Техника, труд и другие факторы производства
Современное сельское хозяйство — производство не только традиционно трудоемкое, но теперь еще и техноемкое. Для того чтобы вывести на высокий товарный уровень хотя бы личное подсобное хозяйство средних размеров, недостаточно простых физических усилий одной семьи, в которой два-три работнику Участок в 20-30 соток вручную перекопать трудно — нужен Трактор. Если в хозяйстве две-три коровы, свиньи, птица, то сена и других кормов вручную не заготовишь — тоже нужна техника. Проще всего вести личное хозяйство тем, кто работает в колхозе (АО, ТОО и т. д.), особенно если колхоз целенаправленно помогает своим работникам — техникой, при заготовке кормов, сбыте продукции. Как можно понять из рассуждений некоторых наших собеседников, величина и характер подсобного хозяйства могут меняться от того, как складываются взаимоотношения с колхозом. Вот, например, свидетельство респондента М., механизатора сельского кооператива в Новгородской области: «Обычно мы держали две коровы, потом возникла проблема со сбытом, одну корову убрали. Сейчас кооператив стал молоко у работников принимать по два восемьдесят за литр — будем опять брать вторую корову. Вообще кооператив помогает подворью. Вот заготовку сена для личных хозяйств механизированно звеном провели».
Некоторые личные крестьянские хозяйства обзаводятся и собственными машинами и механизмами — особенно это характерно для тех сельских жителей, кто имеет навык обращения с техникой, полученный, как правило, в колхозе. На своем подворье крестьянин может собрать довольно значительный парк сельхозмашин, как это сделал В., работающий механиком сельского ООО в Новгородской области: «Излишки молочной продукции продавали в Новгороде на рынке. Таким образом собрали денег, купили сначала за пять тысяч рублей грузовик в хозяйстве — старый, не на ходу. Привели его в порядок, перебрали мотор. В основном для того, чтобы возить сено и дрова… Потом у знакомого купили за тысячу долларов старый трактор. Без техники ничего не сделаешь».
Отметим, что В. вполне определенно говорит, что доход, позволивший ему оснастить свое хозяйство технически, получен на рынке. Хозяйство, о котором идет речь, — товарная микроферма, обладающая юридическим статусом личного подсобного хозяйства или, иначе говоря, действующая в тени официального юридического статуса. Как мы уже говорили ранее, каждый, кто организует свое подворье как товарное хозяйство, по сути, вступает в конфликт с буквой закона. Наш респондент хорошо знает закон, поэтому и говорит об «излишках молочной продукции», но это, конечно, никого не может ввести в заблуждение: вряд ли можно назвать «излишками» такой объем продукции, который заведомо превышает потребности семьи и целенаправленно производится для рыночной реализации. Более того, оказывается, что такое хозяйство может не только давать доход, достаточный, чтобы обеспечить приемлемый уровень жизни самому крестьянину и его семье, но также и приносить прибыль, способную обеспечить расширенное воспроизводство. То есть экономико-правовая ситуация, в которой находится теневая крестьянская микроферма, оказывается благоприятна не только для начального выхода на теневой рынок, но и для дальнейшего развития теневого производства.
Впрочем, стремление или способность развивать производство характерны не для всех сельских жителей: далеко не все они ведут товарное хозяйство, а большинство и вовсе едва сводят концы с концами и о покупке трактора или автомобиля даже и помышлять не могут. Однако и эти, беднейшие слои сельского населения для поддержания сколько-нибудь сносного уровня жизни вынуждены постоянно обращаться к сфере теневых отношений — и, в частности, к теневой кооперации с колхозом. Действительно, если крестьянин не имеет возможности или не ощущает необходимости приобретать дорогостоящие трактора и автомашины, он может использовать в своем личном хозяйстве технику и другие факторы производства, так или иначе заимствованные или прямо похищенные из колхоза. Эта криминальная с точки зрения закона, но по существу взаимовыгодная форма теневой производственной кооперации между колхозом и личным хозяйством сложилась давно, еще в советские времена, однако экономический смысл ее до сих пор недостаточно изучен.
Общеизвестно, что крестьянин заинтересован в существовании колхоза, из которого он черпает ресурсы, необходимые и для семейного потребления, и для ведения личного хозяйства. Все сельские жители прекрасно понимают, что возможность воровать является для крестьянина основным, а иногда и единственным экономическим стимулом работать в колхозе. «Вы спрашиваете, почему люди в ТОО работают, если им не платят, — размышляет В.У, шофер сельского краеведческого музея, много лет проработавший в колхозе (Рязанская обл.). — Я и сам задумывался над этим. Сказать, что дебилы работают, так не все ж там дебилы. Или они просто приучены в России, такое мышление нам заложили? Может, кто-то до пенсии стремится доработать. Вот у Петьки-молдаванца в тракторе смысл работы: тут и за дровами можно съездить, и еще куда-нибудь. Вообще для людей прок в этом ТОО один, если только что-нибудь утащить. Доярка, может, там ведро молока возьмет, тракторист солярки себе нальет — и больше прока никакого. Трактористы держатся только из-за трактора — поехать куда-нибудь, распахать. Калым. Если он сэкономил где-то ведро солярки, ему заплатят… Или вот, например, на свиней моих зерна много требуется. Тонну в год в среднем надо. В этом году в соседнем ТОО купил эту тонну. Сделал как обычно: выписал немножко, а там у кладовщика можно и побольше взять. Договариваемся по-товарищески: русский мужик без бутылки, сами понимаете, не мужик. Без магарыча, как говорится, никак нельзя. В том году я в другом месте брал. Ну, где ребята есть знакомые, через кого можно сделать, там и берем. В местном ТОО брать нечего, тут вообще половину урожая не убрали… Когда я на грузовой машине работал, легче было. Примерно с тонну воровал каждый год. Потихонечку так, потихонечку и наберется скотине на прокорм».
Как видно из рассказов наших респондентов, само понятие о безубыточном ведении личного подсобного хозяйства прочно связано с возможностью хищения продуктов или услуг из соседнего колхоза или совхоза. Поэтому, кстати, многие сельские жители испытывают ностальгию по тем временам, когда колхозно-совхозная система предоставляла им значительно более широкий набор возможностей для подобной «кооперации», и выражают это чувство вполне открыто и простодушно: «Знаете мясом сейчас торговать невыгодно. Ты этим поросятам комбикорм покупаешь, молоком их кормишь, пока маленькие, а на рынок едешь — пока туда-сюда, вот и получаются копейки. Рыночная цена поросенка — 95 рублей, а чистой прибыли остается рублей 20. Раньше был совхоз — было зерно. Выписывали, покупали, все-таки подешевле было. А как совхоз заглох, — и все! Я вот раньше на самосвале работал, так там кузов подметаешь — и все, зерном обеспечен. Всю осень зерно тогда возили на Мальцево (на элеватор), а всю зиму с Мальцева. Вот и вся система. А сейчас даже не сеют, скотину держать стало невыгодно» (В.М., пенсионер, Рязанская обл.).
Практика использования в крестьянском личном подсобном хозяйстве техники и других ресурсов, принадлежащих колхозу, позволяет увидеть самую суть экономико-правового механизма теневых отношений в сельском хозяйстве. Важно заметить, что речь здесь не идет о прямом и грубом воровстве. Упомянутый в интервью Петька-молдаванец ездит за дровами на тракторе, который предоставляется в его распоряжение вполне официально, в соответствии с его должностным статусом колхозного тракториста. По своему статусу тракторист должен выполнять те работы, на которые ему укажет колхозное начальство, — в интересах колхоза. Но при этом у него всегда остается возможность использовать часть своих статусных правомочий в личных интересах, увести их «в тень». Например, тракторист может, выполнив днем на тракторе необходимую колхозную работу, вечером отправиться на том же тракторе за дровами Для себя или для соседа. Колхозное руководство, как правило, не протестует против такого использования техники, поскольку заинтересовано в том, чтобы механизатор остался работать в колхозе. Иначе говоря, теневые возможности того статуса, которым тракторист обладает официально, по сути, являются формой дополнительной оплаты колхозного труда, — как видим, в местных условиях достаточно привлекательной, чтобы удерживать работника в колхозе (12).
Еще более наглядно этот механизм раскрывается в цитированной уже истории, когда «всю осень зерно возили на Мальцево, а всю зиму с Мальцева». Здесь теневые возможности официального статуса могут быть выражены прямо-таки физически осязаемо: в смётках за год набирается достаточное количество зерна, чтобы шофер смог прокормить скотину у себя на подворье, то есть около тонны. Так же физически точно можно выразить теневые возможности и других колхозников: например, возможности доярок — в литрах молока или в килограммах комбикормов, вынесенных с фермы. Впрочем, отметим, что эти теневые возможности не бесконечны: должен быть соблюден баланс между частными интересами работника и интересами колхоза, работник не должен уносить домой всю продукцию, произведенную его трудом в колхозе. Однако колхозному руководству тем труднее настаивать на соблюдении этого баланса, чем ниже официальная оплата труда в колхозе. В этом смысле весьма характерен рассказ В.С, женщины-ветврача из Рязанской области: «Я совсем недавно из нашего ТОО ушла, а что там сейчас творится — ужас. Доярки ничем не живут, зарплату не дают им. Воруют молоко, тащат и продают. По шесть ведер продают. На сдачу оставляют только полторы фляги. Когда я была бригадиром, такого не было. Я хоть ругалась на них. А новый бригадир им только попустительствует. Да что бригадир! Сам председатель разрешил дояркам по три литра молока брать. А где по три литра, там и… Вот соседка моя — та по 60 литров тащит…В этом году у нас неурожай, нет комбикорма. А в прошлом году и комбикорм тоже тащили. Телятницам выдают сейчас концентраты для телят, очень плохие концентраты — и все равно ташат. Жить же надо. Вот в моем нынешнем ТОО они так не воруют, ну если только по бутылочке молока возьмут, потому что они боятся себя продукта лишить. Там нам председатель гречку дает, пшено дает, масло дает, муку давать будет, сахар дает, хлеб дает — по два рубля черный, по два тридцать белый. Они и боятся. Да и зарплату там платят. Вот недавно заплатили за два месяца. У меня сейчас оклад 443 рубля, 100 рублей председатель с зарплаты удерживает и в конце года по процентам как-то отдает. А в нашем ТОО ничего не дают, работники сами тащат. Председатель соседку мою, которая 60 литров утащила, в этот раз оштрафовал на столько, на сколько она утащила. Так она завтра, может, в два раза больше этого молока утащит. Потому она не боится. Уволят — пусть увольняют, ей все нипочем».
Как видим, проблема сохранения коллективного хозяйства состоит не в выборе «воровать или не воровать», но в определении некоторой квоты на воровство, превышение которой грозит, по-видимому, самому существованию колхоза. Подобная кооперация является, кажется, всеобщим принципом существования коллективных хозяйств: по крайней мере в тех случаях, о которых упоминают наши респонденты, колхоз сам по себе не может обеспечить своим работникам хоть сколько-нибудь сносный уровень жизни, но и без колхоза у сельского жителя нет возможности ни вести личное подсобное хозяйство, ни каким-то иным способом добыть достаточное пропитание себе и своей семье.
В эту теневую кооперацию с колхозами оказываются вовлечены не только сами работники коллективных хозяйств, но и фермеры. Впрочем, происходит это не напрямую, но через посредство теневых рынков. Продукты и услуги — не скажем украденные, но уведенные в тень или, вернее, полученные обладателями официальных колхозных статусов при теневых расчетах с колхозом, — не только потребляются или используются в личном хозяйстве крестьянина, но и выносятся на теневой рынок, где неизменно находят спрос, например со стороны фермерских хозяйств: «Комбикорм покупаем прямо на трассе. С этим никаких проблем нет: приезжают грузовики, привозят корма. Были бы деньги. Я уж не знаю, ворованный или нет. Не мое это дело, но документов мы никаких не оформляем», — рассказывает фермер Б.К. из Новгородской области.
Особенно оживленным спросом со стороны фермеров пользуются услуги с использованием колхозной техники. Техника -весьма существенный фактор сельскохозяйственного производства, и теневые рынки, на которых этот фактор может быть куплен или получен иным способом, заслуживают специального внимания.
В первую очередь многие наши респонденты указывают на возможность получить технику в качестве имущественного пая при разделе коллективных хозяйств. Здесь суть теневых операций та же, что и при наделении крестьян земельными паями: поскольку количество техники весьма ограничено и она различна по своему качеству, то лучшие машины и механизмы получают те, у кого в наличии оказываются аргументы теневого свойства: «Хозяйство… рассыпалось, — рассказывает Б.К., член крестьянского хозяйства (Новгородская обл.). — Технику сразу же всю растащили, кто что успел. Ну и, понятное дело, получали те, кто к конторе поближе был. А простым работягам почти ничего и не досталось. Ну разве что земельные паи. А что с землей без техники особенно сделаешь? Это нам что-то досталось,-потому что раньше других успели… Грузовик ГАЗ-53 получили на имущественный пай. Есть еще картофелекопалка, сажалка, легковая автомашина. Два колесных трактора — Т-25 и М-36 — купили на кредиты» (13).
Так же описывают историю приобретения техники и другие наши респонденты. Рассказы эти схожи прежде всего тем, что повествуют о весьма убогой технической оснащенности большинства фермерских хозяйств. И в то же время близко подводят к ситуации, когда нехватка собственных технических ресурсов заставляет крестьянина искать соответствующие услуги на теневом рынке — и это вторая, едва ли не самая распространенная возможность получить этот важнейший фактор сельскохозяйственного производства. Как функционирует этот рынок, как на нем встречаются спрос и предложение, подробно рассказывает хорошо знакомый нам сын ростовского фермера А. Рассказ этот кажется нам настолько информативным, что мы позволим себе весьма пространную цитату:
«Когда мы решили отделиться в самостоятельное хозяйство, то свободной техники уже не было. Ее растащили еще в начале 90-х годов. Нам достался только разбитый ЗИЛ-130, он и сейчас не на ходу. Через год мы смогли купить подержанный трактор ДТ. Комбайна у нас нет. Но техника — не проблема, есть несколько вариантов, как ее достать.
Первый вариант: техника есть в колхозе. Тоже, конечно, старая, — потому что за последние годы колхоз ничего купить для себя из техники не смог. Папа, как я уже сказал, в очень хороших отношениях с председателем, и техника нам достается бесплатно. Мы, конечно, ее заправляем ГСМ, платим за работу механизатору (или сами садимся на комбайн), но за аренду не платим. Если поломка случится, то мы эту технику сами и чиним.
Второй вариант: у некоторых колхозников есть комбайны, трактора, навесные приспособления, — все это они получили как имущественный пай. Эти колхозники могли даже не брать землю при разделе колхозной собственности, а взяли комбайн — им посчитали все земельные и имущественные паи на семью, и в итоге получился комбайн, или трактор, или грузовик. Кстати, такие частники гораздо больше имеют дохода за счет обработки земли, чем если бы они получали натуроплату за сданную в аренду землю.
Мы идем к такому частнику и договариваемся с ним насчет обработки земли или сбора урожая. Мы ему платим за объем работ — в основном за конкретный обработанный земельный участок — «живыми» деньгами, обеспечиваем его ГСМ. За урожай они не хотят работать. Такой частник за сезон может три-пять тысяч заработать (будучи современным молодым человеком, респондент ведет счет в долларах. — Авт.).
Третий вариант: мы обращаемся к механизатору из колхоза. Договариваемся с ним насчет обработки земли. Это, кстати, самый дешевый вариант. Например, этот механизатор может у нас работать ночью, после своего рабочего дня. Или он может днем поработать у нас, а в колхозе скажет, что целый день чинил технику. Оплата его труда гораздо ниже, чем, если бы мы обращались к частнику. Могут и за пару бутылок самогона вспахать.
Обычно мы такого «исполнителя» готовим загодя. Например, мы ему говорим: «Давай, ты каждый день будешь по два-три литра топлива сливать нам, потом рассчитаемся. И никто этого не заметит». Расчет идет в основном самогоном. Он все это сделает, потому что непьющих в колхозе нет. Бывает так, что и сам прибегает к нам вечером домой с канистрой и может за бутылку сдать солярку. Вообще солярку мы и сами сливали из техники, которая ночью оставлена на поле.
Конечно, если председатель или агроном поймают человека, который несет нам канистру с соляркой, то его могут наказать. Но ведь воровство — это его вторая работа, и он относится к ней серьезно, готовится, договаривается с нами. Этот колхозник может и завышать расход топлива: например, скажет председателю, что техника много горючего «жрет», потому как старая, или скажет, что участок земли, который он пахал, неровный — овраги, балки, спуски-подъемы. Или скажет, что земля сухая или наоборот грязь большая, а все это — «перерасход».
Есть и четвертый вариант обработки. Мы договариваемся с фермером, что поработаем на его комбайне осенью, а весной дадим ему наш трактор, которого у этого фермера в хозяйстве нет. Причем обычно никто из нас не подсчитывает — чья техника больше проработала по найму у другого. Все дело во взаимовыручке. Но если «полетит» какая-то деталь на чужой технике, то покупает тот, кто ее арендовал. И ГСМ он обеспечивает».
Рассказ А., как нам кажется, не нуждается в особом комментарии, — он трактует о хозяйственных принципах, которые нам уже хорошо знакомы по другим свидетельствам. Но, вместе с тем, здесь мы находим и совершенно новый и весьма важный для нас сюжет: рассказчик представляет нам еще одного, до сих пор не упоминавшегося оператора на теневом рынке сельскохозяйственной продукции — частного владельца сельскохозяйственных машин, готового продать любому желающему ту или иную производственную услугу: вспахать поле, убрать урожай и т. д. Хозяин такой частной микро-МТС — персонаж, лишь недавно появившийся в социальной и производственной среде современной русской деревни, и, может быть, поэтому мы пока располагаем весьма скудными данными о деятельности такого рода предпринимателей. Хотя важность той роли, которая им отводится, уже и теперь очевидна: «Теперь приходится нанимать частников для вспашки и боронования, — рассказывает Л.П., домохозяйка, бывший колхозный бухгалтер (Ростовская обл.). — Участок наш вроде бы и небольшой, но своих рук для обработки земли не хватает. Мы идем к фермерам или «лич-никам», у которых сейчас тоже много тракторов, — они их получили после раздела колхоза, платим за услуги, и они работают. А цена у всех одинаковая: в колхозе, и у фермеров, и у «личников». За «магарыч» тебе никто уже ничего не сделает — все в цене определились».
Определенность цены говорит о стабильности рыночных (в Данном случае — теневых) отношений. Упоминание же о расчете «живыми деньгами» и о сумме возможного годичного заработка в три-пять тысяч долларов — немалого по современным понятиям — дает нам основание полагать, что в сельской экономике вообще и в теневом ее секторе в частности возник новый и чрезвычайно важный институт. Более того, экономическое значение института частных МТС подтверждается также и тем, что к ним за помощью обращаются даже колхозы: «В частном секторе по нашему селу тракторов 19, — рассказывает Т.Ф., женщина-председатель сельского ООО (Новгородская обл.). — В этом году в посевную приходилось обращаться к частникам за помощью. Они за деньги обрабатывали нашу землю по 120 рублей за гектар».
Не много зная об этой форме сельского предпринимательства, мы все же можем отметить, что она имеет глубокие корни в теневой сфере. Услуги, предоставляемые этими микро-МТС, нигде не регистрируются и, соответственно, не облагаются никакими налогами, хотя понятно, что распространить на них правовой статус личного подсобного хозяйства крестьянина и говорить о продаже «излишков» продукции весьма затруднительно. Вместе с тем вся эта частная сельхозтехника, видимо, поддерживается в рабочем состоянии в значительной степени за счет хищения из колхозов запчастей и горючего: «Тракторов сейчас много у частников, больше, чем в совхозе, — сетует К.П., директор госптицесовхоза (Новгородская обл.). — Тоже глупость была допущена, потому что воруют запчасти из совхоза на эти трактора. Вокруг хозяйства разваливались — вот люди по дешевке и скупили технику. Теперь за счет этого живут: то вспахать, то накосить, то привезти». Насколько перспективен такой тип экономического поведения? Какова вероятная судьба этого нового для русской деревни персонажа, объединяющего в одном лице (может быть, временно?) и собственника орудий труда, и работника? Найдет ли он возможность для расширенного воспроизводства своего хозяйства, или жизнь его измеряется лишь ресурсом одного поколения техники? Вопросы эти чрезвычайно интересны, но у нас сегодня нет на них ответов. Чтобы получить их, необходимы дополнительные исследования, которые, надеемся, со временем будут проведены.
Для создания по возможности полной картины теневого рынка факторов сельскохозяйственного производства мы теперь должны обратиться к рынку труда. На существование теневого рынка труда в современной сельской экономике указывают многие наши собеседники: «Сейчас в поселке безработных много, особенно молодых. Они, молодые, не хотят работать в колхозе за урожай (зарплату в колхозе не платят уже несколько лет). Деньги людям нужны сейчас. Такие люди у фермеров хотят работать, но фермеру не нужны неспециалисты, а у молодых нет опыта. Нашему хозяйству для сельхозработ работники не требуются, своих четыре мужика. Хотя вот в этом году мы наняли механика, чтобы он наш трактор обслуживал. Платили ему за работу 300 рублей в месяц — он и этому рад. А для нас 300 рублей — пустяки. Но он дефект трактора на слух воспринимает, знает технику как свой карман… Людей сейчас можно за копейки нанять для каких-нибудь работ. Огород вскопать или погрузить что-нибудь — за бесценок. Некоторые нанимают людей даже для того, чтобы те им «купорку» делали (консервирование)» (А., Ростовская обл.).
И все-таки, несмотря на свидетельство А., основными потребителями на рынке труда выступают фермерские хозяйства: как правило, семейных усилий недостаточно, чтобы обработать несколько десятков, а иногда и сотен гектаров, и фермер вынужден приглашать наемных работников: «Постоянных работников — восемь человек, все родственники, — рассказывает ДМ., глава крестьянского хозяйства (Новгородская обл.). — Весной влетом набираю и по 35, и по 40, и по 80 человек. Расплата ежедневно. То, что ко мне все на работу хотят устроиться, неудивительно. Рабочие у меня как при коммунизме живут. Зарплата у них получается тысячи полторы рублей, да на всем Ютовом живут, питаются без ограничения. Сами себе готовят.
На работе не пьют, потому что боятся работу потерять. У меня кто в полеводстве работал, получали 750 рублей в месяц плюс бесплатное питание, да картошку или капусту домой могут взять за полцены. Так что желающих у меня работать очень много. Много пенсионеров, которые работают за продукцию, приезжают на выходные. Есть и такие, кто день отработает, чтобы вечером выпить». Заметим, что в хозяйстве Д.М. формально зарегистрированы лишь те самые восемь постоянных работников — с их заработков платятся соответствующие налоги и отчисления. С остальными, как правило, производится ежедневный расчет наличными — без какой бы то ни было регистрации и формального учета.
Как уже отмечалось, высокий уровень безработицы обеспечивает постоянный приток рабочей силы на теневые рынки труда. Более того, именно превышение предложения над спросом, существующее на этом рынке, подталкивает некоторых инициативных хозяев к расширению своей предпринимательской деятельности. В этом смысле интересно свидетельство молодой женщины Е. из Ростовской области, ежегодно в сезон работающей у арендаторов-корейцев: «Еще пять-шесть лет назад эти корейцы сами обрабатывали землю. Потом стали нанимать людей и расплачиваться продуктами: луком, капустой, морковкой. Сейчас корейцы только деньгами расплачиваются… Официально на работу корейцы, конечно же, никого не оформляют. В конце дня просто деньги платят. Вечером хозяин говорит нам, если ему нужны люди на завтра: «Приходите»… Люди в поселке к арендаторам относятся спокойно. Им же надо заработать, и они приходят добровольно, никто их не заставляет. Приезжают работать даже и из дальних станиц. Людям жить не на что. Условия работы всем давно известны, и никто не протестует..-Недавно приезжала милиция на поле. И что?! Положили себе они в машину две сетки лука (примерно 100 килограммов) и попрощались. Вот такой контроль. Корейцы здесь хозяева. •• На овощном рынке корейцы торгуют сами, но нанимают иногда торговать и русских за 2% от выручки».
Последнее свидетельство кажется нам чрезвычайно важным удачно подытоживает смысл всего, о чем говорилось в данном разделе: теневой рынок труда, а также теневые рынки других факторов производства — например, услуг сельхозтехники -создают условия для быстрого и беспрепятственного вхождения на теневой рынок новых предпринимателей, которые, в свою очередь, увеличивают экономическую продуктивность теневой сферы.
Впрочем, когда продукт произведен, бывает не так просто (а во многих случаях не так уж и важно) выяснить, оплачены ли легально труд и другие факторы, вложенные в него, или они приобретены на теневом рынке. Наиболее предприимчивые и широко мыслящие администраторы, хотя, кажется, и не склонны особенно морализировать на эту тему, но вместе с тем хорошо понимают механизмы и правовую природу сегодняшних теневых операций: «Важно, на мой взгляд, вот что, — считает Р., начальник районного сельхозуправления (Новгородская обл.). — В развалившихся хозяйствах появились, говоря по-старому, «маяки» — люди, которые не только ведут свое крестьянское хозяйство, но и нанимают людей. Свое назначение я, как глава управления сельского хозяйства, вижу как раз в том, чтобы вырастить из этих людей помещиков, чтобы они, в свою очередь, создали рабочие места на селе. Сегодня, кроме нас самих, это никому не надо. Однако при этом налоги должны быть справедливые, не разорительные, но платить их должны все. Фермер сейчас уводит из-под налогов до 90% продукции. Даже НДС можно чем-то перекрыть, что все и делают. У коллективных хозяйств один кошелек, а у фермера — два. Если бы фермеры платили все те налоги на зарплату, какие платят хозяйства, они бы уже сдохли. Они ведь нарядов низких не оформляют. Отдал в конце дня заработанное — и люди Ушли, как будто их и не было». Такая констатация руководителем районного уровня объективной экономической необходимости теневых операций на рынке труда может быть расценена как свидетельство довольно высокой степени общественного осмысления проблем сельской теневой экономики.