«Цензуры, натравливания люмпенов на «предателей», изоляционизма — всего этого мы наедимся полной ложкой»

Листая прессу

Денис
Драгунский в разговоре с Дмитрием Быковым — о том, чем мы отличаемся от СССР
70-х, зачем Путину Крым, и почему Казань не сможет отделиться

Прототип героя «Денискиных рассказов» Виктора Драгунского, Денис Драгунский - филолог, политолог, писатель, журналист и драматург

Прототип
героя «Денискиных рассказов» Виктора Драгунского, Денис Драгунский — филолог,
политолог, писатель, журналист и драматург Фото: www.hse.ru

Денис
Драгунский пережил три волны славы. Сначала весь СССР узнал о нем из
«Денискиных рассказов» его отца, выдающегося прозаика Виктора Драгунского.
Потом — в 1990-е — Денис, филолог по образованию, получил известность как
политолог и публицист. И уже в конце нулевых его узнали как прозаика: за
последние три года Драгунский издал двенадцать книг коротких рассказов и две
повести.

 

Быков: Как думаешь, дело Крымом
ограничится? Это ведь явно разочарует тех, на кого сегодня опирается Путин?

Драгунский: Остановиться на Крыме очень трудно
при всем желании. Ограничиться Крымом — значит действительно разочаровать
идеологов империи. Кстати, одним из главных внутриполитических последствий
крымской операции может быть резкое усиление патриотических
мистиков-конспирологов. Но это прекрасно: получив трибуну, они сами себя так
разоблачают, что никакой контрпропаганды не надо.

Быков: И все-таки зачем все это Путину
надо — Крым, конфронтация с Западом?..

Драгунский: Если он на все это идет, значит,
на страну, клубясь, надвигается такой масштабный и небывалый… назовем это
«катаклизм», что избежать этого без войны было никак нельзя. Война все спишет,
отвлечет, вызовет патриотический подъем, который хоть и кончается известно чем,
но в краткосрочной перспективе спасителен. Я не говорю о войне
крупномасштабной, но холодная война уже налицо.

Быков: У меня есть страшное подозрение,
что каждая нация в своем развитии обязана пройти через этап агрессивного
шовинизма. Швеция при Карле XII, наполеоновская Франция, гитлеровская Германия,
которая принесла больше всего зла и тяжелей всего расплатилась… У России
просто еще не было этого периода.

Драгунский: Очень возможно. Наверное, Россия в
самом деле вечно беременна шовинизмом, идеологией, которая состоит из
агрессивной и сентиментальной доктрин. Сентиментальная доктрина — нас все
обижают, мы самые бедные; агрессивная — сейчас мы всем покажем за наши горькие
унижения, за всеобщую русофобию и прочее. Может быть, вечная беременность в
самом деле губительна: пора уже родить, чтобы больше этому соблазну не
поддаваться. Но ведь из фашизма, или квазифашизма, или наполеонизма всегда
возможны два выхода. Первый — через внешнюю войну, в которой распоясавшаяся
страна получает тяжелый урок. В случае Швеции, Франции и Германии такой урок
как раз давала Россия. Второй выход — через гражданскую войну или по крайней
мере через радикальный общественный раскол. Какой вариант вероятнее в нашем
случае? Гражданская война — пусть и в холодном варианте — вполне вероятна.
Не думаю, что произойдут массовые посадки, поскольку они и не нужны, но цензуры
почти что по закону военного времени, натравливания люмпенов на «предателей»,
изоляционизма — всего этого мы наедимся полной ложкой. На этом фоне
бегство из России приобретет характер повальный. В Киев и даже в Белоруссию,
которая покажется на нашем фоне вполне стабильной, поедут и люди, и сбережения.

Быков: Ядерной войны ты не допускаешь?

Драгунский: Не допускаю даже обычной горячей
войны с Украиной, хотя истерика будет зашкаливать — и, думаю, с обеих сторон.
Но не думаю, что ее следует опасаться.

Быков: Все говорят, что мировой порядок
после Крыма изменится, что создан опасный не только для России прецедент: в
этом есть резон или это тоже пугалка?

Драгунский: Прецедент создан, и мы, пожалуй,
уже живем в «постправовом» пространстве. Аргументы типа «это русская земля»
чрезвычайно опасны: во-первых, исторически Крым — это и греческая, и
генуэзская, и татарская земля. Во-вторых, Будапештский протокол нарушен, какой
бы риторикой это ни прикрывалось. И со временем никто не помешает Германии,
например, сказать: мы долго каялись, выплатили все репарации, приняли множество
евреев, а теперь, пожалуйста, верните Кенигсберг. Сколь бы фантастичным ни
выглядел такой вариант, он вполне в духе крымской кампании 2014 года.

Быков: А кто-то в России может по
аналогичному сценарию захотеть самоопределения?

Драгунский: Не думаю. Чтобы требовать
федерализма, надо граничить с кем-нибудь притягательным и влиятельным, а та же
Казань со всех сторон окружена Россией.

Быков: Знаешь, мне кажется, что нынешнее
время хуже семидесятых: тогда было больше иронии, меньше рвения, больше
просвещения, меньше дикости…

Драгунский: Насчет искренности тех, кто сегодня
кликушествует об имперском величии, я бы не обольщался. То время было лучше в
одном отношении: казалось, что стоит сорвать со страны уродливую маску
социализма-марксизма, и мы увидим под ней прекрасные черты. Сегодня сдирать
нечего — все поражено глубже. И, может быть, без жестокого урока действительно
не обойтись. Но что это будет за урок? Я не могу желать большого политического
проигрыша своей стране и вялой изоляции в тисках санкций не хочу тоже. Но никто
не запретит желать ей вразумления.

http://www.profile.ru/obshchestvo/item/80800-pozhelanie-vrazumleniya

Источник: Профиль

Поделиться ссылкой:

Добавить комментарий