ВЫБОРЫ 2021 ГОДА И ТРИ ЭПОХИ СТАНОВЛЕНИЯ ЭЛЕКТОРАЛЬНОЙ АВТОКРАТИИ
Формальная победа Единой России в очередной раз достигнута за счет регионов «аномального голосования» и одномандатных округов. При этом действующая с 2007 года система управляемой партийности «1+3» (ЕР, КПРФ, ЛДПР, СР) претерпевает глубокие изменения: вечная ЛДПР, видимо, сходит с политической сцены, КПРФ занимает место единственной оппозиционной партии, а Кремль «провел» в Думу управляемый партийный проект «правее» ЕР. Рост протестного голосования привел к тому, что даже по официальным данным в ряде регионов коммунисты обошли или шли вровень с единороссами. Выборы–2021 обозначили характерные черты третьей эпохи электорального авторитаризма в России. Для первой, «сурковской», эпохи были характерны стратегии кооптации и принудительной интеграции в «партию власти» различных элитных групп, «партизация» законодательной власти всех уровней и выстраивание вертикалей управления. Наступившая после кризиса 2011 года «володинская» эпоха характеризовалась консервацией партийной системы, возвращением к смешанной системе на фоне структурной слабости «партии власти» и «договорными матчами» с системной оппозицией, приносивших ей «пряники» в виде электоральных синекур. Третья, «эпоха Кириенко», началась с жесткой перетряски и «менеджеризации» губернаторского корпуса, активного давления на региональные элиты, а затем, на фоне снижения поддержки режима, роста протестных настроений и электоральных сбоев — характеризуется жесткой конфронтацией Кремля уже не только с несистемной, но и с системной оппозицией, пользующейся все большей поддержкой недовольных групп и региональных элит.
ОФИЦИАЛЬНЫЕ ИТОГИ ВЫБОРОВ: КОНЕЦ СИСТЕМЫ «1 + 3»
По официальным данным, партия «Единая Россия» набрала 49,82 % голосов на состоявшихся выборах. Это дало ей 126 из 225 мест, распределяемых по партийным спискам; в мажоритарной части она выиграла 198 из 225 мест. В результате тотальной победы в мажоритарных округах общее число мест ЕР составило 324, то есть 72 % всех мест в новой Думе. Это несколько хуже ее результата на выборах 2016 года, когда «партия власти» получила 54,2 % голосов по партспискам и 343 места в Думе в целом.
При этом всю избирательную кампанию рейтинг «Единой России» оставался стабильно низким и колебался даже по данным официальной социологической службы ВЦИОМ на уровне 27–28 %[1]. Такой диссонанс реальных настроений и электоральных результатов стал возможен в результате крайней дифференциации российских регионов по типу электорального поведения. В значительной мере победу «Единой России» обеспечивает группа регионов с жестко авторитарными региональными политическими режимами, всегда демонстрирующих сверхвысокие явки и доли голосов за ЕР. По мнению независимых электоральных экспертов и оппозиции, в реальности в этих регионах явка мало отличается от прочих, а ее официальные цифры являются результатом фальсификаций. Эксперты называют такие регионы «электорально аномальными», или «электоральными султанатами» (термин Дм. Орешкина). Их роль в результатах партии власти в России была всегда высока, а в последних избирательных кампаниях еще больше выросла по причине снижения явки в регионах с более высоким уровнем политической конкуренции (подробнее о классификации регионов по качеству официальных итогов голосования и вкладу в результат «партии власти» см. в материале Сергея Шпилькина).
Важно отметить, однако, что электоральная ситуация в регионах является подвижной. Есть регионы, которые входят в число «аномальных» уже 20 лет, а есть те, которые попадают в эту группу, а потом из нее выбывают. Например, Амурская область демонстрировала при губернаторе Н. Колесове (выходце из Татарстана) в 2007–2008 годах аномальные показатели, но после увольнения Колесова вернулась к нормальным распределениям. Республика Коми стала аномальным регионом при губернаторе В. Гайзере, а после ареста губернатора и ряда других руководителей региона (в том числе экс-председателя республиканского избиркома Е. Шабаршиной) вновь вернулась в число протестных и «электорально нормальных» регионов. При губернаторе В. Груздеве в число аномальных регионов входила Тульская область. Во многих регионах есть свои внутренние аномальные зоны (например, Уссурийск в Приморском крае, или Оленинский муниципальный район (ныне муниципальный округ) в Тверской области и т. д.
В 2021 году из «аномальной зоны», очевидно, необходимо исключить Калмыкию (массовое протестное голосование стало результатом конфликта главы региона Б. Хасикова с местными элитами, явка упала с 57 % до 50 %, а результат ЕР составил 39,5 %), Крым (явка стала ниже среднероссийской 49,75 %, снижение результата ЕР с 72,8 % до 63,33 %), Чукотский АО (падение ЕР до 46,7 %), а также Ростовскую область (даже с учетом электронного голосования жителей ДНР/ЛНР явка ниже официальной среднероссийской — 48,8 %) и Воронежскую область (явка осталась на уровне 53,8 %, что лишь немного превышает общероссийский показатель в 2021 году). И, наоборот, вновь вошли в аномальную зону Ставропольский край (рост явки с 42 % до 67 %), Волгоградская область (рост явки с 42 % до 65 %), а также впервые Еврейская автономная область (рост явки с 39,6 % до 63 %, а официального результата ЕР с 45 % до 56 %).
Что касается собственно ключевых изменений электоральной географии по стране, то впервые с начала 2000-х годов «Единая Россия» проиграла даже в официальных результатах в 4 регионах, пропустив вперед КПРФ (Якутия, Хабаровский край, Ненецкий АО, Марий Эл). Еще в 12 регионах КПРФ, согласно официальным результатам, заняла второе место, следуя за ЕР с небольшим отрывом (Республика Алтай, Коми, Хакасия, Алтайский край, Приморский край, Амурская область, Ивановская область, Иркутская область, Костромская область, Сахалинская область, Ульяновская область, Ярославская область). Хорошо заметно, что среди этих регионов доминируют регионы Сибири, Дальнего Востока и Севера, где КПРФ окончательно заместила ЛДПР в качестве «партии № 2».
Худший результат у ЕР в относительных цифрах в Хабаровском крае (24,51 %), Ненецком АО (29,06 %), Республике Коми (29,44 %), Кировской области (29,54 %), Ярославской области (29,72 %) — здесь он ниже 30 %. Еще в 37 регионах у ЕР от 30 до 40 %. Это самая большая группа регионов — почти половина страны.
Если ЕР лишь немного ухудшила свой результат по сравнению с 2016 годом, то в стане оппозиции ситуация радикально изменилась. Тогда почти одинаковое количество голосов набрали КПРФ и популистско-националистическая ЛДПР (около 13 % каждая), а левоцентристская «Справедливая Россия» — 6,2 %. Однако, в 2018 году произошла пенсионная реформа, с которой и началось падение рейтингов ЕР и рост рейтинга КПРФ. В 2019–2021 годах власти начали открытую публичную борьбу с КПРФ, около 40 ее депутатов в регионах стали жертвами уголовного или административного преследования. Де-факто КПРФ давно не является «коммунистической», а обычной левой партией, для которой просто имеет значение привычный бренд (показательно, что вместо избранного в Госдуму РФ от Коми О. Михайлова, одного из лидеров движения «Стоп-Шиес», депутатом Госсовета Коми от КПРФ стал либертарианец В. Воробьев). Как парламентская партия она имеет льготу при регистрации кандидатов, поэтому именно от нее чаще всего выдвигаются многие местные оппозиционные активисты, правозащитники и т. д. Борьба с КПРФ еще больше усилила концентрацию вокруг нее протестного электората, и в результате, она стала единоличным лидером на оппозиционном поле. По официальным данным, она получила 18,93 % голосов (всего 57 мест: 48 — по спискам и 9 — по округам).
ЛДПР, напротив, пережила резкое падение, потеряв почти половину голосов и получив лишь 21 место в Думе (19 — по списку и всего 2 — по округам). Это падение связано с тем, что партия фактически отказалась защищать своего члена, очень популярного губернатора Хабаровского края С. Фургала, арестованного в июле 2020 года. Именно Дальний Восток всегда был электоральной базой ЛДПР. Лидеру партии В. Жириновскому весной 2021 года испонилось 75 лет, он сильно постарел, давно перестал ездить по регионам, на дебатах был вынужден неудачно оправдываться за сдачу Фургала. Вторым номером партии в 2000–2021 годах был его сын, малопубличный Игорь Лебедев, который фактически давно руководил партией (Жириновский был вице-спикером Госдумы, а И. Лебедев — руководителем фракции). На выборах 2021 года Лебедев вообще не стал баллотироваться. Открыто обсуждается передача ЛДПР некоему новому лидеру. Плохие результаты списка «утопили» и многих одномандатников от ЛДПР, а также списки ЛДПР на одновременных региональных выборах, где в итоге фракции ЛДПР в ряде случаев сократились до одного депутата.
«Справедливая Россия» перед выборами объединилась с двумя ультрапатриотическими партиями — «Патриоты России» Геннадия Семигина и «За правду» Захара Прилепина. В результате от нее отошла часть умеренных сторонников (в частности, в Алтайском и Пермском краях — в партию «Новые люди»). При этом партия провела широкомасштабную агитационную кампанию, в которой были обычные социальные и коммунальные темы, а ультрапатриотизм игнорировался. В итоге, несмотря на падение рейтингов ЕР, прироста ее электората оказался незначительным — 7,46 % вместо 6,22 %. В результате, СР получила 27 мест в Думе (19 — по списку и 8 — по округам), обогнав по размеру фракцию ЛДПР.
Таблица 1. Официальные результаты партий на выборах 2007–2021 годов
| 2007 | 2011 | 2016 | 2021 | 2021Кор* | |
| ЕР | 63,3 | 49,3 | 54,2 | 49,8 | 33 |
| КПРФ | 11,6 | 19,2 | 13,3 | 18,9 | 25 |
| ЛДПР | 8,1 | 11,7 | 13,1 | 7,6 | 10 |
| СР | 7,7 | 13,3 | 6,2 | 7,5 | 10 |
| Новые люди | 5,3 | 7 |
* Результат, скорректированный по методу С. Шпилькина (см. Шпилькин С. От обнуления — к удвоению // Новая газета. — № 106. — 22 сент. 2021).
Помимо этих изменений важным результатом стало – впервые за последние 17 лет – попадание в парламент новой партии «Новые люди», созданная главой косметической компании Faberlic Алексеем Нечаевым в начале 2020 года. Появление этого умеренно либерального проекта было санкционировано властью с целью дать хоть некоторые возможности представленности в политике оппозиционно настроенного городского образованного избирателя. Вторым номером списка партии стала харизматичный бывший мэр Якутска Сардана Авксентьева, которую вынудили уйти в отставку в январе 2021 года. Большинство прочих кандидатов списка были публично неизвестны (партия даже отбирала их по конкурсу на youtube). С лета 2020 года партия проводила в регионах массовую агитацию: газеты, рекламные конструкции, реклама на светодиодных табло и т. д. На финише кампании «Новые люди» входили в тройку партий по упоминаемости на ТВ, причем ее упоминали только в позитивном ключе (а, например, КПРФ, только в негативном). Результат: 5,32 % и 13 мест по партспискам. При этом в «электоральных султанатах» она не получила почти ничего, а в протестных регионах набирала по 8–10 %. Теперь впервые с начала 2000-х годов в парламенте есть пятая фракция, причем политически более правая, чем ЕР (с 2003 года вся оппозиция была фактически левее ЕР).
Наконец, по сравнению с 2016 годом совсем иначе прошла кампания в мажоритарных округах. В 2016 году это был «договорной» матч: партия власти заранее отдала часть округов системной оппозиции, не выдвигая в 19 округах своего кандидата. В результате ЕР проиграла всего три округа. На этот раз раздела округов не было: ЕР освободила только 8 округов, но не под оппозицию, а под административных самовыдвиженцев. Выиграла же она 198 округов, то есть на этот раз ее кандидаты проиграли не 3 округа, а 19; при этом все округа на этот раз были выиграны оппозицией в упорной борьбе. Еще около 20 округов оппозиция проиграла только благодаря фальсификациям.
Таким образом, кампании 2016 и 2021 годов прошли совершенно по-разному, в рамках совершенно разной драматургии и политической ситуации. Почему это произошло? Сопоставление стратегии власти в отношении оппозиции со времен начала формирования системы электоральной автократии в России (после 2003 года) позволяет довольно ясно обозначить, как и почему изменилась политика власти в отношении системной оппозиции и почему в итоге стали возможны такие результаты выборов в 2021 году.
«ЭПОХА СУРКОВА»: КООПТАЦИИ, ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ, ВЕРТИКАЛИЗАЦИЯ (2000–2011)
Основная часть данного этапа хронологически совпадает с первыми двумя президентскими сроками В. Путина (2000–2008). В целом его отличает крайне жесткое, централизованное управление внутренней политикой, подчиненной общей «антирегиональной» политике Кремля. Это период сокращения политической конкуренции, добровольной и насильственной кооптации региональных элит в экстенсивно растущую единую партию власти, которая должна была стать корпоративным конгломератом номенклатуры. Не важно, от какой партии кандидат избирался мэром или депутатом по округу — его стремились принудить к переходу в «Единую Россию», в которой в итоге оказались представители всех существовавших партий, от либералов до националистов и бывших коммунистов (можно вспомнить вступление в ЕР избранных от КПРФ мэров Иркутска В. Кондрашова, Орла А. Касьянова, Волгограда Р. Гребенникова, члена «Родины» мэра Смоленска Э. Качановского и т. д.). Превратить ЕР в сплоченную иерархизированную структуру в таких условиях было невозможно по причине крайней внутренней разнородности и постоянной кооптации все новых лиц, из-за которых «расклады» внутри партии постоянно претерпевали изменения.
Ужесточение контроля над различными элементами политической системы (губернаторы, органы местного самоуправления, региональные парламенты, партии, депутаты) сопровождалось созданием управляемых политтехнологических проектов всех политических оттенков, прямо дирижировавшихся ответственными работниками Администрации Президента. В этой «системе марионеток» управляемые властью консерваторы-патриоты дискутировали на отрежиссированных телевизионных шоу с такими же управляемыми прозападными либералами. Эта система была крайне затратной, что было возможно в условиях высоких цен на энергоносители и роста доходов государственного бюджета. Для обеспечения ее теневого финансирования активно использовалась «черная касса» — нормой было прямое получение руководителями управляемых проектов наличных от ответственных чиновников[2].
Непосредственным создателем этой системы можно считать заместителя руководителя Администрации Президента по вопросам внутренней политики в 1999–2008 годах, автора концепции «суверенной демократии» Владислава Суркова[3]. Основные ее элементы сохранились и в период президентства Дмитрия Медведева (2008–2012), хотя и с некоторой попыткой усилить роль руководства политических партий при согласовании политических решений, а статус В. Суркова вырос до должности первого заместителя руководителя Администрации Президента.
Этот период характеризуется тем, что принимаемые решения вписывались в некую единую политическую стратегию, системно направленную на ослабление региональных элит (ради чего федеральный центр был готов на увеличение влияния в регионах федеральных партий), централизацию и унификацию во всех сферах. Систематический процесс такого поступательного продвижения с адаптацией на каждом следующем этапе, возможно, стал фактором успешности постепенного демонтажа федерализма 1990-х годов. «Вялотекущая» унитаризация, в ходе которой шел постоянный торг с разными элитными группами, получавшими различные уступки, рассеивала недовольство, не позволяя ему сконцентрироваться.
Частично этот курс опирался на определенный общественный запрос. В нем была заинтересована не только федеральная власть, но и крупный федеральный бизнес, перешедший от приватизации крупных объектов к региональной экспансии. Федеральные политические партии хотели большего влияния в регионах, а видные представители гражданского общества выступали за ограничение злоупотреблений региональных автократов. Возможно, с данной осознанной стратегией была связана и выстроенная в эти годы система жесткого иерархического контроля, в том числе нормативного, за вопросами внутренней политики. Вмешательство чиновников Администрации Президента в деятельность отдельных политических субъектов часто были бесцеремонными и сопровождались публичными скандалами.
С точки зрения выстраивания новой электоральной политики сначала закон «О политических партиях» (от 11 июля 2001 года № 95-ФЗ) сделал партии исключительно федеральными, а саму процедуру их регистрацию довольно жесткой (до 2005 года они могли также создавать избирательные блоки с участием общественных организаций). Сокращение числа потенциальных участников избирательного процесса при одновременном ужесточении контроля над ними сужало для региональных элит и губернаторов возможности поиска политических партнеров. Закон «Об основных гарантиях избирательных прав …» (от 12 июня 200 года № 67-ФЗ) обязал регионы избирать не менее половины депутатов законодательного органа (или одной из его палат) по пропорциональной системе. Одновременно крупные федеральные партии получали преференции на выборах всех уровней — льготу при регистрации кандидатов и партийных списков для тех, кто преодолел заградительный барьер на выборах в Думу.
Благодаря тому, что партии стали регистрироваться исключительно в федеральном центре (а самые крупные еще и получать госфинансирование), а одновременно в регионах шла принудительная партизация через введение пропорциональной избирательной системы, стали строиться партийные вертикали. При этом внутри партий федеральное руководство получало возможность согласования кандидатов на региональных выборах, а политическая независимость депутатов постепенно сокращалась (запрет вступления в иную партию чем та, от которой избран). Государственная бюрократия все более контролировала таким образом партийную бюрократию, а она — депутатов.
Показательно, что за 1990–2000-е годы не было ни одного случая демократической смены власти в какой-либо значимой партии. Лидеры всех ведущих партий занимают свои посты с начала 1990-х годов, а происходившие смены лидеров партий были связаны лишь с проблемами их взаимоотношений с органами власти либо ротацией внутри контролирующей партии группы и временному отходу фактического лидера партии в тень («Справедливая Россия» в 2011–2013 годах, ранее «ЯБЛОКО»). Сценарий управляемых смен партийного руководства был идентичен: часть делегатов партийного съезда перевозилась в другое помещение, где избирала новое руководство, затем Министерство юстиции (и в течение нескольких лет его специальный орган — Росрегистрация) именно эту группу признавало как правомочную и переоформляло на нее документы партии. «Параллельные» съезды пережили в 2004 году КПРФ, учредитель блока «Родина» Социалистическая Единая Партия России (СЕПР), ДПР, в 2011 году аналогичное произошло с партией «Правое дело».
Отстроив этот фундамент, федеральный центр объявил о намерении отменить выборы губернаторов и выборы в Госдуму по смешанной системе, упразднив мажоритарные округа. Таким образом, региональные элиты лишались права прямого продвижения своих ставленников в федеральный парламент и могли это делать только через сложную опосредованную схему. Хотя сами партии стали фактическими монополистами выдвижения кандидатов, их число постоянно сокращалось, достигнув минимума в 7 партий к 2008 году.
Эта система ограниченной конкуренции и управляемой партийности спускалась все ниже, постепенно расширяясь с регионального на местный уровень и становясь все более тотальной. Шел процесс перехода от смешанной уже к полностью пропорциональной системе не только на федеральных, но и на региональных выборах. С 2007 до 2011 года так поступили 11 регионов. Параллельно расширялось внедрение партийных списков на муниципальных выборах, вплоть до выборов депутатов поселений в некоторых регионах.
Стратегии упрощения контроля над политической системой потерпела крушение на думских выборах 2011 года в результате концентрации протеста вокруг немногих разрешенных партий и утраты губернаторами-назначенцами той опоры на электоральные машины, которую имели ранее выборные губернаторы. В. Сурков был отправлен в отставку после того, как ЕР получила в 2011 году менее половины голосов — 49,32 %, а обвинения в фальсификациях спровоцировали массовые акции протеста.
«ЭПОХА ВОЛОДИНА»: МАНИПУЛИРОВАНИЕ МАНИПУЛЯ-ЦИЯМИ, «ГОМОГЕНИЗАЦИЯ» ЕДРА И «ДОГОВОРНЫЕ МАТЧИ» (2012–2018)
Новым куратором внутренней политики в ранге первого заместителя руководителя Администрации Президента был назначен выходец из регионалов Вячеслав Володин (бывший вице-губернатор Саратовской области, бывший руководитель фракции блока региональной номенклатуры «Отечество — Вся Россия»). Период его кураторства имел существенные отличия и в структуре управления внутренней политикой, и в реализуемой в этой сфере стратегии. Володин не смог наследовать весь административный капитал, накопленный В. Сурковым: он уже не имел контроля ни над СМИ (который целиком перешел к другому первому зам. руководителя Администрации А. Громову)[4], ни над «черной кассой», а потому и возможностей финансировать политических марионеток всех политических взглядов.
В результате политика принудительной кооптации в партию власти всех и вся сменилась политикой «раздела» или «договорных матчей». Никто больше не переманивал депутатов или мэров от КПРФ в партию власти. Вместо этого власть стала выделять системной оппозиции «защищенные» места губернаторов, депутатов, членов Совета Федерации и т. д. При этом в отношении партий «системной» оппозиции, которых надо было наказать за фронду 2011–2012 годов, сочетала в себе кнут и пряник. В качестве «кнута» выступали кампании информационной дискредитации, поддержка спойлеров, давление на конкретных депутатов (Г. В. Гудкова, И. В. Пономарева, В. И. Бессонова, К. В. Ширшова, Н. А. Паршина и др.; «самозачистку» произвела в 2015 году партия «Гражданская платформа» М. Д. Прохорова). В качестве «пряника» использовались увеличение госфинансирования партий (с 20 рублей за голос в 2011 году до 152 рублей в 2017 году), а также вышеупомянутые разделы должностей[5]. Показательно, что «Единая Россия» за все это время ни разу не выдвигала кандидата против действующего главы региона или исполняющего его обязанности, даже если они были на выборах кандидатами иных партий или самовыдвиженцами. Выборы мэра Новосибирска и губернатора Иркутской области в 2015 году выиграли коммунисты А. Е. Локоть и С. Г. Левченко. При этом в администрациях всех «инопартийных кандидатов» в любом случае ключевые посты получали представители «Единой России», и администрация региона работала в рамках единой системы исполнительной власти.
Электоральная политика также существенно изменилась. По итогам провала 2011 года власти провели «работу над ошибками»: было объявлено о возвращении выборов губернаторов (в апреле 2012 года придумали схему «муниципального фильтра», превращавшего эти выборы в процедуры референдумного типа) и либерализации партийного законодательства для распыления протестных голосов[6]. Самовыдвиженцам была установлена норма в 0,5 % подписей от числа избирателей соответствующего избирательного округа. Помимо требований численности сохранялись все прежние основания для отказа в регистрации. Началось быстрое создание новых партий, большинство из которых изначально были спойлерами или чисто техническими. На региональных выборах 2012 года могли участвовать уже 27 партий, 2013 года — 54, а 2014 года — 69. Хотя такого массового жесткого вмешательства во внутреннюю деятельность партий, как в 2000-е годы, не было, скандалы с попытками замены руководства некоторых из них все равно возникали. Самым громким стала ситуация с «Российской партией пенсионеров за справедливость» (РППС), из списка которой исключили бывших глав регионов М. Юревича, Е. Михайлова и В. Бутова, а также депутата Государственной Думы от «Единой России» О. Савченко. Председатель партии Е. Артюх был отстранен от должности.
Либерализация партийного законодательства, впрочем, сопровождалась одновременным увеличением числа ограничений пассивного избирательного права для конкретных граждан (т. н. «антикриминальный» фильтр 2012 года за любую, даже погашенную, судимость в прошлом по тяжким и особо тяжким статьям; «антипредпринимательский» фильтр 2013 года — запрет кандидатам пользоваться «иностранными финансовыми инструментами»). С 2013 года единый избирательный день был перенесен с октября на второе воскресенье сентября, что имело целью смещение основного этапа избирательной кампании на сезон летних отпусков и низкую явку избирателей. Стратегия низкой явки становится в это время базовой.
Однако очень быстро федеральная власть столкнулась с прогнозируемыми побочными эффектами этих решений. Наряду с откровенно «фейковыми» партиями стали появляться реальные новые проекты и лидеры, и начался уход в них представителей местных элит в регионах (ранее вынужденно загнанных в немногие разрешенные партии), а влияние «старых» партий стало слабеть. В результате, началась новая волна зачисток и борьбы уже с новыми проектами (символической датой можно считать 3 июля 2013 года — арест перед выборами Ярославской облдумы мэра Ярославля Евгения Урлашова, намеревавшегося возглавить список «Гражданской платформы», которой опросы предрекали победу в регионе). Однако участники новых проектов все же демонстрировали успехи — Алексей Навальный получил на выборах мэра Москвы 27 % голосов, а Евгений Ройзман был избран мэром Екатеринбурга.
Сначала ответом на это стало стремление уменьшить роль партий в целом, что выразилось в принятии так называемого «закона Клишаса» от 2 ноября 2013 года, который снизил с 50 до 25 % обязательную долю депутатов региональных парламентов, избираемых по пропорциональной системе (для Москвы и Санкт-Петербурга было полностью отменено требование о партсписках) и отменил требования минимальной доли депутатов, избираемых по пропорциональной системе для органов МСУ. Таким образом, тактическое решение, вызванное конъюнктурными обстоятельствами, привело к фактической отмене ключевой электоральной реформы 2000-х годов. На выборах горсоветов в 2014 году из 20 региональных центров смешанная система осталась только в 6, 14 полностью отменили пропорциональную составляющую. Работала на уничтожение площадок, где партии могут добиваться успеха, и муниципальная контрреформа, позволившая регионам отменять прямые выборы мэров без согласия муниципалитетов, а также отменять выборы районных советов населением, заменяя их делегированием от поселений.
На выборах Думы было решено вернуться к смешанной системе (225 депутатов по округам и 225 — по партийным спискам), то есть к электоральной формуле 1993–2003 годов. Однако по сравнению 1990-ми годами новая система имела ряд существенных отличий, связанных с намного более жесткими правилами допуска к участию в выборах, радикально усилившимися цензами и минимизацией общественного контроля. Целью реформы было сохранение формального большинства «Единой России». В текущих российских условиях по мажоритарным округам могли выигрывать кандидаты либо с административной поддержкой, либо с сильным собственным финансовым и организационным ресурсом, которые также находятся в зависимости от властей. Не удивительно, что на выборах депутатов Государственной Думы 2016 года «Единая Россия» выиграла 203 округа из 225 (90,2 %), из оставшихся 19 были изначально «уступлены» системной оппозиции, а в 3 округах кандидаты «Единой России» проиграли кандидатам КПРФ.
Системные партии оказались под двойным ударом. С одной стороны, власть, опасаясь их мутации, переусердствовала в их ослаблении и дискредитации. С другой стороны, отбирать их голоса стали не только спойлеры, но и реальные новые политические проекты. Это через некоторое время могло привести к новой радикализации «старых» партий, которым становилось нечего терять. Возможно, осознание этого привело к тому, что вскоре после «закона Клишаса» возник новый альянс власти и «старых» партий, главным символическим фактором которого стал «посткрымский консенсус».
Этот новый альянс закрепил направленный уже против новых партий закон 2014 года, который вновь обязал большинство партий и их кандидатов собирать подписи избирателей, причем число подписей увеличили с 0,5 до 3 % от числа избирателей округа. Одновременно в 2015–2018 годах «закон Клишаса» перестали на практике применять на региональных выборах, сохраняя соотношение 50/50 между списками и округами.
Смысл создания новых партий обесценивался фактической невозможностью их участия в выборах. Хотя на выборах Думы 2016 года формально право выдвигать кандидатов имели 74 партии, им, как по спискам, так и по округам, воспользовались только 25 из них. К моменту назначения думских выборов 2021 года право участвовать сохранили лишь 32 политические партии. Из них 14 (представленные в Госдуме РФ по партспискам или прошедшие заградительный барьер на выборах региональных парламентов) имели льготу, освобождающую от сбора подписей при регистрации партсписков и кандидатов в мажоритарных округах.
Таким образом, после реформ 2012–2014 годов в стране сформировалась «управляемая партийность 2.0». В отличие от прежней системы, новая сочетала наличие большего числа зарегистрированных партий (что ослабляет эффекты концентрации протестных голосов) с ликвидацией значительной части институциональных площадок, позволявших партиям участвовать в выборах. В ответ на «договорную политику» партии системной оппозиции снижали публичную оппозиционность, избегали неудобных для власти направлений критики, выдвигали заведомо слабых кандидатов в иных округах и регионах.
Возможности фронды старой системной оппозиции были ограничены сдерживающим фактором запасных (спойлерских) проектов. Не удивительно, что многие темы оказались де-факто исключены из поля критики как таковые (внешняя политика, военные расходы, политика в сфере прав человека и т. д.). Игнорируя многие важные темы, лояльная оппозиция пыталась говорить о второстепенных проблемах, уходить в неполитическую агитацию (публикация кухонных рецептов, фото с домашними животными, имиджевый эпатаж и т. д.), что мало способствовало электоральной мобилизации. «Договорные» кампании и отсутствие интриги во многих округах дополнительно работали на снижение явки и тем самым еще больше усиливали доминирование ЕР.
Возможно, осуществление такой политики было связано не только с дефицитом ресурсов у кураторов процесса (когда финансы стали заменять должности), но и со стремлением к большей гомогенности состава партии власти, одним из создателей которой был сам В. Володин и которого эта тема давно волновала. В результате, с одной стороны, публичная оппозиционность «старых» системных партий снизилась, но, с другой стороны, прежняя тотальность контроля над внутренней политикой существенно снизилась, выросло влияние новых, «внесистемных» организаций и лидеров, в системных партиях стало подрастать новое, более амбициозное поколение политических лидеров, не имевших преференций старой партийной номенклатуры.
«ЭПОХА КИРИЕНКО»: ОТ ТЕХНОКРАТИИ К КОНФРОНТАЦИИ
После того, как В. Володин был перемещен на позицию председателя Госдумы, первым заместителем руководителя Администрации по вопросам внутренней политики с 5 октября 2016 года стал не связанный перед этим с партией власти технократ Сергей Кириенко, премьер-министр в 1998 году и гендиректор корпорации «Росатом» в 2005–2016 годах. Первые пару лет (2016–2018) система работала в инерционном режиме: прежние договоренности с системной парламентской оппозицией выполнялись, но новых бонусов она больше не получала (в Орловской области коммуниста-губернатора В. Потомского сменил коммунист-губернатор А. Клычков; «Справедливая Россия» вместо Забайкальского края получила Омскую область).
Вместе с тем «эпоха Кириенко» характеризовалась беспрецедентно массовой кампанией замены губернаторов в 2016–2020 годах, причем новыми назначенцами становились преимущественно варяги-«технократы». Уверенность в том, что существующие политические и юридические механизмы позволяют провести через выборы «референдумного» типа практически любого назначенца, в конечном счете привела к тому, что к 2017–2018 годах уровень игнорирования мнения региональных элит при подборе губернаторов достиг максимума за все время фактических назначений. Если в 2012–2015 годах в более, чем половине случаев ставка делалась на местные кадры (хотя зачастую не являющиеся членами команды замененного губернатора), то в 2016–2020 годах назначение «варягов» стало правилом.
Всего в 2016 – сентябре 2021 года сменились 75 глав в 63 регионах (включая 3 победы оппозиционеров над кандидатами Кремля), и из 85 регионов 51 возглавлял губернатор-«варяг». Таким образом, произошла «менеджеризация» губернаторского корпуса, а также команд губернаторов. На это указывает и сам настойчиво транслируемый термин «технократ», акцентирующий функциональную сторону деятельности губернатора и не предполагающий их самостоятельной политической роли. «Менеджеризация» губернаторов неизбежно отразилась и на кадровой политике внутри администраций, в которой вмешательство центра стало еще сильнее, чем раньше.
Технократизм подчинил и иные сферы внутренней политики. Если и при Суркове, и при Володине практиковались широкие встречи-обсуждения с провластным кругом экспертов, то при Кириенко даже этот формат исчез, процесс принятия решений стал еще более закрытым и кулуарным. Никакой предварительной работы по обсуждению с экспертами не было даже при принятии такого важнейшего решения, как повышение пенсионного возраста. Общероссийских масштабов достигла политики изгнания из вузов публично заметных преподавателей (например, из МГИМО, ВШЭ), ранее бывшая скорее редкостью на периферии. Политики, губернаторы, эксперты, общественники оказались жестко разделены на «своих» и «чужих», подвергающихся максимальной обструкции и давлению. Другой вопрос, является ли это выбором нового руководства Администрации Президента РФ или продиктовано внешними рамками и такими обстоятельствами, как дефицит ресурсов.
Остатки прежней системы альянса власти и думской оппозиции и фактической декоративно-договорной конкуренции образца 2014 года инерционно прожили до 2018 года, когда под влиянием повышения пенсионного возраста, налогов и иных социально-экономических реформ начался период нового массового протестного голосования, даже несмотря на очевидную слабость системной оппозиции. Когда не за кого голосовать, избиратели «назло» начинают голосовать даже за ту альтернативу, что есть, фактически превращая выборы в референдум о недоверии.
В результате на выборах законодательных собраний сентября 2018 года впервые с 2007 года в трех регионах (Хакасия, Иркутская и Ульяновская области) «Единая Россия» не получила первого места по партийным спискам (во всех трех победила КПРФ). В Забайкальском крае и Владимирской области «Единой России» удалось сохранить лидерство на выборах депутатов ЗС, но она получила менее 30 % голосов. В 4 регионах губернаторы и временно исполняющие обязанности губернаторов не смогли победить в первом туре выборов (Приморский и Хабаровский края, Владимирская область, Хакасия). Голосование за оппозицию выросло везде, кроме регионов традиционных массовых фальсификаций, одновременно доля побед кандидатов «Единой России» на выборах законодательных собраний в мажоритарных округах снизилась с 90 до 70 %. Существенно выросло голосование за спойлеров КПРФ («Коммунисты России» и КПСС) – и это уже был рост протестного голосования не только против власти, но и против системной оппозиции.
Впрочем, виновником собственных провалов (на проваленных выборах в Приморье и Хабаровском крае работали непосредственно московские эмиссары) руководство Администрации Президента и «Единой России» назначило ту же самую системную оппозицию. Начались массовые информационные кампании против губернаторов-оппозиционеров, вновь вспомнили о «законе Клишаса» и начали сокращать долю депутатов по партспискам на выборах заксобраний в наиболее сложных для власти регионах (Тульская область, Алтай, Марий Эл, Хабаровский край) и снова отменяя смешанную систему на муниципальных выборах. Из 21 регионального центра, где 8 сентября 2019 года избирали горсоветы, в 13 выборы проходили по полностью мажоритарной системе. На выборах 13 сентября 2020 года радикально снизить долю депутатов по партийным спискам на выборах областной думы решила Костромская область. На выборах представительных органов региональных центров в 2020 году из 22 городов на полностью мажоритарную систему перешли 8.
К выборам 19 сентября 2021 года доля депутатов ЗС, избираемых по партийным спискам, была существенно сокращена еще в 6 регионах (Приморский край, Амурская, Кировская, Липецкая, Мурманская и Новгородская области). В Астраханской и Псковской областях формальное соотношение пропорциональной и мажоритарной частей осталось равным, однако резко снизили саму численность депутатов. Стратегия снижения роли партий дополняется стремлением снизить общую роль представительных органов.
На съезде «Единой России» в декабре 2019 года секретарь Генсовета ЕР А. А. Турчак заявил, что партия на предстоящих выборах будет выдвигать своих кандидатов во всех избирательных округах. Таким образом, «раздел округов» с системной оппозицией, осуществленный в 2016 году, был официально отменен[7]. С 2018 года вместо стратегий кооптации или раздела сфер влияния стало все чаще доминировать силовое давление и ставка на полное поражение в правах оппонентов, причем не только из числа представителей несистемной, но и системной оппозиции.
Так, 12 декабря 2019 года ушел в отставку «по собственному желанию» губернатор Иркутской области от КПРФ С. Г. Левченко, в 2015 году победивший на выборах кандидата «Единой России». 9 июля 2020 года был задержан один из самых популярных российских губернаторов — глава Хабаровского края С. И. Фургал (в 2018 году как кандидат ЛДПР во втором туре выборов с 69 % победил кандидата «Единой России», предыдущего губернатора В. И. Шпорта). Позже был арестован сын С. Левченко, депутат Иркутского законодательного собрания от КПРФ Алексей Левченко.
Против главы Хакасии В. О. Коновалова (КПРФ) и губернатора Владимирской области В. В. Сипягина велись мощные информационные кампании (в итоге Сипягин был включен в список ЛДПР на выборах 2021 года и сложил полномочия губернатора). Мандата был лишен депутат МГД от КПРФ О. Шереметьев, избранный в 2019 году (его обвинили в неправильном распределении денег фонда зарплаты помощников депутатов). Депутат Пензенской гордумы от КПРФ Александр Рогожкин получил 20 суток административного ареста из-за акции 23 февраля 2021 года. Он стал уже третьим пензенским коммунистом, арестованным за проведение несогласованного мероприятия, в ходе которого представители партии возлагали цветы к военному мемориалу, и т. д.
Таким образом, ситуация «новой конфронтации» и, как следствие, постепенной радикализации главной партии системной оппозиции, КПРФ, во многом была создана действиями самой власти и стала главным сюжетом избирательной кампании 2021 года. Реализуемая Кремлем в настоящее время политика в целом работает на ослабление любых политических партий как таковых. То, что начиналось как осознанная стратегия, постепенно, путем тактической борьбы за сохранение контроля над «нужными» результатами выборов и, как следствие, бесконечного процесса устранения побочных эффектов принимаемых решений, фактически привело государственных демиургов к тому, с чем они изначально боролись — ослаблению партий и персонификации политики. В 2014–2021 годах происходит постепенный демонтаж основных институциональных реформ начала 2000-х.
В отношении к политическим партнерам, партиям, общественности, происходит существенное ужесточение политики, явная утрата и так слабо развитых традиций политического диалога и достижения компромисса. Таким образом, через ослабление партий и персонификацию политики одновременно ослабляются укрепляющие связи регионов с центром традиционные политические институты, а сама политика федерального центра становится все более жестко направленной на прямое администрирование, конфликтной как в отношении политической оппозиции, так и в отношении региональных элит. Замена более гибких механизмов более жесткими при отсутствии желания взаимодействовать и договариваться с политическими партнерами несет существенные риски новых кризисов и конфликтов.
[1] https://wciom.ru/ratings/reiting-politicheskikh-partii/
[2] Морарь Н. «Черная касса» Кремля / Н. Морарь // The New Times. — 2007. — № 44. — 10 дек.
[3] Третьяков В. Т. Суверенная демократия. О политической философии Владимира Путина / В. Т. Третьяков // Российская газета — Федеральный выпуск. — 2005. — № 3757. — 28 апр.; «Суверенитет – это политический синоним конкурентоспособности. Стенограмма выступления заместителя руководителя Администрации Президента — помощника Президента РФ В. Ю. Суркова перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров ВПП «Единая Россия» 7 февраля 2006 года».
[4] Рубин М. Повелитель кукол. Портрет Алексея Громова, руководителя российской государственной пропаганды / М. Рубин, М. Жолобова, Р. Баданин // 2019. — 23 янв.
[5] Кынев А. В. «Обновленная» электоральная политика Кремля и регионы: старое новое и новое старое / А. В. Кынев // Неприкосновенный запас. — 2015. — № 5 (103).
[6] Нанопартии после выборов // Газета.ру. — 2011. — 23 дек.
[7] Турчак А.: «Единая Россия» будет выдвигать своих кандидатов в каждом избирательном округе / А. Турчак // 2019. — 26 нояб.