Вадим Дубнов: «Бывшие участники социалистического блока уже мало чем отличаются от своих западных соседей».
Европа у них одна
Лет десять назад в беседе с одним из руководителей одной из балтийских стран я удостоился неожиданного упрека за то, что журнал, в котором я тогда работал, использовал термин «новое зарубежье». Мы полагали, что, заменяя бывшее тогда привычным «ближнее» на «новое», как раз самым прогрессивным образом проявляем свое уважение к новым реалиям. Но собеседник был хмур и неумолим: «Все равно это неправильно. Если есть новое, значит, было и старое, а это неправда, по крайней мере по отношению к нам. Поэтому это очень опасная неправда…»
Тогда мне это казалось попыткой естественного исторического самоутверждения, и в оправдание моего тогдашнего упорства можно предположить, что так оно, скорее всего, и было. Но время показало, что прав все-таки оказался он. Невинный, казалось бы, вирус, поразивший тогда клетки российского сознания, обернулся опухолью. Которая на глазах превращается в новую национальную идею.
В соответствии с ней Россия от коммунизма претерпела не меньше, а даже больше остальных, поэтому мы имеем полное моральное право вступать в спор о прошлом с позиций таких же пострадавших и, значит, справедливых. И, отказывая нам в этом, молодая Восточная Европа просто-напросто таким способом реализует свои комплексы неполноценности. То есть латыши, чехи и поляки – конечно, европейцы, но все-таки недоевропейцы. Из чего следует, что в нашем старом споре со старой же Европой мы так же велики, как и она, и остается только пожалеть, что наши серьезные оппоненты не гнушаются использовать помощь тех, кто объективно интересен только с точки зрения политической энтомологии. И только своим русофобством может доказать свою принадлежность к демократической Европе. Что, конечно, многое бы объяснило, если бы дело не обстояло ровно наоборот.
Восточная Европа, как принято считать, и во времена своей довоенной независимости была не слишком европейской. Конечно, в то время большая ее часть, а территории, отошедшие к СССР, так и вовсе целиком, была европейским захолустьем. Правда и то, что к классической демократии балтийские режимы Ульманиса, Сметаны или Пятса, мягко говоря, не тяготели. Но, между тем, оазисом благополучия точно так же не смотрелись в те времена, скажем, и Португалия, и Бельгия, особенно фламандская.
А что до фашизоидного вируса, то им не в меньшей степени в соответствии с тогдашней политической модой была поражена и изрядная часть той Европы, которая потом будет называться «старой».
Так что, если не считать составителей пакта Молотова – Риббентропа, едва ли в ту пору кому-нибудь пришло бы в голову отделять ее от тех, кому придется считаться неофитами.
Но бог с ней, с историей. Чем в новейшее время заслужили новички подозрения в «недоевропействе»? И чего они не сделали из обязательной европейской программы? Чем французские выборы прозрачнее латвийских? Чем итальянская пресса свободнее польской? Можно спорить о качестве, скажем, польских реформ, можно ужасаться разности экономических потенциалов, стимулирующей массовый людской переток с востока на запад. Но как-то не звучит тема неполноценности при сравнении богатого европейского севера с жизнерадостным, но ненамного более зажиточным, чем Балтия, югом. И если уж говорить об устройстве экономики, то эстонский пример должен был бы убедить любого объективного скептика.
Можно, конечно, заметить в этих растущих экономиках некоторые странности.
И в новой рыночной стихии польский или литовский чиновник нет-нет да выдаст, казалось бы, свое историческое родство с собратом из бывшей общей империи.
При всем стремлении разделить европейские энергетические идеалы соблазн использовать наработанные особые связи с российскими газовиками или нефтяниками порой необорим. Вопрос только в том, чего в этих привычках больше – старых восточных родинок или, напротив, новых западных, уже неплохо исследованных благодаря Шредеру, Берлускони и даже Карлу Бильдту. Из-за схожести симптомов, кажется, многие и не заметили, что вместо привычных болезней роста молодые европейцы научились болеть обычными и общими для любых демократий недугами.
Самым демократическим образом в этой недостаточно повзрослевшей Европе на выборах побеждает Качиньский и те, кто обещает снести Бронзового солдата. Более того, если в последнем случае у победителей имеются и другие, куда более впечатляющие преимущества, например экономические взгляды, то Качиньского выбирают действительно за то, что он Качиньский, и он не собирается скрывать своей слабости к куда большим польским радикалам. Здесь, правда, можно между строк заметить, что в отличие от ошарашенной Европы Москва и ухом не повела, когда в братской Сербии спикером на несколько тревожных дней стал верный шешелевец Николич. Но ведь и французы хорошо помнят, как едва не оконфузились с Ле Пеном, и точно так же есть что вспомнить австрийцам и даже немцам.
У каждого свой мифический враг и свой мигрант. У кого араб, у кого русский – такие порой бывают времена и болезни, и как тут снова не припомнить довоенную Европу.
Даже в отношении к России новая Европа не слишком отличается от старой. С тем, что нас особо не жалуют в бывшем мире капитализма, мы давно смирились, но на фоне бурных мероприятий бывших братьев эта тихая и цивилизованная нелюбовь кажется нам теперь душевным отдохновением. В этом и состоит принципиальная разница между ветеранами и новичками. Для старой Европы наши причуды – непостижимая реальность. Что из наших сюжетов в голове не укладывается – можно запросто отринуть, что укладывается – можно попытаться объяснить и даже оправдать. В общем, посмеяться. Поляки или латыши к нашей страсти к советскому гимну или пробуждающейся время от времени брезгливости к их мясу и шпротам как к анекдоту относиться не могут.
Прав был мой балтийский собеседник: национальный проект заключался не в приобщении к Европе, а в возвращении в нее. Проект «Европа от Бреста до Бреста» состоялся. Пусть и в форме бегства, со всей сопутствующей рефлексией. К которой при желании все можно и сводить. Путая цель и средство с тем же обыкновением, с которым принято путать названия балтийских столиц.
Блаженно не замечая подлинного повода для раздражения: как-то так выходит, что чем ближе вчерашние братья к Европе, тем дальше от нее мы.
Но в этом окопавшихся в центре Москвы врагов России не решились обвинить даже «Наши».
Источник: Газета.Ру