Государственный антисемитизм в СССР (цикл статей)

Материалы Совета Фонда

АНТИСЕМИТИЗМ — ФАНАТИЧЕСКИЙ И ИСТОРИЧЕСКИЙ. ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ГОСУДАРСТВЕННОГО АНТИСЕМИТИЗМА В СССР

Три четверти россиян в марте 2020 посчитали советскую эпоху лучшей в истории страны. Интересно бы знать, как к этому относятся представители народов, подвергшихся насильственной депортации как раз в этот исторический период? Возможно, этническим евреям труднее определить отношение к нему, поскольку политика государственного антисемитизма в СССР всегда маскировалась и проводилась под покровом внешнего официального его осуждения. Периоды дискриминации евреев чередовались в сталинскую эпоху с периодами больших возможностей для их социальной мобильности. О природе и проявлениях сталинского антисемитизма не прекращаются научные дискуссии, но я ограничусь анализом лишь одной особенности сталинского антисемитизма как государственной политики — прагматизма этой политики, нетипичного для ксенофобии, которая как правило опирается на иррациональные эмоции. Немецкий историк Леонид Люкс отмечает, что в отличие от антисемита-фанатика Гитлера, для которого уничтожение евреев являлось абсолютным приоритетом, «Сталин был прежде всего „техником власти“. Он был способен сдерживать свою ненависть, если это обеспечивало ему сохранение деспотического господства».

Типичное меньшинство

В моей предыдущей статье, рассказывая о двух первых десятилетиях советской власти, я опирался на свою концепцию этнополитической цикличности («этнополитического маятника»), которая, на мой взгляд, объясняет перемены настроений Сталина к евреям в такой же мере, как и ко всем другим национальным меньшинствам. В 1920-е годы в СССР проводилась политика поддержки «ранее угнетенных народов», сформулированная Лениным и Сталиным. Такая политика известна в науке как affirmative action — «политика позитивных действия» в отношении меньшинств для обеспечения их реального равноправия. В советской политической практике она называлась «коренизацией» и выражалась: в продвижении представителей национальных меньшинств на руководящие посты в партии и в государстве; в создании национальных автономий; в форсированном развитии национальной (этнической) культуры. В период «большого террора» этнополитический маятник качнулся в противоположную сторону — подавления этнических меньшинств. Проиллюстрирую эти циклы двумя примерами из истории евреев в СССР.

Еврейские национальные районы и сельсоветы. В Российской империи евреи не имели права заниматься сельским хозяйством. Согласно «Временным правилам» 1882 года, действовавшим до 1917 года, евреям запрещалось не только селиться в сельской местности, но и приобретать или арендовывать недвижимое имущество и земельные угодья вне местечек и городов в черте оседлости. Скученность населения в местечках-гетто становилась ужасающей, в гражданскую войну к этому добавились эпидемии, поэтому для евреев была благом открывшаяся возможность их обустройства на селе. В 1924 году советским правительством, при финансовой помощи крупнейшей еврейской благотворительной организации «Джойнт», были организованы первые еврейские поселения-коммуны в Херсонской области, а в 1926 году в степной части Крыма, в окрестностях Кривого Рога и Запорожья. В 1927—1930 годах на этих землях были созданы еврейские национальные районы, в которых не только бытовое общение, но и делопроизводство, а также школьное обучение велись на еврейском языке идиш. В эти же годы в СССР образовались десятки других национальных районов — польских, немецких, финских, болгарских и других. Они создавались трудно, годами, а ликвидированы были в одночасье и тотально. 17 декабря 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление «О ликвидации национальных районов и сельсоветов», под предлогом того, что «многие из этих районов были созданы врагами народа с вредительскими целями».

Еврейский театр. Ненамного дольше просуществовал другой символ эпохи коренизации — Государственный еврейский театр (ГОСЕТ), первый в мировой истории театр на языке идиш, субсидировавшийся государством. Он был создан в 1919 году в Петрограде, в 1920 году переведен в Москву. Прославился ГОСЕТ в период, когда его возглавлял Соломон Михоэлс (1929−1948 годы), народный артист СССР и лауреат Сталинской премии. В 1948 году Михоэлс был убит в результате спецоперации МГБ, а через год были ликвидированы как Московский ГОСЕТ, так и все еврейские театры в СССР.

Соломон Михоэлс. Источник: teatral-online.ru

Коренизация, проводимая Сталиным, безусловно, не дает оснований для обвинения его в антисемитизме. Напротив, в эту эпоху у евреев появилась невиданные ранее возможности для самореализации, притом не только в сфере еврейской жизни. Евреи становились артистами и писателями, советскими наркомами и военачальниками, врачами, инженерами и учеными… Такой массовости и таких возможностей для социальной мобильности евреев, разумеется, никогда не было в Российской империи; не появились они и после эпохи коренизации. Репрессии 1937−1938 годы также не свидетельствовали о политике антисемитизма, поскольку они не были этнически избирательными по отношению к евреям (в отличие от репрессий конца 1940-х годов). Геннадий Костырченко в книге «Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм» полагает, что «до конца 1930-х годов никакой политики антисемитизма власть не проводила <…>, а процент среди репрессированных в процессах 1937−1938 гг. был не выше, чем среди других национальностей».

Большинство экспертов признают, что первые проявления сталинской политики антисемитизмом проявились в 1939 году.

Сталинский НЭП

В мае 1939 года, готовясь к заключению договора с гитлеровской Германией, Сталин снимает Максима Литвинова, многолетнего руководителя внешней политики СССР, с поста наркома по иностранным делам. На то были две причины: во-первых, Литвинов был противником сближения Советского Союза с Германией и сторонником противоположной стратегии — «коллективной безопасности» как коалиции СССР с западными демократиями для противодействия гитлеровской агрессии; во-вторых, он был евреем. Литвинов (урожденный Меер Валлах) уже и по своей национальности не годился для переговоров с нацистами, открыто проводившими политику фанатичного, расового антисемитизма. Место наркома занял Вячеслав Молотов, который так вспоминал об этих событиях: «В 1939 г., когда сняли Литвинова и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: „Убери из наркомата евреев“». Трудно назвать Молотова фанатичным антисемитом хотя бы потому, что он был женат на еврейке Полине Жемчужиной. Зато второй человек в Политбюро хорошо ощущал как веяния политической конъюнктуры, так и перепады настроения «Самого», поэтому чистку дипломатических рядов он начал, а спустя почти полвека оправдывал свои действия в беседе с писателем Феликсом Чуевым: «Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно, неправильно». Вернувшийся из Москвы немецкий коллега Молотова, Риббентроп, докладывал Гитлеру, что советское руководство проявило решимость покончить с «еврейским засильем».

Молотов и Риббентроп после подписания пакта о ненападении, 1939 год. Фото: Wikimedia Commons

Таким образом, пакт с Германией 1939 года потребовал от советского руководства начать кадровую чистку по этническому признаку. Поразительно, что и начавшаяся война с Германий породила, в какой-то мере, те же следствия, хотя и совсем по иной причине.

Первые месяцы войны, отступление Красной армии, дезертирство — все это подтолкнуло Верховного главнокомандующего к поиску новых идеологических скреп, взамен интернационализма, для идейной мобилизации войск и населения. К этому времени никакие идеологические ограничения не сдерживали Сталина: оппозиция из числа «ленинской гвардии», следившая за соблюдением истинного марксизма, была разгромлена, существующее Политбюро признавало в качестве святыни любые его идеи, а сам вождь был глубоко беспринципным. Единственным «божеством», признаваемым диктатором, была «революционная целесообразность», при которой цель всегда оправдывает средства. Во имя такой целесообразности вождь готов был менять свои теоретические и идейные установки. Так или иначе, в 1941 году Сталин позволил себе в очередной раз круто поменять свою риторику, используя те идеи, с которыми еще недавно сам же и боролся. Если в период коренизации Сталин провозглашал необходимость борьбы «с пережитками великодержавного шовинизма, являющегося отражением былого привилегированного положения великорусов», то с началом войны он стал опираться и на великодержавие, и на принципы иерархии народов во главе с русскими народом как «старшим братом» и «народом-организатором». Это был сталинский НЭП — Новая Этническая Политика, ориентированная на популизм в отношении к этническому большинству и на традиционалистскую риторику.

Эти перемены хорошо известны, и я лишь кратко о них напомню. 3 июля 1941 года в первом после нападения на СССР нацистской Германии публичном выступлении Сталина по радио прозвучало необычное для коммунистического лидера обращение «братья и сестры». В ноябре 1941 года Сталин с трибуны Мавзолея призвал советских людей вдохновляться не только личностью Ленина, но и «мужественным образом наших великих предков». Через два года главный воинствующий атеист восстанавливает Московскую патриархию, и для участия в избрании патриарха из лагерей освобождают многих иерархов Церкви. В мае 1945 года Сталин произносит знаменитый тост «Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Довольно скоро диктатор показал, чего стоит в действительности его показное русофильство, инициировав в 1949 года «Ленинградское дело», которое в партийных кругах называли делом «Русской партии». Ее «участники» были жестоко наказаны за, казалось бы, невинную идею — создать в РСФСР такие же республиканские органы ВКП (б), какие уже были в других республиках.

В годы войны сугубо популистское возвеличивание «государствообразующего народа» было воспринято партийной номенклатурой как сигнал для очередной этнической чистки кадров. 17 августа 1942 года начальник Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП (б) Георгий Александров направил записку в секретариат ЦК, в которой критиковал «еврейское преобладание» в некоторых учреждениях культуры, требовал провести «обширную чистку». Он писал: «В течение ряда лет во всех отраслях искусства извращалась национальная политика партии. В управлениях Комитета по делам искусств и во главе многих учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи). <…> Не случайно, что в консерваториях учащимся не прививается любовь к русской музыке, русской народной песне и большинство наших известных музыкантов и вокалистов (Ойстрах, Э. Гилельс, Флиэр, Л. Гилельс, Гинзбург, Фихтенгольц, Пантофель-Нечецкая) имеют в своем репертуаре главным образом произведения западноевропейских композиторов». Александров предлагал «провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров в ряде учреждений искусства». Историк Леонид Люкс пишет, что в ведомстве Александрова, ставшего в 1954 года министром культуры СССР, «уже в 1942 г. евреев называли „разрушителями русских культурных ценностей“, которые не могут постичь сущности русской культуры». Осенью 1944 года секретарь ЦК партии по организационным и кадровым вопросам Георгий Маленков направил партийным организациям страны директивное письмо, которое тогда прозвали «маленковским циркуляром». В нем перечислялись должности, на которые назначение людей еврейской национальности было нежелательным. Одновременно вводились ограничения и на прием евреев в вузы.

Оригинал — на сайте «МБХ-медиа».

ОТЛОЖЕННЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ

В годы войны антисемитизм служил лишь одним из многих инструментов в политике могущественного политического комбинатора. Это было секретное оружие, для «служебного пользования» партийных кадровиков и специальных служб, тогда как публично и демонстративно провозглашалась ведущая роль страны Советов в поддержке евреев, подвергавшихся геноциду со стороны нацистов. Это пропагандистское направление использовалось для укрепления коалиции СССР со своими западными союзниками.

От пакта с Гитлером — к опоре на всемирную еврейскую солидарность

В июне 1941 года Максима Литвинова возвращают в наркомат иностранных дел СССР в качестве заместителя наркома и, одновременно, посла в США. В обязанность ему вменяют дипломатическое обеспечение налаживания взаимоотношений с союзниками. Сталин и на этом направлении радикально меняет свою риторику: он перестает использовать слово «демократия» в сугубо презрительной коннотации «демократия эксплуататоров» и подчеркивает необходимость сотрудничества с демократическими государствами Запада. В знаменитом обращении к советскому народу 3 июля 1941 года Сталин говорит: «Война Советского Союза за свободу нашего отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы». Готовность советского руководства опереться на всемирную еврейскую солидарность вступала в противоречие с фундаментальной догмой «великого учителя» о принципиальной невозможности этнической солидарности у евреев. В своей главной теоретической работе «Марксизм и национальный вопрос» (1913) Сталин писал: «…о какой общности судьбы и национальной связности может быть речь, например, у грузинских, дагестанских, русских и американских евреев, совершенно оторванных друг от друга, живущих на разных территориях и говорящих на разных языках?». Но обстоятельства потребовали от вождя отступления от этого тезиса, и он легко отступил, как и во многих других случаях.

24 августа 1941 года в Москве был проведен митинг видных представителей советского еврейства, который транслировался по радио. Деятели науки и культуры обратились к «братьям-евреям во всем мире» с призывом поддержать Советский Союз в борьбе с фашизмом, и это послание было услышано, на него откликнулись видные представители еврейских организаций Америки, Великобритании и Палестины.

Соломон Михоэлс. Фото: репродукция фотохроники ТАСС

Тогда же было принято решение создать Еврейский антифашистский комитет (ЕАК) под эгидой Совинформбюро, один из руководителей которого, Соломон Лозовский, и должен был курировать ЕАК. Публичным лицом и председателем этого комитета стал Соломон Михоэлс (с сентября 1941 года). ЕАК был создан для оказания информационного воздействия на общественное мнение западных стран в целях политической и материальной поддержки СССР в войне с Германией. Так, в феврале 1943 года было организовано пропагандистское турне представителей комитета Михоэлса и Фефера по США, Мексике, Канаде и Великобритании. Повсюду им был оказан восторженный прием, а поездка, помимо идеологических дивидендов, позволила собрать 32,8 млн долларов на нужды фронта.

Время Великой Отечественной войны стало еще одним периодом высокой активизации и социальной мобильности советских евреев, разумеется, той их части, которая не оказалась на оккупированной территории и в лагерях смерти. «Маленковский циркуляр» и другие секретные распоряжения партийной власти работали, «очищая» от евреев кадры дипломатического корпуса и спецслужб (кроме внешней разведки), но в военное время почти не затронули армию и оборонку. Министром оборонной промышленности был еврей Ванников, танковой — еврей Зальцман. Евреи были директорами крупнейших военных заводов, главным конструкторами в производстве новых вооружений — самолетов, танков, реактивных минометов. Они также занимали ведущие позиции в «атомном проекте».

В это время среди евреев СССР доминировали не только советский патриотизм, но и всеобщая влюбленность в Сталина. Про пакт с Гитлером не вспоминали. Леонид Люкс пишет: «Культ Сталина для многочисленных советских евреев был делом само собой разумеющимся, естественным, о котором люди обычно не задумывались. Он отражался даже в частной корреспонденции, например во многих письмах советских евреев Эренбургу: „Я благодарна любимому Сталину, который осветил собой весь мир… Благодаря Великому Гению всего народа мы были освобождены от гитлеровских кровожадных людоедов… Мы снова на воле, и солнце правды нам снова засияет сталинскими лучами“».

В годы войны десятки евреев-офицеров стали генералами. К 1945 году, в Красной армии (вскоре переименованной в Советскую) на 501 тысячу военнослужащих еврейской национальности насчитывалось 305 евреев в звании генералов и адмиралов. Для сравнения отмечу, что в армии США на 556 тысяч солдат-евреев приходилось 23 генерала и адмирала.

После окончания войны ситуация в Советской армии стала быстро меняться. Вот один из примеров. Генерал-лейтенант Арон Карпоносов с 1942 по 1946 годы занимал должность заместителя начальника Генерального штаба, и его коллега, генерал армии Штеменко так о нем писал: «Это был настоящий генштабист — умный, очень трудолюбивый и исполнительный, вежливый, но твердый. <…> Но вот Верховный его очень не любил. Мы не раз с А. И. Антоновым слышали от Сталина нелестные отзывы о Карпоносове, хотя ему было известно, что дело свое тот ведет безукоризненно». Во время войны Сталин, не любя, терпел генерала Карпоносова, но сразу после окончания военных действий на Дальнем Востоке приказал убрать его не только из Генштаба, но и из Москвы — перевести в Поволжский округ. В угоду политической целесообразности Сталин умел сдерживать свои негативные эмоции, однако, когда обстоятельства позволяли, он с удовольствием удовлетворял свои прихоти. Вот и от Еврейского антифашистского комитета, изначально чуждого ему, и от его председателя Михоэлса диктатор избавился после войны, как от отработанного материала.

Новая-старая идея

В начале 1946 года Михаил Суслов, тогда заведующий внешнеполитическим отделом ЦК КПСС, пишет докладную записку своему куратору, секретарю ЦК Андрею Жданову о Еврейском антифашистском комитете как националистической организации («Комитет подспудно пропагандировал идею превосходства еврейской нации»), связанной с зарубежной «подрывной» организацией «Джойнт». Записка понравилась руководству, на Суслова обратили внимание и уже в следующем году произвели в секретари ЦК. Однако принятие репрессивных мер по его доносу было отложено.

Борьба с «космополитизмом» как ведущая политическая кампания в СССР 1946−1953 годов первые два года не имела публично декларируемой этнической окраски. «Космополитами» партийные лидеры называли всех инакомыслящих, мечтавших о смягчении, либерализации политического режима. «Космополиты» подлежали всеобщему осуждению за «низкопоклонство перед Западом». В это время Жданову — как главному идеологу партии — и самому Сталину были нужны устрашающе-объединяющие идеи, направленные на все общество, а не какую-то отдельную этническую общность.

14 августа 1946 года было принято постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором обличались «произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада». В феврале 1947 года было запрещено бракосочетание советских граждан с иностранцами. Запад представал в образе врага, и советских людей постоянно предостерегали от его пагубного влияния. Сталин с энтузиазмом включился в публичную кампанию по разжиганию нетерпимости. В феврале 1947 года в беседе с кинорежиссером Cергеем Эйзенштейном вождь решительно осудил восходящую еще ко временам Петра I традицию подражания Западу: «Петр I тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком открыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустил онемечивание России».

Сергей Эйзенштейн. Фото: culture.ru

Эту мысль Сталин развил спустя три месяца в беседе с советскими писателями: «Если взять нашу среднюю интеллигенцию, [то] у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. <…> Это традиция отсталая, она идет от Петра…»

Осуждение «низкопоклонства» в 1940-е годы была той «новой» идеей, которая возрождала хорошо забытую старую. В Российской империи всякое инакомыслие («крамолу») объявляли угрозой Отчеству, поскольку не отличали его от монархического режима. Крамола всегда рассматривалась как «зараза», занесенная иноземцами. Лишь один шаг отделял запугивание соотечественников происками иноземцев от массового притеснения местных инородцев (иноверцев), поэтому периоды политической реакции сопровождалась подъемом антисемитизма. Так было в правление Николая I, Александра III и Николая II. Эта закономерность проявилась и в Советском Союзе, когда в официальной пропаганде образ «гнилого интеллигента-космополита» постепенно соединялся со стереотипным образом еврея, сложившимся еще в Российской империи и широко тиражировавшимся до 1917 года. Это образ человека из «чуждого племени», враждебного русскому народу.

Советская охранка раньше других осознала связь между «космополитами» и евреями. По свидетельству бывшего заместителя министра МГБ Михаила Рюмина, в этом ведомстве уже с 1947 года было принято считать всех евреев потенциальными «врагами народа». В том же году министр госбезопасности Виктор Абакумов доложил Сталину о «сионистском заговоре», возглавляемом артистом Михоэлсом и направленном лично против вождя. Однако все эти антиеврейские установки еще не выплескивались наружу, не становились предметом массовой пропаганды. В январе 1948 года Жданов, на совещании с деятелями культуры, все еще использовал метафоры, заявляя: «Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину означает потерять свое лицо, стать „безродным космополитом“». Оставалось всего несколько месяцев до момента, когда советскому народу объяснят, кто же по национальности эти «космополиты».

Оригинал — на сайте «МБХ-медиа».

ДЕМОНСТРАТИВНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ

Первая остановка: израильский плацдарм

17 мая 1948 года Советский Союз первым в мире признал новое государство Израиль, несмотря на то, что он провозглашал идею сионизма (соединение всех евреев на исторической родине) в качестве государственной идеологии. Ленин считал, что «сионистское движение непосредственно гораздо более грозит развитию классовой организации пролетариата, чем антисемитизм». В Советском Союзе сионизм признавался преступлением. Однако, как уже было показано, Сталин не раз позволял себе пренебрегать любыми идейными принципами в расчете на конъюнктурные политические выгоды. В 1948 году вождь надеялся, что новое государство Израиль, в котором главенствовала социалистическая Рабочая партия (МАПАЙ), может стать плацдармом СССР на Ближнем Востоке. Когда в мае этого же года Арабская лига начала военные действия против Израиля, Сталин решительно и открыто осудил арабскую сторону. 30 мая 1948 года в редакционной статье в газете «Правда», одобренной накануне Оргбюро ЦК партии и лично Сталиным, была изложена позиция Кремля по этому вопросу: «Надо ясно сказать, что, ведя войну против молодого израильского государства, арабы не сражаются за свои национальные интересы, ни за свою независимость, но против права евреев создать свое собственное независимое государство. Несмотря на всю свою симпатию к движению национального освобождения арабского народа, советский народ осуждает агрессивную политику, ведомую против Израиля».

Поддержка права евреев на свое национальное государство вступала в противоречие с теорией Сталина о том, что евреи, не обладая «национальной связностью», не являются нацией, поэтому в Советском Союзе они не считались нацией, «дотягивая» только до уровня народности. Однако во внешней политике все эти тонкости сталинской теории наций отбрасывались.

В сентябре 1948 года в Москву в качестве первого посла Израиля прибыла Голда Меир, которая была восторженно встречена советским евреями. Полина Жемчужина, жена Молотова, в беседе с израильским послом 8 ноября того же года сказала: «Пусть у вас, Израиля, все будет хорошо. Если с вами все будет в порядке, то и у евреев во всем мире все будет хорошо». Эта встреча с послом оказалась для Жемчужиной роковой: уже 29 января 1949 года она была арестована и обвинена в «многолетней связи с еврейскими националистами».

Полина Жемчужина. Фото: репродукция Фотохроники ТАСС

«Безродный космополитизм» обрел национальность

В январе 1949 года кампания по борьбе с космополитами возобновилась с новой силой, и в это время она приобрела ярко выраженную антиеврейскую направленность. 20 января куратор Еврейского антифашистского комитета и член ЦК ВКП (Б) Соломон Лозовский был исключен из партии, а 26 января арестован вместе с 14 другими членами ЕАК.

28 января «Правда» опубликовала редакционную статью «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Смысл этой статьи хорошо передает одна цитата: «А какое представление может быть у А. Гурвича о национальном характере русского советского человека…». Как было отмечено в моей предыдущей статье, сходную мысль о недоступности понимания русской культуры людьми с такими фамилиями как Ойстрах, Гилельс, Флиэр и др. излагал начальник Агитпропа Георгий Александров еще в 1942 году. Однако тогда это говорилось в закрытом письме, доступном только секретарям ЦК и членам Политбюро, а в январе 1949 года эта антисемитская идея распространялась публично через главную газету страны. В этой статье из «Правды» антипатриотами были в основном названы люди с явно еврейскими фамилиями, но последней в списке стояла фамилия Холодов. Через пару дней газета «Культура и жизнь» внесла ясность в список «безродных космополитов», поставив после псевдонима Холодов его настоящую фамилию — Меерович. Этим был дан сигнал прессе, которая с энтузиазмом подхватила кампанию по раскрытию псевдонимов писателей, журналистов, артистов и режиссеров еврейской национальности. Фактически началась кампания тотальной травли евреев, сопровождающаяся изгнанием их не только из редакций газет и журналов, но из советских и партийных органов, вузов, Академии наук и многих других государственных учреждений.

Многие советские евреи в это время испытывали страхи, о которых впоследствии писал поэт Иосиф Бродский — ожидали скорой депортации в Сибирь или в Казахстан. В советском обществе ощущалось приближение первого после войны крупного судебного процесса. Действительно, все было готово для показательного и устрашающего наказания главных «космополитов»: сценарий процесса уже был написан, а показания против себя выбиты у большинства арестованных членов ЕАК. Пресса требовала, от имени народа, сурового возмездия «националистам-шпионам». Однако Сталин вновь удивил всех, даже ближайших своих сподвижников, взяв второй перерыв в кампании борьбы с «безродными космополитами» — суд над ними был отложен на три года. Возможно, так Сталин подтверждал свой образ «гениального вождя», решения которого парадоксальны и недоступны пониманию простых смертных. Чем загадочнее действия вождя, тем больше в него верила масса: «Верую, ибо абсурдно».

Вторая остановка: «Ленинградское дело»

В марте 1949 года, через три месяца после начала кампании по разоблачению литературных псевдонимов, руководитель союза советских писателей Александр Фадеев сообщил писателю Илье Эренбургу о новой директиве Сталина: «Раскрытие литературных псевдонимов недопустимо. Это пахнет антисемитизмом». Чтобы не пахло, исполнители воли вождя устранили «запах» антисемитизма и сделали эту политику непубличной до лета 1952 года. С середины 1949 года внимание советской публики было направлено на совсем другой процесс: «Ленинградского дела».

Центральные события этого дела развернулись в период с июля 1949 по октябрь 1950 года. Это было первое после войны жестокое судилище. Именно для него в 1950 году была восстановлена смертная казнь, отмененная тремя годами ранее. По приговору «суда» было осуждено 214 человек, из них расстреляно 26 человек, еще двое умерли в тюрьме. 69 человек, приговоренных к различным срокам наказания, были всего лишь родственниками обвиняемых, а среди них преобладали старики, женщины и дети.

«Ленинградское дело» было сфабриковано наспех и очень грубо. Общим для жертв этого дела было лишь то, что все они были связаны с Ленинградом, а некоторые из подсудимых, в разное время и в разной форме, поддерживали идею о целесообразности создания в РСФСР республиканских органов ВКП (б) по примеру других союзных республиках. Эта идея не нравилась Сталину, и он называл ее «русским сепаратизмом» и «русским национализмом», а участников «антипартийной группы» в парткругах стали неофициально называть «Русской партией». В решении суда нет упоминания ни этой «партии», ни обвинений в сепаратизме. Возможно, оно было закамуфлировано в формулировке «линия на отрыв ленинградской парторганизации и противопоставление ее ЦК ВКП (б)». Смертные приговоры 26 участникам «антипартийной группы» выносились поэтапно: 1 октября 1950 года шестерым главным обвиняемым (все они были немедленно расстреляны) и 27−28 октября — еще 20 ленинградцам, а все «дело» продолжалось до весны 1952 года и затронуло партийные кадры (подопечных Жданова) не только в Ленинграде и области, но и в соседней Карело-Финской республике.

Уже и в то время было понятно, что ни открытые, ни зашифрованные обвинения участникам «Ленинградского дела» никак не дотягивали до расстрельной статьи «измена Родине». Чем же тогда была вызвана жестокость наказания основным обвиняемым? Существует множество доказательств того, что именно Сталин инициировал этот процесс. На мой взгляд, одной из важных причин, по которым министру МГБ Абакумову, подчинявшемуся только Сталину, было поручено состряпать «Ленинградское дело», состоит в том, что Сталин, как главный режиссер-постановщик советских репрессий, считал необходимым расправиться с мифическим «русским сепаратизмом» до того, как будут расстреляны мифические «еврейские националисты» из ЕАК. Такая последовательность соответствовала сталинским представлениям об иерархии проблем национальной политики.

Последнее дело тирана

Судебный процесс над членами ЕАК возобновился сразу же после завершения «Ленинградского дела», в мае 1952 года. Этот процесс проводили тайно, и до ноября 1955 года информация о судьбе казненных 14 членов ЕАК не просачивалась в публичное пространство, поэтому не было и пропагандистских дивидендов от этого процесса. Пропагандистская шумиха затевалась вокруг другого процесса в рамках кампании по борьбе с космополитами — «дела врачей-убийц».

Экспозиция про «дело врачей» в Музее истории польских евреев в Варшаве. Фото: DobryBrat / wikimedia commons

Всего за два месяца до смерти Сталина, в январе 1953 года, была арестована группа известных московских врачей (Мирон Вовси, Борис Коган, Александр Фельдман, Александр Гринштейн, Яков Этингер и др.), евреев по национальности. Вот они были обречены Сталиным на показательную кару. До суда в Кремле было сформулировано обвинение, одобренное 9 января того же года на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС и изложенное в редакционной статье «Правды» от 13 января. Статья содержала два расстрельных обвинения: во-первых, в терроризме («сионистский характер террористической группы»), во-вторых, измена Родине («завербованы филиалом американской разведки — международной еврейской буржуазно-националистической организацией „Джойнт“»). Объявленная народу легенда гласила, что врачи-убийцы, по заданию врага, должны были сводить в могилу видных деятелей партии и правительства путем «неправильного лечения». Если кампания 1949 года против неизвестных народу театральных критиков вызвала массовый подъем ксенофобии, то стоит ли удивляться буквально взрыву ксенофобии, вызванной сообщениями об «убийцах в белых халатах», с которыми советские люди могли встретиться в повседневной жизни. В феврале-марте 1953 года в советской прессе как сыпь распространились фельетоны, осмеивающие не только еврейские фамилии отвратительных героев, но и порочные черты «чужого племени» в целом. Самый знаменитый фельетон этой серии под названием «Пиня из Жмеринки» писателя Василия Ардаматского был опубликован в журнале «Крокодил» в марте того же года. Демонстративный характер государственного антисемитизма в СССР достиг апогея. Однако в том же месяце публичная антиеврейская риторика захлебнулась. Режиссер-постановщик всех репрессивных кампаний в стране скончался.

Сценарий управляемой нетерпимости

Многие считают антисемитизм разновидностью ксенофобии (юдофобией), я же полагаю, что такая оценка не во всем верна. Вне зависимости от того, была или не была присуща лично Сталину юдофобия, его национальную политику, в том числе и по отношению к евреям, на мой взгляд, нельзя свести к проявлениям ксенофобии, во всяком случае, в том понимании этого явления, которое сложилось в социальной психологии. Здесь под ксенофобией понимаются иррациональные, неконтролируемые страхи и предубеждения по отношению к другим. Сталинский антисемитизм был совсем иным — осмысленным, контролируемым и прагматично-циничным. Диктатор использовал этот инструмент политики в определенные исторические моменты и мог, по своему усмотрению, возбуждать и останавливать антисемитские кампании, как и любые другие.

Я хочу подчеркнуть, что сталинская политика репрессий и целенаправленного возбуждения массовой нетерпимости не была ориентирована на какую-то одну этническую общность. Она предполагала возможность репрессий против любой этнополитической группы, включая и «русских националистов». В 1940−50-е годы массовым репрессиям подверглись балкарцы, калмыки, чеченцы, ингуши, крымские татары, поволжские немцы и многие другие народы. Их образы целенаправленно демонизировались в сознании жителей СССР. При этом нет никаких свидетельств того, что Сталин лично испытывал к этим народам чувства неприязни или ненависти, да и вообще какие-либо чувства. Как говорят герои фильмов о гангстерах: «Ничего личного, только бизнес». Для диктатора это был политический бизнес, ради которого он мог отступить от любых идейных, не говоря уже об этических принципах. Другое дело, что политическая прагматика советского руководства неизбежно оживляла накопившиеся стереотипы, ксенофобию в массовом сознании. В этом случае фобии по отношению к евреям, разжигаемые со времен Российской империи, распространились быстрее и шире, чем другие в СССР. Как только прекратился государственный антисемитизм, массовая ксенофобия к евреям стала слабеть. Начиная с 1990-х годов и по сей день в постсоветской России евреи, вместе с украинцами, белорусами и татарами, входят в группу этнических общностей с наименьшей культурной дистанцией по отношению к русскому большинству населения страны. Однако длительный период государственного антисемитизма не прошел бесследно, он лишил Россию заметной доли образованной и урбанизированной когорты населения, вносившей весомый вклад в культурный капитал всего общества.

Так уж случилось, что для евреев СССР, так же, как и Российской империи, основным средством защиты от государственного антисемитизма стала эмиграция. И при царях, и при советских вождях большинство еврейского населения выбрало в качестве средства своего национального спасения не революцию, как гласит мифология, а отток. По данным переписи населения 1897 года, в Российской империи было сосредоточено 5,2 млн евреев, что составляло до двух третей общей численности еврейского населения в мире. Последняя советская перепись населения (1989 год) зафиксировала в СССР лишь 1,48 млн евреев, то есть менее 10% от их мировой численности. А в современной России, согласно переписи 2010 года, их было около 158 тысяч человек — всего лишь около 1% евреев мира.

Оригинал — на сайте «МБХ-медиа».

Поделиться ссылкой:

Добавить комментарий