Андрей Кончаловский: «Если у России не появится национальной идеи, нас либо завоюют китайцы, либо освоят европейцы»
«Думая о
будущем России, я предпочитаю расширять геополитические и временные рамки.
Посмотрим на эту гигантскую территорию, где от Урала до Японии пространство
практически пустое и население два человека на квадратный километр, эту
территорию, полную несметных богатств — нефти, газа, золота, металлов, питьевой
воды, леса. Вся эта территория непосредственно примыкает к великой китайской
цивилизации. Какие прогнозы по этому поводу должен делать думающий человек?»
Земля не
тянет крестьян к себе
– Что за
картина, не расскажете?
– Мне захотелось снять фильм о сельском почтальоне. Группа шесть месяцев искала
героя по центральной и северной России – объехала десятки деревень в поисках. В
результате мы остановились на почтальоне, который живет в деревне на берегу
красивейшего Кенозера Архангельской губернии. Сценарий был, но мы искали
возможности его изменить, чтобы сюжет подсказывала жизнь. Вообще почтальон в
деревне – это уникальная должность. Ведь по существу, кроме участкового, он
единственный представитель государства – он не только носит почту, он приносит
пенсии, собирает налоги, он также привозит хлеб или электрические лампочки. Я
не знаю, как полуослепшие бабушки выжили бы в своей Богом забытой деревне, если
бы не сельский почтальон, который и в мороз, по метровому снегу, и в распутицу
на тракторе, и в любую погоду через озеро на катере должен доставить своим
реципиентам сигнал, что государство их помнит. Удивительная профессия –
сельский почтальон.
– Это будет
похоже на «Асю Клячину»?
– В «Асе» в главной роли была профессиональная актриса Ия Саввина, и она
приспосабливала свою роль к реальности. Здесь же наоборот: главный герой –
реальный почтальон. И он нам подсказывает, как должен развиваться сюжет или
какие слова должны быть сказаны в тот или иной момент. Я не знаю, какой
получится картина. Собственно, об этом еще рано думать – мы еще не закончили
съемки. Что меня действительно поразило – это открытие, что в России исчез
целый класс земледельцев. Я был поражен словами одного из действующих лиц:
«Наши деды еще помнили, когда жать, когда сеять. У отцов был колхоз, а в
колхозе агроном, который им объяснял, как землю работать. А мы сегодня уже не
помним, что знали наши деды, и агронома нет». Эта мысль объясняет, почему
бывшего колхозника и бывшего крестьянина земля не тянет к себе, не вызывает
желания ее «работать» – инстинкт утерян! Он может только ее продать, а деньги
пропить.
В Китае так
выбить эту память из земледельцев Мао не успел – коммунисты правили 30 лет. И
когда там началась перестройка, в деревнях все-таки помнили, что делать с
землей. В России этот ужас длился 70 лет – т.е. два поколения. У нас не просто
исчез целый класс – здесь погибла основа целой цивилизации. И это катастрофа,
которую я действительно не знаю, с чем сравнить.
Демократии
здесь нет и быть не может
– Вы
говорили раньше, что чем больше будет абсурда, тем быстрее все проснутся и
начнут как-то шевелиться…
– Я никогда не говорил: «все проснутся». Я говорил о том, что может проснуться
определенная часть общества, те люди, которые исповедуют европейские ценности.
Конечно, для них происходящее сегодня выглядит абсурдом. Но для большинства
населения страны, которое исповедует ценности московской Руси, – всё это норма
жизни. Когда слышу отчаянные возгласы моих друзей «куда мы катимся!», я
терпеливо разъясняю уже который год: вы катитесь в монолитную,
централизованную, нормальную «Московию». Демократии здесь нет и быть не может,
потому что демократия – в самой краткой формуле – это контроль народного
большинства за деятельностью избранного меньшинства. В нашей стране
большинство, которое, проголосовав, расходится по домам и возвращается к своим
ежедневным заботам, лишено всякого представления о своих обязанностях как
гражданина. Давайте признаем: в России гражданского общества нет, граждан нет,
есть население. Власть, лишенная общественного контроля, развивается и
действует так, как она считает выгодным для себя. В России государство
трансцендентно для своего народа, то есть народ не понимает, что такое
государство, и не хочет понимать, какова его роль. Народ ждет от государства
пенсии, социальных услуг – электричества, воды и тепла. Тут как бы существует
негласный договор между населением и властью: власть не вмешивается в жизнь
населения, население не вмешивается в действия власти. И мне трудно представить
себе, какие общественные и экономические и политические потрясения должны
случиться, чтобы народ обратил внимание на государство.
– Крамольный
вопрос: а зачем нам так надо становиться европейцами?
– Думая о будущем России, я предпочитаю расширять геополитические и временные
рамки.
Посмотрим на
эту гигантскую территорию, где от Урала до Японии пространство практически
пустое и население два человека на квадратный километр, эту территорию, полную
несметных богатств — нефти, газа, золота, металлов, питьевой воды, леса. Вся
эта территория непосредственно примыкает к великой китайской цивилизации. Какие
прогнозы по этому поводу должен делать думающий человек? Если у России не
появится национальной идеи, то, на мой взгляд, есть всего две возможности: либо
вся территория западной и восточной Сибири войдет в сферу китайской ойкумены,
либо ее освоят европейцы. Но без Европы и Америки — в ближайшие 30—50 лет —
России это не под силу. А нависающая альтернатива — отдать гигантскую территорию
Китаю.
– В чем вы
видите причину отсутствия в России граждан?
– Рассмотрим понятие «гражданин». Я полагаю, что гражданином может себя назвать
человек, который испытывает чувство личной ответственности за поступки
государства. Ибо, голосуя, он выражает свое доверие и следит за тем, чтобы это
доверие было оправданно. Я могу сказать, что люди, выходящие на Болотную, –
безусловно, граждане. Но в размерах России Болотная площадь просто невидима.
Если посмотрите на историю европейской цивилизации, гражданское общество
возникало там, где появлялись зачатки самоуправления. Это города – на Руси это
были Новгород и Псков. Именно в городах возникла буржуазия.
Между
горожанином-буржуа и крестьянином, который живет за стенами города, лежит
буквально пропасть, и заключается она в понимании богатства, иначе –
собственности. Испокон веков единственной осязаемой ценностью для человека была
земля. Количеством земли измерялось экономическое могущество личности и
государства. Но земля количественно неизменна, поэтому землю можно только
перераспределять. Именно отсюда выросло варварское представление, что богатство
только перераспределяется. Поэтому экономическое возвышение соседа всегда
воспринимается крестьянином как угроза собственному благополучию. Буржуа, в
отличие от крестьянина, осознал, что богатство может выражаться не количеством
земли, а деньгами, а значит, капитал может прирастать.
Возвышение
соседа воспринимается буржуа как пример для подражания. При этом буржуа,
обретая капитал, оговаривает, сколько денег он должен внести государству в виде
налога, а это уже признаки политической независимости. Именно этим фермер
отличается от крестьянина.
В России,
кроме Новгорода и Пскова, не было ни одного города с самоуправлением, что
называется магдебургским правом. На Украине таких городов было 60, в Белоруссии
– 40. У нас вместо городов с самоуправлением были военные поселения, где стояли
гарнизоны для подавления восстаний крепостных крестьян.
Хороший
фильм можно снять и на айфон
– Сейчас
мэтры предпочитают снимать дешевые фильмы – на коленке, как вы говорите, – это
новая эстетика или просто денег нет?
– Всякая новая эстетика, «новая волна», начиналась в кино с того, что не было
денег; их давали на промышленное, коммерческое кино – тогда неореалисты
начинали снимать на улицах, а французы, как Годар, делали кино из наблюдений за
повседневностью. Если бы государство дало мне денег, я бы снял «Рахманинова». Я
много раз обращался в правительство, но, кроме сочувствующих улыбок, ничего не
получил.
– Почему
именно «Рахманинова»?
– Сценарий лежит много лет, мы написали его с Нагибиным. У нас практически нет
фильмов о высшей точке развития России – о рубеже веков; нет фильма о Чехове, о
Шаляпине, лишь один и давний – о Чайковском… Фильм о Толстом, к которому я
имел отношение, снят на деньги немцев и американцев, как это ни позорно. А ведь
все эти художники, которые составили славу России, были частью именно
европейской России, той самой, которая была потом побеждена и рассеяна. Этот
период – с конца XIX века по 1917 год – можно назвать высшей точкой развития
послепетровской русской культуры. Достаточно почитать воспоминания художника
Константина Коровина, чтобы понять всю красоту и насыщенность жизни этих людей.
Чехов, Врубель, Шаляпин, Горький, Левитан, Серов!.. Как эти люди дружили, как
помогали друг другу, как спорили и мирились, – когда я читаю про этот характер
отношений между русскими художниками, я часто спрашиваю себя: куда все это
делось? Почему мы так больше не общаемся, разбредясь по партийным кучкам,
объединяясь и дружа «против кого-то»? Наверно, все-таки советский период нанес
какой-то урон той естественности, безыскусности и чистоте, которая пронизывала
русскую жизнь до революции. Впрочем, может быть, это лишь моя очередная
иллюзия… Но я хотел снять именно об этом и, конечно, о судьбе великого
композитора, ведь жизнь Рахманинова была длинной – он видел и революцию, и эмиграцию,
и зарождение фашизма, и Отечественную войну…
Рахманинов
для меня – это один из гениев, перед которым я преклоняюсь. И он, наряду с
Антоном Павловичем Чеховым, – мой духовный ментор. Что касается финансирования,
то мне кажется, большой фильм не обязательно должен иметь большой бюджет.
Эпическое в кино – это не количество статистов, лошадей или танков, эпика
находится внутри героя. Когда король Лир стоит один и взывает к небесам, бросая
им вызов, это может потрясать больше, чем 10.000 всадников, которых теперь с
легкостью рисуют с помощью компьютерной графики. Убежден, что хороший фильм
можно снять даже на айфон. Талант режиссера, на мой взгляд, заключается в его
способности не только любить своих героев, но и заразить этой любовью людей,
которые пришли в темный зал с улицы.
Меня пугает
диктатура политкорректности
–
Существующие диктатуры вас не пугают?
– По правде говоря, меня пугает одна диктатура, которая существует в Западной
Европе. Это диктатура политической корректности. Согласитесь со мной, Россия –
одна из самых свободных стран мира в этом отношении.
Тут вслух
можно произносить такое, из-за чего на Западе вас могут лишить работы. Сегодня
произносить некоторые научные истины в Европе и США стало так же опасно, как
Джордано Бруно и Галилею в Средние века. Я даже написал статью «Новая
диктатура», имея в виду диктатуру политической корректности на Западе. Вы
историю Уотсона знаете?
– Доктора?
– Действительно доктора. Есть такой Джеймс Уотсон, нобелевский лауреат, великий
американский генетик. Один из трех биологов, открывших структуру молекулы ДНК.
Он позволил себе в интервью «Санди таймс» всего лишь заметить, что
интеллектуальные способности белых и жителей Африки не равны. Он буквально
сказал следующее: «Вся наша национальная политика основана на том, что IQ
африканца такой же, как и у европейца, хотя все проверки говорят, что это не
так». Уотсона заставили извиниться, а год спустя он должен был официально
покинуть кафедру, которую возглавлял. Хотя сейчас он продолжает там появляться
и работать над генетикой психических заболеваний. В учебнике «Генетика
человека» американцев Фогеля и Мотульски приводятся данные: средний IQ
американских негров на 10–15 пунктов ниже IQ белых. Кстати, там же говорится,
что IQ евреев-ашкенази тоже примерно на 10–15 пунктов выше IQ белой популяции.
Другие
генетики – Хампердинг и Кочран – также опубликовали работу о том, что
евреи-ашкенази предрасположены к более высокому интеллекту: это следствие
генетических заболеваний, которые возникали в гетто, в замкнутых сообществах.
То есть ничего особенно лестного. Но даже это предположение вызвало взрыв: как
так, ведь люди равны! Ведь любое посягательство на постулат «равенства» –
расизм! И доказать, что наука никакой политкорректности не слушается, что для
нее есть только научная корректность, не может никто. Если кто-то говорит, что
самые выдающиеся бегуны в мире – это люди африканского происхождения, это
почему-то не оскорбляет белых, но если заметить, что среди африканцев нет ни
одного выдающегося скрипача, вы получите обвинения в расизме. В этом
распределении способностей и заключается гармония человечества. Мне кажется
приемлемым говорить о достижении братских отношений между разными культурами и
расами в семье народов, где есть старшие и младшие братья. Как в любой семье.
Хотя, впрочем, я впадаю в ересь. Вспомните, как у Пастернака «Нельзя не впасть
к концу, как в ересь, в немыслимую простоту». Давайте на этом закончим.
http://www.chaskor.ru/article/andrej_konchalovskij_esli_u_rossii_ne_poyavitsya_natsionalnoj_idei_nas_libo_zavoyuyut_kitajtsy_libo_osvoyat_evropejtsy_33851
Источник: Частный корреспондент