Астроном Дмитрий Нагирнер – открыватель «эффекта Нагирнера»

Авторские проекты, Этюды о свободном человеке

Легко писать о людях публичных, известных, здесь не возникает трудностей с поиском информации, но еще важнее то, что – многие хотят читать о них, проверить себя и узнать новое. Но крайне сложно рассказывать о людях редких профессий, особенно, если они работают в малознакомых широким массам направлениях науки, ведь есть такие исследовательские ниши, в которых десятилетиями работает несколько человек, и этот круг никогда не может расшириться. Астрономия – одна из таких наук, астрономов готовят в небольшом числе университетов, и студенческие группы – очень маленькие. Так, на моем курсе математико-механического факультета ЛГУ, где было около 250 студентов, существовала лишь одна группа астрономов, не более 15 человек. Они слушали небольшое число общих курсов вместе со всеми, в остальном – были весьма автономны.

Введение

Невозможно указать одну цель того, почему я пишу об астрономе – человеке далекой от меня области науки. Но, если говорить о самом главном, то это – продолжение поиска методов биографического повествования. Сейчас для меня распознание природы биографического повествования – одна из центральных задач продолжающегося многолетнего историко-социологического проекта, основанного на изучении жизненных путей советских социологов. К настоящему времени, помимо большого числа проведенных биографических интервью с российскими социологами всех поколений, мною накоплен и немалый опыт написания текстов о жизни и работе социологов. Это книги о Б.А. Грушине и В.А. Ядове, также биографические статьи, эссе и клипы, назову лишь несколько фамилий их героев: А.Н. Алексеев, Г.С. Батыгин, В.Б. Голофаст, Т.И. Заславская, А.Г. Здравомыслов, Я.С. Капелюш, Ю.А. Левада, Ж.Т. Тощенко, Б.М. Фирсов, Ф.Э. Шереги и др. Здесь же – замечу – написаны биографические тексты о многих американских первопроходцах изучения общественного мнения и классиках американской рекламы.

Однако освоение правил написания биографий несколько лет назад потребовало «выхода» за рамки изучения жизненных путей представителей нашего профессионального цеха, потому писал о тех, встречи с кем согревают мою память. Приведу ряд имен: выдающийся фотограф М.М. Гершман, физик атмосферы И.М. Имянитов, он – прототип Олега Тулина в романе Даниила Гранина «Иду на грозу». Далее: математик и биометрик О.М. Калинин, физик Е. Гамалей, историк науки Б.Г. Кузнецов, психиатр А.В. Гнездилов, художник А.И. Кузьминский, искусствовед А.Г. Каминская. Погружение в жизненные пространства этих людей, воспоминания об общении с ними несут в себе много общего, но одновременно каждое такое погружение – встреча с новым.

Биографическое повествование, как я его вижу, это жанр, синтетический, объединяющий требования, императивы качественных методов социологии и биографического метода в литературе и в истории науки. Совмещение двух этих подходов – весьма непростое дело: консервативное отношение к трактовке качественных методов социологии не позволяет многого понять в личности и поступках человека, тогда как излишняя увлеченность возможностями литературы – это дорога к романтизированию биографий. Мне сейчас сложно сказать, где находится разграничительная линия между ними, но очевидно, что о ней следует всегда помнить. В методологическом отношении эта тема рассмотрена в ряде исследований применительно к созданию биографий писателей[1],[2], но, очевидно, специфика деятельности ученых, в том числе – социологов, порождает новые задачи, требующие направленного изучения.

Следую максиме А.Н. Алексеева «Собственная жизнь может быть полем включенного наблюдения», я в последние два года довольно много времени уделил рассмотрению и описанию собственного прошлого, полагая, что в ближайшем будущем накопленный опыт окажется полезен при изучении становления и развития российской социологии. Ведь то, что открывается мне при подобном анализе собственной жизни, скорее всего в различной мере испытывают, ощущают и другие, когда оглядываются на прожитое и – в частности – когда отвечают на мои вопросы в процессе биографических интервью с ними.

Траектория процесса нашего общения

Выше отмечено, что мною накоплен некоторый опыт написания биографий, причем, сделано это в разных форматах. Но лишь относительно недавно мне показалось целесообразным проанализировать сделанное и задуматься о правилах, методах биографического повествования, отвечающего историческому исследованию; я отдаю себе отчет в том, что мои сегодняшние заключения носят первичный характер и должны уточняться. Сказанное относится и к используемой терминологии, в частности, я не уверен, что понятие «траектория процесса общения» наилучшим образом применима к тому, что рассмотрено ниже.

Полтора года назад в FB-посте «На недельку до второго, я уеду в Комарово… плюс более 60 лет» я поделился задумкой – рассказать о людях, с которыми судьба свела меня в первой половине 1950-х годов. Все мы были еще подростками и встречались в летние и зимние каникулы в Доме отдыха художников в Комарово под (тогда) Ленинградом. Жизнь распорядилась так, что с некоторыми из них связь не была разорвана, в общих чертах я знал, чем они занимались и чего досигли в своей деятельности. Тогда имена героев моих предполагаемых очерков не назывались, но мне хотелось написать о них.

О художнике Светозаре Острове[3] и враче-психиатре Андрее Гнездилове[4] я уже написал немного. И вот пишу еще об одном человеке – профессоре астрономии Петербургского Университета, имя которого присвоено новому явлению, обнаруженному им. Это –Дмитрий Исидорович Нагирнер, который для меня всегда был и остается Димой. Траектория динамики нашего общения – весьма непроста, но она мне кажется интересной в плане понимания строения не только собственного «толстого настоящего», но и вообще строения коммуникационного пространства людей, заглядываящих в прожитое.

Мы узнали друг друга – как сказано выше, в Доме отдыха художников – наверное, в 1951 или 1952 году, это было два или три летних сезона. Дмитрий – на три года старше меня; в детские годы это очень значительная разница в возрасте: мне – 10-11 лет, ему – 13-14. Я был среди «маленьких», он – в группе «старших».

И вдруг, трудно сказать, в каком году точно, но – в первой половине 1950-х – я встретил Дмитрия в своей школе, значит, «здесь и тогда» просматривается еще на одном участке траекторий наших жизней. В 1955 году он окончил школу, мне надо было учиться еще четыре года. Удивительно, как выяснилось в нашей недавней переписке, мы начинали школу у одной и той же учительницы, только Дмитрий – учился у нее с первого класса, а к нам она пришла во втором классе. О таком факте я узнал лишь через шесть десятилетий и 16 июля 2018 года писал ему: «Дима, так мы с тобой – из одного гнезда…. ха-ха-ха». Но в старших классах мне не пришлось учиться у учителей Димы; произошло слияние мужских и женских школ, и меня перевели в соседнюю, бывшую женскую, школу.

Наверное, мы потерялись бы навсегда, но, поступив в 1959 году на математико-механический факультет ЛГУ, в том же или на следующий год мы там встретились вновь. Дмитрий уже был на четвертом курсе. Иногда мы там встречались и позже, поскольку до 1963 года Дмитрий был аспирантом того же факультета. Частых, регулярных встреч у нас не могло быть: он проходил подготовку как астроном, я – как математик и механик. Видимо, мы несколько раз встречались и в следующие пять лет, так я в те годы закончил университет и учился в аспирантуре. В 1968 году мои связи с ЛГУ начали ослабевать, и через два-три года совсем прекратились, я начал работать в социологических институциях АН СССР.

Мы учились в одной школе, но жили не совсем рядом. В 1945 году мама Димы не успела подать документы в школу, расположенную напротив его дома, и он все десять лет ходил в школу, по красивому, спокойному, но не близкому маршруту, хорошо знакомому мне. Однако, году в 1971 или 1972 при случайной встрече на Московском проспекте или на улице Фрунзе выяснилось, что мы – соседи. Время от времени мы встречались в книжном магазине, в булочной или парикмахерской. Вспоминали прошлое и спрашивали друг друга: «А как ты?». В 1984 году Дмитрий Нагирнер стал доктором физико-математических наук, я защитил докторскую диссертацию по философии (прикладная социология) годом позже.

Скорее всего мы встречались и в годы перестройки, но в начале 1994 года я уехал на постоянное жительство в США. На несколько лет оборвались все мои связи с друзьями и коллегами, не было возможности их поддерживать, надо было начинать жизнь снова. Прошло много лет, я постепенно вернулся в социологию, нашел свою исследовательскую нишу, много писал и активно публиковался. Летом 2012 года я с раннего утра и до позднего вечера следил за ходом избирательной кампании президента Барака Обамы, переизбиравшегося на второй срок. Мой первый мониторинг президентских выборов состоялся в 2008 году, и по его итогам была выпущена книга: «Явление Барака Обамы», я надеялся написать книгу и по результатам наблюдение в 2012 году.

Но почему утром 30 июля того горячего года я вдруг отправил Дмитрию коротенькое электронное послание? Адрес был найден в сети: «Дима, неужели твой электронный адрес верен? …что-то утром вспомнилось мне… и ты проявился… живу в США с 1994 год … (вот немного о себе) … черкни, Боря». Удивительно, как-будто не было перерыва по крайней мере в два десятилетия, на следующий день я получил ответ, начинающийся словами: «Борис, привет из России, да, это мой адрес, я по-прежнему живу в нашем городе с его новым-старым названием. Все еще работаю. Читаю лекции студентам. Пишу книги, некоторые ты можешь посмотреть по адресу www.astro.spbu.ru в разделе www-ресурсы» Далее было коротко сказано о семье и в конце: «Есть что вспомнить из нашего детства». После этого я написал пространное письмо, но наша переписка застопорилась.

И следующее письмо я написал Дмитрию только летом 2018 года, очертил сделанное и сказал о своих планах рассказать о Комарово, о некоторых ребятах: «…но память не отпускает… как-то недавно я задумался о том, что среди тех, с кем был в доме отдыха художников, оказалось много успешных, профессиональных людей… приложил небольшой текст о Свете Острове (не знаю, помнишь ли ты его), Андрей Слободинский (Гнездилов) стал профессором в области психиатрии, создателем первого в стране хосписа, помогает людям, Саша Прошкин – режиссер, Аркадий Натаревич – ведущий в стране художник по витражам… знаешь – это интересная социальная сингулярность… как, почему так сложилось? в Интернете нашел достаточно материалов о тебе… немного напишу… если тебе интересно, пришлю, покажу… будем, Боря».

В летней переписке 2018 года Дмитрий прислал мне несколько писем о нашем Доме отдыха и о своей текущей жизни, тогда я суммировал (15 июля 2018 г.): «У нас с тобой – так получилось – 4 общие жизненные точки: Дом отдыха, школа на углу Красной конницы и Тверской, матмех и район ул. Фрунзе…». Но дальше мы не двинулись.

Прошло еще полтора года, и совсем недавно (24 декабря 2019 года) я написал: «Дима, знаешь, конец года… все ждут чудо… вот я и пишу тебе… вчера написал материал об Андрее Слободинском (Приложил), думаю, ты его помнишь… завтра поставлю в сеть и дам информацию в face book, потихоньку буду готовиться к тому, чтобы написать о тебе… твоя помощь будет нужна, знаешь, астрономия, особливо теоретическая, элитарная область науки… там даже лексика — типа (из биологии) «Рецессивный аллель влияет на фенотип, только если генотип гомозиготен» (помню этот вывод Шредингера со студенческих пор)…».

Долгая, странная, прерывистая траектория, но она говорит об очень многом. Оказывается, что Дмитрий Нагирнер свыше шести десятилетий присутствует в моем сознании, а значит – в том, что я называю моим «толстым настоящим». Самый интересный момент – это мое письмо ему в 2012 году, не могу вспомнить, в силу каких обстоятельств оно было написано. Я тогда вовсю проводил интервью с советскими / российскими социологами, был всемерно включен в наблюдение за ходом американской президентской капмании, завершал работу над книгой по истории советской социологии, которую издал Европейский университет, были еще какие-то рутинные дела, но почему я вдруг полез в интернет и начал искать Дмитрия? И он – в момент ответил; конечно же речь не идет о том, что ожидал моего «появления», но факт – ответил сразу. И эта фраза в конце: «Есть что вспомнить из нашего детства»; она – самостоятельная, ведь я ничего не писал ни о Доме отдыха, ни о нашей школе, ни о мат-мехе ЛГУ, ни о наших общих знакомых. Получается, что мое «толстов настоящее» настолько пропитано тем давним опытом, что мне интересно туда возвращаться. Да и Диме тоже.

И понятно, что каждый раз я очень личностно слушаю «На недельку до второго я поеду в Комарово…».

Дмитрий Нагирнер как профессионал

Одно ясно – профессиональная деятельность героев моих биографических текстов – центральная точка повествований. Во-первых, меня интересует процесс вхождения в профессию и движение в избранной области деятельности. Во-вторых, мне все более интересным становится проявление в профессиональной деятельности человека элементов биографичности, другими словами, как внепрофессиональной опыт отражается в том, что человек делает.

На сайте «Астрономия в Санкт-Петербургском университете» есть небольшой рассказ о Дмитрии Исидоровиче Нагирнере[5]. Сначала совсем краткая информация: «Р. 19.04.1938 в г. Ленинград. В 1955 окончил школу с золотой медалью, а в 1960 — Ленинградский университет по специальности астрономия с отличием. До 1963 — аспирант кафедры астрофизики под руководством чл.-корр. АН СССР (с 1981 академик) В.В.Соболева. С 1963 — ассистент, с 1967 — доцент кафедры общей математики. С 1967 — ст.н.с., с 1988 — вед.н.с. Астрономической Обсерватории (с 1971 Астрономический институт) ЛГУ. С 1997 — профессор кафедры астрофизики. Доктор физ.-мат. н. (1984), профессор по кафедре астрофизики (2002). Член МАС с 1976, член-основатель Европейского астрономического общества (1991). Член трех докторских диссертационных советов».

А если еще короче – редкостный случай: шесть десятилетий в ленинградском / петербургском университете и успешной научной и педагогической деятельности в раз и навсегда избранной области науки, ученый, признанный в стране и за рубежом.

А начиналось все так (из письма Дмитрия, 15 июля 2018): «Я заболел астрономией после того, как мне подарили книгу «Искуственная вселенная» о Московском планетарии в 6 классе. Потом читал Ивановского «Разведка далеких миров», Воронцова-Вельяминова и даже учебник для педвузов. Когда у нас в 10 классе вела предмет Астрономия учительница географии, я знал об этой науке больше нее». Однозначно: «любовь с первого взгляда и на всю жизнь», случай не только редкостный, но по-настоящему счастливый.

Именно ранним освоением астрономии и глубоким изучением некоторых классических методов математики объясняется значимость результатов уже первого научного исследования Дмитрия. Это не моя оценка, именно так сказано в названном выше представлении Д.И. Нагирнера на сайте петербургских астрономов: «В 1960 в дипломной работе установил, что если в атмосфере горячей звезды наряду с релеевским рассеянием электронами имеется истинное поглощение, то степень поляризации выходящего излучения меньше, чем согласно эффекту Чандрасекара-Соболева (т.е. при чистом рассеянии). При этом в некоторой точке на диске плоскость поляризации поворачивается на 90 градусов (эффект Нагирнера)«. Таким образом, в дипломе содержится то, что его коллеги признают «эффектом Нагирнера».

Мимо такого факта я никак не мог пройти и при работе над данной заметкой и попросил Диму рассказать, что за эффект он обнаружил. На следующий день я получил небольшой, еще не публиковавшийся текст-воспоминание, озаглавленный «Эффект Нагирнера», и копию его статьи 1962 года «О поляризации света в атмосферах звезд» из «Ученых записок ЛГУ» [6]. Постараюсь, основываясь прежде всего, на воспоминаниях автора, изложить ход его работы и полученный результат.

Началось все с того, что в качестве дипломной работы В.В. Соболев предложил Дмитрию продолжить тему, которой он сам интересовался, она касалась расчета поляризации излучения, выходящего из атмосферы звезды. Впервые такую задачу поставили и решили независимо друг от друга В.В.Соболев и С.Чандрасекар, они рассмотрели некую простейшую модель этого явления, дали приближенную оценку уровня поляризации в центре звезды и на ее краях; обнаруженная ими измененчивость получила в астрономии имя — «эффект Соболева-Чандрасекара». В.В.Соболев, предложил дипломанту рассмотреть более общий случай, более отвечающий реальному строению околозвездной атмосферы.

Построив теоретическую модель, более адекватную реальному процессу, чем в задачах, решенных Соболевым и Чандрасекаром, Дмитрий нашел необходимую ему информацию в иностранных журналах и расчитал все на известном в те годы арифмометре Железном Феликсе. Все мы осваивали такое «железо» — компьютеров в 1960 году еще не существовало.

Оказалось, что согласно его расчетам при смещении от центра звезды степень поляризации уменьшалась и становилась отрицательной. Первая мысль была – неточности расчетов, но оказалось, что не в этом дело; и Дмитрий дал физическое объяснение обнаруженного им явления – дело во вращении плоскости поляризации.

Изучавшим астрономию, физику, некоторые разделы математики хорошо знакомы имена академика Виктора Викторовича Соболева (1915-1999) и Субраманьяна Чандрасекара (1910-1995), Нобелевского лауреата по физике «За теоретические исследования физических процессов, играющих важную роль в строении и эволюции звёзд». В моем понимании, даже небольшое уточнение результатов исследований этих маститых ученых, сделанное 22-летним ученым, — это отличный старт в науку.

Дипломная работа была защищена, и ее результат был опубликован, но ни о каком открытии автор не думал. Однако через несколько лет известный астрофизик Ю.Н. Гнедин – специалист по распространению и поляризации космических излучений, сообщил Дмитрию, что он – классик, поскольку открыл новое явление. Это утверждалось в одной из диссертаций, оппонентом которой он был.

Впоследствии об «эффекте Нагирнера» писал известный физик Н.А.Силантьев, а при ссылке на его работы и профессор Института астрофизики в Санта-Барбаре (Калифорния) Omer Blaes. С ним Дмитрий познакомился в Швеции на Международной конференции. Во время завтрака Дмитрий оказался напротив Омера, выступление которого он видел. Неожиданно Омер обратился к нему и спросил, откуда он. Дмитрий ответил: «… я тот, про которого он не знает, мужчина я или женщина». Дело в том, что это выражение было употреблено в письме Омера одному из коллег, учеников Дмитрия. Знакомство состоялось.

Свой рассказ Дима завершил словам: «Эффект, конечно, невелик, но все же он был обнаружен при наблюдениях. Знают о нем, я думаю всего несколько человек во всем мире, но все равно приятно». На мой взгляд, это не повод сожалеть, ведь эффект касается мироздания, устройства Вселенной. Что может быть интереснее и более интригующе?

Таким было начало научного пути. В 1960–1980 гг. основным направлением научной работы Д.И.Нагирнера была теория многократного рассеяния излучения, им написан ряд монографических обзоров по этой тематике, а в 1971 за цикл работ по теории переноса излучения со своим коллегой, профессором В.В. Ивановым он получил высокую Университетскую премию. В середине 1980-х годов Д.И.Нагирнер обратился к астрофизике высоких энергий и космологии, к изучению физических процессов, происходящих во Вселенной. Свыше 20 лет он читал курс теоретической физики студентам-астрономам. С 2000 читает курсы «Космология», «Теория переноса излучения» и «Радиационные процессы в астрофизике». По прочитанным курсам им опубликовано шесть обширных учебных пособий — фактически учебников.

Речь не о прямом влиянии, но о социокультурной атмосфере семьи

В одном из недавних писем Дмитрия он заметил: «Я свое мировоззрение выработал сам». Конечно, эпоха была такой, что многие советы, рекомендации старших приходилось просеивать через свое видение реальности. Но в любом случае, семья всегда оказывает влияние, словом и/или делом, явно или неявно. Выше было сказано, что Дмитрий увлекся астрономией в шестом классе, после прочтения книги «Искусственная вселенная», и вот еще одно воспоминание: «Первая книжка по астрономии была мне подарена Н.М.Суетиным случайно, но с нее все и началось». Поискал в сети эту книгу, ее и сейчас можно купить, но текста книги я не нашел. Похоже, книга, действительно, была интересной, ее первое издание – 1941 год, четвертое – 1948 год[7]. Написана она научным журналистом Яковом Исидоровичем Шуром, но большего я о нем не обнаружил. Скопировал обложку книги и отправил ее Дмитрию: рад был, получив ответ: «Именно эта книга меня совратила. Спасибо, Боря. Дима».

А вот о Н.М. Суетине – Николае Михайловиче Суетине (1897—1954) известно многое, в «Вики» он представлен так: российский советский художник, мастер дизайна, графики и живописи, представитель авангарда в его супрематическом варианте, реформатор русского фарфора. Это направление русского искусства меня всегда интересовало, и я мог бы многое о нем сказать, но не об этом настоящая статья. Суетин здесь интересен, прежде всего, как человек, который, как показало будущее, подвел Дмитрия к главному в его жизни. Это – очень немало. Кроме того, Н.М. Суетин – муж Анны Александровны Лепорской (1900-1982), родной сестры матери Дмитрия Нагирнера. А.А.Лепорская – тоже художник по фарфору, живописец, график и дизайнер, монументалист, была заслуженным художником РСФСР, лауреатом высоких премий. Именно как ее племянник Дима ездил в Дом отдыха художников, так что вот где исходная точка нашего давнего знакомства.

Методология и технология моих историко-социологических поисков ориентируют меня на построение насколько возможно долгих траекторий жизни моих героев, часто уходящих в глубину их предбиографий. Это не только отвечает логике исторического анализа, но иногда позволяет многое понять в деятельности и сознании людей, судьбы которых мне интересны. Автоматически, эта направленность анализа биографий придала моему исследованию новую окрашенность, наполнила его тем, что осознанно не закладывалось в него. Массив из двух сотен биографий социологов одновременно стал коллекцией жизнеописаний всех этих людей, в нем – отражение важнейших событий в СССР / России более, чем за 100 лет. Исследование развивается как историко-социологическое и одновременно как культурологическое, общеисторическое.

Предбиография Дмитрия Нагирнера чрезвычайно интересна, даже не обращаясь к специальным источникам, лишь бродя по электронной сети, сейчас обнаружить многое об удивительной семье Лепорских. Можно начать с деда Дмитрия – Александра Ивановича Лепорского (1868-1937), который родился в семье священника Иоанна Петровича Лепорского (1835-1887) – помощника смотрителя Арзамасского духовного училища и сам стал священником. В 1888 году Александр Иванович окончил Нижегородскую духовную семинарию по первому разряду, в 1892 году – Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия, был земским учителем, имел шестерых детей, в том числе Софью (мама Дмитрия) и Анну (А.А. Лепорская). В 1908 году возведен в сан протоиерея и назначен ректором Псковской духовной семинарии – последний ректор перед ее закрытием в 1918 году. 1 октября 1937 года арестован, обвинялся по ряду статей и расстрелян 1 ноября 1937 года[8].

Видным служителем церкви был и его брат – Петр Иванович Лепорский (1871 — 1923), протоиерей, профессор Петроградской духовной академии, духовный писатель. 6 сентября 1907 года был определён настоятелем храма Воскресения Христова (Спас-на-Крови) с оставлением в должности профессора академии. Умер в 1923 году от чахотки, похоронен в Александро-Невской лавре[9].

Было еще два брата – Николай и Иван. Николай Иванович Лепорский (1877—1952) — советский терапевт, доктор медицины, академик AMН СССР, генерал-майор медицинской службы (1951). Похоронен в Петербурге на «Литераторских мостках» на Волковском кладбище. О Владимире Ивановиче Лепорском известно мало, но выдающимся советским металлургом стал его сын – Владимир Владимирович Лепорский (1911-1981) – многолетний директор металлургического комбината «Азовсталь», Герой Социалистического Труда.

В моем понимании все приведенное говорит о высоком трудолюбии представителей семьи Лепорских, стремлении к образованию, верности своему делу, креативности, честности и о многом другом, что было присуще русской земской, трудовой интеллигенции начала XX века и корпусу образованных служителей церкви. Дмитрия воспитывала мать, которая выросла в религиозной, многодетной семье, и, безусловно весь комплекс ценностей, привитых ей, она старалась передать сыну. Отец, к сожалению, не мог участвовать в его воспитании. По воспоминаниям Дмитрия: «Отец был главным бухгалтером Ленсовета по строительству, был командирован на Север и поэтому избежал посадок перед Войной. Он не успел эвакуироваться и погиб в блокаду. Мы с мамой были в Горьковской области».

На упомянутом выше сайте Петербургских астрономов биографический очерк о Д.И. Нагирнере завершается следующим абзацем: «Собрал большую библиотеку по науке и по областям других своих интересов — истории, античной и российской, археологии, ономастике и этимологии, жизни животных и растений, древнерусскому и авангардному искусству. Увлекается классической музыкой и классической поэзией». Среди математиков и физиков – нередкость широкие интересы к истории, культуре и искусству, в частности, это культивировалось некоторыми из профессоров матмеха в годы нашего студенчества. В ряду интересов Дмитрия легко просматривается то, на что в ранние годы его социализации могла ориентировать его семья.

***

Человечество всегда смотрело в небо. Оно им любовалось, оно его любило, оно его боялось. Астрономия всегда была и всегда будет. И человек одновременно осознает себя и заглядывает в небо, его первые вопросы: «А что там?». Потом подростки читают о Космосе, путешествуют по нему, задумываются… Но романтика вскоре исчезает, астрономами становятся единицы. Они всегда немного романтики, немного не от мира сего.

Чаще всего их жизнь – далека от общественного бурления, она проходит в небольших исследовательских коллективах, в обсерваториях, они немного подобны смотрителям маяков. Смотрят в даль.

Они беседуют со Вселенной.

 

Литература: 

  1. Эйхенбаум Б. Творчество Ю. Тынянова http://feb-web.ru/feb/classics/critics/eixenbaum/eih/eih-380-.htm?cmd=p.
  2. Гром К.Н. Роман-биография в творчестве Стефана Цвейга // Автореферат дис. на соискание уч. степ.канд. филолог. наук.1983. http://cheloveknauka.com/roman-biografiya-v-tvorchestve-stefana-tsveyga.
  3. Докторов Б. Свет Остров – мой молочный брат. https://www.facebook.com/boris.doktorov.1/posts/1487660328041318.
  4. Докторов Б. Целитель Андрей Гнездилов, или сказочник доктор Балу.
    Есть добрые сказочники и в наше время http://www.socioprognoz.ru/index.php?page_id=297.
  5. Нагирнер Дмитрий Исидорович //Астрономия в Санкт-Петербургском Университете. http://www.astro.spbu.ru/?q=node/807.
  6. Нагирнер Д. И. О поляризации света в атмосферах звезд // Ученые записки ЛГУ. Серия математических наук.1962.№307. С.79-87.
  7. Шур Я. И. Искусственная вселенная : [Моск. планетарий] : Астрон. очерки / Я. Шур ; Под ред. проф. К. Л. Баева. — 4-е изд. — [Москва] : Изд. и тип. изд-ва «Моск. Рабочий», 1948.
  8. Александр Иванович Лепорский / Сайт «Древо. Открытая православная энциклопедия. https://drevo-info.ru/articles/13676869.html.
  9. Петр Иванович Лепорский / Сайт «Древо. Открытая православная энциклопедия. https://drevo-info.ru/articles/13676866.html.
Поделиться ссылкой: