Выступление на презентации фонда «Либеральная Миссия»
Я вижу серьезные экономические обоснования причин дефолта и девальвации. По крайней мере мы получили подтверждение, что это стало результатом антиконституционного разделения Центробанка и правительства. Все очень просто: два ведомства принимали решения параллельно. Это как в анекдоте: «Почему клизму ставят два человека? — Один знает как, а другой знает куда.»
Я могу долго спорить с Виктором Викторовичем Ивантером. Конечно, можно оценивать историю по-разному. Но если начать с проблемы отсутствия государства в начале девяностых годов, то все остальные упреки в адрес реформ и реформаторов начинают звучать по-иному, в иной тональности. Потому что при отсутствии государства странно говорить, почему вы сделано то, а не это?. На что имелись рычаги, то и предпринимали. По большому счету я почти не знаю примеров либеральной политики, которая разрабатывалась бы и претворялась от хорошей жизни, а не от глубокого кризиса. Вообще либеральную политику берут на вооружение, когда больше ничего не остается делать, когда все поделено, все, извините, разворовано. Но, все-таки, что-то делать надо, и надо как-то жить дальше. Строго говоря, ситуация 1991 года была именно такой: всё разделено, всё поделено, всё разворовано… Но я не только об этом хочу сказать.
Виктор Викторович задал правильный вопрос — а почему, собственно, либерализм?..
Знаете, что мне не хватает в этом докладе? С одной стороны, доклад построен на базовой предпосылке, что либерализм лучше всего остального. И я с этим согласен. Но, с другой стороны, это положение надо доказывать. Опытом, историей, положительными аргументами. Зачем нужен либерализм? Действительно ли он дает наибольшую эффективность?
…Здесь пример с пивом представляется мне чрезвычайно удачным. Действительно, почему с пивом всё хорошо, а в машиностроении все плохо? Да потому что пиво никогда не было стратегической областью, национальной гордостью, отраслью с большой инфраструктурой, отраслью, которой надо было всячески, любой ценой помогать из нищего бюджета. Кому бы пришло в голову обсуждать — можно ли пивную промышленность приватизировать или нельзя? А не приведет ли это к потери национального достояния? Пивная промышленность никому не была нужна и благополучно пребывала в забвении…
В. ИВАНТЕР: У пива быстрый оборот, у машиностроения низкий! Причем тут все остальное?
В. МАУ:
…У нас довольно много и других отраслей с быстрым оборотом, а развивались они плохо. Развитие пивной промышленности в России предполагало весьма существенные инвестиции. У нас работают не те пивные предприятия, в которые государство ничего не вкладывало, но и ничего от них не требовало. В отличие от машиностроительных заводов, в которые тоже не вкладывали, но от которых постоянно что-то требуют.
Чтобы шли инвестиции, нужно по меньшей мере убрать отрасль из сферы интересов государственного дележа. Очень трудно мотивировать необходимость дать государственный заказ пивной промышленности, потом его не давать и ждать пять лет, то ли отрасль будет реструктурироваться, то ли станет ждать выплат по госзаказу. Как раз пивная промышленность и доказывает, что инвестиции достаточно эффективны.
Что правительство делает, что будет делать в ближайшее время, представляется более или менее ясным и не требует большой дискуссии. С учетом финансовых ресурсов, которых нет, с учетом политических рычагов, которые постепенно появляются, при очевидной консолидации режима становится понятно, что в краткосрочном плане правительство при хорошем развитии событий будет либеральным настолько, насколько ему будет не хватать денег, если оно не станет прибегать к печатному станку. Карл Маркс говорил, что человек, прежде чем обратиться к науке, искусству, религии, должен есть, пить и одеваться. Прежде чем давать деньги на разворовывание в ВПК, АПК и других поименованных Евгением Григорьевичем отраслях, надо иметь надежные полицию, армию, суд и налоговые органы, причем не очень вороватые. Только после этого можно выделять на другие нужды что остается.
Понятно, что существует всем известная проблема инвестиционного климата. Но это и впрямь задача краткосрочного плана, это — задача понятная, без особых альтернатив — если не рассматривать совершенно безумных предложений.
Но инвестиционный климат не решает исторической проблемы «догнать и перегнать», которая стоит в центре обсуждаемого сегодня доклада. Конечно, в самом докладе это сказано другими словами, но речь-то идет именно о том, как «догнать и перегнать».
И вот что мне кажется здесь особенно важным. Историки хорошо знают о задаче догоняющего развития. Догоняющая индустриализация, догоняющая постиндустриализация. Не надо объяснять ее актуальность.
Но спрашивается, как на этапе развития, который, с технологической точки зрения, представляет собой этап формирования постиндустриальной структуры, называемой информационным обществом, — как на этом этапе развития решить задачу перепрыгивания через этапы. Собственно говоря, именно проблемы создания экономической, социальной, политической среды «прыгания через этапы» становятся для нас ключевыми, требующими интеллектуальных усилий. Именно эти проблемы стоит обсуждать, а не макроэкономику как таковую, в которой все и так более или менее понятно. А кому не понятно, так никогда понятно не будет.
Здесь возникает целый набор вопросов. Что мы хотим, к чему стремимся?
Если говорить о высоких технологиях, то это очень опасная постановка вопроса. На самом деле мы можем организовать производство большего числа компьютеров на душу населения, чем весь остальной мир. С точки зрения задач догоняющего развития, это ничем не отличается от того, как мы догоняли ведущие страны по производству цемента, тракторов и прочего на душу населения. Но это не та цель, к которой следует стремиться. На самом деле, цель серьезнее, она выходит за рамки «железа». При этом ее достижение требует не колоссальных инвестиций, а инвестиционного климата в широком смысле этого слова. Речь идет отнюдь не только о правах мелких держателей, но и о благоприятном режиме с точки зрения интеллектуальной собственности, а это — третья часть гражданского кодекса, это совершенно другой подход к определению приоритетов.
Я очень боюсь искусственного определения приоритетов, поэтому я категорически против промышленной политики в традиционном понимании этого слова. Мы должны понимать, что экономический прогноз принципиально ограничен, и потому нельзя даже примерно прикинуть, какие отрасли нам нужны. Приведу один пример. В 1497 году путешественник из самой в то время бедной страны Европы приехал в Англию, самую богатую страну, и стал в 1497 году упрекать крестьян в том, что они ленивы, не хотят трудиться, и вместо того, чтобы заниматься высокоэффективным зерновым хозяйством, разводят овец. В самом деле, в конце XV века развитые европейские страны проводили структурные реформы, переходя от скотоводства к земледелию. Однако по прошествии определенного времени выяснилось, что именно овцы обогатили английского крестьянина, сделали Англию мастерской мира, позволили начать промышленную революцию.
Мы не знаем, какие недостатки или достоинства российского населения, российской экономики приведут к победам или поражениям. Поэтому определять отраслевые приоритеты не только бессмысленно, но и опасно — всегда есть очень высокая вероятность, что они будут основаны на экстраполяции того, что есть, а не на поисках реальных альтернатив.
В заключение я хочу обратить внимание, что это обстоятельство требует совершенно иного подхода к очень многим традиционным представлениям и ценностям, которым отдана дань, например в обсуждаемом докладе. Что является признаком не всегда последовательного либерализма.
Теперь о социальных факторах преобразований — и это всего лишь рабочая гипотеза для дискуссий. Авторы доклада пишут, что в 1998 население заплатило высокую цену году за ошибки властей. Категорически не согласен. Население заплатило высокую цену за свои ошибки, за тот парламент, который навязывал определенные бюджетные законодательства, в том числе бюджетный дефицит, за то правительство, которое оно имело. Я бы не снимал, вообще, ответственности с населения. Разве никто не говорил, что бюджетный дефицит — это плохо?
Много упований на средний класс. А я не знаю, с точки зрения реального постиндустриального развития, он ли нам нужен или интеллектуальная аристократия. Вспомните, что средний класс стал и источником демократии в Америке, и источником нацизма в Германии. В этих хрестоматийных случаях средний класс поддерживал диаметрально противоположное. Когда он ведет себя правильно, хорошо, его называют средним классом, если же ведет себя не так, мы презрительно говорим: лавочники. Хотя это примерно одно и то же. Мне кажется, что социальная база либерализма, социальные приоритеты в этом смысле требуют особого специального обсуждения.