Стратегия революции в Америке

1. Цензура мифа

Виноват карантин, накопившаяся энергия или что-то другое? В Америке Джорджа Флойда хоронили в позолоченном гробу, стоимостью в $30 тыс., который везли на карете, похороны стали чуть ли не государственными. До него с подобными почестями, если учесть, что это афроамериканец, хоронили в июле 1971 года Луи Армстронга. Но, согласитесь, между человеком, совершавшим вооруженные грабежи, и великим музыкантом Армстронгом есть разница.

После похорон США, а затем и часть западного мира, захватила волна протестов Black Lives Matter. Протестующие не представляют однородную массу, в протестах участвуют самые разные группы населения – от мирных и вполне законопослушных граждан, желающих выразить свое недовольство действиями полиции, до таких же грабителей, коим был сам Флойд, ныне национальный герой. Разумеется, Дерек Шовен поступил, мягко говоря, не по закону. Душить безоружного, в наручниках, Флойда было, на мой взгляд, преступлением. К слову, жена копа сразу же после его ареста подала на развод, что мне напомнило 1930-е годы в России, когда жены (не все, конечно) отказывались от мужей-врагов народа. Сегодня любовь – социальный феномен, а не личный. Любить «негодяя» больше нельзя.

Как я уже писал, президент университета Миннеаполиса Скотт Хэгэн учредил стипендию им. Джорджа Флойда, в обозримом будущем следует ожидать памятника и фильма о герое. Кстати о кино: по горячим следам HBO Max, стриминговая платформа, принадлежащая WarnerMedia Entertainment, наложила запрет на культовую для американской культуры картину «Унесенные ветром» (1939) реж. Виктора Флеминга под тем предлогом, что она показывает рабство в выгодном свете. Ну это как если запретить к показу «Семнадцать мгновений весны» (1973) на том основании, что в этом фильме немцы показаны как умные и даже симпатичные противники. Недовольство цензоров вызвали второстепенные персонажи киноленты, в частности служанка Мамушка в исполнении Хэтти Макдэниэл. То, что благодаря этой роли афроамерианская актриса стала первой в истории Голливуда, то есть в реальной жизни, получившей «Оскар», в расчет не берется. Для справки: фильм по роману Маргаретт Митчелл далеко не единственный, оказавшийся «идеологически вредным». Сняли со стриминговых платформ скетчкомовский сериал «Маленькая Британия» (2003-2006) реж. Дэвида Уолльямса и Мэтта Лукаса, где в сатирической форме изображены трансвеститы и чернокожие персонажи. Несколько дней назад комику Ли Френсису пришлось извиняться за то, что в своем телешоу Bo’ Selecta он в 2002 году <sic!>, почти двадцать лет назад, изображал таких известных чернокожих медиаперсон, как Майкл Джексон, Крейг Дэвид, Мел Би и проч. Это примерно как если бы Максим Галкин стал прилюдно извиняться за пародию на Григория Лепса. Все, шутки кончились!

В Советском Союзе брежневской эпохи свободы слова было больше. В форме юмора и сатиры допускалась критика отдельных, а на самом деле довольно многих аспектов развитого социализма. Известные комедии, того же Эльдара Рязанова, могли пропускать через ножницы, но не запрещали. Комики были в почете, за анекдоты про самого Брежнева публично каяться не заставляли.

«Унесенные ветром» – не просто культовый фильм, это национальный этиологический миф, описывающий паттерны того, что мы называем «Америка». Цензурирование этой ленты – не просто очередной зигзаг террора политической корректности, своего рода эстетического маккартизма, не оставляющего сомнений в том, что Голливуд – политическая фабрика, мощности которой, несомненно, позавидовал бы Идеологический отдел ЦК КПСС, – это нечто большее и тревожащее. Цензура мифа или его развенчание (что в данном случае две стороны одной медали) – это всегда начало революции, большего или меньшего масштаба. Вспомним горбачевскую Перестройку: снятие сакрального статуса с этиологических советских мифов и фигур (Сталин, Ленин и т.п.) в считанные годы привело к развалу страны в целом.

Можно предположить, что революция 1990-го в России – пролог к революции в Америке. Пролог, потому что, как ни странно это может показаться, история США и СССР-России синхронизированы, тому есть масса примеров, которые я подробнее разбираю в «Оптимальном социуме» (2019).

2. Протестантский мазохизм 

Цензура фильма Флеминга – один из эпизодов начала революции в Америке. Другие – это война с памятниками, новая волна иконоклазма, набирающая обороты каждый день. 10 июня, по сообщению телеканала WRIC, в Ричмонде (штат Виргиния), протестующие снесли памятник Христофору Колумбу, снесли его и в городе Сент-Пол (штат Миннесота) под ликование толпы; протестующие снесли и осквернили памятник Уильямсу Картеру Уикхему, американскому военному и политику времен гражданской войны, чей предок, генерал Томас Нельсон мл., был одним из подписантов Декларации независимости; в Портсмуте обезглавили четыре статуи у Монумента Конфедерации. Недавно Джордж Шеперд (белый), профессор права в Emory Law School, предложил стереть барельеф на Стоун-маунтин, одна из гор Аппалачей, огромный монолит в штате Джорджия. На барельефе изображены трое лидеров Конфедерации: Джефферсон Дэвис, генералы Роберт Ли и Томас Джексон на их лошадях. Шеперд аргументировал это свое столь своевременное предложение тем, что барельеф носит педагогический характер и, следовательно, так же, как и «Унесенные ветром», прославляет эпоху рабовладения.

Иконоклазм начался и в Англии, стране наиболее близкой США по духу: на памятнике Уинстону Черчиллю написали «was a racist», также в расисты попала королева Виктория и Гарри Тэйт, коллекционер искусства и создатель самой известой картинной галереи. На очереди – адмирал Нельсон, который сам рабовладельцем не был, но защищал таковых. Россия начала 1990-х годов со сносом памятников советским вождям и чекистам, начиная с Феликса Дзержинского, снова, как когда-то в 1917-м, оказалась революционным авангардом. Однако, при кажущейся схожести этих процессов, между российским и американским иконоклазмом есть важное различие: в России уничтожали настоящее, тот же Дзержинский и его ведомство не был только многими ненавистной историей; в Америке расправляются именно с историей, поскольку реального (государственного) расизма в США, конечно, нет. И это крайне интересно: война против истории в стране, где, если верить Фукуяме и его последователям, история закончилась. На метаполитическом уровне происходящее в Америке – это reboot, перезапуск истории.

Кроме классических аспектов революции, волнения в Америке открыли то, что можно было бы назвать «протестантским мазохизмом», о котором забыл или не подозревал Макс Вебер, связавший почти в математической формуле протестантизм и капитализм. Повальное коленопреклонение белых перед черными, включая политических деятелей, как, например, премьер-министр Канады Джастин Трюдо, публичное омовение черных ног белыми руками и т.п. Что это? Современная форма средневековой флагелляции, когда члены нищенствующих христианских орденов колесили по Европе, хлестая себя плетьми? Едва ли. Создание из Флойда «черного Христа» (точнее было бы сказать, «черного Мартина Лютера»), а из афроамериканского населения – его апостолов, на самом деле попытка провести своего рода революцию вины.

Все белые должны ощутить себя виноватыми за расизм, необходимо национальное покаяние. Социальный психолог Пол Уотчел склонен считать, что речь скорее идет о «либеральной вине», которая, по его мнению, на более глубоких психологических стратах присуща и консерваторам [Wachtel, 1999: 100]. Однако существует важный нюанс: вина – мощный инструмент, при помощи которого можно ослабить социальный иммунитет населения. Политическая вина, о которой пишет Уотчел, отнюдь не тождественна вине психологической, чувству вины за некое совершенное злодеяние или поступок. Когда конкретный человек сам признает свою неправоту и раскаивается в каком-то совершенном им поступке, он как суверенный субъект осознает свою вину. Политическая же вина не предполагает конкретного субъекта, и вообще субъекта, она сама становится субъектом, полностью замещая последний, его сознание и его волю. Человек, пребывающий в такой политической вине, лишенный своего сознания и воли, с ослабленным до предела социальным иммунитетом, подобно тому, как тот же Covid-19 ослабляет биологическую защиту, более не способен к сопротивлению.

При таком ослабленном иммунитете Трампу будет гораздо соложнее или почти невозможно осуществить свою революцию «сверху» (об этом ниже). Здесь лишь отмечу следующее: Covid коленопреклонения отсылает к глубинному протестантскому мазохизму, принявшему именно в Америке особые формы, и котррый дал возможность культивировать в этой стране политическую вину. Почему? Потому что доктринально Америка – это страна Библии, это мессианская страна, которая должна повести за собой весь мир, еще точнее – это Библия, превратившаяся в географическую территорию. История закончилась в Америке, следовательно, здесь же и произойдет Спасение. Вина одного – вина всех.

3. Черная раса vs. белая политика 

Одно дело, когда «десяти негритятам» (аллюзия на роман Агаты Кристи) или «великолепной семерке» белых ковбоев дают возможность пограбить магазины Гуччи или Луи Виттон на Манхэттене, а заодно и приодеться. Такие забавы возместят страховые компании и все быстро забудут об инциденте. Но совсем другое дело, когда толпа крушит памятники людям, которые создавали эту страну, когда цензуре подвергается сам этиологический миф страны и полиция вместе с политиками и лояльными гражданами встает на колени в память о человеке с уголовным прошлым. При этом многие ангажированные комментаторы уповают на статистику: полиция притесняет черных больше, что, конечно, далеко от истины. Согласно официальным статистическим данным, случаи убийств полицейскими белых нарушителей в разы больше, чем черных. Так, в 2020 году (по состоянию на 4 июня) из 429 гражданских только 88 оказались черного цвета кожи^[1]. Сама по себе эта статистика не говорит об отсутствии расизма, который, вне сомнений, существет на уровне «личных предпочтений», но при этом не являясь государственной политикой.

Полезное наблюдение сделал социолог Боб Блонер: в Америке никогда не существовало общественного консенсуса относительно ситуации с расизмом – вне зависимости от экономического положения в стране на данный момент, «белые всегда склонны видеть расизм в упадке, замечая растущее присутствие чернокожих в среднем классе последние же, напротив, постоянно склонны рассматривать расизм как сам принцип существования американского общества» [Blauner, 1992: 59]. Иными словами, ситуация с расизмом в Соединенных Штатах напоминает рассказ Акутагавы «В чаще» (1922), где четыре персонажа совершенно по-разному интерперетируют одно и то же событие. Расизм не зависит от того, принимается ли тот или иной закон или поправка, минимизирующая риски расистских проявлений, а от того, кто говорит. Мартин Карной пишет, что «самоидентификация афроамериканцев всегда зависела от политики в обществе» [Carnoy, 1994: 111]. Но нельзя сказать, что то же самое не относится и к белому населению, а тем более сегодня. С введением идеологии PC (politically correct), белые стали в очень большой степени политическим конструктом. Уже нельзя быть просто белым, нейтрально белым, как, к слову, нельзя быть просто французом (по схожим причинам) – можно быть белым виноватым, кающимся, белым, которому случайно повезло, как сам себя назвал нынешний кандидат в президенты Джо Байден, белым, выступающим против расизма и т.п. Раса, как и пол, больше не является биологической категорией, она не существует вне политики – она существует для политики.

Black Lives Matter приняло формы большевизма – это прямой результат террора идеологии «политической корректности» (одного из элементов нового фашизма), которая была запущена в США примерно два десятелетия назад. Все началось с того, что интеллигентам из университетов наказали, как правильно писать слова, обращенные к так называемым меньшинствам, в том числе и женщинам. В текстах, при обращении к фигуре читателя, в любых научных или научно-популярных книгах и статьях, нужно было писать «he or she» (он или она), а еще лучше – «she» (она); черному населению Америки долго искали подходящий термин, чтобы избежать слова black, означающего в данном случае цвет кожи. Хотя чем black хуже или обиднее white – непонятно; вероятно, только тем, что black ассоциируется с рабством. Но рабство в Соединенных Штатах отменили в 1862 году указом президента Авраама Линкольна, через год после отмены крепостного права в России – очередной пример синхронизации истории наших двух стран, – а в 1863-м закреплено Прокламацией об освобождении рабов. И сейчас слово black вернулось обратно и стало главным маркером движения: не Afro-American, не Negro, а именно black lives matter, что говорит о нежелании самих протестующих соблюдать политически корректный лексикон, навязанный белыми. Они хотят, чтобы их воспринимали, им поклонялись и давали деньги именно как blacks.

Большевизм Black Lives Matter заключается в абсолютном неприятии иного мнения: кто не с нами, тот против нас! Как в период русской революции, происходит раскол в семье, чаще между детьми и родителями. Школьница из Луизианы Изабелла, ставшая уже знаменитой, записала ролик, где говорит, что ненавидит своих родителей за то, что они с ней спорят о Джоржде Флойде и сомневаются в его праведности. Другая школьница, и не она одна, посылает родителей матом за сомнение в правильности движения и неприятие погромов. Журналиста Fox News Такера Карлсона, который сказал, что «маленькая группа людей [опять же – меньшинство], завладело нашей страной и устанавливают свои правила», объявили расистом и потребовали выгнать с работы. Американские школьники становятся Павликами Морозовыми, и мало сомнений в том, что если понадобится, они сдадут своих пап и мам с неменьшей легкостью, чем это сделал их руский предшественник.

Важно другое: black и white – мифологические коннотативы, разделяющие американскую культуру напополам. На более глубоком уровне, и не только в Америке, black и white – не цвета, а социальные позиции. Мы помним о белых рабах, ирландцах, захваченных англичанами во время войны с Ирландией в 1649-1651 годах; один из потомков ирландцев, Джон Кеннеди, станет президентом, как позже Барак Обама, сын кенийского экономиста и белой женщины. Ирландские рабы мало чем отличались от своих чернокожих собратьев, ни по статусу, ни по качеству жизни. Были и так называемые indentures – люди, продававшие свою свободу за право работать в колонии или у другого работодателя с целью последующего «выкупа» своей свободы.

Не забудем, что первый мегауспешный сингл-видеоклип Майкла Джексона, выпущенный в ноябре 1991 года, назывался «Black or White». Во второй его части, попавшей под цензуру, герой Джексона превращается в черную пантеру, ломая и круша все на своем пути, примерно как сегодня восставшие на улицах Нью-Йорка. Странно, к слову, что сегодня не жгут портреты певца, посмевшего «перекрасить» свою кожу в белый цвет или того же Армстронга, который фактически стал иудеем. Вероятно, о Джексоне просто забыли. Однако его опыт – телесно перейти в белую расу – с позиций сегодняшнего дня крайне интересен: исполнитель словно хотел стереть границы и тем самым преодолеть американский черно-белый миф, споря в этом плане с «Унесенными ветром».

Отчасти Джексон-черная пантера отсылает к «Черным пантерам» – партии, возникшей в середине 1960-х годах благодаря усилиями Хьюи Ньютона (1942-1989) и Бобби Сила (1936- ), которые не приняли идеи Мартина Лютера Кинга, сдобренные гандистской ахимсой (непричинением зла), и решили сопротивляться по-ленински, с оружием в руках, следуя более близким им Че Геваре, Францу Фанону и главным образом Малкольму Икс (1925-1965), борцу за права черных, который исповедовал радикальный ислам. В 1952 году Малкольм Икс, выйдя из тюрьмы, примыкает к «Нации ислама», основанной в 1930-м Элайджем Мухаммадом – организация, проповедовавшая необходимость обособления чернокожего населения Америки от белого, включая экономическую независимость. В наши дни организацией руководит Луис Фаррахан, особенно не скрывающий свои расистские и антисемитские взгляды [подробнее Entman, Rojecki, 2000: 125-126].

Огромное влияние на Ньютона произвела книга борца за гражданские права черных Роберта Уильямса (1925-1996) «Негры с оружием» (Negroes with Guns, 1962), которую он написал, находясь в изгнании на Кубе. Уильямс был обвинен федеральным правительством в похищении людей и скрывался от властей на «острове свободы» под патронажем Фиделя Кастро. Книга Уильямса – интересный документ, она приятна по стилю и звучит как вполне искренний призыв обратить внимание на проблему: «Большинство белых людей даже не подозревают ту степень насилия, с которой негры на Юге имеют дело каждый день – на самом деле, каждый час» [Williams, 1962: 4]. Уильямс призывает к сопротивлению, он это называет «самозащитой» (self-defence), в том числе с оружием в руках, но написано все это почти шесть десятилетий назад, и тогда Уильямс имел определенные основания так писать. В конце 1960-х, возможно, у него могли возникать мысли и по поводу того, чтобы включиться в президентскую гонку, на что намекал его адвокат Конрад Линн, но из-за отсутствия необходимого финансирования это было невозможно. Должно было пройти сорок лет, чтобы президентом США стал один из этих Negroes, пусть даже с «белой примесью».

Расовое напряжение в Америке имеет давнюю историю, и то, что происходит сегодня – своеобразный флэшбэк (только с обратным знаком) событий, имевших место в городе Талсе (штат Оклахома), в самом начале июня 1921 года, когда белые разрушили три десятка черных кварталов Талсы. Поводом к этому послужило обвинение чернокожего подростка Дика Роуленда в нападении на семнадцатилетнюю белую лифтершу Сару Пейдж. Белые, среди которых оказалось немало сторонников Ку-Клукс-Клана, атаковали здание тюрьмы, где находился Роуленд. На его защиту встали чернокожие ветераны Первой мировой, но ку-клукс-клановцы начали атаковать, в результате чего в первый день стычки погибло двенадцать человек. Те далекие события в Талсе действительно происходили на расовой почве, и – я настаиваю – этим они радикально отличаются от происходящего в США сегодня. В своем исследовании истории расовых отношений в США Шэрон Дэвис отмечает, что в те времена и еще раньше, в XIX веке, в тюрьмах имела место типичная сегрегация: «до того, как заключенного предать суду, после чего он будет отбывать наказание, и, в самых худших случаях, повешен, белые заключенные содержались в одном конце и негры в другом» [Davies, 2010: 28].

4. Кореволюция

То, что мы наблюдаем в наши дни, является расовым конфликтом только на витрине, его сделали расовым с сильным религиозным, протестантским окрасом, те политические силы, которые во что бы то ни стало стремятся вернуть власть, перехваченную Трампом в 2016 году. Если бы сегодня президентом Америки был не Трамп, а, скажем, Клинтон или Байден, никакого Флойда не существовало бы. Говоря метаполитически, Флойд не черный и не белый, он – икона революции вины, чья цель – вернуть власть старой американской элите, которая по сути не делится на демократов и республиканцев «или такое деление чисто формально). И в этом смысле он похож на Барака Обаму, который тоже не имел цвета кожи на метаполитическом уровне. В 2008 году, когда Обама еще участвовал в праймериз, одним из популярных лозунгов было: «раса не имеет значения» (race doesn’t matter) – лозунг, который должен был стать вакциной от попытки расового заражения конкурентной борьбы, предпринятой Хилари Клинтон [Hartigan, 2010: 92]. В известном смысле, Обама, как и Майкл Джексон до него, выходил за пределы американского черно-белого мифа или, по выражению Джона Хэртигана, «трансцендировал расу».

Словно следуя ленинскому принципу, открытому лидером большевиков в 1905 году, после провала первой русской революции, что народ революции не делает, президент Трамп начал свою революцию «сверху», объявив в 2017-м о «глубинном государстве» (deep state) внутри правительства США и пообещав провести расследования по этому поводу. Демократы причислили Трампа к любителям теории заговора и начали ответную кампанию в СМИ по его разоблачению и подготовке импичмента. Этому противостоянию помешал коронавирус, возникший в медиапространстве как рояль в кустах и на время отвлекший внимание обеих сторон на себя. В России в это время, согласно принципу синхронной истории, Владислав Сурков публикует в Независимой газете статью под названием «Долгое государство Путина» (февраль, 2019), которую одни восприняли как послание самому Путину, другие как политический эскиз новой империи, третьи – их чуть ли не большинство – как попытку придать Путину статус мифологемы. Если допустить, что это так, то тогда идея Суркова вторична – в январе 2019 года я опубликовал текст, который называется «Психоделик Путин», где показано «психоделическое» воздействие российского президента на современное медиа-сознание в России. На мой взгляд, подлинный смысл статьи Суркова в другом – это был сигнал Трампу о том, что если он пойдет по выбранному им пути, Кремль его поддержит.

Так или иначе, «консерватор» Трамп оказался самым большим революционером в сегодняшней Америке. Он начал свою революцию сразу в двух направлениях: с одной стороны, против коррупции, фейков и слежки за политическими противниками, жертвой чего он объявил и себя; с другой стороны – Трамп старается провести рефокусировку американской внешней политики, справедливо замечая, что ничего не было сделано в этом направлении с момента окончания Холодной войны. Такие структуры, как НАТО, стоящие немалых бюджетных средств, теперь не имеют того значения, которое они имели раньше, ни для самой Америки, ни для мира. Бесплатно защищать утопающую в исламе Европу США, с его точки зрения, тоже должны прекратить. Вкратце, Америка должна вернуться к экономике на своей территории, к реальной экономике (по принципу Realpolitik) и таким образом меньше зависеть от фондовых рынков.

Если второй пункт этой программы может вызывать споры, дискуссии, согласия и дополнительные экспертизы, то пункт первый – это зона табу. Огласив саму идею некоего deep state или criminal deep state, Трамп поставил под сомнение юридическую и моральную систему под названием «США», то есть сделал нечто похожее на «гласность» в период горбачевской Перестройки. Если этот план начать осуществлять, а за еще один президентский срок это вполне возможно, то конкретно это будет означать следующее: системная ревизия не только лагеря демократов как политической силы, а в первую очередь больших финансовых игроков, за ними стоящих.

Противники Трампа, по большей части демократы, на данный момент находящиеся в политически более слабой позиции (что вызывает их отчаянное сопротивление даже в вопросах борьбы с пандемией, например, со стороны мэра Нью-Йорка Эндрю Куомо^[2]), понятно, допустить этого не могут. Задача, которая перед ними встала, весьма нетривиальна. Она заключается в том, чтобы без захвата власти военным или иным (рандомным) путем помешать Трампу в осуществлении его плана. Более того, даже законный приход к власти прямо сейчас, случись такая возможность гипотетически, демократам не нужен – слишком сложная ситуация, учитывая необходимость выхода из пост-коронавирусной рецессии. Словом, быть во власти и вне власти одинаково невыгодно.

Единственное возможное решение этой catch-22 в том, чтобы начать свою революцию «снизу», продолжить Covid-19 с помощью корона-Флойда (Флойд-19) – всенародным негодованием расовой дискриминацией, которая раздута, панмедирована не меньше, чем до того коронавирус [Недель, 2020]. Иными словами, сейчас на наших глазах в Америке происходит революция и контрреволюция одновременно, или – кореволюция: трамповская и (условно) расовая-демократическая. Подчеркну еще раз: волнения и насилие, вызванные смертью Джорджа Флойда, имеют по сути очень мало общего с расовыми выступлениями времен Мартина Лютера Кинга или «Черных пантер», о чем сама толпа, скорее всего, даже не догадывается.

Кореволюция в Америке – открытая война элит за власть в мире, теряющем однополярную структуру.

Литература

Недель, А.Ю. Панмедиа: Covid-19, люди и политика, Спб.: Алетейя, 2020.

Blauner, B. «Talking Past Each Other,» // American Prospect, 10 (Summer), 1992.

— Black Lives, White Lives, Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1989.

Carnoy, M. Faded dreams The politics and economics of race in America. Cambridge: Cambridge University Press, 1994.

Davies, Sh. Rising Road A True Tale of Love, Race, and Religion in America. Oxford: Oxford University Press, 2010.

Entman, R.M., Rojecki, A. The Black Image in the White Mind. Chicago: The University of Chicago Press, 2000.

Frymer, P. Uneasy Alliances. Race and Party Competition in America, Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1999.

Hartigan, J. Jr. What Can You Say? America’s National Conversation on Race. Stanford: Stanford University Press, 2010.

Heuman, G., Burnard, T. (eds.) The Routledge History of Slavery. London and New York: Routledge, 2011.

Wachtel, Paul L. Race in the Mind of America. Breaking the Vicious Circle between Blacks and Whites. New York and London: Routledge, 1999.

[1] https://www.statista.com/statistics/585152/people-shot-to-death-by-us-police-by-race/

[2] https://ria.ru/20200414/1570043270.html

Поделиться ссылкой: