Партия у.е.Андрей Колесников о том, чем чревато движение назад
Новые
политические анекдоты устаревают со скоростью «Сапсана». Только неделю назад
мне рассказали такой: «Что общего между ценой нефти, ценой рубля по отношению к
евро и Путиным? Им всем немного за 60». И вот уже все поменялось, анекдот стал
достоянием постсоветской политической истории России. Время повернулось вспять,
и начали появляться ценники в давно забытых «условных единицах» – у.е.
Тянущих нас
туда можно было бы назвать «партией у.е.» Но скорее такая партия – это мы,
потому что у.е. – это символ способности к выживанию.
Есть в этом
что-то ностальгическое. В долларизованной транзитной (от социализма к
капитализму) экономике 1990-х у.е. были удобной единицей измерения цены товара
и дохода: «Вот будет зарплата в тыщу долларов – ничего больше и не надо». А при
слабевшем рубле очень выгодно было получать часть дохода в валюте – в
буквальном смысле слова из пластикового пакета в руках начальства.
Получается,
что жили – лучше и более предсказуемо. По двум причинам.
Первая. Тогда все-таки было понимание, что
мы выбираемся из трансформационной ямы, вполне естественной для эпохи,
начавшейся после тех самых «семидесяти лет». Было такое устойчивое
словосочетание, обозначавшее советскую власть; как пел Гребенщиков более
четверти века тому назад: «Мы ведем войну уже семьдесят лет, / Нас учили, что
жизнь – это бой, / Но по новым данным разведки, / Мы воевали сами с собой».
(Последняя мысль – чем не эпиграф ко всему 2014 году?)
То есть и
страна, и общество шли вперед, не от модернизации к архаизации, а от архаики в
какое-никакое, но будущее. Где снижалась инфляция, где товары становились
доступными, экономика превращалась в рублевую и можно было начинать свое дело.
И даже 1998 год не вытравил этого ощущения. Потому что пугливое правительство
Примакова вообще не трогало экономику руками. И она восстановилась сама, ибо
оказалась рыночной.
Сегодня
ощущения исторической перспективы и цели нет вовсе – мы хотим быть такой
Россией, каким был сталинский СССР. Все-таки в постиндустриальном мире цель не
может быть до такой степени ретроспективной. И мы как будто живем внутри старой
пленки «Свема» (украинского производства), которую перематывают обратно. И по
ходу дела она даже теряет цвет и становится черно-белой.
Вторая
причина: тогда мы
все, даже те, кто никогда в этом не признается себе сегодня, были свободны и
жили в свободном обществе. Сегодня мы живем в несвободном государстве,
сформированном законотворчеством и правоприменительной практикой 2012–2014
годов.
Да, общество
до известной степени свободно. В том смысле, что можно оставаться внутренне
свободным. В том смысле, что можно чувствовать себя свободным на своей кухне.
Есть даже внешние признаки свободы: не отменены пока свобода въезда и выезда и
свобода движения капитала. (Нынешняя власть много чего теряет на этом –
человеческий и финансовый капиталы убегают.)
Но никогда
за все годы существования постсоветской России не было столь массового бегства
от свободы в том виде, в каком этот феномен описан Эрихом Фроммом.
Когда
государство и общество идут назад, это означает, что они уткнулись в тупик и не
видят другой дороги. А раз по пути в счастливое прошлое мы уже достигли фазы
у.е., вполне естественными выглядят предложения запретить хождение валюты и
сажать за валютные спекуляции.
Думается,
многие представители сегодняшнего российского политического класса с
удовольствием расстреляли бы всех валютных спекулянтов и вообще любых
рыночников – за действия, описанные в Economics Пола Самуэльсона. После чего,
как говорилось в известных самиздатовских рассказиках, «уехали бы в
Баден-Баден». К семье, детям и недвижимости.
Нынешняя
власть не похожа на советскую в том смысле, что она не бережет человеческий
капитал: ей проще, когда активные и (или) образованные уезжают из страны –
временно или навсегда.
Но если
движение назад продолжится такими же темпами, как сейчас, впору будет строить
новую Берлинскую стену. И повезет не тем, кто останется, а кого по спискам
отправят на «философский пароход».
Скажете –
это антиутопия какая-то. Но мы живем внутри антиутопии: еще год назад в дурном
сне не могли привидеться те события, которые произошли в 2014-м. Спасают
рыночная экономика, опыт выживания в те самые годы у.е. и слабая способность
власти администрировать свои дикие решения.
Как говорил
Юрий Михайлович Лотман: «В Германии приказ идет вниз до последней инстанции. В
России – идет вниз, доходит до инстанции, а инстанция идет к бабе… Может быть,
в этом наше спасение».
http://www.gazeta.ru/comments/column/kolesnikov/6343385.shtml
Источник: ГАЗЕТА.РУ