Введение, или Предварительные замечания о том, как авторы понимают теневую экономику и какими представляют себе возможные методы ее комплексного исследования

Предмет этой книги хорошо знаком каждому, кто живет в России, — если не из личного опыта, то по информации, ежед­невно поступающей с экрана телевизора и со страниц газет. Нелегальное производство товаров и услуг, сокрытие доходов, оборот неучтенной наличности, отмывание «грязных» денег, взятки и злоупотребление служебным положением — эти и другие проявления теневой деятельности постоянно у всех на слуху. Конфликт между реальной экономической практикой и действу­ющим законом приобрел системный (и систематический) ха­рактер и стал едва ли не самым существенным явлением со­временной отечественной истории Многие даже полагают, что сегодня «теневая составляющая» обязательно присутствует не только в деловых отношениях, но и в обыденной жизни каж­дого человека. В парламенте и на перекрестке дорог, на заво­де и в суде, в больнице и в университете, в церкви и на клад­бище — везде происходят нелегальные экономические обмены, охватывая самые разные социальные и профессиональные группы Российских граждан. Поэтому можно смело утверждать: от того, [7] как эта сфера отношений будет развиваться, в значительной степени зависит судьба России. Иными словами, наше буду­щее формируется не только там, где действует Закон, но в не меньшей степени и там, где он ежедневно и ежечасно наруша­ется.)

Между тем наши знания о теневых экономических отноше­ниях остаются весьма скудными и односторонними. Правда, в последнее время появился ряд содержательных работ, посвя­щенных некоторым аспектам этих отношений в промышлен­ности и торговле (1), бартеру (2) , хождению неучтенной наличноcти (3) и ряду других проблем нелегального бизнеса (4) . Однако, не рискуя впасть в преувеличение, можно утверждать, что инте­ресующее нас явление остается едва ли не самым малоизученным. И дело не только в том, что названные работы не охватывают всю совокупность действующих в России внелегальных рын­ков. Дело в том, что внимание ученых сосредоточено главным образом на решении прикладных задач, в первую очередь — на рекомендациях по выработке законодательства, которое помогло бы сузить сферу теневой экономики и, соответственно, спо­собствовать оптимизации налоговой политики правительства. Это предопределяет во многом и выбор изучаемых объектов: исследуются прежде всего те сегменты экономики (промыш­ленность, торговля), которые, во-первых, дают наибольшие суммы налоговых поступлений в бюджет, во-вторых, наиболее полно охвачены статистическим наблюдением и, в-третьих, в наиболь­шей степени поддаются нормативному регулированию со сто­роны государства. Однако при таком локальном подходе сис­темная природа явления не только не выявляется, но и несколько затушевывается.(Ведь единственными субъектами теневых от­ношений здесь оказываются представители крупного бизнеса, между тем как в реальной жизни такими субъектами являют­ся многочисленные слои городского и сельского населения, не говоря уже о самом государственном аппарате преодолеть (хотя бы частично) недостатки существующих исследовательских подходов и пытались авторы работы, которая предлагается вниманию читателей.

Замышляя ее, мы исходили из того факта, что теневая сфе­ра закрыта для внешнего наблюдения уже в силу того, что она теневая, нелегальная. Поэтому главную свою задачу мы виде­ли в том, чтобы собрать необходимый эмпирический матери­ал, дефицит которого так остро ощущается всеми исследова­телями данной темы. Мы решили попробовать проникнуть в экономическую «тень», используя методы конкретных социо­логических исследований. Но прежде чем рассказать о них более подробно, есть смысл хотя бы вкратце охарактеризовать те теоретические предпосылки, которыми мы руководствовались, разрабатывая инструментарий исследования.

Начнем с объяснений по поводу самих терминов «теневая экономика » или «теневые экономические отношения «, явля­ющихся опорными понятиями в нашей работе.

Термины эти, хотя и имеют широкое хождение, в научной литературе используются редко. Тому есть свое объяснение. Не имея собственной научной традиции в изучении интересующе­го нас явления, российские исследователи используют, в основном, теоретические подходы и понятийный аппарат западных ученых, которые еще с начала семидесятых годов начали проявлять при­стальный интерес к неформальной экономике в развивающихся [9] странах (5) . Соответственно и в отечественной науке понятие «не­формальная экономика» (а иногда даже более узко — «нефор­мальный сектор экономики») было принято как базовое обо­значение хозяйственной деятельности, разворачивающейся за пределами действующих юридических норм, то есть вне реги­страции и фискального учета.

Между тем дефиниции обязывают: принятый априори ба­зовый термин во многом определяет и границы научного ин­тереса. Используя понятие «неформальная экономика», прак­тически все без исключения российские исследователи обычно имели и имеют в виду те формы или сегменты хозяйства, ко­торые не регулируются официально принятыми нормами и правилами (в том числе — налоговым законодательством). Воз­никает, однако, естественный вопрос: можно ли, даже при крайней недостаточности наших знаний о нелегальных отношениях в современной России, считать «формальное» синонимом законного! А если нет, то что дает нам разграничение «формального» и «неформального»?

На наш взгляд, понятие «неформальная экономика» в ны­нешних российских условиях вряд ли может быть распрост­ранено дальше представлений о домашнем хозяйстве и об ин­дивидуальной предпринимательской деятельности. Нелегальная экономическая практика в России по своим масштабам, глу­бине укорененности, а главное — по своему содержанию пред­ставляет собой совершенно иное явление по сравнению с тем, которое принято фиксировать этим понятием в западной науч­ной литературе.

Главная и самая очевидная особенность теневых экономи­ческих отношений в России состоит в том, что они в принци­пе неотделимы от коррупции. Здесь мало констатировать, что «приверженность установленным правилам» является первосте­пенным критерием участия в «законной» экономике, в то вре­мя как несоблюдение или обход установленных правил явля­ется критерием участия в неформальной, подпольной экономике (6). В том-то все и дело, что «подпольная экономика» в ее совре­менном отечественном варианте не только не противостоит экономике «формальной», но лишь внутри последней и суще­ствует, выступая естественным и закономерным следствием легальных («законных») статусов хозяйственных и властвую­щих субъектов. Если сказать совсем коротко, то в основе вне-легальных экономических отношений в России лежит возмож­ность приватизировать любое общественное благо (в частности, любой закон) и пустить его в теневой оборот.

В известном смысле российская реальность заставляет пе­ревернуть с ног на голову западные представления о том, как возникает и как функционирует «неформальная, подпольная экономика», а вместе с тем и само содержание этого понятия. В нашем случае внелегальная практика начинается не как не­зависимая частная инициатива за пределами действующего закона, но возникает в недрах официального правового порядка. Со­ответственно и обретение официального правового статуса не завершает здесь неформальную деятельность (как это часто понимается западными учеными), но, напротив, предшеству­ет выходу оператора на нелегальный рынок. Более того, во многих случаях именно официальный статус дает оператору право распоряжаться теми или иными благами, превращая само  это право в предмет купли-продажи. Поэтому — повторим еще раз — коррупция и теневая экономическая деятельность в Рос­сии — это два имени одного и того же явления, и рассматри­вать их следует только вместе, в их взаимной обусловленнос­ти и функциональном взаимодействии.

Именно тот факт, что явление это базируется на произволь­ном использовании формальных статусов, на перетаскивании нерыночных статусных возможностей в рыночную «тень», как раз и позволяет говорить о данной системе экономических от­ношений как о теневой экономике. Подчеркнем, что речь идет именно о единой системе, охватывающей не только хозяйственную деятельность, но и прочие сферы общественного бытия — по­литику, административную, правоприменительную и правоох­ранительную деятельность, область социальных гарантий и т. д. Особенность же этой системы, ее своеобразие заключа­ются в том, что она, как и любая тень, повторяет очертания предмета, отбрасывающего тень, в данном случае — очертания легальных государственных и общественных институтов. Го­воря иначе, российская система теневых отношений есть не что иное, как приватизированное государство, выступающее в роли всеобъемлющего теневого парагосударства, которое, вместе с тем, вполне укладывается в смысловые границы понятия «те­невая экономика».

Такое государство тем-то и отличается от государства ле­гального и конституционного, что функции, которые должны быть исключены из рыночного оборота (например, функции суда или армии), утрачивают характер общественного блага и становятся предметом купли-продажи. Можно сказать, что те­невое парагосударство основано на такой коммерциализации всех и любых ценностей и благ, какую и в мечтах не могут вообразить себе либеральные теоретики, постоянно предлага­ющие предельно сузить область государственного вмешатель­ства в экономику и общественную жизнь. Строго говоря, по­нятия «государство» и «рынок» здесь совпадают, причем первое поглощается вторым.

Таковы некоторые теоретические предпосылки, которые мы закладывали в программу исследования и которые хотели под­вергнуть эмпирической проверке. С этим связаны и некоторые его существенные особенности. Мы пытались выяснить, в ка­кой степени различные общественные слои могут рассматри­ваться сегодня как реальные субъекты теневой экономики, ис­ходя из гипотезы, что такими субъектами в той или иной мере являются все основные социальные группы деятельного насе­ления страны. Используя метод анонимных углубленных ин­тервью, мы опрашивали бизнесменов, государственных служащих, работников правоохранительных органов, здравоохранения, выс­шей школы, а также представителей других социально-профес­сиональных групп, пытаясь получить от них информацию об интересующем нас явлении в том объеме, в каком они счита­ют возможным ее представить (7).  При этом нас особенно инте­ресовали механизмы нелегальных связей, нормы и правила, ко­торым они подчиняются, степень и характер их институционализации в тех или иных сферах теневой жизни. Иными словами, в центре нашего внимания как раз и была теневая экономика как широко разветвленная система отношений, фун­кционирующая по своим собственным законам, или, что тоже самое, по нормам обычного права, подчиняющим себе повсед­невную жизнь миллионов людей и понуждающим их игнори­ровать нормы официальные.

Из ста одиннадцати человек, согласившихся с нами беседо­вать, сто восемь рассказали о фактах собственного соприкосновения с теневой средой. Правда, степень вовлеченности в нелегальные отношения у респондентов, судя по их свидетель­ствам, разная, что может отражать как реальное положение дел, так и меру откровенности отдельных наших собеседников. С точки зрения содержания и достоверности представленной информации их можно, не претендуя на строгость и жесткость классификации, разделить на четыре группы.

1. «Теневики», то есть люди, непосредственно включенные в нелегальные связи и готовые в этом признаться.
3. «Включенные наблюдатели» — те, кто находится в теневой среде, наблюдает ее изнутри, но о собственном участии в нелегальных сделках не упоминает.
5. «Наблюдатели со стороны» — респонденты, которые судят о тех или иных проявлениях теневой экономики, не будучи сами в нее включенными или не решаясь в этом признаться.
7. «Жертвы» (они же, одновременно, и разовые «включенные наблюдатели») — люди, пострадавшие от коррупционеров и теневиков, но с ними никак не связанные.

Разумеется, с точки зрения достоверности безусловное пред­почтение мы отдаем «теневикам» и «включенным наблюдате­лям» — их свидетельствам мы будем уделять первостепенное внимание. Однако и сведения представителей двух других групп кажутся нам весьма ценными — возможно, они не столь объек­тивны (точных критериев тут, понятно, быть не может), но они чрезвычайно важны и интересны представленными в них оцен­ками теневых отношений. Ведь если наши теоретические пред­положения о всеохватности этих отношений верны (а они, как увидим, в значительной степени подтвердились), то существенное значение приобретает не только вопрос о субъектах теневой экономики, но и о субъектах, заинтересованных в ее преодо­лении. Если таких субъектов нет или они слабы, то все разго­воры о борьбе с коррупцией и всем, что с ней связано, можно рассматривать как сотрясание воздуха. Но субъекты правово­го порядка — это люди с соответствующими интересами и ценностями. Вот почему так важно знать не только то, насколько те или иные группы реально вовлечены в нелегальную дея­тельность, но и то, как они — независимо от меры собствен­ной вовлеченности — ее оценивают и чем в своих оценках ру­ководствуются.

Однако углубленные интервью еще ничего не говорят нам о количественных характеристиках субъектов теневых отношений, равно как и о соответствующих характеристиках возможных субъектов правового порядка. Отдавая себе в этом отчет, мы изначально заложили в программу исследования и социологи­ческий опрос населения России. В совокупности с информа­цией, содержащейся в углубленных интервью, данные этого опроса, репрезентирующего все взрослое население страны, позволили нам получить определенное представление о том, насколько широко распространены в современной России те­невое поведение и теневые установки, и оценить (хотя бы в первом приближении) перспективы перехода страны к право­вому порядку.

В соответствии с двумя указанными направлениями иссле­дования выстроена и структура предлагаемой вниманию чи­тателя книги. В первых двух главах анализируется материал, содержащийся в углубленных интервью, рассматриваются кон­кретные механизмы теневых отношений в условиях деревни и города. В третьей главе исследуются (на основе всероссийс­кого опроса) количественные параметры явления. К ней при­мыкает четвертая глава, в которой представлены количествен­ные зависимости между теневыми установками и политическими предпочтениями россиян. Наконец, в заключительной части книги мы решили представить наиболее интересные интервью, пре­образовав их предварительно в связные рассказы (то есть уб­рав вопросы интервьюера и придав изложению хотя бы мини­мальную композиционную стройность). Мы сделали это несмотря на то, что многие фрагменты публикуемых интервью исполь­зованы в предыдущих разделах. Дело в том, что при выбороч­ном цитировании полученные нами свидетельства, будучи разрезанными по тематическим линиям и разбросанными по раз­ным сюжетам, утрачивают содержательную цельность и эмо­циональную насыщенность; между тем именно эти цельность и эмоциональная насыщенность, собственно, и делают их до­кументами эпохи.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что авторы рассмат­ривают свою работу лишь как первый подступ к комплексно­му изучению столь сложного и малодоступного для исследо­вателя объекта, как российская теневая экономика. Эта работа выявила как значительные возможности социологического ин­струментария, который можно использовать и дальше, расши­ряя с его помощью информационную базу исследований, так и его ограниченность, которую предстоит компенсировать другими методами.

Наше исследование не могло быть выполнено без помощи социологов И.В. Введенского, Е.И. Филипповой, В.Р. Филип­пова, М.Ю. Эдельштейна, а также директора Желанновского сельского краеведческого музея Рязанской области Н.И. Панина, которым авторы выражают свою глубокую признательность.

Наша особая благодарность — сотруднице ЦИНЭД РГГУ Анне Владимировне Трапковой, которая взяла на себя тяжелый труд технической обработки материалов исследования и которая, среди прочего, провела бережное и искусное преобразование социо­логических интервью в рассказы респондентов.

——————-

 (1) Долгопятова Т. Г. и др. Неформальный сектор в российской экономи­ке. М., 1999; Косалс Л., Рывкина Р. Социология перехода к рынку в России. М., 1998.

 (2) Макаров В., Клейнер Г. Бартер в России: институциональный этап // Вопросы экономики. № 4. 1999. С. 79.

(3) Яковлев А. О причинах бартера неплатежей и уклонения от уплаты на­логов в российской экономике // Вопросы экономики. № 4. 1999. С. 102.

 (4) Радаев В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических тех­нологий, 1998.

(5) Среди пионерских работ в данной области следует назвать: Hart К. Informal Urban Income Opportunities and Urban Employment in Ghana // Journal of Modern African Studies. 1973. Vol. 11. № 1. P. 61-90; Gershuny J. Technology, Social Innovation and the Informal Economy // The Annals: The Informal Economy // Ed. by L.A. Ferman, S. Henry, M. Hoyman. Beverly Hills, 1987. P. 47-63; Como Э. де. Иной путь. М.: Catallaxy, 1995. и др. См. также: Экономическая тео­рия преступлений и наказаний: Реферат, журнал. Вып. 2. Неформальный сектор экономики за рубежом (адрес в Интернете http://corruption.rsuh.ru).

(6) Feige EL. Defining and Estimating Underground and Informal Economies: The New Institutional Economics Approach // World Development. Oxford, 1990. Vol- 18. № 7. P. 990.

(7) Интервьюирование 111 респондентов было проведено в период с сен­тября 1999 по май 2000 года в Москве, Ростове-на-Дону, Уфе, Костроме и Иваново, а также в сельских районах Ростовской, Рязанской и Новгородс­кой областей. Учитывая анонимный характер интервью, фамилии наших со­беседников не указываются; они будут фигурировать в тексте под вымыш­ленными инициалами. Считаем нужным отметить, что свидетельства некоторых Респондентов о коррумпированности конкретных организаций и учрежде­нии мы не проверяли и ответственности за их достоверность на себя не берем.

Игорь Клямкин, Лев Тимофеев

Поделиться ссылкой: