Константин Сонин: Наука прозрачности
Есть реформы, которые не могли не заметить даже те, кого они не касаются, — вспомните ту же монетизацию льгот. А есть реформы, которые имеют гораздо большее значение для будущего нашей страны, но интереса широкой публики не привлекают. Реформа Российской академии наук из их числа. Вопрос о том, поддерживать академическую науку или нет, сейчас не стоит. Самые “пещерные” из мировых лидеров — от Ахмадинеджада до Ким Чен Ира — знают, что величия и силы не будет без ядерных боеголовок, ядерных боеголовок не будет без квантовой физики, а той, в свою очередь, без вертексных алгебр и теории суперструн.
Речь идет не просто о реформе по типу “Back in the USSR”. Идеализировать СССР в плане управления наукой не стоит: расцвет отдельных естественных дисциплин, в первую очередь физики (по математике Россия была одним из мировых лидеров и до революции 1917 г.), сопровождался упадком общественных и связанных с ними наук: в экономике, политической философии, истории, социологии, антропологии научные школы погибли уже к середине ХХ в. Сейчас эти науки в России нужно создавать заново. Советская централизованная система организации науки оказалась особенно неэффективной в момент ускорения прогресса в новых областях — в телекоммуникационной и биотехнологической. Почему это важно сейчас? Потому что современная организация науки требует большей гибкости и самостоятельности, а нынешняя практика (если не теория) реформы скорее сводится к строительству еще одной вертикали власти.
В самом общем виде идея нынешней реформы выглядит так: “Деньги в обмен на прозрачность”. Институты сокращают количество сотрудников и рассказывают, кому и за сколько они сдают находящуюся в управлении собственность, а в обмен получают финансирование в гораздо больших масштабах, чем раньше. Идея совершенно правильная, однако оказывается, что этот обмен не так-то просто осуществить. Госчиновники, проводящие реформу, рассуждают: “Если мы будем давать деньги директорам академических институтов, они будут просто повышать зарплаты, а это, при том что в половине лабораторий средний возраст действующих исследователей — за 60, не даст нам ни новых разработок, ни публикаций в международных научных журналах.” (То, что об успехах академических институтов и отдельных исследователей можно, хотя бы отчасти, судить по индексам цитируемости и количеству публикаций в реферируемых журналах, знают уже даже госчиновники. Они пока не знают, что нужно вычитать публикации в журналах, где научный руководитель или директор лаборатории входит в редколлегию, но это, конечно, мелочи.) Директора институтов, которые уже 15 лет умудряются поддерживать их на плаву, сдавая площади в аренду, не без оснований опасаются, что прозрачность приведет к тому, что у институтов отберут собственность, не дав в обмен ничего.
Более разумным был бы другой обмен — прозрачность в обмен на самостоятельность. Институт получает “эндаумент” — основной капитал, на проценты с которого он будет жить в будущем. В него может войти здание, государственные деньги и частные пожертвования. Управлять эндаументом — и размещать его на рынке, и следить за тем, чтобы прибыль шла на научную деятельность, — будет совет директоров из ведущих ученых, не связанных напрямую с институтом, а также тех, кто пожертвовал деньги. А деятельность государственных и частных фондов, финансирующих не институты, а отдельные исследования в виде грантов, даст системе необходимую гибкость и динамичность. (Гранты Российского фонда фундаментальных исследований — самая успешная и современная из ныне действующих форм управления наукой в нашей стране.)
Это легко сказать — прозрачность в обмен на самостоятельность. Под прозрачностью имеется в виду не прозрачность для министерства финансов или президентской администрации, а прозрачность для общества. Это значит, что в совет директоров института должны входить ведущие ученые из других институтов и, даже лучше, из других стран. (Для России, у которой, наверное, самая большая и первоклассная научная диаспора в мире, это особенно важная задача.) Самостоятельность — тоже непростая концепция. Это значит, что госчиновникам придется смириться с тем, что их забота — предоставлять деньги (и обеспечивать прозрачность!), а распоряжаться деньгами будет совет директоров.
Выглядит невероятно? Однако по этому пути придется пойти. Если, конечно, мы хотим иметь современную науку, а не восстановить достижения 30-летней давности и сохранить их на века.
Автор — профессор Российской экономической школы/ЦЭФИР
Источник: Ведомости