А там еще немного — и провинция
Есть кое-что пострашнее для «партии Кремля», чем рассерженные горожане
Слишком яркое впечатление, произведенное на общественность московскими протестами — их внезапной вспышкой и столь же обескураживающе внезапным отступлением, — мешает, кажется, увидеть итоги минувшей выборной зимы в целом. Посмотреть картинку целиком. Между тем протесты были далеко не единственной неожиданностью: изменения происходили сразу в нескольких измерениях.
Разумеется, только не искушенные в политике люди могли думать, что московские протесты приведут к кардинальным изменениям политической системы. Размах протестов стал неожиданностью не только для властей, но и для самих протестующих. И нет ничего странного, что вышедшие неожиданно для самих себя на улицу люди обнаружили, что у них нет ни лидеров, ни ясного представления о том, как добиваться своих целей. Даже если бы власть вдруг отступила, неготовность протестующих обнаружилась бы с убийственной силой. За кого, например, голосовать на новых выборах, будь они назначены, — снова за Миронова назло жуликам и ворам? Кроме того, надо отметить, что уже митинг на Сахарова показал замедление прироста протестующих, а в регионах московские протесты не получили заметной поддержки. После Сахарова эскалации не было. И это позволило Владимиру Путину собраться с духом и перейти в контрнаступление.
Между тем завороженность московскими протестами отвлекла внимание от другого фундаментального события декабря. Ведь безудержные фальсификации в Москве, ставшие причиной протестов, случились потому, что к вечеру 4 декабря стало очевидно поражение «партии власти» на большей части страны. Менее 40% получила «Единая Россия» в 32 регионах России (в них проживает 60 млн человек), в том числе — в далеко не самых демократических и городских (Вологодская, Костромская, Орловская области). В половине из этих регионов (по числу и по населению) «партия власти» получила меньше 35%. И это притом что подтасовки в пользу ЕР, по всей видимости, все же имели место. Наконец, добавим сюда 11-миллионную Москву, в которой результат «Единой России» без фальсификаций также был, видимо, недалек от 30%. Получается, что на территориях, где проживает чуть более половины населения страны, «правящая партия» могла бы получить вряд ли более трети всех голосов.
Фальсификации позволили ужульничать большинство мест в парламенте, но не компенсировали фактического поражения. «Партия власти» по результатам выборов, безусловно, перестала быть правящей, превратившись в «партию жуликов и воров». Неслучайно кандидаты от ЕР уже на декабрьских выборах и после них стараются дистанцироваться от нее.
Это обстоятельство нанесло удар по политической системе Владимира Путина, может быть, больший, чем московские митинги. В структуре зрелого путинского авторитаризма правящей партии отводилась все более весомая роль. На протяжении предыдущих 5 лет из губернаторского корпуса выдавливались старожилы 90-х — региональные бароны, создавшие на местах «власть под себя», и заменялись московскими назначенцами. Такая система, приближенная к советской, может работать, когда вертикаль власти поддерживается партийным аппаратом, параллельным аппарату исполнительной власти. Именно через партийные структуры Кремль вел консультации с местными элитами по поводу будущего губернатора. Это обеспечивало, с одной стороны, кооптацию местных элит в партийные структуры, а с другой — оставляло право окончательного решения за Москвой.
Поражение «ПЖиВ» в декабре продемонстрировало, что население провинциальной России не восприняло этот советский партийный ренессанс, а местные элиты не имеют желания и возможностей спасать «партию Кремля». Механизм, который выстраивали все последние годы, дал обвальный сбой. Рискнем предположить, что паническое выступление Дмитрия Медведева с проектом «политической реформы» было инспирировано не столько даже московскими митингами, сколько испугом перед реальными результатами ЕР в регионах. Точнее, сочетанием двух факторов: антикремлевским голосованием провинции и московскими выступлениями. В результате москвичам были обещаны политические партии, а провинции — губернаторские выборы.
То обстоятельство, что два протеста — митинговый московский и молчаливый провинциальный — не вступили в резонанс, видимо, во многом предопределило дальнейшее развитие событий. Примечательно, что именно противопоставление Москвы и провинции стало одной из главных фишек Кремля при спасении внезапно легшей на бок президентской кампании Путина. Дескать, Москва — одно, а Россия — совсем другое, Москва против Путина, а Россия… Парадокс заключался, однако, в том, что против «партии жуликов и воров» Москва и как минимум половина России проголосовали практически одинаково.
Не подтвердили гипотезу о «расколе двух Россий» и президентские выборы. По официальным данным, Путин получил 64% голосов, корректировка результатов на фальсификации по методу Шпилькина указывает, что реальный результат следует понизить примерно до 56%. Впрочем, учитывая массовые переписывания протоколов, которые метод Шпилькина не может уловить, реальный результат, видимо, следует понизить еще на (как минимум) несколько процентных пунктов. В Москве, по официальным данным, за Путина проголосовало около 47%, при этом махинации с досрочными голосованиями, «каруселями» и предприятиями непрерывного цикла указывают, что реальный результат был несколько ближе к 40%. Итого: различие в результатах Москвы и России в целом составило порядка 10 процентных пунктов, что совершенно нормально и никак не свидетельствует о «расколе страны».
Это не значит, что между Россией крупных городов и провинциальной Россией нет различий. Они есть, и весьма существенные. Это значит, что в отношении к Путину с его политической системой две России движутся (постепенно отказывая ему в доверии) параллельным курсом, хотя и с несколько разной скоростью и по несколько различным основаниям. Эти различия, скорее всего, проявятся в видении двумя Россиями альтернативы путинизму. Но отношение к самому Путину не является фокусом их противоречий — оно ухудшается в обеих соизмеримыми темпами.
Подводя итог, можно сказать, что потеря контроля над ситуацией в регионах является для Кремля сейчас главным вызовом. Система региональных баронов разрушена, а попытка ввести в качестве механизма контроля институт правящей партии на данном этапе провалилась. Если вглядеться в то, как мутировал законопроект о выборах губернаторов, то становится понятно, какую проблему пытается решить Кремль.
«Демократическая» инициатива г-на Медведева вылилась во что-то просто африканское: граждане будут «напрямую» избирать губернаторов, но решать, за кого гражданам можно голосовать, будут муниципальные депутаты. Смысл идиотической и антиконституционной конструкции понятен. Муниципальный депутат — существо, зависимое от региональной исполнительной власти: дадут деньги на починку моста или не дадут? То есть в этой конструкции бенефициаром является губернатор и поддерживающие его местные элиты — они получают определенную автономию от Москвы, сохраняя при этом традиционную автономию от мнения населения. Иными словами, Кремль готов поступиться полномочиями в пользу региональной власти в обмен на обеспечение местной элитой лояльности Путину со стороны населения провинции. И тогда, видимо, считают в Кремле — решив эту проблему, — удастся справиться с московским просвещенным бунтом. Главное, чтобы два недовольства не слились в один хор.
Источник: Новая газета