Передача власти: Прохладный мир
Разговоры о том, может случиться или нет новая холодная война, составляют нынче оголенный нерв оживленной информационной и экспертной дискуссии и в России, и на Западе. Ключевым словом в этом болезненном вопросе представляется все же глагол «случиться». Поскольку фундаментальных оснований и объективных мотивов для повторения холодной войны явно мало.
Та старая холодная война была все-таки важнейшим и необходимым элементом динамической стабильности прежнего миропорядка, так называемой Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений. Биполярного блокового раздела мира между Западом и советским лагерем во главе с двумя сверхдержавами — США и СССР. У нее были свои законы и правила, системы институтов, сигналов и очерченных границ возможного в действиях, что делало модель по-своему весьма эффективной и, что немаловажно, предсказуемой.
Сегодня, однако, ее возвращение к жизни практически невероятно. И не только потому, что той самой системы международных отношений нет, все правила разрушены и институты почти недееспособны. Еще существеннее то, что в современном, пусть стихийно, подчас вкривь и вкось формирующемся многополярном мире идея возрождения биполярности вызвала бы законное недоумение и даже скептическую улыбку Китая и многих других игроков. Сверх того, именно призрак биполярности, глобальной игры двух сверхкрупных политических животных — России и США, — в августе был главным кошмарным сном доброй половины Запада, т. е. всей Европы, хорошо помнящей свою недавнюю незавидную роль посудной лавки.
Еще одним главным мотором старой холодной войны второй половины XX в. было то, что вместе с гонкой вооружений и системой железного занавеса она была, по сути, технологией антимодернизационного изматывания СССР. А сам Советский Союз в условиях нарастающей эрозии легитимности власти и коммунистической идеологии находил в холодной войне, всеобщей дисциплине и бдительности, а также в борьбе за мир во всем мире некие дополнительные подпорки, на время укрепляющие социально-политическую консолидацию и мобилизационный потенциал.
В сегодняшних условиях вновь запустить — опять же к некоему взаимному удовольствию — ту же схему практически не представляется возможным по многим причинам. Мы имеем и иной уровень экономической взаимозависимости и связанности глобальной экономики. И отсутствие прежних идеологических барьеров с, напротив, предельной прагматичностью сторон. И во многом изменившееся и реально ставшее более открытым российское общество. И не требующую подобных инструментов высокую массовую популярность и легитимность российской власти.
Наконец, для российской власти модернизационное, инновационное развитие является сегодня и постоянно декларируется в качестве приоритета номер один. Хотя, конечно, нынешнее некоторое обострение отношений может привести к подтормаживанию инновационного развития России, ослаблению научного и технологического диалога России с Западом. Но понимание этой проблемы будет для Кремля мотивом к недопущению и изоляции, и самоизоляции, к продолжению модернизационного обмена.
На Западе (далеко не едином и не единственном центре мировой экономики), в отличие от биполярных времен, логика разрушения возможностей российской модернизации также вряд ли будет доминирующей. Хотя она может быть близка и казаться соблазнительной многим консерваторам, но преобладающей позицией, скорее всего, будет оставаться желание сохранить Россию как партнера, не загонять ее на Восток и представление о том, что модернизированная, более современная Россия гораздо нужнее и выгоднее.
Так что наблюдаемая сейчас в международной политике война риторических фигур, резолюций, саммитов и дипломатических демаршей все-таки вовсе не напоминает всемирный конкурс строя и песни. Скорее мы имеем дело с некоторым замешательством сторон, пока не очень понимающих, куда двигаться дальше в выработке «далеко и надолго» новой архитектуры международных институтов и мирового порядка.
Игроки взяли время на размышление, идет обдумывание новых внешнеполитических доктрин и инициатив. Что-то там напряженно «варится в котелке» в плане осмысления своих ярко проявившихся внутренних проблем (как в случае с Евросоюзом). Значительная часть мирового сообщества, да и самой американской элиты также давно и с нетерпением дожидается ласкающего слух объявления о том, что «Джордж Буш и его администрация покинули арену». У российской власти тоже задача — как-то аккуратно, плавно, но решительно вернуть российскую элиту и общество от сугубо победительной повестки дня к обсуждению довольно сложных и болезненных вопросов модернизационной стратегии.
Может ли в этих условиях именно что «случиться» взаправду новая холодная война? И для России, и для других стран в нынешнем прохладном мире главную опасность в этом смысле представляют гриппозные ветры глобальной экономической и финансовой неустойчивости. Как раз с ними инфекция холодной войны может по принципу «семь бед — один ответ» распространиться скорее всего.
А для внутренней политики главной проблемой видится именно то, что сегодняшнее общество привыкло за последние годы к хорошей экономической конъюнктуре и вкусило самоутверждения в разного рода победах — от политических до спортивных. И оно не очень готово не только к возможным и накапливающимся экономическим трудностям, но и к осознанию того факта, что ему самому придется сильно меняться и немало работать, если дело реально пойдет к реализации инновационных и модернизационных планов Кремля. Если массовое сознание в подобной ситуации предпочтет пойти по известному пути и просто найти внешнего врага как виновника «всех наших тягот и лишений», то и новая холодная война, и очередной модернизационный срыв окажутся весьма вероятными.
Автор — заместитель директора Института социальных систем
Источник: Ведомости