Модель развития: Вертикальные грабли
Новый рабочий год начался бурными дискуссиями. Два текста у всех на слуху, — статья Олега Вьюгина «Пожар потушен, время строить» («Ведомости» от 3.09.2009) и знаменитая статья Дмитрия Медведева «Россия, вперед!». Последняя поразила зияющим разрывом между трезвой оценкой системного кризиса (отсталая экономика, хроническая коррупция, полусоветская социальная система) и набором вполне абстрактных «благожеланий» («Россия должна стать» и проч.).
Между тем эти статьи, положенные рядом, позволяют ясно и четко увидеть главное: в российской элите практически сложился консенсус относительно исчерпанности той модели развития, которая сформировалась в последние 5-6 лет. Анализ управленческой и экономической несостоятельности этой модели с предельной точностью и лапидарностью дан в статье Олега Вьюгина: «рентная и долговая модель развития» несовместима с инновациями и диверсификацией, подавляет конкуренцию, ведет к перманентному перераспределению активов, формированию госмонополий. И, добавим, в конце концов ведет к накоплению критических дисбалансов между возрастающим объемом перераспределяемого богатства и снижающейся эффективностью экономической деятельности. Статья Дмитрия Медведева добавляет к этой картине несколько значимых штрихов: прежде всего представление о коррупции как системном элементе механизма управления и всей жизни общества.
Но в обеих статьях можно заметить важное умолчание. Оно связано с оценкой той политической системы, которая сложилась в России в прошедшие годы и составляет неразрывное целое с описанной выше системой экономического перераспределения. Каждому, кто жил в России в последнее десятилетие или интересовался Россией, прекрасно известно то ключевое понятие, которое описывает основной принцип этой политической системы. Это понятие — «вертикаль власти». Это понятие, этот институт подменил собой другое ключевое понятие современного общества — «верховенство закона». Вертикаль власти принципиально стоит над законом, рассматривает и использует закон лишь как подсобное средство своего функционирования и достижения своих целей. В результате постепенно этот институт подминает под себя все другие институты, разрушает механизмы саморегуляции, искажает баланс прав и ответственности как политических субъектов, так и субъектов экономической деятельности, лишая их стимулов к развитию и конкуренции.
Важно помнить, что Россия — большая и многоукладная страна; именно поэтому здесь никогда не работали и не работают классические авторитарные модели, основанные на сквозном прямом контроле сверху донизу. Политико-бюрократическая модель здесь выглядит скорее как матрешка или как большая пирамида, выстроенная из множества маленьких пирамидок. Принцип взаимоотношений, установленных наверху, многократно повторяется и редуплицируется на нижних этажах. Приоритет вертикали власти над верховенством закона оборачивается тем, что беззаконие и манипулирование законом становятся основным принципом, пронизывающим всю систему общественных взаимоотношений сверху вниз. Вертикаль не способна транслировать вниз те или иные импульсы (например, импульсы модернизации), она способна транслировать лишь принцип своего существования.
В системе вертикали (или, как ее еще называют, «системе ручного управления») никто не может быть уверен, что сохранит за собой завтра даже те права, что имеет сегодня. Норыночная экономика не может эффективно функционировать в таких условиях; рыночная экономика не может функционировать без четкого ограничения прав внерыночного принуждения и регулирования. В противном случае она неизбежно превращается в«капитализм для друзей» и в перманентный процесс перераспределения ренты — бюджетной, административной, сырьевой. Именно поэтому, как справедливо было сказано по поводу статьи Дмитрия Медведева, демократия для нас — это не роскошь и не почетный приз за успехи в деле модернизации. Демократия для нас — это необходимость. Не беседка с чаем в конце пути, а условие движения по дороге.
Упомянутая особенность российской управленческой системы («матрешечность») и сырьевой характер экономики не оставляют для нас рационального выбора между централизацией и децентрализацией. Попытка централизации политических прав на фоне чудовищного перекоса в структуре наших доходов неизбежно приводит к критическому перекосу всего государственного механизма — к болезненному возрождению тотального государства, выступающего и как главный распорядитель прав и ресурсов, и как конечный держатель псевдорыночных и социальных обязательств. Это не вопрос удачной или неудачной попытки централизованных реформ, это физический закон нашего государственного тела. И как невозможно ездить на велосипеде, имея только одну ногу и одну руку, так невозможно запустить механизмы развития в России без децентрализации как в вертикальном (политическая конкуренция), так и в горизонтальном (реальный федерализм) разрезе без создания надежных механизмов, исключающих возможность концентрации политических рычагов и экономических ресурсов в одном центре.
У проекта авторитарной модернизации в России было и время, и ресурсы, и общественная поддержка. Тезисы о необходимости диверсификации экономики звучали в ранних путинских выступлениях не менее жестко, а иногда и более конкретно, нежели в статье Дмитрия Медведева. Немало говорилось об инновационной экономике. А чтобы снизить давление на бизнес, был принят целый пакет законов. Сегодня, почти 10 лет спустя, все эти темы свежи, как майские тюльпаны. А большая часть времени и сил ушла на установление прямого контроля над источниками ренты и перераспределение ее в целях обеспечения стабильности этого контроля. В конце этого пути мы обнаружили себя в том положении, о котором емко и точно сказано в статьях Медведева и Вьюгина. В этом, собственно, и состоит «ресурсное проклятие» для стран со слабыми политическими институтами.
Отдавая сегодня себе отчет в кризисе «рентно-долговой модели», в невозможности опереться на нее в сколько-нибудь долгосрочной перспективе, в невозможности вырваться на ее основе не только из объятий сырьевой экономики, но и из сопутствующей ей социально-политической парадигмы «рента — коррупция — монополия», необходимо иметь в виду ту политико-правовую (точнее — квазиправовую) рамку, с которой существование этой модели неразрывно связано. Поставив себя выше закона, вертикаль разрушила сами основы и условия продуктивной конкуренции в обществе. Конкуренция невозможна без «правил», возможны только «обман» и «отъем».
Крупнейшие кризисы в жизни государств связаны, как правило, не с внешними шоками и не с циклическими кризисами, но с попыткой сохранить политический режим, экономическая основа которого уже подорвана. Попытка сохранить в новых условиях политическую модель, сложившуюся в тучные годы, когда доходы от внешней торговли в стоимостном выражении росли на 20-30% в год, а приток капитала увеличивался ежегодно в 1,5-2 раза, когда победоносное становление этой модели оплачивалось ежегодным ростом доходов населения на 10-15%, — это и есть главное антимодернизационное решение, главная угроза будущему страны. Хуже того — это грабли, на которые мы уже наступали при жизни нынешнего поколения. Можно, конечно, запретить называть грабли граблями во всех средствах массовой информации и даже в приватных разговорах. Но стоит помнить, что, когда вы наступаете на «это», оно со всей силы бьет вам по лбу.
Источник: Ведомости