Прозрачные стены: Московская гостиная Татьяны Щербины
Мир стал прозрачен, смартфоны, компьютеры и городские видеокамеры знают о каждом всё, секретные базы данных утекают на рынки, нет больше ни банковской тайны, ни privacy. Разоблачены все, разве что архивы доэлектронной эры остаются закрытыми, чтоб никто не ужаснулся. А нынешний мир хоть и прозрачен, но поделен на множество стеклянных перегородок, и неважно, что происходящее за стеной видимо – с одной стороны стены дверь открыть можно, а с другой – нет. И это уже не комнаты, а боксы. Одни – карательные, в других такое шумоподавление, что их голос не слышен, одни – как на ладони, а в изображении других – сплошные помехи. Бокс общественного мнения, само собой, ненавидит бокс власти, в котором – затемненные стекла: полярная ночь с сияющими коррупционными звездами, черный квадрат с отверстиями, просверленными пытливыми взглядами, но в одном эти боксы солидарны: хорошее поведение, пусть и по-разному понимаемое, сегодня приоритетно, а свободы и прозрения – вторичны. Время, максимально приближенное к «Триумфу воли» и максимально отдаленное от The Beatles. Время отсутствия ценностей, идей, азарта, опоры на серость и желания эту серость сокрушить не во имя чего-то, а потому, что надоела.
При «развитом социализме», он же «застой», запросы были конкретны: свобода выезда, предпринимательства, товарное изобилие, институт собственности и «долой КПСС». В общем, чтоб как на Западе. Постсоветская РФ эти требования удовлетворила, на первом этапе дав также свободу слова, митингов, демонстраций и предпринимательской деятельности. Расцвет либерализма был недолгим, заглох он и в государствах, бывших примером для подражания. Примеров больше нет, лидеров нет, стремиться не к чему.
Ключевое слово сегодня – сделка. Америка, так или эдак, все равно раздает моду как вайфай, повсюду, в России особенно. Это что касается «позитивной повестки». А «негативная повестка» – письма интеллигенции в пустоту, протесты vs аресты, политзаключенные, политэмигранты. Трактовки кремлевских ходов. Перевернуть шахматную доску – это одно, а изменить ее черные и белые клетки на темно-серые и светло-серые, как нынешняя зима, полоски – другое. Непонятно, как применять старые правила игры, а новых никто не объявлял, и их все время пытаются разгадать.
Поговорив с разными людьми, живущими в разных местах планеты – писателями, художниками, философами, историками, культурологами – может быть, удастся получить более ясный портрет истории периода ее конца. Конец истории настал не в фукуямовском смысле торжества либеральной демократии, а в смене классического, «вертикального», формата социальных отношений на «горизонтальный», когда глобализация рассыпается на мелкие пиксели, а пиксели эти образуют какие-то смутные пока (и тревожные) конфигурации.