Банкрот, да не тот
«Я — банкрот», — произносит холеный мужчина в безупречном смокинге и пускает себе пулю в лоб. Примерно такие представления о банкротстве сложились у большинства советских граждан из западных книг и фильмов на заданную тему. Собственно сама советская реальность подарила только экономически неопределенное крылатое выражение «Кому я должен — всем прощаю». А потом начались и вовсе непонятные штуки — фиктивное банкротство, мнимое банкротство, сговор с целью банкротства… Плюс информация о том, что в новых рыночных условиях обанкротиться может некое весьма существенное количество российских предприятий. Ситуация запуталась.
В экономически цивилизованном мире процесс банкротства может возбудить (и зачастую возбуждает) сам должник, если его активов недостаточно, чтобы расплатиться со всеми кредиторами. Дело рассматривается в суде, при этом госчиновники не принимают в нем никакого участия. В нашей стране роль государства в процессе банкротства, а по сути передела собственности, огромна.
В новейшей российской истории было два закона о банкротстве. Теперь готовится третий. Первый закон был принят просто для проформы в 1992 году и никогда не работал. Второй закон, 1998 года рождения, предполагал, что дело о банкротстве может быть возбуждено на основании даже очень небольшой задолженности. Возможно, в деле стимулирования предприятий рассчитываться по своим обязательствам он и сыграл положительную роль. По крайней мере, в частном секторе. Но дьявол, как известно, прячется в мелочах. Поскольку в законе не были прописаны процедуры реального предъявления долга к оплате и проверки того, мог ли собственник реально заплатить долг, этот документ стал прекрасным инструментом захвата контроля над предприятием. Стало очевидно, что предприятия, попавшие под процедуру коммерческого банкротства, в большинстве своем так и не были финансово оздоровлены, потому что деятельность новых управляющих, назначенных по ходу этой самой процедуры, сводилась к выводу и сокрытию финансовых потоков.
Если признать, что закон по сути непорочен и его можно улучшить, то необходимо тщательнее определить все механизмы его исполнения. Нужно поднять порог неоплаты, при этом суд должен проверить, предъявлялся ли долг к взысканию, пыталось ли предприятие заплатить, было ли у него для этого достаточно времени. То есть дать должнику возможность продолжить деятельность без риска быть в любой момент схваченным за горло.
Однако государство избрало другой путь совершенствования закона. В предыдущей редакции, по мнению предпринимателей, было одно несомненное преимущество — государство могло собирать долги и инициировать банкротство, но его представители не имели права заседать в совете кредиторов. По новой версии закона — имеют. Другими словами, теперь государство и швец, и жнец, и на дуде игрец. Оно и надзорный орган за процессом, и субъект, имеющий право возбудить процедуру банкротства, и участник всех заседаний совета кредиторов. Очевидно, что если эта норма будет принята, то предприятия будут банкротиться по решению государства, главным во всех советах кредиторов станет чиновник ФСФО (Федеральной службы финансового оздоровления), а ключевым министром правительства станет глава ФСФО г-жа Трефилова.
Весь мир старается вывести государство из так называемых «банкротных отношений», поскольку процедура банкротства есть отношения кредитора и должника, где все в идеале должно быть прозрачно и подконтрольно только суду. Мы же двинулись в сторону бюрократизации процесса, стремительно удаляясь от принципов, принятых в развитых рыночных экономиках. Вот один пример. Участие государства в советах кредиторов делает в принципе невозможным подписание мировых соглашений. Ведь не может же государство подписывать мировое соглашение по неуплате налогов! Впрочем, отечественная экономическая история знала подобные примеры, когда с крупными плательщиками (или неплательщиками?) устанавливались разного рода особые договоренности. Но период подобного налогового волюнтаризма вроде бы ушел в прошлое.
Так или иначе, интриги вокруг этого крайне неоднозначного закона еще впереди. На второе чтение в Думу он пойдет во второй половине июня. Правительственные чиновники полагают, что совершенный закон о банкротстве в настоящее время создать просто невозможно, но подготовленный законопроект достаточно хорош и уж точно лучше действующего. Предприниматели занимают полярные позиции: те, кто еще считает себя активным игроком на поле, где разворачивается борьба за новую собственность, скорее «за», те, кто уже успокоился, «против». Хотя даже те, кто «за», похоже, понимают, что полная вакханалия при переделе собственности не может быть выгодна бесконечно. Тактически кто-то выигрывает, а стратегически все в проигрыше. Игры с банкротствами опускают среднегодовые температуры нашего инвестиционного климата примерно на уровень абсолютного нуля. Из школьного курса физики можно вспомнить, что всякое движение — даже на уровне элементарных частиц — при этом останавливается.
Источник: Еженедельный Журнал