Самый сложный вопрос, или День национального единства против мигрантов
4 ноября, в спущенный из Кремля «праздник народного единства», на Эхе Москвы в программе «Атака с флангов» Лиза Лазерсон, представляющаяся феминисткой, и Олег Кашин, изображающий русского националиста, при участии ведущего Максима Курникова обсудили мигрантов. Казалось бы, почему вдруг в праздник, да ещё единства, но это только на первый взгляд выглядит странностью, в действительности же дискуссия о мигрантах очень органично встраивается в образ этого нового «дня». Приведу цитату разговора двух оппонентов полностью:
О. Кашин― С русским народом всегда чувствую. Но мы понимаем, что русский народ не единственный субъект российской официальной публичной жизни и не главный субъект. То есть русский народ всегда, конечно, находится в таком положении загнанного под лавку человека второго уровня. Ну а первый уровень всевозможным образом кривляется, пляшет и в медиа, и в политике, и во власти. Истории с мигрантами постоянные. Вот Лиза даже не выдержала, прислала мне ссылку о том, что большинство преступлений в России совершается мигрантами из Средней Азии. Я разделяю Лизино беспокойство, безусловно.
М. Курников― Но только не преступлений совсем.
О. Кашин― А чего?
Л. Лазерсон― Изнасилований.
М. Курников― Изнасилований.
О. Кашин― Изнасилований. Максим сказал, только не преступлений – изнасилований.
М. Курников― Нет, нет, нет. Я говорю, не преступлений вообще, а конкретных.
Л. Лазерсон― Я думаю, что можно экстраполировать эту статистику спокойно, если честно.
М. Курников― Да?
Л. Лазерсон― Да, конечно, разумеется. Я думаю, что они являются субъектами всех почти преступлений в большей части. Давай мы это отдельно обсудим. Я хочу послушать тебя про День народного единства.
О. Кашин― Лиза правеет на глазах. Это очень приятно.
Л. Лазерсон― Не, не, не. Я вижу связь, но я просто не считаю, что нужно выносить в официальную риторику вот эти цифры. Ведь МВД раньше не зря не обнародовало эту статистику.
О. Кашин― Ой, но это наш вечный разговор. Как говорится, жопа есть, а слова нет. Мы недели две назад разговаривали, если преступления совершают узбеки и таджики, наверное, корректно об этом говорить, правильно об этом говорить. Но да, давай не будем сразу…
Л. Лазерсон― Не вполне правильно. Потом могу объяснить почему. Давай про День народного единства. Русские вперед! Давай!
Этот разговор вряд ли заслуживал бы отдельного внимания, если бы речь шла только о высказываниях Кашина. Русский национализм, так как он идеологически позиционирует себя в российском обществе, по определению мигрантофобский, мигрантофобия – это одна из его главных черт, а борьба с миграцией – одна из главных идеологических задач. Причём отличить ксенофобскую борьбу с миграцией от беспокойства по поводу вполне рационального вопроса о регулировании миграционных процессов на самом деле несложно, хотя очевидно, что русские националисты хотели бы представить себя скорее прагматиками, нежели расистами. Отличие это состоит в том, что ксенофоб говорит обязательно не о миграции вообще, а о миграции из Средней Азии (реже ещё с Кавказа), то есть приписывает мигрантам определённый этнический, религиозный и расовый/фенотипический профиль. При этом, конечно, одним из любимых националистических аргументов, на который напирает в этом случае Кашин, является преступность мигрантов.
Повторюсь, с Кашиным-то всё ясно. Но в данном диалоге интересна позиция Лизы Лазерсон, которая выступает на Эхе в роли оппонента Кашина, спорит с ним с точки зрения феминизма и, видимо, какой-то лево-либеральной идеи. Однако в данном вопросе спора не получилось: феминистка не опровергает разговоры о какой-то огромной мигрантской преступности, не называет это фейком, не приводит никаких опровержений или интерпретаций, альтернативных кашинской интерпретации, а, наоборот, фактически солидаризуется с русским националистом, даже сама, судя по словам Кашина, инициирует распространение этой информации, сообщает её своему оппоненту, видимо считая это действительным фактом, поэтому Кашин вполне справедливо называет её в этом вопросе своей единомышленницей. Есть, конечно, важный нюанс, который создаёт общую почву для согласия националистов и феминисток. Последние логичным образом обеспокоены насилием над женщинами, что, собственно говоря, является важной частью именно феминистской повестки, поэтому аргумент, что «мигранты совершают большинство изнасилований в России» вполне органично вписывается в эту риторику. Кашин, разумеется, не сильно, судя по цитируемому диалогу, озабочен этим видом преступлений специально и тут же экстраполирует этот аргумент вообще на всю преступность, Лазерсон же охотно к такой экстраполяции присоединяется и мы наблюдаем интересное и неожиданное объединение лево-либерального (?) феминизма с русским правым национализмом в общей антимигрантской позиции. К этому объединению я ещё вернусь ниже.
Но сначала о фактах. О каких же данных МВД речь идёт в этом диалоге? Набрав в поиске Яндекса фразу «большинство изнасилований совершают мигранты», я получил ответ. Речь идёт о высказывании замначальника управления уголовного розыска Главного управления МВД по городу Москве «Если брать общую статистику, то изнасилования совершают 75% мигранты. Если из этого количества брать статистику, то 90% – это выходцы из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии». На это высказывание часто ссылаются, а накануне «праздничного дня» оно опять всплыло в информационной ленте, поскольку его повторил кто-то на заседании Общественной палаты. Штука, во-первых, в том, что в этом заявлении речь шла не о России вообще, как прозвучало в диалоге на Эхе Москвы, а о Москве. Во-вторых, — и здесь внимание! – заявление это было сделано в августе 2016 года, уже более 5 лет назад, хотя опять же в разговоре Кашина и Лазерсон всё выглядело так, словно это какая-то актуальная ситуация. Налицо, таким образом, произошедшая в диалоге Лазерсон и Кашина подмена: не Россия в 2021 году, а Москва в 2016.
Разбираемся дальше. Хотя для информационной ленты слова, сказанные полицейским чиновником, являются официальным фактом, для исследователя и вообще для человека, который хочет в чём-то серьёзно разобраться, такого рода выступления представляет скорее загадку, чем факт. Возникает, например, вопрос, а за какой период берутся эти проценты? За год – тогда за какой, или за несколько лет – тогда за сколько? Какая динамика чисел? Смущает и такая красивенькая цифра «75», не слишком ли она ровная? Интересно, что обычно критически настроенные люди, националисты и феминистки в том числе, с сомнением относящиеся к любым заявлениям силовых служб – уж сколько раз их ловили на вранье и противоречиях, на этот раз, когда речь зашла о мигрантах, не проявили ни доли сомнения. В этом вопросе всё, что говорил полицейский начальник, было идеологически близко и для оппозиционно, как они о себе думают, настроенной части общества, поэтому не вызвало желания разбираться.
Проверить утверждения чиновника сложно, поскольку сами данные для общего пользования доступны в очень урезанном виде. Речь идёт о полноценных данных: по годам в течение длительного периода, по видам преступлений, по гражданству или этничности преступников и их жертв. Тем не менее, кое-какие материалы существуют. Имеются общие по России ежемесячные и ежеквартальные сводки МВД, что числе с указанием, сколько из них совершено иностранными гражданами (отдельно гражданами СНГ). Имеются сводки числа преступлений, в том числе совершённые иностранцами, у Прокуратуры, в них отдельно указываются данные по разным российским регионам. И, наконец, имеются общие для России полугодовые и годовые отчёты о судимости (не о совершённых преступлениях, а о судебных вердиктах) Судебного департамента Верховного суда, в которых можно найти разбивку по отдельным видам преступлений.
Давайте посмотрим самые последние данные за первое полугодие 2021 года. МВД говорит нам, что всего за этот период было совершено 1,022 млн преступлений, из них раскрыто 0,543 млн, почти половина. Иностранными гражданами из стран СНГ (к которым относятся и «мигранты из Средней Азии») всего совершенно за тот же период 12755 преступлений, или 2,3% от общего числа раскрытых. На сайте Прокуратуры сообщается, что в Москве за те же 6 месяцев было совершено 107411 тыс. преступлений, 24813 человек получили статус обвиняемых, из которых 4403, или 17,7% – граждане СНГ. В Москве доля преступлений, совершённых иностранцами больше, чем доля в целом по России, но она не 75%, как хотелось бы Кашину и Лазерсон, а около 18%, что примерно сопоставимо с долей мигрантов в численности трудоспособного (то есть людей, и особенно мужчин, в возрасте 17-65 лет) населения столицы.
Что касается изнасилований, то в России их в январе-июне 2021 года было, по сведениям МВД, зарегистрировано 1830 (вместе с покушениями на изнасилование), почти все (1815) были раскрыты. Согласно информации Прокуратуры Москвы, за 8 месяцев 2021 года, в Москве было зафиксировано 90 изнасилований.
В последних цифрах об изнасиловании возникает белое пятно: данных о том, какую долю в числе насильников составляли граждане из стран СНГ, в официальном статистике отсутствуют. Отчасти этот пробел закрывается данными Судебного департамента, который фиксирует не преступления, а судебные приговоры. Согласно этой статистике, в первом полугодии 2021 года – а это самые свежие данные – было осуждено всего 273888 человек, из них 8225, или 3%, граждан стран СНГ. В целом по России 798 человек было осуждено за изнасилование, в том числе 75, или 9,4% от общего числа, – гражданами из стран СНГ. Повторю: по всей России не 75%, а 9,4%! В Москве эта доля, конечно, должна быть выше, но её мы можем вычислить только гипотетически. Прямолинейная экстраполяция разницы данных Судебного департамента между общей долей преступников и долей преступников по статье изнасилования на данные по общей раскрытой преступности в Москве даёт примерно 54% предполагаемых такого рода преступлений, совершённых иностранцами из стран СНГ. Такая экстраполяция – не вполне корректная процедура, но других способов оценки на основе общего массива данных о преступности, а не отдельных туманных заявлений чиновников, у нас пока нет.
Подведём промежуточный итог. В целом по России общая преступность иностранцев относительно небольшая, около 2-3%, и равна доле их самих в российском населении. Заметно выше «вес», 9%, иностранцев по такой статье преступлений, как изнасилования, но всё равно они в целом по России составляют меньшинство и по этому виду преступлений. Замечу, что примерно эти же проценты, 2-3% и 8-9%, сохраняются стабильно из года в год: если не верите – найдите по указанным выше ссылкам исходные цифры и посчитайте. Никакая экстраполяция процентов преступлений по изнасилованиям на всю остальную преступность, как это в виде бесспорного тезиса утверждается в диалоге Кашина и Лазерсон на Эхе Москвы, не выходит (в том числе по таким тяжким преступлениям, как убийства и грабежи, опять же кто не верит – проверьте по ссылкам). Отдельная, тем не менее, история в Москве, где общая доля преступности иностранцев возрастает до 17%, а преступности по статье изнасилования – предположительно до 54%. Хотя эта расчётная доля меньше того, что говорил полицейский чиновник, — не три четверти, а примерно половина, но и 54% — совсем не маленькое число. Москва – не Россия, этот тезис и здесь подтверждается тоже.
Разумеется, существует множество дополнительных подводных камней в этих подсчётах. Официальная статистика фиксирует только текущее гражданство, а не происхождение преступника, поэтому среди российских граждан, преступивших закон, могут быть люди, недавно получивших статус постоянных российских резидентов, то есть бывшие мигранты. Это с одной стороны. С другой стороны, существует массовая полицейская практика разными способами принуждать иностранцев брать на себя тяжкие преступления и таким образом улучшать статистику раскрываемости. Большая самостоятельная проблема заключается в том, что не всегда насилие против женщин регистрируется в правоохранительных органах – и сами жертвы, и полиция нередко не хотят проведения разбирательств, особенно если это касается так называемого домашнего насилия, где насильниками являются родственники, партнёры и знакомые. Иными словами, данные МВД, Прокуратуры, Верховного Суда – особая статистическая реальность, которая не совпадает с реальностью как таковой, но о последней, о повседневно наблюдаемой реальности, мы можем судить только субъективно, каждый из своего личного жизненного опыта, который невозможно собрать вместе и агрегировать в виде официальных цифр и процентов.
Вернёмся к Москве и гипотетической цифре 54%. О чём она говорит? Возникает, конечно, соблазн объяснить её этническими, религиозными и социальными особенностями мигрантского сообщества, необразованностью и агрессивностью мигрантов, их патриархальным пренебрежением к женщинам, «отсталостью», «азиатскостью», «ордынскостью», «исламскостью», в общем их «неправильной», «опасной», «чужой» культурой. В этой логике виновными, или потенциально виновными, становятся не только сами преступники, но и все вообще «мигранты» или все представители той или иной культуры или религии, и они все коллективно подлежат наказанию. Так думают и делают русские националисты. Именно для такого обобщающего объяснения нужны 75% изнасилований и вообще любых преступлений по России в целом. Именно поэтому в националистической риторике того же Кашина и многих-многих его единомышленников мы всегда видим эту подмены: «мигранты» вообще превращаются в «мигрантов из Средней Азии», специфическая ситуация в Москве рассматривается как ситуация во всей России, доля иностранцев 2-3% (даже 8-9% по изнасилованиям) в общей преступности по России превращаются в красивое ровное число 75%, что, конечно, воспринимается как ужас ужасный. Не оспаривая все эти подмены, т.е. принимая их в качестве действительных «фактов», лево-либеральная (?) феминистка Лиза Лазерсон оказывается, даже помимо своего желания, внутри националистического языка, превращается в ксенофобку и мигрантофобку, её риторика перестаёт быть лево-либеральной и феминистской и становится националистической.
Кашиноскому языку националистов можно противопоставить совсем другие объяснения, которые не оперируют такими общими категориями, как «культура» и даже «мигранты» (или, как говорят учёные, эссенциализирующими категориями, т.е. приписывающими отдельные события и свойства такого рода большим сущностям). Альтернативные объяснения более внимательны к конкретным контекстам и видят больше разнообразия. В случае относительно высокого процента преступности и, в частности, изнасилований важно видеть, что это наблюдается в Москве (и отчасти в других российских мегаполисах) и связано с высокой концентрацией трудовых мигрантов в столице, т.е. высокой их долей среди местных жителей, которая даёт, соответственно, и повышенной, по сравнению со средним по России, долю в совершаемых в городе преступлениях. Но разве мигранты и мигрантские культуры виноваты в такой концентрации? Последняя является результатом диспропорций на российском рынке труда, где огромные ресурсы сосредоточены в столице и привлекают сюда людей, ищущих работу и более высокую зарплату. Эта финансовая чёрная дыра всё вокруг поглощает в себя, столичное пространство – это сплошная стройка, это место, которое стягивает в одну точку все транспортные коммуникации, это центр огромного потребления товаров и услуг. Именно такой перекос и создаёт притяжение для миграции, и бороться нужно не самой миграцией, а с тем, как происходит концентрация ресурсов в стране.
Именно в московской (и отчасти петербургской) агломерации проблемы социального неблагополучия, прекарности труда, сверхэксплуатации возрастают кратно. Взгляд чиновников и работодателей на миграцию как исключительно экономический ресурс приводит к созданию сложных, дорогих и запутанных требований, которые не столько легализуют и интегрируют приезжих, а, напротив, выталкивает их из легального поля в социальную изоляцию и социальную неустроенность, создают из мигрантов своеобразную армию молодых мужчин-«лимитчиков», живущих по полутюремным условиям и правилам. Отсутствие массового нормального и дешёвого жилья, в котором мигранты могли бы жить семьями, отсутствие доступа к социальным институтам, в том числе трудности с устройством детей в сады и школы, ограничения на доступ к тем или иным трудовым местам, где могли бы легально работать женщины-мигрантки, – всё это создаёт диспропорции в возрастной и половой структуре миграции. Может быть, подумать о таких факторах, которые создают условия для активизации отдельных неадекватных субъектов?
Все названные причины – это примеры, как можно думать о миграции вообще и о теме преступности в мигрантской среде, отказываясь от националистического языка ксенофобских обобщений. Хочу ещё добавить важный тезис, что эти названные выше причины не приводят к какой-то поголовной криминализации трудовых мигрантов. Среди самих мигрантов преступники составляют доли процента, в Москве в 2021 году могло быть предположительно около 40-45 насильников (если взять цифру 54% как ориентир) из числа иностранцев, тогда как общее число самих иностранных трудовых мигрантов составляет в столице от 1 до 1,5 млн. Это соотношение красноречиво говорит о том, что мигрантские сообщества и сети, несмотря на упомянутые выше сложные условия жизни, справляются с нормализацией поведения своих членов, контролируют их, находят механизмы социального сдерживания и адаптации. Это не значит, что проблемы нет и о преступности в этой среде не надо говорить, но это означает, что нужно точно оценивать масштаб такого явления, его социальную природу и думать о противодействии этому виду насилия исходя не из ксенофобских фантазий, а из детального анализа разных обстоятельств и факторов.
Весь 2021 год мы видим рост антимигранских настроений, который повторяет ситуацию 2013 года. Этот процесс, на мой взгляд, как и в 13 году, обусловлен обострением политической борьбы и тактикой различных политических сил, которые в предвыборный период искали и вбрасывали мигрантофобские темы в качестве лёгкого популистского способа получить электоральную поддержку. Выборы прошли, никаких неожиданностей не произошло, но мигрантский вопрос, запущенный летней информационной волной, по-прежнему будоражит умы политиков, «лидеров общественного мнения» и журналистов-блогеров, которые продолжают по инерции раскручивать любое упоминание «миграции» в негативном свете. Наверное, этот антимигрантский шлейф предвыборных баталий питается ещё дополнительно более фундаментальным и долговременным политическим и общественным раздраем, который возник в силу экономических кризисов, пандемии, обострившейся борьбы на поле «ценностей».
В этой новой волне дискуссий о миграции мы опять, как и в 2013 году, наблюдаем сближение, если не слияние, позиций русских националистов и части либералов, как это случилось в диалоге Олега Кашина и Лизы Лазерсон в эфире Эхо Москвы 4 ноября, в «праздничный день», который националисты видят своим и в который уже традиционно организуют или пытаются организовать свои «русские марши». Кому-то представляется, что такой союз создаст широкую «народную» оппозиционную платформу. Я бы на это не рассчитывал. Мигрантофобская риторика, во-первых, повышает общий уровень агрессии и противостояний, на такой почве прочные коалиции не возникнут, а споры противостояния станут, напротив, ещё более эмоциональными, во-вторых, представители правящего режима уже научились перехватывать мигрантофобскую повестку и манипулировать «мигрантским вопросом» в своих собственных интересах, на этом поле переиграть циничный «гибридный» режим не удастся. Ещё бы я напомнил, что двусмысленная игра с этой риторикой – это судьбы многих-многих тысяч людей, на которых после каждых политических высказываний и информационных вбросов обрушиваются тонны репрессий и ненависти. Не уверен, что на этом можно построить прекрасное будущее.