В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» президент фонда «Либеральная Миссия», бывший министр экономики РФ, научный руководитель Государственного университета Высшей школы экономики Евгений Ясин: «…банки, которые до кризиса набрали большую силу и выгляд
О. БЫЧКОВА: В прошлый раз, неделю назад, мы говорили о либерализации валютного законодательства, о вывозе капитала за рубеж и о том, что может этому противопоставить государство. Мы обсуждали внешне финансовую тему. Если можно, давайте продолжим этот разговор сегодня, но с точки зрения того, что происходит с банками и с финансовой сферой внутри страны. Такое ощущение, что до 1998 года банков было огромное количество, их сейчас стало меньше, и до 1998 года они больше занимались своими собственными проблемами. Что-то другое сейчас происходит. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что уважающий себя банк сейчас не может иметь где-то рядом с собой большого и важного клиента, большую компанию, лучше сырьевую. Или я ошибаюсь?
Е. ЯСИН: Это имеет место. Я бы сказал даже немножко иначе. Банки, которые до кризиса набрали большую силу и выглядели самым динамичным, самым быстроразвивающимся сектором российской экономики, в то же время чувствовали – по крайней мере, самые умные из них, — что полностью посвящать себя банковскому бизнесу нельзя. Потому что если уж вы так будете в него погружаться, то это все для него плохо кончится. Нужно разнообразить виды деятельности. А разнообразить их имеет смысл за счет тех сфер деятельности, за счет тех компаний, которые имеют бизнес, приносящий доходы от реальной сферы. Например, Потанин постарался захватить «Норильский никель», Ходорковский постарался получить «Юкос», и т. д. Все компании, которые имели свои ответвления в реальной сфере, сохранились. Я приведу, например, и «Альфа-банк», который в значительной степени сохранился, потому что у него были большие вложения в реальном секторе, в том числе, в нефтяном секторе, это Тюменская нефтяная компания, также известная торговая компания «Альфа-эко», которая имеет бизнес во многих отраслях, — они придали устойчивость этим компаниям. Но сейчас происходят весьма важные изменения. После кризиса банки пострадали больше всех, если не считать населения. Больше всех пострадало население.
О. БЫЧКОВА: Которое пострадало из-за того, что пострадали банки.
Е. ЯСИН: Нет, дело не в этом. Те люди, которые потеряли свои сбережения, принадлежали большей частью к среднему классу и было их очень жалко, все говорили, что средний класс погиб и т. д. Но на самом деле эти потери были не так уже велики, если брать в масштабе страны. Гораздо существеннее то, что поднялись цены после девальвации, и что расходы росли медленнее, чем росли цены. И поэтому всегда самый большой удар по населению наносит инфляция. И в данном случае было то же самое. И население потеряло до 20% своих доходов реально. А банковская система просела, она как бы стала виртуальной, потому что капиталы, которые у нее были, были в значительной степени рублевые или заемные. Так что, либо они были обесценены, либо приходилось рассчитываться по обязательствам. В общем, это кошмарная история, мне не хочется сейчас ее рассказывать, тем более, что мы уже не один раз к ней возвращались. Мы взяли с вами такой аспект: банки и реальная сфера. Есть какие-то подвижки? Можно на что-то надеяться или нет? Первое, что я скажу. После кризиса российская банковская система стала более здоровой, она стала на твердую почву. Но в то же время она стала намного меньше. И она совершенно не соответствует потребностям экономики, то есть банковская система меньше, чем наша экономика. В чем это выражается? Это выражается в том, что, по исследованию Института экономики переходного периода, наша банковская система обслуживает примерно четверть производимого валового продукта. А кто обслуживает остальные три четверти? Разумно задать вопрос. Оказывается, что их обслуживает… либо налом все расчеты ведутся, либо бартером, либо через оффшоры и т. д., то есть недоверие к банковской системе и недостаток у нее капитала настолько велики, а раз недостаток капитала, то это означает, что они не могут вкладывать больше определенной суммы по сравнению с их капиталами, и они не могут привлекать капиталы, если у них низкая капитализация. А капитализация упала во время кризиса почти в 5 раз. И в конце 1998 года весь совокупный капитал нашей банковской системы равнялся 5,2 миллиарда долларов. Это копейки, это где-то средний европейский банк, один. Сейчас идет постепенно процесс восстановления. И самая главная проблема в недавнем прошлом была такая: что банки собирают какие-то деньги, но они теперь боятся риска, и она кладут эти деньги на свои корреспондентские счета в Центральном банке. И в какой-то момент в Центральном банке скопилось 100 миллиардов рублей наших коммерческих банков, которые могли бы быть вложены в реальную сферу. Но они не вкладывались, потому что наши предприятия – плохой объект для кредитования, как правило. Конечно, можно найти и хороший, если вы опять вернетесь к «Норильскому никелю», если вы вернетесь к «Юкосу», то там, конечно, можно кредитовать более или менее спокойно.
О. БЫЧКОВА: Подучается безнадежность. Предприятие – плохой объект для вложения денег, а банки – плохой объект с точки зрения предприятий для того, чтобы эти деньги хранить и использовать.
Е. ЯСИН: Ловушка. Но сейчас я поддам солидную долю оптимизма. Дело в том, что два дня назад я выступал с докладом на второй международной конференции в Высшей школе экономики. И в этом докладе содержались самые первые результаты исследований, которые мы проводили в нерыночном секторе российской экономики. Так вот, что оказалось. Мы взяли в качестве критерия добавленную стоимость. Те предприятия, которые производят положительную добавленную стоимость, — это рыночный сектор, те, которые отрицательную, — это нерыночный сектор, им нельзя давать кредиты, как раз они образуют эту ловушку, и банковский кредит сжимается, и платежи, и т. д. и т. п. И что интересно. Какое-то время назад эта тема была чрезвычайно актуальна, потому что неплатежи, бартер, все это нас держало за горло. Результаты, которые мы получили при анализе выборки из 1000 промышленных предприятий, меня поразили. 98-й год: отрицательную добавленную стоимость в этой выборке производят 17 % предприятий, 1999 – 6 %. Вы спросите: каким образом? Как это произошло? А вот так вот и произошло. Потому что началось оживление экономики, плюс высокие цены на нефть, приток денег в Россию, которые были обеспечены валютными резервами, монетизация экономики — больше расчетов осуществляются в деньгах. У нас доля денежных расчетов резко поднялась по сравнению с бартером, но вообще снизилась, по официальным расчетам, с 11,5 до 2,8 % на 1999 году, а сейчас еще меньше. Получается, что мы попали в другую ситуацию. Произошел качественный перелом, — если эти данные подтвердятся, я еще не могу дать гарантию, но у меня есть все основания думать, что, даже если они излишне оптимистичны, мы внесем поправки, то все равно качественная сторона окажется прежней, — произошел на наших глазах буквально. Мы все продолжали хвататься за голову, говорить: о ужас, все плохо. А в это время процессы происходили, надо сказать, что правительство к этому имело весьма и весьма относительное, далекое отношение. Но эти процессы произошли. И что это означает? Это означает, что у предприятий появились деньги. Раз у них появились деньги, значит, они могут отдать их в качестве депозита в банк, значит, банк может увеличить свои активы и может получать прибыль, которая будет обращаться в капитал банка. То есть мы пока еще только вступаем в некую новую ситуацию. Эта новая ситуация характеризуется тем, что, скажем, если мы возьмем самые последние данные, то сумма средств банков на корреспондентских счетах в Центральном банке сократилась со 100 до 65 миллиардов. Значит, этот процесс обращения в реальную сферу пошел. Вы скажете: ну, кредитуют банки в те предприятия, которые с ними афелированы, те, которые либо имеют акции этих банков, являются их учредителями, либо наоборот, банки вкладывали свои капиталы в эти предприятия. И это будет правда. Но в то же время я столкнулся с таким обстоятельством. У нас есть такая компания «Микромашины», которая делает всякую бытовую технику, у нее фирменная марка «МИКОМ». Может быть, вы даже встречались, она в Москве. И вот, финансовый директор этого завода мне сказал: вы знаете, у нас очередь стоит из банков, которые предлагают нам кредиты, по очень простой причине: просто у нас есть рынок, есть сбыт.
О. БЫЧКОВА: Тут сразу возникает вопрос: нет ли здесь очередного перекоса, потому что банки сейчас, действительно, стоят в очереди или готовы стоять в очередь к предприятиям.
Е. ЯСИН: К хорошим.
О. БЫЧКОВА: Конечно. Наверное, не к плохим. До 1998 года они очень активно работали с частными вкладчиками, все эти вклады, проценты, всевозможные привлекательные моменты, банкоматы, карточки и т. д. Сейчас каждый может видеть, что в таких масштабах этого нет. То есть, нет ли здесь какой-то диспропорции между корпоративными клиентами и частными? И насколько долго это может продолжаться?
Е. ЯСИН: До кризиса, когда пошел процесс становления российской банковской системы, общим было убеждение, что прочное, солидное будущее имеют только те банки, которые имеют розничный бизнес, то есть те, которые берут вклады населения, кредитуют вклады населения и т. д., то есть те, которые начинают конкурировать со «Сбербанком». Но вот, что интересно. Во время кризиса крах потерпели именно эти банки. Как бы логика говорила о том, что, если вы хотели получить длинные деньги, то вы обращайтесь к населению. И, скажем, СБС-Агро, «Инкомбанк» так и сделали, они были крупнейшими розничными банками, и их не стало. А те, которые избегали этого бизнеса, довольно муторного, сохранились. И у меня такое ощущение, что эта тенденция сохраняется, что сами банки боятся этого бизнеса. С другой стороны, население, которое потеряло в частных банках, надеется только на «Сбербанк». «Сбербанк» наживается на наших глазах. А что ему остается делать? Несут только ему. Он держит свою ставку по вкладам на уровне ниже инфляции. Я пошел посмотрел недавно свой пенсионный вклад. У меня ставка – 15%. Между прочим, я заключал соглашение под 50, но они имели право снижать. Инфляция была в прошлом году 20%. Это означает, что мои сбережения и сбережения всех людей, которые несут деньги в «Сбербанк», уменьшились, обесценились. И все равно несут в «Сбербанк», потому что там не прекращали выдавать вклады, потому что там занялись операциями, когда подтянули деньги, которые были в частных банках, рассчитывались как-то с вкладчиками, хотя и с потерями, но все-таки рассчитывались. Поэтому доверие только «Сбербанку», хотя он таким образом работает. И, конечно, я думаю, что в конце концов ситуация должна перемениться. Но она требует того, чтобы было восстановлено доверие, чтобы частные банки снова завоевали позиции на розничном рынке. И возможно, через какое-то время – я сейчас боюсь об этом говорить, — нужно будет реструктурировать «Сбербанк», этот монстр слишком велик для того, чтобы работать эффективно. Но всякие шаги к его делению вызовут такую же реакцию, как реакция на планы реструктурировать РАО «ЕЭС», как бы опасение в потере доверия. Вот это – проблема.
Источник: «Эхо Москвы»