Выводы

Материалы Совета Фонда

Полученная нами информация о поведении и установках городского населения России свидетельствует о том, что зна­чительная часть горожан в своей повседневной экономической практике руководствуется не только или даже не столько дек­ларативными принципами юридического права, сколько раци­ональными нормами права обычного, отдающего предпочтение частным интересам перед общественными. Хотя свидетельства респондентов не дают оснований для того, чтобы судить о количественных параметрах явления (этому, как мы уже упоми­нали, будет посвящена следующая глава книги), однако карти­на, представшая перед нами, не позволяет сомневаться в том, что нелегальные экономические отношения пронизали все ос­новные сферы жизнедеятельности россиян. При этом субъек­тами теневого порядка выступают не только производители товаров и услуг, но и их потребители. Речь, таким образом, идет не просто о злоупотреблениях в отдельных ведомствах и группах населения (среди чиновников, предпринимателей, ра­ботников милиции, высшей школы, образования и т. д.), но о « всеобъемлющей плотной социальной материи, о коррупционно-теневой среде, которую нельзя быстро изменить никакими законодательными и репрессивными мерами хотя бы потому, что для реализации таких мер в обществе нет соответствую­щих субъектов. По крайней мере, на это указывают свидетельства наших собеседников о поведении и нравах людей, работаю­щих в системе исполнительной власти, включая органы охра­ны правопорядка.

Если полученная нами картина соответствует положению дел в обществе (или хотя бы в его значимых сегментах), то особенность переживаемого страной периода заключается не столько в недостаточном развитии рыночных отношений, сколько в чрезмерно широком распространении принципов рыночного поведения. В частности, объектом рыночной конкуренции ста­новятся все без исключения общественные блага, доступ к ко­торым по закону должен быть равным для всех граждан — в силу равенства их конституционных прав. В этих условиях исполнительная власть, бюрократия, в чьи прерогативы вхо­дит распоряжение общественными благами, получает важные рыночные преимущества. Как показывают наши собеседники, чиновничество реализует эти свои преимущества на многооб­разных и связанных между собой теневых рынках. Такие рынки, генетически и исторически восходящие к советской эпохе, после легализации частной собственности получили новые импуль­сы для расширения и развития именно потому, что расширилась область самих конституционных прав, являющихся глав­ным объектом теневой приватизации и основным товаром на нелегальных рынках. Информация, представленная в данной главе, может рассматриваться как убедительное эмпирическое подтверждение этой мысли.

Превращение общественных благ в рыночный товар происходит при сочетании формально-юридических деклараций о максимально широких конституционных гарантиях с их острейшим дефицитом в правоприменительной практике. Имеющиеся у нас материалы показывают, что ни один из респондентов, чьи законные права нарушаются, не предпринимал и не собирается предпринимать никаких попыток защитить их в судебном порядке. В сложившихся условиях их выгоднее выкупить, осуществив теневую сделку с их фактическим держателем (чиновником, милиционером и др.), чем отстаивать в законном порядке. Проявляя готовность вступать в такого рода сделки, наши собеседники фактически дают понять, что существующие в обществе механизмы обеспечения их прав они считают ненадежными, а потому в своей деловой и частной повседневной жизни попросту не принимают их в расчет. Но если есть принципиальная возможность рыночных операций с таким нерыночным товаром, как конституционное право, то воспользоваться этой возможностью могут не только те, кто хочет получить (за деньги) свои законные права, но и те, кто стремится купить товар, названный нами «разрешением на правонарушение». В полученных нами свидетельствах эта закономерность тоже получила выразительное эмпирическое подтверждение. Вместе с тем в них отчетливо проявилась и главная линия социальной дифференциации, проходящая сегодня между теми, чья платежеспособность позволяет им оперировать на теневых рынках, и теми, чьи доходы для этого недостаточны.

Еще один результат исследования, который представляется существенным, заключается в обнаруженной нами тенденции институционализации теневых рынков, к выработке опреде­ленных норм и правил их функционирования, обладающих той или иной степенью обязательности. Речь идет, иными слова­ми, о формировании своего рода теневого порядка, существу­ющего параллельно официальному и во многом вопреки ему. Этот порядок в разных сферах жизнедеятельности проявляет­ся по-разному и находится на разных стадиях развитости. В одних случаях (система здравоохранения) теневой рынок сти­хиен и хаотичен, в других (высшая школа, в значительной сте­пени — милиция) имеет место внутрикорпоративная горизон­тальная кооперация или вертикальная иерархическая самоорганизация, в третьих (государственный аппарат и биз­нес) — налицо вполне развитые формы межкорпорационной ин-ституционализации. Последний случай представляется наибо­лее интересным и важным. С одной стороны, он свидетельствует о том, что возможности упорядочивания нелегальных отношений выше тогда, когда сами партнеры являются структурирован­ными легальными субъектами, и ниже тогда, когда один или оба партнера выступают в роли стихийных (и разовых) инди­видуальных поставщиков и покупателей тех или иных услуг. С другой стороны, межкорпоративные постоянные отношения бюрократии и бизнеса, при которых в рыночный оборот вов­лекаются нередко значительные ресурсы, связаны с повы­шенным риском, причем для обеих сторон: чиновнику угро­жают юридические санкции за взяточничество и злоупотребление служебным положением, а предприниматель не может быть до конца уверен в том, что чиновник его не «кинет», отказавшись предоставлять оговоренную и заранее оплаченную услугу. Вот почему возникновение института посредничества, неоднократно упоминаемого нашими респондентами, представляет значитель­ный интерес для понимания происходящего сегодня на рос­сийских теневых рынках и тенденций их развития. Уже сама легализация этого института (введение в штатное расписание специальных должностей, создание посреднических фирм) свидетельствует о том, что и на нелегальных рынках, как вы­разился один из наших собеседников, вполне возможно дви­жение от «дикости» к «цивилизованности».

Процессы, происходящие сегодня в пространстве «биз­нес — бюрократия», чрезвычайно важны для понимания реальнных, а не иллюзорных перспектив перехода от теневого бес­порядка и вырастающего из него теневого порядка к порядку правовому. Полученная нами информация укрепила нас в мысли, что внутри этого пространства такой переход невозможен: ка­кие бы законы ни принимались, взаимосвязанные и вполне рациональные интересы чиновников и зависимых от них пред­принимателей их исполнение заблокируют. Однако, судя по нашим данным, перспектива начинает просматриваться в пространстве «бизнесмен — потребитель». Мы выяснили, что единственным источником ресурсов, поступающих на теневые рынки непро­изводственной сферы, является сфера производственная. В свою очередь, познакомившись с одним из ее сегментов, в котором производятся потребительские услуги, мы могли убедиться в том, что теневые рынки в этой сфере возникают и существу­ют лишь постольку, поскольку они соответствуют экономическим предпочтениям потребителя. Тем самым именно население (не только городское, но, как было показано в предыдущей главе, и сельское) поддерживает нелегальный рынок потребительс­ких услуг, а значит, в конечном счете, и всю систему российс­ких теневых рынков. Экономическая природа этой поддержки проста и очевидна: возникающая на данном рынке конкурент­ная среда — не в последнюю очередь благодаря присутствию на нем производителей-неформалов — вполне соответствует инте­ресам потребителя. Поэтому легализация деятельности неформалов — посредством предоставления им льготных условий су­ществования — могла бы стать естественным и логичным шагом на пути от теневого порядка к правовому. Это, разумеется, не панацея от коррупции и всего, что с ней связано. Это — наряду со снижением налогов для легальных фирм — всего лишь первый шаг в данном направлении, но зато такой, который подго­товлен стихийным течением экономической жизни, а не бесконечно далекими от нее умозрительными решениями, которые готовятся и принимаются в начальственных кабинетах.

 

 (1) Последнее обстоятельство, быть может, объясняется тем, что в деревне процесс теневой либерализации и коммерциализации в непроизводственной сфере идет значительно медленнее, чем в производственной, что, в свою очередь, связано, видимо, с весьма низким жизненным уровнем большинства сельс­кого населения. На теневые платежи здесь просто не хватает денег, а пото­му и вопроса — платить или не платить — чаще всего не возникает.

При постановке соответствующей задачи и применении соответствую­щего инструментария участие в теневой экономике городских предприятий промышленности и торговли может, конечно, стать объектом специального изучения, о чем свидетельствует ряд весьма успешно проведенных исследо­ваний. См.: Долгопятова Т. Г. и др. Указ. соч.; Косалс Л., Рывкина Р. Указ. соч.; Радаев В. Указ. соч. Однако мы перед собой такую задачу не ставили, в том числе и потому, что используемый нами социологический инструмен­тарий не позволяет подступиться к ней сколько-нибудь основательно.

(2) В научной литературе подобные явления иногда рассматриваются как бюрократическая рента, присущая любым административным системам, См., например: Buchanan J.M. Rent Seeking and Profit Seeking // Toward a Theory of the Rent-Seeking Society / Ed. J.M. Buchanan, R.D. Tollison, G. Tullock. Texas: A&M University Press, 1980. P. 3.

(3) Теоретический вопрос, который здесь возникает, чрезвычайно важен для правильного понимания эмпирического материала, содержащегося в расска­зах наших собеседников. Если бы мы оценивали ситуацию с точки зрения формального права, то должны были бы признать, что де-юре разрешение на открытие бизнеса, которое чиновник продает за взятку, не является товаром, но относится к категории «общественных благ», равный доступ к кото­рым имеют все без исключения граждане (в том числе и любой предприни­матель). Но при рассмотрении реальной экономической практики разговор о том, кому права принадлежат де-юре, имеет абстрактно-академический характер, тогда как де-факто правами распоряжается тот, кто имеет возмож­ность вынести их на рынок в качестве товара. И потребитель, соглашаясь купить этот товар, на деле подтверждает факт его принадлежности чинов­нику. В конце концов, рыночная сделка в том и заключается, что продавец и покупатель к взаимной выгоде договариваются о том, кого они считают на­стоящим владельцем товара и кого будут считать владельцем в будущем..

(4) К возможности защиты своих прав в суде предприниматели вообще от­носятся весьма скептически. Вот, например, суждение москвича К.В, работ­ника агентства недвижимости, имевшего в прошлом собственный бизнес: «Открыть уголовное дело даже в очевидных случаях явного мошенничества или, скажем, невозврата долга, подтвержденного расписками, стоит полто­ры-две тысячи долларов. Ты как заявитель можешь еще и пострадать, если не заплатишь».

 (5) Гастрономические поборы приобретают иногда и вовсе абсурдную форму Например, один из наших респондентов таким образом вынужден выкупать.-собственную зарплату! «Работаю я в пароходстве, — рассказывает Р.И., судо­водитель-механик из Уфы. — Это не работа, а песня. Как мы зарплату полу­чаем? Звонишь в выплатной пункт: «Есть деньги?». Говорят: «Заезжай, мо­жет, будут». Идешь покупаешь гостинец: духи, водку, рыбу, колбасу — тогда дадут деньги; если нет, то получишь после всех, через месяц. Все уже при­выкли к этому, почти и не замечаем».

(6) Отдел по борьбе с экономическими преступлениями. — Прим. ред.

 (7) Некоторое подтверждение нашим предположениям находим в интер­вью военного комиссара г. Москвы М. Сорокина, опубликованного под весьма содержательным заголовком «Служить пойдут больные, бедные и негра­мотные». Среди прочего г. Сорокин замечает: «Сейчас даже в Москве при­зываем много полностью безграмотных ребят. В основном из неблагопо­лучных семей, до 30% — сыновья матерей-одиночек» (Коммерсантъ. 2000. X» 173. 16 сентября.) Очевидно, что речь идет о семьях, никак не способ­ных купить своим детям освобождение от воинской обязанности на тене­вом рынке.

(8) О том, что подозрения респондента по меньшей мере не безосновательны, косвенно свидетельствуют появляющиеся в печати материалы о прямом участии работников милиции в торговле нелегально произведенной водкой и коньяком. См.: Шишкин А. Майор Пронин стал полковником и теперь дружит с Моней // Российская газета. 1999. 7 августа.

(9) Свидетельства о покровительстве такого рода также время от времени появляются в печати. Вот, например, характерный случай: «…При получе­нии взятки в $500 был задержан начальник ОБЭП УВД Новомосковского района майор милиции Валентин Нестеров… Майору стало известно, что в Новомосковске работает подпольный цех по производству фальсифициро­ванного стирального порошка под торговой маркой «Проктер энд Гэмбл». Для изготовления продукции использовался дешевый сорт отечественного порошка, куда добавлялись ароматизаторы и красители. Нестеров за взятки покровительствовал мошенникам…» (Парамонова И. Начальник ОБЭПа по­крывал подделку стиральных порошков // Коммерсантъ. 1999. 25 мая).

(10) «Волки» — друзья респондента, байкеры. — Прим. ред.

(11) М ДМ — Московский дворец молодежи. — Прим. ред.

(12) Среди наших респондентов не было, правда, людей, достаточно хоро­шо знакомых с практикой милицейских поборов на шоссейных трассах, по которым следуют грузовые автомобили (если не считать ростовчанина Н., сбывающего мелкие партии овощей, у которого гаишники «то в наглую бензинчика попросят отлить, то помидоров отсыпать»). Однако в печати время от времени появляются факты такого рода: известен, например, случай, ког­да хозяин фуры, груженой свежими цветами, отказался платить автоинспек­тору, вымогавшему пять тысяч долларов, и в результате потерял весь груз, стоивший 25 тысяч, — цветы увяли. (Хлыстун В. Жадный мент // Труд. 1999. 6 августа.) Из этой же публикации узнаем, что если в России какой-либо груз перевозится автотранспортом на дальнее расстояние, то перевозчик включает в смету расходов определенную сумму (не менее двухсот долларов на поез­дку) на взятки работникам ГИБДД, — эта практика хорошо знакома не толь­ко российским предпринимателям, но и их западным коллегам, имеющим бизнес у нас в стране.

(13) Показательно, что некоторые респонденты убеждены в коррумпированности не только низших чинов, но и высоких должностных лиц в интересующей нас сфере. «Да вы только посмотрите на дачи бывших генералов МВД и ФСБ, которые расположены в пригородах Ростова, — восклицает Ю.Н, двадцати­семилетний менеджер торговой фирмы из Ростова. — Законно заработать такие хоромы на зарплату в несколько тысяч рублей, включая все льготы, плюс имея на содержании семью, — невозможно. И не сможет на законную зарп­лату тот же высокопоставленный чин ездить на «джипе» и обучать детей за границей или оплатить свою собственную избирательную кампанию. Понятно, что такие люди в погонах, которые идут на выборы, либо связаны с крими­налом, либо являются его организаторами». В данном случае респондент имеет в виду конкретные лица — начальника управления МВД по г. Ростову и быв­шего начальника ГУВД Ростовской области, которые выдвигали себя канди­датами в депутаты Госдумы на прошлых выборах по одномандатным окру­гам. Заметим также, что респондент склонен полагать, что коррупция характерна и для ФСБ, которая многими считается последним неподкупным оплотом закона. Он даже охотно набрасывает схему коррупционных отношений, ха­рактерных для этой спецслужбы: «Это же видно: любой генерал или пол­ковник ФСБ, который выходит на пенсию, устраивается на престижную ра­боту, строит себе особняк и пр. Понятно, что во время службы он является негласным учредителем коммерческих фирм, имеет свою долю, но получает ее после увольнения из спецслужб. На зарплату такие дома не построишь. Да и после выхода на пенсию эти офицеры сохраняют достаточно теплые отношения с банкирами, чиновниками, которые предоставляют фирме, в ко­торой работает отставник, и кредиты, и льготы».

(14) Под «афилиированной структурой» понимается, видимо, некто, выра­жающий частные интересы как раз той силы, которая угрожает респонден­ту. — Прим. ред.(15) Заметим, что данный тип сознания в принципе мало чем отличается от тех же неправовых представлений о поисках защиты в условиях опасности, ко­торые выразил, например, наш собеседник Д., двадцативосьмилетний врач-анестезиолог из Костромы: «Я думаю, если бы мне или моим близким что-нибудь или кто-нибудь угрожал, то, к сожалению, больше пользы могло бы принести обращение к уголовному миру, чем, скажем, к милиции. Это быстрее, надежнее и справедливее».

(16) Знания, как и некоторые другие блага, могут быть получены бесплатно в «домашнем хозяйстве», если, например, они преподаны родителями, или при минимальных затратах, как это бывает при самообразовании или при заочном обучении. Однако эти возможности не меняют самой сущности знаний как рыночного товара. Более подробно о рыночных свойствах знаний см.: Hayek F.A. von. The Use of Knowledge in Society (1945) // The Essence of Hayek / Ed— Ch. Nishiyama & K. R. Leubu. Stanford; California, 1984. P. 211-224.(17) Авторы не имеют каких бы то ни было иных данных, подтверждающих факты коррупции в тех или других названных анонимными респондентами конкретных вузах.(18) Впрочем, межрыночный обмен происходит не обязательно на высоком уровне «ректор — городское начальство». В него могут быть вовлечены и рядовые операторы различных теневых рынков. Вот соответствующее свидетельство Е.П., женщины — научного работника из Уфы: «Когда сына в саадик устраивали, тоже долго не могли добиться, чтобы нас приняли, пока не проскочило в случайном разговоре, что у нас папа в университете преподает, а кому-то из детей детсадовского начальства как раз поступать надо было. После этого нам путевку прямо домой принесли. Я не знаю, муж потом, наверное, помог, потому что в садике все было в порядке».

(19) Наш всезнающий респондент Д. рассказывает и о вовсе экзотических формах теневых платежей: «Была у нас и… расплата натурой. Это, понятно, распространялось на девчонок и начиналось обычно с подготовительного отделения. На подготовительное обычно поступали такие девочки, у кото­рых с мозгами не очень. Препод начинает их зондировать, готовы ли они на Уступки в обмен на оценку. Потом девочки поступают, а информация о тех, кто сдался, сообщается преподавателям, работающим с первым курсом. Де­вочек, если они упрямятся, здесь уже начинают валить — как это так, там давала, а здесь не дает — и многие девчонки так до шестого курса и спят со всеми, кому это надо. Я знаю один случай, когда девочку на подготовитель­ном постоянно валили. Она работала лаборантом на кафедре, понравилась профессору, он начал ее добиваться, она его послала. Ее при окончании подготовительного заваливали три раза, пока она не согласилась. Обычно, правда, все было более мирно: хочешь — давай, не хочешь — сдавай на общих осно­ваниях».

(20) Один из наших респондентов делает и вовсе курьезное признание: «У нас настолько отвратительная система, что даже скорую помощь приходится через знакомых вызывать» (И.М., технический специалист, работающий в милиции, Уфа).

(21) В некоторых случаях суждения респондентов о диагнозе выглядят явно некомпетентными, но мы, понятно, не чувствовали себя вправе вносить какие-либо изменения или уточнения. — Прим. авт.

(22) Зависимость мнения от возраста здесь весьма симптоматична: обще­ственное представление, что медицинское обслуживание может и даже дол­жно быть бесплатно — один из наиболее устойчивых общественных пред­рассудков, унаследованных от советских времен. На самом деле теневые расчеты пациентов за медицинские услуги были настолько широко распространены в Советском Союзе, что именно к тем временам следует отнести — и хроно­логически, и генетически — сам факт возникновения соответствующего те­невого рынка. Давние наблюдения подтверждаются также и в ходе данного Исследования суждениями некоторых наших собеседников, еще не забывших советские порядки: «В советские времена в медицине теневых отношений было гораздо больше, — вспоминает пятидесятилетняя москвичка Е.Л., фи­нансовый работник. — Сейчас есть возможность официально заплатить – и не волноваться: возьмут — не возьмут, кому дать, сколько дать, как… На самом деле наша медицина никогда бесплатной не была, во всяком случае, если касалось чего-то серьезного».

(23) Широкий анализ теневой деятельности российских промышленных предпри­ятий и предприятий торговли не входил в задачи данного исследования -тем более, что работа эта отчасти уже проделана другими экономистами и социологами. См., например: Долгопятова Т.Г. и др. Указ. соч.

(24) Хронологически и генетически следовало бы начать с сантехника из ЖЭКа (или ДЭЗа), чья фигура хорошо известна с советских времен. Но про­блематика, связанная с этой фигурой, теперь уже слишком очевидна, чтобы останавливаться на ней специально. Приватизация не коснулась службы эк—плуатации жилых зданий — она осталась в ведении муниципальных властей и в ней мало что изменилось за последние годы. Здесь нет ни рынка, ни конкуренции. А потому, как ни покажется странным, «проблема сантехни-имеет совершенно ту же природу, что и уже знакомая нам проблема бюрократической ренты. Сантехник — муниципальный служащий, мельчайшая молекула административной системы. Хоть это и выглядит печальным пара­доксом, его услуги следует отнести к разряду «общественных благ», и дос­туп к ним должен бы быть открыт всем (жильцам) в равной степени. Но поскольку налицо дефицит возможностей (и желания) всем услужить оди­наково, то он назначает за услуги такую дополнительную цену, какую по­считает нужной, и продает их на теневом рынке — то есть получает за них неучтенными наличными. Как указывают многие респонденты, другим теневым рынком, достав­шимся нашему времени в наследство от советских порядков, является ры­нок ритуальных услуг. Поскольку и земля, и система ритуальных учрежде­ний остаются муниципальной собственностью, то, естественно, становятся объектом интенсивной теневой приватизации и распродажи на теневых рынках. «На кладбище всегда приходилось платить дополнительные деньги за хоро­шее место; за хорошую бригаду гробовщиков, за ритуал, — свидетельствует ростовчанин Ю.Н. — Новые кварталы, которые находятся далеко от центра кладбища или в низине, дают охотно, но за хорошее место приходилось платить довольно много кладбищенским работникам. Бригаде могильщиков платят за то, чтобы они не были пьяными во время процессии, чтобы могила была на нормальной глубине и нормальной ширины, чтобы гроб не уронили, что­бы его нормально заколотили. Но, конечно, платят те, у кого есть деньги, а те, у кого их нет, довольствуются ритуалом за сумму, которую определил собес».

(25) Как видим, уровень правосознания российского гражданина таков, что не побуждает его во всех случаях потребовать от производителя услуги обя­зательного соблюдения закона. Вместе с тем в российском законодательстве нет норм, которые создавали бы соответствующие экономические стимулы, что было бы возможно, например, если бы расходы на некоторые виды потребительских услуг хотя бы частично списывались с общей суммы налогов, которые платит гражданин.

(26) Говоря о неформальной экономике, мы имеем в виду не принятое неко­торыми исследователями расширительное толкование этого термина, согласно которому «неформальный сектор экономики — это любая экономическая деятельность, сознательно укрываемая ее субъектами от государства с це­лью минимизации издержек, в частности — за счет ухода от налогообложе­ния» {Допгопятова Т.Г. и др. Указ. соч. С. 22.). Смысл, который мы вклады­ваем в это понятие, соответствует лишь инициативной незарегистрированной (и потому остающейся вне официального налогообложения) деятельности мелких предпринимателей в сфере производства потребительских услуг (а также строительства и торговли). Такая дефиниция подразумевает также, что содержание неформальной экономической деятельности повторяет со­держание официально регистрируемых операций на соответствующих легальных рынках. Впрочем, по нашей информации, тот факт, что предприниматели-нефор­малы не охвачены системой официального фиска, означает лишь, что они вынуждены платить различные «теневые налоги» коррумпированным пред­ставителям власти или криминальным элементам. И поэтому многие из них выражают готовность при первой же возможности легализовать свой биз­нес, особенно при условии либерализации системы налогообложения и га­рантированной защиты бизнеса со стороны государства. Отметим, что к по­добным выводам приходят и западные исследователи неформальной экономики в других странах. См., например: Сото Э. де. Указ. соч. С. 197-198.

Поделиться ссылкой: