начинает подготовку к думским выборам и победе на них.  Дабы сбои и встряски,  вроде московских протестов, исключить.  Поэтому взбадривает себя мобилизационной народолюбивой риторикой и самоощущением единственно ответственной за «историческую судьбу России»[xli]. Поэтому очищает и консолидирует ряды. Поэтому объявляет впредь недопустимым стесняться принадлежности к партии  и имитировать самовыдвижения. Поэтому  хочет одновременно  и идентифицировать себя  с бюрократией в регионах,  где губернаторы электорально  успешны  (в тринадцати из них региональные руководители возглавили недавно и местные отделения «Единой России»),  и дистанцироваться от нее, иметь возможность предъявлять от нее независимость. И даже защищать от  нее права человека, для чего в партии создается специальная структура.  Надо полагать,  защитят еще надежнее, чем омбудсмены, Общественная палата  и соответствующий Совет при президенте.

Президент против такого перехватывания оппозиционной политической повестки не возражает, он ее поощряет, понимая, что  настроения в обществе не очень благоприятные, а выборы надо выигрывать, для чего с настроениями этими надо считаться. Но  на всякий случай от чрезмерных амбиций относительно  превращения в «руководящую и направляющую» предостерегает: «Статус правящей партии, партии власти заключается не в том, чтобы править, а в том, чтобы служить, служить народу».  А что значит «служить народу», решают там, где решают, и те, кому решать надлежит.

Но  все же интересно, что происходит и будет происходить на разных уровнях и в разных сегментах бюрократии, поставленной под надзор многочисленных  и конкурирующих друг с другом контролеров. О каких-то ее успехах в осуществлении обещанного прорыва пока не слышно, больше сигналов о неуспехах, но  и  стона чиновников  под прессом надзора тоже не раздается.  Такой тотальный надзор  может мобилизовать и дисциплинировать, но может и дезорганизовать.  И еще может вписаться в сложившуюся управленческую систему, никого не мобилизуя и ничто не дезорганизуя, как народный контроль в систему позднесоветскую.  Но она, как помним, была ориентирована на самовыживание, а не на прорывы.

О  том, что может и не может быть потом (28 ноября)

Прочитал у Дмитрия Запольского о предприимчивых людях, разбогатевших в последние два десятилетия посредством взаимовыгодных сделок с чиновниками, силовиками и криминальными авторитетами.  Всем им наличный порядок путинизма не нравится, все они зависимостью от госмашины тяготятся и хотят ее либерализации, а кто-то и считает себя либералом[xlii]. Не понятно только, что имеют в виду – свободу бизнеса  от  власти  ради подчинения ее  власти собственной   или свободу, ограниченную  для всех безличной правовой нормой.  В слабом и рыхлом обществе с неразвитым правосознанием альтернативой социальному порядку, выстроенному по формуле «власть-деньги-власть», как в современной России,  может быть порядок в  соответствии с формулой «деньги-власть-деньги», как,  например, в постсоветской Украине.  А  вот может ли быть в таком обществе альтернатива самой этой дилемме, и кто в состоянии стать ее субъектом, — вопрос, заслуживающий внимания и обсуждения. Но он внимания не привлекает и обсуждений не вызывает.

От прорыва к перенастройке (30 декабря) 

Год начинался, как стартовый в осуществлении объявленного президентом прорыва в технологической модернизации и на всех направлениях, имеющих отношение к повседневной жизни людей. Год кончается констатацией президента, что перемен к лучшему население пока не ощутило, но впредь ощутить должно[xliii], а также вытеснением «прорыва» из официального языка.  Ни на  многочасовой пресс-конференции Путина это слово не произнеслось, ни на заседании Совета по стратегическому планированию и нацпроектом, где под его председательством подводились итоги уходящего 2019-го.  Что дальше? Дальше будет год новый, в котором предписывается продолжить перенастройку государственной машины, перевод ее в проектный режим работы[xliv],  при котором главой государства обозначаются  конкретные стратегические цели развития, потом разверстываются в конкретные задания конкретным исполнителям в центре и на местах  с соответствующим финансовым обеспечением и сопутствующим многоуровневым контролем. Признано, что перенастройки  пока не случилось, но впредь она не случиться не может.  Так  что предстоящий год, с которым всех друзей заранее поздравляю, пройдет, не исключено, под знаком этой  перенастройки, на возможность которой будет тестироваться госмашина, тест на возможность прорыва без перенастройки в уходящем году не выдержавшая.

Время и лица

О Владимире Глотове (16 января)

Умер мой друг Володя Глотов. Прошел через комсомольскую стройку, возненавидел советскую бюрократическую машинерию, в своих литературно блистательных журналистских текстах пытался, как мало кто, прорваться через ее охранные флажки и, в чем был уникален, противодействовал этой машинерии на локальных участках, апеллируя к ее писанным и ею попираемым нормам. Не помню случая, чтобы она перед его напором устояла. И еще в его натуре, доведшей его до Лубянки, гражданское протестантство органично сочеталось с вкусом к частной семейной жизни, ее обустройству и воспитанию сыновей. Таким его буду помнить.

О новом сочинении г-на Суркова (11 февраля)

Не раз приходилось писать о том, что государство российское изначально возводилось, а потом по-разному воспроизводилось на трех опорах, каковые царь либо вождь, армия и тюрьма. А все остальное – земские соборы, госдумы, советы депутатов  и прочее – сменные политические украшения. Это описание почему-то воспринималось, как критика. Теперь, после обнародования текста г-на Суркова[xlv], восприятие, надеюсь, изменится.

Он написал почти то же самое в жанре оды. Добавив, что такое государство  для России естественно, ибо производно от «глубинного народа». А так как народ – это надолго, если не навсегда, то и государство в его новейшей путинской модели надолго, если не навсегда. И еще добавив, что модель эта не маргинальна, что она станет (и уже становится) образцом для всех. Имея, возможно, в виду, но об этом не сказав, ее чрезвычайную материальную притягательность для тех, кто допущен к обслуживанию ее несущих конструкций.

Осталось подождать, что будет говорить теперь сам Путин. До того он уверял мир, что Россия, им управляемая, не только демократическая страна в ряду других, но и одна из самых демократических  в мире. Из сочинения г-на Суркова следует, что это слова, серьезного внимания не заслуживающие, что иных краеугольных камней,  кроме всевластного верховного правителя и подчиненной ему военно-полицейской машины, в государстве российском искать не следует.

О Евгении Ихлове (6 июня)

Его не с кем сравнивать, и ему невозможно подражать.  Никто не писал и не сможет писать так, чтобы в одном небольшом тексте соседствовали века и тысячелетия разных стран с политической злобой дня. Он смотрел на то, что сейчас, через то, что было, на современность через историю. Мировая история, которую хорошо знал и оригинально концептуализировал, позволяла ему удерживать убежденность в том, что его страна может быть и будет иной, чем была и есть, и  служила опорой для критики не только власти, в которой был редкостно бесстрашен, но и оппозиции – никто не писал о ней больше и детальнее, чем он, никто так жестко не полемизировал с ее политическими и интеллектуальными лидерами.  И еще придумал и проводил опросы своих сетевых друзей о предпочитаемых ими вариантах будущей государственности и маршрутах, к ней ведущих, в которых соглашались участвовать сотни людей. Хотел понять, к чему готов и к чему не готов интеллектуально продвинутый сегмент общества, и чего можно ждать от него в пору перемен, в пришествии которой не сомневался. Он писал много, по несколько текстов в день, и я ему как-то признался, что это больше, чем могу прочитать.  А сейчас, когда его не стало, испытываю, как и многие, желание видеть наиболее интересные  его сочинения собранными и изданными. Во времена глубокого кризиса политической мысли очень важен опыт  его преодоления хотя бы в качестве сознательной установки. У Ихлова эта редкая в наши дни установка представлена уникально выразительно.

О либерализме, Петре Первом и народном большинстве (28 июня)

Бодро обсуждается изреченное российским президентом про либерализм, им похороненный по причине его нежизнеспособности, для большинства людей неприемлемости и склонности себя этому большинству бесцеремонно навязывать[xlvi]. А на любовь президента к Петру I, почитаемому больше всех правителей[xlvii], не обратил, кажется, внимания никто. И интервьюер не полюбопытствовал, чем люб его кремлевскому собеседнику Петр, чем он и в ХХI веке обаятелен и поучителен. Тем, что, не в пример либералам, выражал интересы, ценности и волю народного большинства?

 О том, что сказалось словами Шойгу (23 сентября)

Многие вчера отвели душу, иронически комментируя слова министра обороны Шойгу о том, что Запад мог подчинить Россию, если бы не расширял НАТО и не претендовал на влияние на постсоветском пространстве и внутри РФ[xlviii]. Ну да, непривычно слышать такое от российских официальных лиц. Но что сказал Шойгу? Или что сказалось в его словах, если сказать не хотел? В них сказалось, во-первых, представление о том, что интеграция в западное цивилизационное пространство было бы для России губительным. В них сказалось, во-вторых, что без ощущений внешней военной угрозы и утраты геополитического влияния российская альтернативная цивилизация нежизнеспособна, что только  ответами на такие вызовы она может компенсировать  социально-экономическую неконкурентоспособность и сохранять международный статус.  Поэтому не плохо, а очень даже хорошо, что Запад в отношении России повел себя не так, как в отношении стран Восточной Европы и Балтии, соблазненных «поработившими» их западными правилами игры, ибо тем самым помог ей избежать их судьбы и остаться собой, т.е. суверенитетом своим не поступаясь. Министра обороны не спросили, насколько реальны для ядерной державы угрозы, на которые ему и его министерству поручено отвечать. И о том, почему такой способ утверждения себя в мире не помог сохраниться Советскому Союзу, не спросили тоже.

Сергей  Караганов об «оплоте мира» (4 октября) 

Прочитал у С.Караганова, работающего деканом факультета мировой экономики и мировой политики в Высшей школе экономики, что у России есть глобальная миссия. Которая может и должна воодушевляться  «идеей того, что Россия является главным оплотом мира и стратегической безопасности». И еще сказал, что в мирное время при демократии нет и не может быть сильных политических лидеров, ибо «в отсутствие войны демократия всегда выбирает худших»[xlix]. Понял так, что «оплот мира» силен своим политическим лидерством не только потому, что демократией не соблазняется, но и потому, что осуществлением своей миротворческой миссии может обессиливать демократию там, где за нее еще держатся. Не мог не вспомнить, что президент Рейган, например, появился, во-первых, в ответ на амбиции «оплота мира во всем мире», а во-вторых, как ответ демократии. Наверное, на здешнем нынешнем слепяще ярком фоне и такие, как он, воспринимаются бледноватыми.

Сергей Лавров о вседозволенности и добре (4 ноября)

Чтобы не забыть: «На Западе очень любят говорить о ценностях. Под этими ценностями они – неолибералы и прочие – подразумевают вседозволенность, по большому счету…У нас ценности, наверное, впитанные еще с молоком матери и завещанные нашими предками. Это ценности суверенитета, но еще, я бы сказал, добра и справедливости, правды» (министр иностранных дел РФ С.Лавров, 1 ноября 2019 г.)[l]

О декане Третьякове и новаторстве в университетском обучении журналистике (10 ноября)

Оказывается, постправде уже учат будущих журналистов, рассматривая овладение ею, как один из показателей профессиональной годности. Декан Высшей школы телевидения МГУ В.Третьяков: «…Я преподаю по своему учебнику, одна из главных лекций которого называется “правда, ложь, обман и умолчание в журналистике”. Все эти методы приходится использовать в нашей профессии, чтобы противостоять лжи наших информационных противников»[li].  Потому что, поясняет автор,  информационная война, а в ней – как на войне.  В ней не может быть журналистики, которая не пропаганда. В ней, если хочешь победить, а не капитулировать, допустимы любые средства.

Кажется, понемногу продвигаюсь в понимании своеобразия переживаемого периода российской истории в его соотнесенности с историей предшествующей. Одной из ее особенностей, наиболее выразительно проявившейся в советскую эпоху, была милитаризация повседневности, т.е. перенесение способов управления армией  на управление государством и обществом не только в военное, но и в мирное время, уподоблявшееся военному. Соответственно, публичная ложь, как оружие войны, не только допускалась, но и поощрялась. Однако она при этом именовалась правдой и по инерции именуется до сих пор. А теперь это лукавство – по крайней мере, в обучении профессии журналиста — предлагается отбросить и в МГУ уже отбрасывается.

Традиция  военизации социума, на которой созидалась и воспроизводилась российская идентичность, возрождается и модифицируется, как ответ на современные вызовы. Использовать для догоняющей мобилизационной модернизации традицию эту уже невозможно, но для выживания постсоветской политической системы и поддержания общественной стабильности она считается пригодной.  А  так как и в данном отношении у нее обнаруживаются слабости, то появляются и рецепты ее обновления. Можно сказать, что традицию лжи предлагается очистить  от лжи относительно ее праведности посредством ее легализации  как лжи. Война же, а на войне хорошо все, что ради победы. Иного морального кодекса в журналистской профессии быть не может.

Новаторский опыт декана Третьякова всеобщего распространения пока не получил, и он сетует, что образование журналистов от времени отстает.  Наверное, в высоких кабинетах  не готовы еще официально санкционировать  университетское обучение методикам публичного обмана и предписывать его целесообразность, наряду с правдой и умолчанием. Но и эксперименту в МГУ, насколько понимаю, не мешают.

Еще о военизации журналистики (15 ноября)

Виталий Третьяков резко ответил[lii]  на мою заметку, навеянную его высказыванием о том, что в современной журналистике целесообразно использовать правду, ложь, обман и умолчание. Вижу в этой отповеди выразительную иллюстрацию  синтеза  этих четырех методов  в авторском исполнении.  А вот почему для противостояния лжи потребна ложь встречная либо упреждающая, на чем продолжает настаивать Виталий Товиевич, и в чем ее целительность, так и не понял.

О цапцарапии как понятии (21 ноября)

Мучаемся с языком, ищем слова для описания наличного состояния в его отличиях от состояний своих прошлых и нынешних чужих.  То  тоталитаризмом обзываем, то авторитаризмом, то гибридностью, то еще как,  но чувствуем, что приблизительно это все, что вываливается реальность из этих слов, оставаясь не поименованной в своей новизне и ни на что непохожести.  А тут вот президент высказался  насчет полезности стратегии «цап-царап» в овладении американскими технологиями, оговорившись, что пошутил[liii]. Замечательная, мне кажется, находка, заполняющая языковую пустоту. Годится для описания мотиваций и действий как в отношениях с другими странами, так и в отношениях внутренних. И во всех частях речи звучит  неплохо  – цапцарапность, цапцарапник, цапцарапный, цапцарапить, цапцарапно.  Шутка? Ну и что, что шутка? Содержательная же, с богатым смыслом.

О европейских ценностях и жизни по понятиям (26 ноября)

Андрей  Кончаловский продолжает размышлять о России, Европе и себе:

— Европейская культура отказывается от своих традиций, а Россия, в силу своей отсталости, их придерживается.

— Я по закону жить не умею, я предпочитаю жить по понятиям[liv].

Модельный он человек, Андрей Сергеевич.  И норму публичного говорения о России и ее культуре открыто предъявляет, обнаруживая в отставании превосходство, и норму поведения, этой культурой предписываемую, но не афишируемую и даже порицаемую, бесстрашно объявляет  своей.

 

Ментальности альтернативной цивилизации

О мечтах антипутинистов (9 февраля)

Люди мечтательно обживаются в постпутинских временах. Кто-то надеется на поступательный ход истории, кто-то на свою движущую роль в ней. А я наблюдаю за тем, что в Америке, где персоналистское начало в политике противоборствует со сложившимся институционально-правовым, и думаю о том, что может блокировать персоналистские амбиции там, где институциональное не успело родиться даже в виде консенсусного элитарного, не говоря уже о массовом, на него запроса. С какой руководящей мыслью обживается постпутинское светлое будущее?

О песнях в храмах (26 февраля)

Уже и старую стебную песню бардовскую   о  российских летчиках и подводниках, припеваючи превращающих Америку в ядерный пепел, хоровые коллективы стали  распевать в храмах[lv], преобразуя стебное в патриотически-духовное. Дабы  в День защитника отечества именно так его – и отечество, и защитника – нетривиально восславить. И дабы не  только заокеанским военным соперникам, но и собственному народонаселению помочь  усвоить, что повторения пройденного при  Горбачеве больше не будет. Что американскими ракетами в Европе с пяти-десятиминутным подлетом до Москвы Россию теперь не запугаешь, ибо  ее ракеты теперь достанут Вашингтон  столь же незамедлительно. Тем самым и миру, и стране сообщается и о том, что никаких новых перестроек не предвидится по причине их ненужности. Предвидится только то, что есть, потому что лучше быть не может. Ни в смысле державного всемогущества, воспетого уже не только политиками, но и статусным хором, ни в смысле возможностей прорывов к еще более лучшему, о чем песни пока не сложены.  Эпатажные воспевания всемогущества публике нравятся, она долго и громко стоя им аплодирует, а насчет обещанного прорыва, в который народ на этот раз не зовут, он, народ, пока помалкивает и ждет, что получится. А может, и не ждет. Социологи его об этом почему-то не спрашивают.

Еще о песнях в храмах (27 февраля)

Руководитель Санкт-Петербургского хора объяснил, а российское телевидение его объяснение показало, сопроводив долгими одобрительными комментариями, что исполнение  в Исакиевском соборе песни о ядерной бомбардировке Америки было шуткой[lvi]. Некоторые коллеги, кстати, и мне вчера об этом писали. А я не мог взять в толк: если шутка, то что и кто вышучивается? Коллеги с ответом почему-то затруднялись.  Теперь, после заявления дирижера, думаю о том же. Точнее, о том, что восприятие смысла действия определяется его местом и образом действующего. Одно дело советские барды, поющие друзьям в квартирах, и несколько иное – хор в храме или государственном музее, вписанный в официальный контекст и исполняющий ту же песню. Место и ранг исполнителей осерьезнивают стеб, диктуя восприятие сарказма как гимна.  А дирижер может уверять публику, что он и его хор пошутили, хотя и не разобрались еще, над кем и над чем. А если и когда разберутся, может, и с нами поделятся.

Об  украинстве по-московски (2 мая)

Пришел на страницу человек (Владимир Гай) поговорить о моей вчерашней заметке. Просвещенный человек – сообщил, что Сартра  читал и Кассирера. Сказал, в частности, что Москва, вопреки моему утверждению,  никогда не выступала против украинства. Я спросил, можно ли, например, считать, украинством стремление Украины к автокефалии своей православной церкви, и как оценить отношение к этому стремлению Москвы. Коллега ответил, что, по его мнению,  нельзя. Тогда я посоветовал ему уточнить изреченную  мысль в том смысле, что Москва никогда не выступала против  его представления о том, что есть украинство, а что не есть. Он в долгу себя не оставил и порекомендовал мне признать, что занимаюсь подменой понятий. Ничего не оставалось, как поблагодарить за богатый антропологический материал.

О войне идентичностей (23 августа)

В 2014-м после «возвращения Крыма» российский интеллектуальный класс поверх идеологических идентичностей раскололся по линии «патриотизм-право». В 2019-м, реагируя на отказ оппозиционным политикам в регистрации  для участия  в  выборах в Мосгордуму и вызванные этим отказом массовые уличные акции протеста,  он размежевался по линии «право-порядок». Тоже поверх идеологических различий. Так что идеологии в РФ – не маркеры групповых идентичностей. 

О достоинстве и подлости (24 августа)[lvii]

А ведь что-то новое возникает, которое, как всегда, хорошо забытое старое. Скажем, людям, образование и воспитание которых располагает их  к этической рефлексии, навязывается понимание достоинства, как компромисса с подлостью на условиях подлости. И потому Салтыков-Щедрин, описавший такое достоинство «применительно к подлости»,  все  еще наш современник. Уже появились «примподлы», сделавшие этот компромисс личным убеждением и публично транслирующие его, как единственно разумный и нравственный эталон мышления и поведения в «непростых исторических обстоятельствах». Последователей у них, правда, не очень много, протестантов против подлости вроде бы даже больше. Но это пока. А что будет завтра, кто ж знает. Оружие подлости против достоинства – ложь  и беззаконие. Оружие достоинства против подлости – только достоинство. Бывает и по-другому, но здесь и сейчас это так.

О справедливости (25 августа)

В России много людей, которые считают высшей ценностью ее жителей справедливость или стремление к ней. Кто-то ставит ее выше свободы, кто-то выше права, кто-то выше интереса, кто-то выше всего. Даже президент полагает, что именно стремление к справедливости выделяет россиян среди других народов.

Я это сейчас не к тому, чтобы что-то оспаривать. Пусть высшая ценность, а все прочие производные и подчиненные либо не ценности. Меня интересует, каким смыслом эта высшая ценность, она же высший критерий оценки всех помыслов и деяний, наполнена. Как, например, соотносятся с ней события – все и каждое, начиная с отказа в регистрации отдельным претендентам на депутатские мандаты в Москве?

Все это – и по отдельности, и вместе – в унисон с высшей ценностью или поперек нее? Если в унисон, то потому ли, что любые запретительные действия административных и правоохранительных инстанций, так или иначе  касающиеся политики, справедливы и иными не могут быть? А если поперек,  и если подавляющее большинство взрослых жителей страны это не коробит, то… то чья же это высшая ценность?

О двух постправдах (16 сентября)

Постправда – она, конечно, везде постправда.  Но есть нюансы. В одном случае она может проявляться, например, в каждодневных обличительных твиттер-посланиях  главы государства, оставаясь без репрессивных последствий для обличаемых.  В другом – поэтапно добраться  от лживой  словесности  до заключения в тюрьму гуляющего горожанина за нападение на него стражей порядка, объявленного этими стражами напавшим на них.  Общественно попустительствуемая постправда – это везде вызов культуре и цивилизации. Но есть разница между постправдой в свободе и постправдой в несвободе.  Первая  предположительно может быть изжита, а излечима ли вторая – большой вопрос.

О кризисе интонаций (25 октября)

Заметил, что считающие себя консерваторами обычно пишут о подлежащих устранению пороках системы серьезно, а считающие себя прогрессистами очень часто дистанцируются от порочного иронией либо насмешкой. Странно как-то. Вроде бы и всерьез несерьезно, и совсем даже не смешно. Кризис политической мысли проявляется и в кризисе интонаций. И себя то и дело ловлю на этом. 

[i] Исторические уроки: сталинское преследование «космополитов» // Liberal.ru. 2019, 16 апреля (http://www.liberal.ru/articles/7351)

[ii] В Генштабе заявили о разработке в США стратегии «Троянского коня» // Риа Новости. 2019, 2 марта (https://ria.ru/20190302/1551498141.html)

[iii] В Донецке более 10 тыс. человек вышли на митинг в честь годовщины ДНР // Интерфакс. 2019, 7 апреля (https://www.interfax.ru/world/657332)

[iv] Первый тур президентских выборов в Украине, состоявшийся 31 марта 2019 г. , победителя не выявил. Во второй тур прошли В.Зеленский (30, 24% голосов) и П.Порошенко (15, 95%).

[v] Песков прокомментировал слова Зеленского о готовности встретиться с Путиным // РИА НОВОСТИ. 2019, 8 апреля (https://ria.ru/20190408/1552477905.html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop)

[vi] Во втором туре президентских выборов в Украине с большим преимуществом победил В.Зеленский – 73, 23% голосов против 24, 46% у П.Порошенко.

[vii]Заседание Совета Безопасности ООН // Youtube. 2019, 25 апреля (https://www.youtube.com/watch?v=tissOLptIT4)

[viii]Указ об определении в гуманитарных целях категорий лиц, имеющих право обратиться с заявлением о приеме в гражданство России в упрощенном порядке // Президент России. 2019, 24 апреля (http://kremlin.ru/acts/news/60358)

[ix] В обращении к Путину Зеленский жестко и хлестко отреагировал на указ российского президента о предоставлении жителям Донбасса российского гражданства, заявив, в частности, что Украина будет выдавать свои паспорта россиянам. См.: Зеленский красиво поставил  Путина на место  // Znaj.ua. 2019, 28 апреля (https://znaj.ua/ru/politics/229333-zelenskiy-krasivo-postaviv-putina-na-misce-vsim-dovedetsya-vidpovisti-pered-nim). Российский президент ответил на следующий день. См.: Путин ответил на слова Зеленского о паспортах для россиян // Риа Новости. 2019, 29 апреля (https://ria.ru/20190429/1553165543.html)

[x] Подписан Указ об отдельных категориях иностранных граждан и лиц без гражданства, имеющих право обратиться с заявлением о приеме в гражданство Российской Федерации в упрощенном порядке // Президент России. 2019, 1 мая (http://www.kremlin.ru/acts/news/60429)

[xi] Внеочередные парламентские выборы, состоявшиеся в Украине 21 июля 2019 г. выиграла партия В.Зеленского «Слуга народа», получившая 43, 16% голосов. Это принесло ей большинство в Верховной Раде (254 депутатских места) и позволило сформировать однопартийное правительство.

[xii] Алексей Чеснаков: подписание Киевом «формулы Штайнмайера» — не повод для восторгов // ТАСС. 2019, 7 октября (https://tass.ru/interviews/6969919?fbclid=IwAR0FEa9IyQ01tGGdo14xZ7YY9lHSjJCblmOEoaP4I0SmTuoIlJWAxJg_SuY)

[xiii] Президент России ответил на вопросы российских журналистов // Президент России. 2019, 14 ноября (http://www.kremlin.ru/events/president/news/62047)

[xiv] На следующий день дата встречи «нормандской четверки» была Россией подтверждена, и 9 декабря она в Париже состоялась. В совместно коммюнике ее участники выразили заинтересованность  в том, чтобы «все правовые аспекты особого порядка местного самоуправления – особого статуса отдельных районов Донецкой и Луганской областей» согласовывались в «нормандском формате» и трехсторонней контактной группе и признали необходимым «интегрировать “формулу Штайнмайера” в украинское законодательство».  См.: Совместно согласованные итоги Парижского саммита «Нормандского формата» // Президент России. 2019, 9 декабря (http://www.kremlin.ru/supplement/5465). 12 декабря украинский парламент продлил действие закона об «особом статусе»  еще на год в прежней редакции.

[xv] Большая пресс-конференция Владимира Путина // Президент России. 2019, 19 декабря (http://www.kremlin.ru/events/president/news/62366)

[xvi] Медведев: Чиновники на местах будут нести персональную ответственность за реализацию нацпроектов // Единая Россия. Официальный сайт партии. 2019, 14 февраля (https://er.ru/news/177466/)

[xvii] Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. 2019, 20 февраля (http://www.kremlin.ru/events/president/news/59863)

[xviii] Володин прервал выступление Орешкина в Госдуме // Интерфакс, 2019, 6 марта (https://www.interfax.ru/russia/653201?fbclid=IwAR33KM2Fjnq4_dVWHc2_sZTJX_SVF92WP7ZXodKfjUH3ORilwjy7fDPEh8E)

[xix] Заседание коллегии Генпрокуратуры России // Президент России. 2019, 19 марта (http://kremlin.ru/events/president/news/60100)

[xx] Заседание Совета законодателей РФ при Федеральном Собрании // YouTube. 2019, 24 апреля (https://www.youtube.com/watch?v=IMAZAxfBm3E)

[xxi] Заседание Совета по стратегическому развитию и национальным проектам // Президент России. 2019, 8 мая (http://www.kremlin.ru/events/president/news/60485)

[xxii] Летом 2019 г. оппозиционным политикам отказали в регистрации для участия в выборах в Московскую городскую думу под предлогом недостоверности собранных ими подписей в свою поддержку (5000 подписей требуется по закону)  или ошибок в их документировании. При этом все требования о проведении независимой экспертизы отвергались, а люди, готовые лично подтвердить свои подписи в избирательных комиссиях, не выслушивались. Были отклонены и требования проверить подписи у кандидатов от «Единой России», ни у кого из которых проблем с регистрацией не возникло. Многие москвичи восприняли действия избиркомов, как ущемление своего права на политическое представительство, и ответили на эти действия массовыми протестными акциями.

[xxiii] Все кандидаты в Мосгордуму от «Единой России» участвовали в избирательной компании, как самовыдвиженцы.

[xxiv] Цит по: Памфилова допустила вынесение вотума недоверия главе Мосгоризбиркома // Коммерсант. 2019, 7 августа (https://www.interfax.ru/russia/671934)

[xxv] Чемезов прокомментировал акции протеста в Москве // RBC. 2019, 29 августа (https://www.rbc.ru/politics/19/08/2019/5d5a4ba89a794795cedd9bbf)

[xxvi] Макрон по-русски написал о России // Известия. 2019, 20 августа (https://iz.ru/912132/2019-08-20/makron-po-russki-napisal-o-rossii?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop)

[xxvii] На выборах в Московскую городскую думу, состоявшихся 8 сентября 20119 г., кандидаты, поддержанные А.Навальным, победили в 20 округах из 45. На предыдущих выборах в Мосгордуму (2014 г.) «Единая Россия»  уступила только 5 мандатов.

[xxviii] Минэкономразвития ухудшило показатели макропрогноза по России // ТАСС. 2019, 27 августа (https://tass.ru/ekonomika/6802098)

[xxix] Медведев допустил корректировку роста экономики из-за «войны» США и Китая // RBC.ru. 2019, 11 сентября (https://www.rbc.ru/economics/11/09/2019/5d78d5819a7947a9101c83a6?fbclid=IwAR0HeYwvOZYj_m0nGnmE7fVO-PSxiQYdeOzG6GoBCo_mxUzn9S4MNKnPPt0)

[xxx] Заложенных на нацпроекты ресурсов недостаточно для прорыва, считает Кудрин // РИА. Новости. 2019, 12 сентября (https://ria.ru/20190912/1558629230.html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2Fnews&fbclid=IwAR0U2g_EZfuahFqVs5u-kaZyCKhQiYt8TqMwcoZW-ySKe3wWDLSkra0tO48)

[xxxi] Минфин призвал бросить сбережения бизнеса на ускорение экономики // Finanz.ru. 2019. 12  сентября (https://www.finanz.ru/novosti/aktsii/minfin-prizval-brosit-sberezheniya-biznesa-na-uskorenie-ekonomiki-1028520606?fbclid=iwar3j5lzysrb8-fib6lymgrbneia_ewbm27kge20gij-uwqhb9bbgi5yzfl8); Московский финансовый форум. Дмитрий Медведев выступил на пленарном заседании форума «Российская экономика: возможности для опережающего развития» // Правительство России. 2019, 12 сентября (http://government.ru/news/37852/)

[xxxii] Кудрин: нацпроекты никак не повысят экономический рост – это ложный путь // Youtube. 2019, 12 сентября (https://yandex.ru/search/?text=%D0%BA%D1%83%D0%B4%D1%80%D0%B8%D0%BD%20%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D0%BB%20%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%80%D1%8B%D0%B2%D0%B0%20%D0%BD%D0%B5%20%D0%B1%D1%83%D0%B4%D0%B5%D1%82%20youtube&lr=213)

[xxxiii] Московский актер Павел Устинов был приговорен судом к 3,5 годам заключения за участие в несогласованной акции протеста и нападение на сотрудника Росгвардии. При этом суд отказал адвокату подсудимого в приобщении к делу видеоролика, на котором видно, что Устинов не только не нападал на задержавшего его сотрудника Росгвардии, но  и вообще не участвовал в акции. Дело вызвало широкий общественный резонанс, в защиту Устинова выступили актеры, режиссеры, журналисты, учителя, врачи, священники, политики. После чего апелляционный суд, не решившись признать Устинова не виновным, приговорил его  к одному году лишения свободы условно.

[xxxiv] Путин заявил, что не имеет ничего против либерализма // Газета.ru. 2019, 11 ок4тября (https://www.gazeta.ru/politics/news/2019/10/11/n_13566764.shtml?fbclid=IwAR04gXPYQQ1XQmFh4CVuVe_LGnBCJ0TVD2uXMc6CNTUyzmEIirV3NstOYGw)

[xxxv] 21 октября 2019 г. Указом президента России В.Путина из состава Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека были исключены несколько человек, защищавших права протестующих москвичей летом 2019 г. Из состава Совета был выведен и его председатель М.Федотов, а новым главой СПЧ  назначен В.Фадеев.

[xxxvi] Медведев призвал прекратить самовыдвижение кандидатов «Единой России» // Коммерсант. 2019, 24 октября (https://www.kommersant.ru/doc/4135297); Медведев одобрил инициативу ряда глав регионов возглавить реготделения «Единой России» // Единая Россия. Официальный сайт. 2019, 24 октября (https://er.ru/news/186848/); Медведев предложил увольнять всех чиновников, потерявших доверие «Единой России» // Znak. 2019, 24 октября (https://www.znak.com/2019-10-24/medvedev_predlozhil_uvolnyat_vseh_chinovnikov_poteryavshih_doverie_edinoy_rossii)

[xxxvii] «Лучшая форма общественного контроля – это участие общества в подготовке решений» — Валерий Фадеев // Youtube. 2019, 31 октября  (https://www.youtube.com/watch?v=s272qeZePeg)

[xxxviii] Асфальт разошелся под «Ладой» в Пензе. Мужчин, как говорят, придавило их машиной и залило кипятком // Фантанка.ру. 20ё9, 19 ноября (https://www.fontanka.ru/2019/11/19/076/)

[xxxix] Там же.

[xl] Съезд партии «Единая Россия». Владимир Путин выступил на пленарном заседании ХIХ съезда  Всероссийской политической партии «Единая Россия» // Президент России. 2019, 23 ноября (http://www.kremlin.ru/events/president/news/62105)

[xli] Медведев выступил на ХIХ Съезде партии «Единая Россия» // Единая Россия. Официальный сайт партии. 2019, 23 ноября (https://er.ru/news/187831/)

[xlii] Запольский Д. Притча о причте (из новой книги «Кремлевская кухня») // Фейсбук. 2019, 22 ноября (https://www.facebook.com/DmitryZapolskiy/posts/2143212785988046)

[xliii] Заседание Совета по стратегическому развитию и нацпроектам // Президент России. 2019, 25 декабря (http://www.kremlin.ru/events/president/news/62411)

[xliv] Там же.

[xlv] Сурков В. Долгое государство Путина // Независимая газета. 2019, 11 февраля (http://www.ng.ru/ideas/2019-02-11/5_7503_surkov.html)

[xlvi] Интервью газете The Financial Times // Президент России. 2019, 27 июня (http://kremlin.ru/events/president/transcripts/60836)

[xlvii] Там же.

[xlviii] Сергей  Шойгу рассказал, как спасали российскую армию // Московский комсомолец. 2019, 22 сентября (https://www.mk.ru/politics/2019/09/22/sergey-shoygu-rasskazal-kak-spasali-rossiyskuyu-armiyu.html)

[xlix] Караганов С. Новой миссией России может стать защита всего мира // Взгляд. 2019, 3 октября (https://vz.ru/politics/2019/10/3/1001036.html?fbclid=IwAR0jKTeD4t63ENjK-dR4LGI8okl9MWFckw1wVc4KE3GWHQGA24w8GK0OaVo)

[l] Лавров назвал российскими ценностями правду, добро и справедливость // ТАСС. 2019, 1 ноября  (https://tass.ru/politika/7073159)

[li] Информационный Сталинград. Пора переходить в контрнаступление…// Евразия.doc. 2019, 29 октября (https://eurasia.film/2019/10/informacionnyj-stalingrad-pora-perexodit-v-kontrnastuplenie/?fbclid=IwAR3N8fzMa09dDHBAqHKwwsnVQ-UywP1S1FM3XCSX7dbzc-YAgtV81wrkV_Q)

[li] Запись В.Третьякова в Фейсбуке от 13 ноября 2019 г.

[lii] Запись В.Третьякова в Фейсбуке от 13 ноября 2019 г. (https://www.facebook.com/vitaly.tretyakov/posts/2469818126449524?hc_location=ufi)

[liii] Путин назвал современные технологии добычи сланцевой нефти варварскими // РИА Новости. 2019, 20 ноября (https://ria.ru/20191120/1561166651.html)

[liv] Гость Андрей Кончаловский // Первый канал. Познер. 2019, 25 ноября (https://www.1tv.ru/shows/pozner/vypuski/gost-andrey-konchalovskiy-pozner-vypusk-ot-25-11-2019)

[lv] В Исаакиевском соборе 23 февраля спели про бомбардировку Америки // Youtube. 2019, 25 февраля (https://www.youtube.com/watch?v=5yf0jcqgA4w)

[lvi] Питерский хор объяснил, зачем спел про бомбежку США в Исаакиевском соборе // Россия 24. 2019, 26 февраля (https://www.vesti.ru/doc.html?id=3120529&fbclid=IwAR28RmAUlGln0ZAeNDeEXEkCgL8A2xravHK72nmSPqClK1SoT_cRYhqVy1Q#/video/https%3A%2F%2Fplayer.vgtrk.com%2Fiframe%2Fvideo%2Fid%2F1875429%2Fstart_zoom%2Ftrue%2FshowZoomBtn%2Ffalse%2Fsid%2Fvesti%2FisPlay%2Ftrue%2F%3Facc_video_id%3D789774)

[lvii] Написано под впечатлением публичной полемики о московских летних протестах 2019 года в либеральной среде, когда одни публиковали коллективные письма в защиту протестующих от полицейского насилия, а другие призывали лидеров протеста и авторов этих писем к диалогу с  властью, зная  о том, что та к такому диалогу не расположена.

Поделиться ссылкой: