Чиновник и бизнес. Практика лихоимства

До сих пор мы знакомились лишь с тем минимальным ры­ночным пространством, где происходят сделки, инициирован­ные самими чиновниками: предприниматель здесь выступает в скромной роли покупателя товаров (прав) первой необходимости, без которых невозможно начать и вести бизнес. Вместе с тем наши собеседники неоднократно указывают на слу­чаи, когда инициатива исходит от самих бизнесменов, предла­гающих представителям власти взаимовыгодные сделки в обход закона. В подобных случаях, видимо, следует говорить уже не о мздоимстве, но о злонамеренном лихоимстве. Употребляя это слово, мы и будем иметь в виду такую форму коррупции госу­дарственных служащих, при которой они вступают в сговор с заведомыми нарушителями действующих юридических норм и помогают им совершить правонарушение или уйти от ответ­ственности за уже совершенные деяния, получая при этом оп­ределенное вознаграждение.

На первый взгляд, действия чиновника, который соучаству­ет в преступлении или покрывает преступника, по своей эко­номико-правовой сути мало чем отличаются от практики «ко­пеечной» торговли разрешениями и лицензиями — за пару автомобильных колес или за автомагнитолу. Действительно, в обоих случаях мы имеем дело с теневой «приватизацией» и пос­ледующей продажей прав, которые чиновнику не принадлежат. Однако есть и существенная разница. Если в первом случае речь идет просто о коррупции, то во втором — о коррупции, сочетающейся с теневым бизнесом, в котором коррупционер выступает партнером предпринимателя на правах владельца и инвестора административного капитала.

И все же мздоимство и лихоимство — не разнородные явле­ния, но лишь разные сегменты одного теневого рынка, четкую границу между которыми провести чрезвычайно трудно. Их органическая близость и существенные различия хорошо про­являются в некоторых переходных, промежуточных вариантах, ^с которыми знакомят нас наши собеседники. Об одном из них повествует ростовчанин В.Ю., заместитель директора частно­го производственного предприятия.

«У нас установилось своеобразное «сотрудничество» со служ­бой занятости, — начинает он свой обстоятельный рассказ. — Некоторые предприятия города и области участвуют ежегодно в тендере на трудоустройство новых работников на своем пред­приятии — по сути, речь о создании новых рабочих мест. Для этого нужно заручиться поддержкой высоких чинов городско­го или районного начальства. Этот конкурс — конкурс только на бумаге, а реальный конкурс заключается в том, кто из ру­ководителей предприятий больше даст чиновнику, который распределяет эти средства. Чиновник пишет бумагу о том, что «мы (администрация) не против того, что данному предприя­тию будут перечислены средства на создание рабочих мест». Контроль в данном случае возлагается на органы милиции, которым нам также приходится кое-что «отстегивать», для того чтобы не приезжали с проверками, сколько реально у нас лю­дей работает, и кто они. Мы им платим, например, строймате­риалами.

Подобный тендер, — продолжает наш собеседник, — это льгот­ный, очень льготный кредит, для того чтобы создать новые рабочие места. Он, как правило, дается на год, и наш руководитель должен отчитываться за использованные средства. Для нас этот кре­дит — от пятисот тысяч до миллиона рублей на год. Его дают по частям. Казалось бы, обернуть этот кредит в свою личную пользу сложно — отчетность серьезная. Поэтому мы, например, укрепляем «периметр» предприятия — или попросту забор, улуч­шаем подъездные пути… (респондент имеет в виду, что создается видимость работы, для чего избираются такие виды деятель­ности, результаты которых с трудом поддаются объективной оценке. — Авт.). Мы отчитываемся за средства, а потом нам могут передать деньги на увеличение мощностей, на средние и капитальные ремонты. Естественно, есть каналы для обна­личивания денег в свой карман. Например, можно покупать официально новый двигатель, а можно отремонтировать ста­рый, а разницу положить себе в карман. Можно покупать какие-то материалы, необходимые для обустройства завода (железо, шифер и пр.), а можно использовать те же матери­алы, которые мы получаем по бартеру за кирпич. Способов много».

На этом примере отчетливо видно, как элементарное, «про­стодушное» мздоимство бюрократии сочетается уже с теневы­ми манипуляциями значительными общественными ресурсами. На первый взгляд, предприниматель за взятку выкупает у пред­ставителей власти лишь свое законное право на кредит (как ранее, возможно, выкупил законное право на регистрацию фирмы). Но в рассматриваемой ситуации право это данному предприя­тию изначально не принадлежит — его надо выиграть в борьбе с конкурентами. И в результате сделки с чиновником предпри­ниматель покупает уже не только и не столько законное пра­во, но некую привилегию, возможность отстранить конкурен­тов, получить монополию на кредит. Чиновник же, решая, куда направить общественные ресурсы, руководствуется не интересами общества, но лишь собственной частной выгодой и принима­ет решение в пользу того, кто готов заплатить за него дороже и во всех отношениях является наиболее надежным партне­ром. Понятно, что при этом бизнес, который не вовлечен в операции на теневом рынке кредитов, оказывается в проигры­ше.

На представленную нашим респондентом теневую практи­ку интересно посмотреть и в ракурсе контрактного права. Не­сомненно, что акт получения взятки объединяет коррупционе­ра и взяткодателя определенными взаимными обязательствами, которые далеко не исчерпываются в момент подписания доку­ментов о предоставлении кредита. Раз ступив за рамки зако­на, участники сделки уже не могут (да и не стремятся, навер­ное) быстро вернуться в границы правового поля. Замечание респондента о строгой отчетности явно противоречит им же предъявленным фактам вольного обращения с кредитными суммами. Между тем эти факты кажутся вполне закономерны­ми при толерантном отношении контролирующих чиновников: по-видимому, взятка обязывает их быть терпимыми и по отно­шению к последующему разворовыванию кредита. Указание же на то, что в эту систему теневого контрактного права могут быть вовлечены и правоохранительные органы (что, как увидим в дальнейшем, подтверждается и другими многочис­ленными свидетельствами), лишь укрепляет нас в мнении о прочности и долговременности этого криминального союза.

Нетрудно понять, почему наши собеседники-предпринима­тели к фактам лихоимства относятся даже более благосклон­но, чем к практике мздоимства: ведь они в данном случае вы­купают не собственные законные права, которыми еще только предстоит выгодно воспользоваться, а право на теневую дея­тельность, выгода от которой очевидна и осязаема. Причем это терпимое отношение к лихоимству должностных лиц прояв­ляется и тогда, когда последние навязывают свои услуги, по­нуждая предпринимателя проявлять активность в поиске не­легальных контактов с представителями государственных органов. «Чуть что, все ищут знакомых, — рассказывает о своем опыте москвичка Ж.В., ведущая розничную торговлю. — Если тебя взяли за жопу – ОБЭП (6), налоговая, участковый, — надо искать какие-то подходы, иначе оберут, как липку. Если же насчет тебя уже есть договоренность, то ты пишешь объяснительную: чек не пробит, потому что кассовый аппарат был неисправен — не было электричества. Накладных не было, потому что они были у директора и т. п. И получается, что тебя просто можно по­ругать и предупредить, ну, для острастки оштрафовать (по документам — на две тысячи, а реально — на пять, но ты все равно рад, потому что иначе надо было бы заплатить десять). В общем, это соотношение соблюдается: через посредников платишь половину суммы. Везде люди работают, они предпо­читают получить «на лапу», а не перечислять на какой-то рас­четный счет».

Первое, что привлекает наше внимание в этом рассказе, -ситуативность теневых сделок, отсутствие устоявшихся инсти­туциональных рамок. Возможно, это связано с незначитель­ностью масштабов бизнеса — речь идет об индивидуальном частном предприятии. Не исключено, однако, что в случаях ли­хоимства институционализация развита не столь широко, как при мздоимстве. Да, здесь мы тоже обнаруживаем знакомую фигуру посредника. Но в рассказе Ж.В. он выглядит не столько организатором порядка, сколько агентом безопасности, причем обоюдной — предприниматель в данном случае заинтересован в ней ничуть не меньше, чем чиновник. При столь очевидном двустороннем нарушении закона перевод функционально-без­личных отношений в лично-доверительные особенно важен. Поэтому, может быть, и посредники, берущие на себя эту миссию, здесь не постоянные, а разовые.

Однако при всей ситуативности реакций и процедур в дей­ствиях персонажей просматривается вполне определенная си­стемная логика: все игроки готовы придерживаться заранее известных им единых правил, и ход событий для каждого из них легко предсказуем. Хотя, на первый взгляд, непосредственным инициатором сделки здесь выступает наша собеседница, заметим все же, что за помощью она обратилась лишь после того, как была поймана на правонарушении, — именно этот момент и следует считать началом данной теневой операции. Зафиксировав на­рушение закона, чиновники оставляют предпринимателю вы­бор: или официальные штрафные санкции, или неофициаль­ный, теневой платеж. Причем очевидная готовность, с какой они (впрочем, действуя через посредника) вступают в сделку, дает некоторые основания полагать, что само их служебное рвение, приведшее к раскрытию правонарушения, как раз и было продиктовано надеждой, что «взятый за ж…» предприниматель не будет платить по официальным каналам, но придет к ним и расплатится наличными по теневым налоговым ставкам. Про­сто потому, что ему это выгоднее: по собственным подсчетам нашей собеседницы, ставка платежа снижается при этом вдвое. Таким образом, мы видим, как параллельно официальной на­логовой системе возникает и действует система теневого фискала, одинаково выгодная как предпринимателю, так и конкрет­ному представителю власти. И можем лучше понять, почему, по словам уже упоминавшегося в начале этой главы О.В., за­интересованный чиновник всегда знает состояние фирмы луч­ше любого аудитора.

Есть в рассказе Ж.В. и еще одна деталь, наталкивающая на размышления. Эта наша собеседница — едва ли ни единствен­ная среди предпринимателей, которая вскользь проговорилась о неуплате налогов. И это понятно: бизнесмену признаваться в собственных финансовых правонарушениях — все равно, что чиновнику объявлять о том, что он берет взятки. Но если так, то тогда, быть может, слабая институционализация теневых сделок у нашей собеседницы определяется все же не особенностями лихоимства и сопутствующими ему рисками, а микроскопическим масштабом ее бизнеса, в котором штатного посредника и со­держать накладно, да и делать ему особенно нечего? Быть может, и институционализация мздоимства, о которой так охотно и подробно рассказывали наши респонденты, — это одновремен­но и институционализация лихоимства, о чем они, не желая рисковать, почли за лучшее умолчать? Во всяком случае, у нас нет оснований для полной уверенности в том, что персональ­ные посредники и посреднические фирмы не обслуживают одновременно и теневые операции самих бизнесменов, действу­ющих в союзе с чиновником-лихоимцем.

Для этого нет оснований, потому что наряду с рассказом о «цивилизованных» и «законных» отношениях с теми же тамо­женниками у нас есть и свидетельства совсем иного рода. «Бумаги на ввоз товаров в Россию можно оформить и пошлины взи­мать по-разному, — рассказывает уже знакомый нам менеджер коммерческой фирмы Ю.Н. — Дорогие грузы (лекарства, сига­реты, компьютеры, видеотехника и пр.) оформляются под ви­дом продуктов питания, какой-нибудь ваты или барахла. Та­моженникам выплачиваются значительные суммы за то, что они не будут досматривать груз по всем правилам, а пропустят его по поддельным документам. Таким образом, пошлина с барахла в десять раз меньше, чем с партии лекарств. Так же дело об­стоит и с автомобилями, которые перегоняются из-за рубежа. Существует гигантское количество «липовых» справок, по ко­торым беспошлинно ввозятся дорогие иномарки… Таможен­ники закрывают глаза на «нарисованные» документы и за мзду пропускают машины и в дальнейшем пошлину с машин взи­мают копеечную».

Однако и эта картина, при всей ее выразительности, нис­колько не расширила наши представления о степени и спосо­бах институционализации чиновничьего лихоимства. Мы ви­дим, что не все на таможне обустроено так «цивилизованно», как нам рассказывали, но нам ведь и не говорили о ввозе в страну контрабандных товаров. Так что высказанное выше предположение о том, что практика лихоимства может обслу­живаться теми же структурами, что и практика мздоимства, остается всего лишь предположением. Тут у нас по-прежнему больше вопросов, чем ответов. А вот что касается экономи­ческой природы описываемого явления, то полученные от рес­пондентов свидетельства дают основания для вполне опреде­ленных выводов.

Принимая решение, противоречащее закону (например, ре­шение пропустить за определенную плату контрабандный груз, выдать кредит или освободить правонарушителя от санкций), чиновник рассчитывает свою собственную выгоду и поступа­ет рационально. Он принимает во внимание вероятную при­быль, которую получит потребитель его решения, и соответ­ственно определяет свою долю. В том, что дело обстоит именно так, можно удостовериться, познакомившись с рассуждения­ми М.И., занимающего высокий пост в кабинете министров Республики Башкортостан. Он поведал нам об одной несосто­явшейся сделке (надо полагать, именно потому и поведал, что она не состоялась). «Сегодня пришел ко мне человек, предло­жил 30 тысяч рублей за определенные услуги, — рассказывает М.И. — Я его отправил обратно, потому что то, о чем он просил, я сделать не могу, — это невозможно на сегодняшний день, никто этого не сделает. И деньги его, естественно, не взял. А если бы от меня что-то зависело, тут мог бы быть другой разговор. Это нормальная практика. Потому что, предлагая мне 30 тысяч, он сам при этом рассчитывает заработать 300 ты­сяч». Такой видится «нормальная практика» из кресла высоко­поставленного должностного лица, и он не опасается сказать об этом совершенно незнакомому ему интервьюеру.

Размах теневых операций, на который указывают многие респонденты, свидетельствует о том, что во всех предъявлен­ных случаях вероятность применения юридических санкций к участникам теневых сделок весьма невелика. И это является одной из важных причин того, что духом лихоимства оказыва­ется проникнута вся повседневная практика субъектов хозяй­ственной деятельности в России. Причем возможности для коррупции открываются тем большие, чем теснее увязывают­ся рыночные интересы чиновника и предпринимателя. Схемы подобных теневых сделок могут быть приняты самые разно­образные, но суть их всегда одна: чиновник, который по дол­гу службы распоряжается неким общественным благом — зако­ном, государственными материальными ресурсами, кредитами, -по своему произволу наделяет этим благом частное лицо, из­влекая при этом и собственную частную выгоду.

Смычка административного аппарата с бизнесом в деле не­легального распределения общественных ресурсов становит­ся еще более тесной в тех случаях, когда чиновники сами вы­ступают в качестве фактических (хотя формально, может быть, лишь косвенных) учредителей коммерческих предприятий. Анализируя теневую экономику деревни, мы уже сталкивались с фактом организации крупной агропромышленной фирмы «с подачи» и под патронажем районной администрации, работ­ники которой, по мнению наших собеседников, имеют от ее деятельности свою частную выгоду. Такого рода предприятия возникают и в городах. «В Ростове в последнее время взялись за укладку плитки-брусчатки, — повествует многократно упо­минавшийся нами менеджер Ю.Н. — Дело хорошее, и теперь можно спокойно ходить по тротуарам. Но подряд в городе отхватила фирма «Тандем», которую никто из строителей и не знал раньше, потому что ее создали и сейчас контролируют город­ские чиновники. Эта фирма не только укладывает плитку, но и производит ее, причем производят ее в ростовских тюрьмах, естественно, нелегально. Чиновники имеют суперприбыль, потому что ни один налоговый инспектор не сунется с проверкой в эту фирму. Хотели некоторые строители ранее получить зака­зы на укладку такой плитки, но им сказали в районных адми­нистрациях о том, что вначале нужно поработать, как говорится, в аванс. Но люди-то знают, что поработав какое-то время бес­платно на администрацию, можно в итоге вообще денег не получить за такую работу. Просто чиновники «кинут» тебя веж­ливо, и попробуй потом в суде объясни свои права».

Это, конечно, взгляд не изнутри, а со стороны, и насколько он объективен и точен, мы судить не можем. Но мы вправе утверждать, что в представлениях некоторых наших респон­дентов, основанных на жизненных наблюдениях, рыночные интересы бюрократии смыкаются с интересами криминально­го бизнеса. Говоря иначе, практика лихоимства закономерно и неизбежно тяготеет к созданию криминальных корпораций, которые, опираясь на административную власть, осуществля­ют контроль над рынками, становятся, по сути дела, их моно­польными распорядителями. Теоретически этот контроль ад­министративного аппарата над рыночными отношениями можно рассматривать как внешнюю, неэкономическую (политическую или юридическую) помеху нормальному функционированию экономики. Но рынок помех не терпит. Любые политические или юридические препятствия, мешающие рациональному эко­номическому поведению человека, рано или поздно коммерциализуются, становятся товаром и с наклеенным на них цен­ником вовлекаются в рыночный оборот. Именно этот процесс и интересовал нас в первую очередь при рассмотрении нынешних ^взаимоотношений бизнеса и чиновничества, и он же будет в центре нашего внимания в дальнейшем.

Поделиться ссылкой: