Борис Федоров: «Я не согласен с тем, что демократ не может быть патриотом»
Я считаю себя патриотом, и хотел бы объяснить природу своего патриотизма. Мне не нравится, когда в школе моей дочери дневник называется органайзером. Мне не нравится, когда симпатичный мне Сергей Юшенков цитирует Льва Толстого, говоря, что патриотизм – это последнее прибежище негодяев. Мне кажется абсурдным, что наши коммунисты называют себя патриотами после того, что они сделали со страной. Все это заставляет задуматься о том, а что же представляет собой Россия? Есть ли у нас, чем гордиться? Я не согласен с тем, что демократ не может быть патриотом. Еще недавно слово «патриотизм» от либерала нельзя было и услышать. Но ведь в этом слове нет ничего плохого. Патриот любит свою страну такой, какая она есть, и хочет ее улучшить. Патриот может и должен критиковать свою страну. Мне иногда ставят в упрек то, что я призываю отдавать долги, говорят, что это непатриотично. Напротив, если ты считаешь свою страну великой, то ты должен говорить об этом, потому что великие страны выплачивают свои долги.
Сегодня многие политкорректно подчеркивают разницу между словами «русский» и «российский». Но кто, простите, был Александр Пушкин: русский или россиянин? И вообще, как можно рассуждать в этих терминах, когда редко встретишь этнически русского человека, разве что на Севере. В родословной своей семьи я обнаружил турецкую пленную и татарскую княжну. Значит ли это, что я не могу называть себя русским? Мы любим говорить о великой России, но, как мне кажется, большинство советских людей не собираются становиться россиянами. К царской России мы имеем примерно такое же отношение, как современные греки к Древней Греции. Иногда мы пытаемся хвастаться, обычно русской классикой, которую мало кто из наших современников читал в полном объеме. Если разобраться, то и русская матрешка пришла к нам из Японии, да и водка с колбасой придуманы не нами, и дворянские усадьбы начала XIX века – тоже не русский стиль. И все равно людям хочется и нужно во что-то верить и чем-то гордиться.
Сейчас Россия еще находится в поиске своей идентичности, в некоем переходном периоде, как в конце XIX века, когда представители высшего класса фотографировались в боярских одеждах, ища прошлое. В преддверии русско-турецкой войны у Казанского собора в Петербурге собирались толпы народа, демонстрирующие свое согласие с ней, и несколько курсисток, которые были против. Во время бомбардировок Сербии в 1999 году все уже было по-другому. И наверное, к тому патриотизму мы тоже уже не имеем никакого отношения. Патриотизм должен воспитываться с детства. Очень печально, когда гимн меняется в угоду большинству. Это решение было разумно тактически, но неправильно стратегически, потому что мы до сих пор не можем понять, кто мы такие, потому что мы живем в стране, где перемешалось множество наций, но каждому гражданину хочется иметь Родину.
Тема патриотизма должна поддерживаться самим государством. Несколько лет назад кто-то писал книгу о русской идее, пытаясь ее найти. Но ведь это не так просто, и подобную книгу так никто и не напишет, пока не изменится отношение к этой проблеме на государственном уровне. Приведу несколько примеров. Когда я предложил министерству культуры снять фильм о жизни Столыпина, мне ответили, что если ты являешься членом совета директоров такой-то компании, то пусть она и финансирует твои проекты. Трудно представить депутатов Государственной думы, поющих на Красной Площади что-то патриотическое, как это было в Вашингтоне после событий 11 сентября 2001 года. У нас вряд ли кто-то воспринял бы всерьез такой поступок. Когда слушаешь очень патриотичные речи Джорджа Буша-мл. и пытаешься перевести их на русский язык, то понимаешь, что многие люди не восприняли бы эти слова, потому что не привыкли слышать подобное из уст российских политиков. Мы даже не уважаем собственный флаг. Когда я поднял его над своей дачей, сосед заявил в милицию. И пока мы сами не озаботимся этой проблемой, такое отношение будет сохраняться. России необходима объединяющая идея. У общества есть такая потребность, удовлетворив которую, мы сможем надеяться на изменения к лучшему.