1. Кому и зачем нужна реформа государственного управления? Какие результаты она может принести в ближайшее время?
ЯСИН Е.Г.:
Наша сегодняшняя встреча – совместная инициатива Фонда «Либеральная миссия», авторов проекта «Сценарии для России», который возглавляет Владимир Преображенский, и Высшей школы экономики. Мы собрались для обсуждения проблем, связанных с реформой государственного управления в России. Сегодня здесь присутствуют ведущие эксперты по данному вопросу. Мне кажется, все вы настолько погрузились в эту проблематику и ее конкретику, что возникает угроза утраты понимания, зачем такая реформа нужна и что мы ожидаем в итоге получить. За деревьями публика, в том числе и та часть экспертного сообщества, которая не занимается этим вопросом, может не разглядеть леса. Поэтому первый вопрос звучит так: зачем вообще нужна административная реформа? Какие плоды она может принести в обозримом будущем – ну, скажем, через пять лет? И мой частный вопрос: взятки брать будут?
ЯНКОВ К.В. (заместитель министра природных ресурсов): «Целью реформы государственной службы могло бы стать смещение мотиваций труда чиновников из черных и серых секторов в более легальные сферы»
Я хотел бы сразу оговорить, что выступаю здесь не как заместитель министра, а как эксперт. К сожалению, сегодня государственная служба в России малоэффективна, хотя это несколько не в традициях страны. В царской России традиционно существовала достаточно эффективная, высокооплачиваемая бюрократия. В СССР также была достаточно эффективная бюрократия, которая более или менее успешно выполняла стоявшие перед ней задачи. Мотивирована ее работа была чувством страха, хотя к 1970-м годам оно уже ушло. В любом случае, я считаю, что и во времена империи, и во времена советской власти бюрократия работала гораздо успешнее, чем сегодня. В ходе реформ начала 1990-х годов эффективность нашей государственной машины снизилась.
Это произошло в силу общеполитических причин, на которых я не хотел бы подробно останавливаться. Бюрократия утратила то чувство стабильности и защищенности, которое она имела в советский и досоветский периоды. В 1990-х годах, особенно в первой половине, в бюрократическом аппарате часто происходили структурные ломки и реорганизации. Многие люди уходили в частный сектор. Возникло достаточно много т. н. государственных концернов (сейчас их стало меньше, но, тем не менее, они существуют). Функции, которые должен был выполнять государственный аппарат, выполняли организации, формально к государственному аппарату не относившиеся. Грань между государственными и негосударственными структурами размылась.
В конце 1990-х годов было предпринято несколько шагов, которые должны были бы отделить бюрократию от негосударственного сектора, но начинания не были доведены до конца. Чиновники по-прежнему продолжают чувствовать себя незащищенными, неуверенными в завтрашнем дне, их мотивации очень слабы. Поэтому каждый сотрудник государственного аппарата, помимо задач, которые ставит перед ним государство, имеет свои цели, свою личную мотивацию, которую очень редко можно соотнести с официальной и которая еще реже соответствует закону. Иногда эти мотивации побочны, но временами они становятся главными в деятельности чиновника. И вопрос в том, какие из них считать предосудительными, а какие нет. Я понимаю, скажем, человека, который хочет, поработав чиновником несколько лет, потом уйти в хорошую частную компанию или стать руководителем государственного предприятия, которых еще много. Однако законопроект об этике государственного служащего, внесенный в Государственную думу, такого рода мотивацию называет криминальной.
Целью реформы государственной службы могло бы стать смещение мотиваций труда чиновников из черных и серых секторов в более легальные сферы. Но если мы объявим нелегальными все мотивации, кроме непосредственной службы государству, то ничего хорошего у нас не получится. Надо понимать, что эти мотивации могут быть самыми разнообразными, и не стоит объявлять криминальным весь их спектр. Мотивация завести хорошие связи и уйти в частный бизнес не самая плохая для государственного служащего. Мне кажется, над этим вопросом надо еще очень хорошо поработать.
Многие проблемы заключены в самих процедурах государственного управления. Людей мы не исправим. Когда через чиновника проходят огромные финансовые потоки и у него есть возможность практически безнаказанно отвести от этих потоков свой денежный ручеек, то не надо рассчитывать на то, что, будучи морально устойчивым и преданным идее, он этого не сделает. Если у человека появляется возможность сделать что-то в своих интересах, то в девяносто девяти случаях из ста он ей воспользуется. Следовательно, процедуры государственного управления должны строиться таким образом, чтобы у людей не возникало подобного рода соблазнов.
Кроме того, институт государственной службы должен стать более стабильным. Мне, как бюрократу, не может нравиться, что каждый раз при назначении нового премьер-министра заново утверждается структура правительства. Структура правительства не должна зависеть от того, кто именно в настоящий момент его председатель. Дело даже не в том, как то или иное министерство назвать, как его преобразовать и какие функции ему дать, а в том, что эти вопросы не должны решаться за одну ночь, когда новый премьер-министр составляет структуру нового правительства, а более последовательно и продуманно.
ЯНВАРЕВ В.А. (заместитель министра труда РФ): «Деятельность органов власти должна быть переориентирована на оказание услуг населению»
Я согласен со многим, но отнюдь не со всем из того, о чем говорил предыдущий оратор. Реформирование государственной службы давно назрело по нескольким причинам. Первая из них состоит не в материальном положении государственных служащих, а в том, что нынешняя административная система складывалась под воздействием стремительных изменений, произошедших в экономике, политической жизни и обществе за последние десять лет. Сейчас все более или менее стабилизировалось, и теперь мы можем начать работу над созданием такой системы управления, которая соответствовала бы современным условиям. Нынешний административный аппарат формировался на основе двух составляющих: остатков советской системы управления и опыта царской России, который пытались механически перенести на современную почву. Такой конгломерат в принципе не мог стать эффективным.
Сегодня необходимо изменить систему управления, а именно – сделать так, чтобы деятельность органов власти отвечала интересам и государства, и общества в целом, была ориентирована, как говорят в некоторых зарубежных странах, «на оказание услуг населению». Правда, мне до сих пор не совсем понятно, как это осуществить на практике. Если министерство труда может оказывать услуги населению, то как это будут делать в министерстве экономического развития или министерстве финансов? Поэтому надо продумать вопрос реализации подобных заявлений.
Кроме того, реформирование должно коснуться самой структуры государственного управления. Я полностью поддерживаю идею, которую неоднократно озвучивал Михаил Дмитриев, о формировании трехъярусной системы федеральных органов управления: федеральные министерства, службы и агентства – с функциями, так или иначе связанными с реализацией политики федерального центра. Можно спорить о том, сколько уровней должно быть у такой системы и как они должны соотносится между собой. Но сама по себе идея правильная, и сейчас она частично реализуется. Уже работающие агентства вполне эффективно выполняют поставленные перед ними задачи.
Еще один аспект предстоящей реформы – нормативно-правовая база и ее нынешняя основа, которая до сих пор находится в том виде, в каком она была выработана до 1995 года. Последние пять лет мы только пытались хоть как-то модернизировать ее, приспособить к меняющейся реальности.
Если говорить о качестве государственной службы, то я вслед за Кириллом Янковым отмечу падение как ее качества, так и ее престижа, чему достаточно много причин. Мы сетуем на то, что среди государственных служащих мало молодежи, хотя статистика показывает, что средний возраст государственных служащих не достигает сорока лет. Чиновники, чей возраст около шестидесяти или за шестьдесят лет, составляют всего 1%. Так что дело здесь вовсе не в возрасте, а в том, кто именно приходит работать на государственную службу. Необходимы не просто молодые кадры, а творческие люди. Поэтому, говоря о повышении престижности государственной службы, мы не должны забывать о ее материальной мотивации.
Но в ряду перечисленных факторов наиболее важными представляются мне совершенствование управления и создание эффективной административной системы.
КУДЮКИН П.М.: «О своей заинтересованности в административной реформе пока заявляло только высшее политическое руководство»
Почему более или менее серьезное движение к реформе государственной службы началось именно сейчас? Ведь у общества, в том числе и у бизнес-сообщества, особой потребности в такой реформе вроде бы не чувствуется. Скорее, общество приспосабливается к существующей ситуации, действуя по принципу «купи себе немного государства». Как это происходит на уровне низового бизнеса, показано в исследовании Игоря Клямкина и Льва Тимофеева «Теневая Россия». В крупном бизнесе это тоже массовое явление.
О своей заинтересованности в административной реформе заявляло пока только высшее политическое руководство. Его интерес вполне понятен. Нынешнее состояние системы государственного управления опасно политически – сегодня административный аппарат не прозрачен не только для общества, но даже для высшего политического руководства и самого себя. Практически никто не представляет себе, в какой степени государственные органы руководствуются в своих действиях политически определенными интересами и запросами, а в какой – напрямую обслуживают интересы корпораций и частных лиц. Поэтому реформирование социально-экономической и политической сферы недостаточно управляемо и предсказуемо. Это одна из основных причин явления, о котором в свое время афористично сказал Виктор Черномырдин: «Хотели как лучше, получается как всегда».
Очевидно, что через пять лет всех желаемых изменений в этой сфере не произойдет. Это связано с инерционностью развития как государственного аппарата, так и общества в целом. Тем не менее, уже сегодня следует начать последовательное и более или менее необратимое движение к следующим целям:
— прозрачности функционирования государственного аппарата;
— функционированию административной системы по четким правилам, которые были бы понятны как государственному служащему, так и тому, с кем он взаимодействует, будь то гражданин или представитель юридического лица.
Клиент должен четко представлять, к кому он должен прийти для решения своего вопроса, и что и в какие сроки обязан сделать чиновник. В свою очередь, государственный служащий должен знать объем своей работы хотя бы на ближайшую перспективу. Сейчас деятельность большинства чиновников сводится к реакциям на поступающие запросы, больше половины рабочего времени они тратят на нервную «текучку», а не на планируемую работу. Повторяю, установление четких правил и четких критериев оценки работы государственного служащего могут стабилизировать ситуацию даже скорее, чем снятие постоянной угрозы его увольнения. Хотя и последний фактор играет немаловажную роль, особенно учитывая то обстоятельство, что за 1990-е годы глобальная реорганизация правительства проходила десять раз, причем, каждая такая реорганизация означает вывод за штат значительной части государственных служащих. Конечно, на их работу это производит самое неблагоприятное воздействие.
В то же время отсутствуют четкие критерии, по которым можно обновлять государственный аппарат с точки зрения эффективности работы каждого государственного служащего. Все чиновники чувствуют нестабильность и незащищенность своего положения, но нерадивый бюрократ не чувствует опасности увольнения из-за собственной недобросовестности или недостаточной квалификации. Необходимо создавать иные, чем сегодня, мотивации работы государственных служащих.
Я согласен с тем, что не стоит рассматривать любую мотивацию, кроме мотивации служения, как вредную. Государственные служащие существуют в определенной социальной среде, поэтому скорее надо так построить систему мотиваций, чтобы их частные интересы работали на общее благо – государства, каждого получателя государственных услуг и, в конечном счете, общества. Следует изменить условия работы чиновника так, чтобы честно выполнять свои должностные обязанности ему было выгоднее и безопаснее, чем злоупотреблять своими возможностями. Отсутствие таких условий в настоящий момент серьезно затрудняет деятельность государственного аппарата и будет препятствовать его реформированию.
Что же касается личного вопроса Евгения Григорьевича о том, будут ли через пять лет брать взятки или нет, то, к сожалению, брать их будут и, может быть, даже в более изощренной форме, чем сегодня. Надеюсь, что все-таки в меньших размерах. Взяточничество должно восприниматься обществом как зло, пусть даже и неизбежное. Требованиям законопослушности должны соответствовать не только чиновники, но и граждане и юридические лица. Сегодня, как следует из уже упоминавшегося исследования Клямкина и Тимофеева, низовая коррупция проявляется в формах мздоимства, когда граждане платят за возможность осуществить свое законное право, и лихоимства, когда они оплачивают возможность безнаказанно нарушить закон. Нам надо сократить проявления взяточничества хотя бы во второй форме, чтобы чиновники перестали брать деньги за закрытие глаз на нарушение закона. Главное, что движение к этому началось и постепенно набирает инерцию.
ЯСИН Е.Г.:
Мы должны отойти от общих вопросов и выделить несколько ключевых параметров будущей реформы. В частности, подумаем над тем, нужно ли замещать натуральные блага, получаемые чиновниками, денежным вознаграждением или нет. С одной стороны, существующие механизмы в большей степени способствует осознанию государственными служащими своей принадлежности к государству, но с другой стороны, население не любит чиновников именно за это особое социальное положение.
ХАБИРОВ С.С. (председатель АКБ «Кроссинвестбанк»): «Реформа должна рационализировать государственную службу и государство вообще, изменить смысл и направленность служения чиновников»
Я начну свое выступление с вопроса о взятках. Думаю, взятки будут брать и даже большими суммами. Впрочем, если система государственного управления будет преобразована, то чиновники уже не будут воровать процентами ВВП, а просто будут брать обычные крупные взятки, как это происходит во всем мире. Однако сегодняшняя ситуация в России значительно хуже. Мы понимаем под коррупцией некий денежный пакет некоему чиновнику, в то время как в жертву иногда приносятся целые отрасли, предприятия, газеты и телекомпании. Процесс носит структурный характер, и потому относиться к реформе государственной службы как к борьбе с коррупцией было бы неразумно и непрофессионально. Борьба с коррупцией – это фактически каждодневная работа, подобная прополке сорняков. Уровень коррупции каждого государства зависит от рациональности устройства его государственной службы в данный момент. Поэтому через пять лет чиновники будут все так же брать взятки, но если экономика будет более монетизирована и капитализирована, то в денежном выражении они хотя и будут брать больше, но взамен будут отдавать меньше государственного добра.
Мне кажется, не следует сводить реформу государственной службы к принятию набора нормативных актов, регулирующих порядок прохождения службы и мотивацию чиновника. Заботиться об этом следует в последнюю очередь – эта проблема решится сама собой после изменений институционального, структурного характера. Речь идет о рационализации государственной службы и государства вообще, изменения смысла и направленности служения чиновников. Со времен Петра I и до настоящего момента не было серьезной реформы государственной службы, все преобразования в этой сфере носили лишь косметический характер, не затрагивая сути.
В основе современной психологии государственных служащих лежат ценности, заложенные еще в «Артикулах воинских» Петра I или в «Указе о майорате», которые радикально поменяли состав и мотивацию чиновников начала XVIII века. Наиболее пафосным документом, точно отражающим суть философии государевой службы времен Российской империи, является «Табель о рангах», где гражданская государственная служба представляется аналогом службы военной. Ориентация на державность, на государственное величие, на абстрактную сложность служения государству в отсутствии каких бы то ни было ориентаций на интересы гражданина, как клиента и потребителя государственной услуги, – эти установки действительны и для чиновников наших дней.
Что должно произойти через пять лет после начала реформы государственной службы? В первую очередь, состояние дел должно стать более прозрачным и понятным как государственному служащему, так и гражданину, который потребляет и государственную услугу, и отделенную от нее государственную функцию. Реформа должна разделить и юридически определить эти два понятия. Впрочем, проблема носит не только юридический характер. Подобному разделению не в последнюю очередь препятствуют настроения высшего политического руководства, поскольку повышение транспарентности государственной службы предполагает, прежде всего, более прозрачный механизм принятия бюджетных решений на этапе их выработки, т. е. взаимодействие органов власти с институтами гражданского общества при формировании бюджета. По данным же различных исследований, сегодня государственный служащий, независимо от возрастной и должностной категории, считает, что при любых изменениях процесс принятия решений должен оставаться абсолютно закрытым. Для чиновника – это святое. И именно это положение должно быть разрушено. Любое решение государственной службы, особенно относящееся к бюджету, должно быть проконсультировано с обществом, поскольку основная ее цель – рационализация использования общественных финансов.
Что касается мотивации государственных служащих, то, как я уже говорил, эта проблема вторична и совершенно необоснованно поставлена во главу угла. Проблема, повторяю, носит структурный характер. Приведу небольшой пример. Представим, что завтра на оживленном городском перекрестке открываются два учреждения: отделение банка и подразделение государственного органа. Даже если у служащих этих учреждений будет равная заработная плата, через некоторое время мы обнаружим, что в банке хорошо одетые и вежливые люди улыбаются и что-то делают для клиента, в то время как в государственной конторе воспроизводится извечная модель общения чиновника с просителями: «Вас много, а я одна». Вот что я имею в виду, когда говорю о структурном характере обсуждаемой нами проблемы.
ЯСИН Е.Г.:
Это действительно главное: сменить мотивацию служения государству на мотивацию обслуживания общества, а именно – каждого гражданина.
ЯКОБСОН Л.И. (проректор Государственного университета – Высшая школа экономики): «Будучи востребована обществом в целом, административная реформа не оказалась нужной ни одной из социальных групп в отдельности»
Начну с того, что я не хотел бы видеть через пять лет. Чтобы предотвратить дальнейшую деградацию государственной службы, наблюдаемую сегодня, необходимо переломить уже набравшие инерцию тенденции. Валерий Январев прав, говоря, что средний возраст государственных служащих сегодня не так уж и высок. Но эта статистика учитывает всех государственных служащих, включая выполняющих техническую работу девочек. Что же касается, например, среднего звена, то здесь наблюдается старение чиновников и качественное ухудшение качества их службы. Другая чрезвычайно опасная тенденция, связанная с первой, – трансформация занятых на государственной службе в закрытое сообщество влиятельных, бедных и обиженных людей.
Скорее всего, взятки брать будут и через пять лет. И, тем не менее, не испытывая ни малейшей симпатии к этому явлению, я считаю, что доминирование замкнутой, сплоченной и социально ущемленной бюрократии – гораздо хуже, чем увеличение объема взяток. Конечно, проведение определенных реформаторских преобразований может консолидировать потенциал государства, что сократит сферу взяточничества. Но, в свою очередь, сама возможность такой консолидации зависит не столько от состояния государственной службы, сколько от того, как функционирует государственный сектор в целом, как определяются функции государства и как они трансформируются в функции тех или иных органов.
Если же говорить о том, что хотелось бы видеть через пять лет, то удачной реформой я счел бы ту, которая за этот срок привела бы к увеличению прозрачности государственной службы, к пополнению ее профессионалами, к тому, чтобы она в большей степени соотносилась с общественными нуждами. Но удачный исход отнюдь не гарантирован.
Почему? Для начала – об этом уде говорил Павел Кудюкин – следует определить, у кого есть потребность в административной реформе. От того, каков будет ответ на этот вопрос, будет зависеть и то, какова будет логика реформы. Если мы скажем, что такая потребность есть у общества – и это правда, то реформа должна развиваться в логике, которую описали Михаил Краснов и Георгий Сатаров в 1997-1998 гг. Но, будучи востребована обществом в целом, административная реформа не оказалась нужна ни одной из социальных групп в отдельности, у нее нет поддержки. Это связано с состоянием нашего общества, что требует отдельного разговора.
В иной логике проводятся реформы государственной службы и государственного сектора в целом на Западе. Преобразования, проходившее там на протяжении последних двух десятилетий, диктовались не столько общими, а потому – несколько абстрактными, запросами гражданского общества, сколько потребностями зависимого от налогоплательщиков политического класса. Во главе угла – финансы. Политический класс должен реагировать на позицию налогоплательщика, и он выдвигает соответствующие требования к системе государственной службы. На этой основе происходят во многом схожие изменения в самых разных странах. Однако в России политический класс не слишком зависит от налогоплательщиков, не говоря о гражданском обществе, запросы которого гораздо шире.
Поэтому остается надеяться только на заинтересованность в реформе со стороны самого государственного аппарата. Надо признать, что бюрократии очень сложно реформировать саму себя. Об этом говорил недавно премьер-министр Великобритании Энтони Блер. Но все-таки британская бюрократия зависит от политического класса, который, в свою очередь, зависит от налогоплательщиков. В России же задача самореформирования государственного аппарата особенно сложна.
Отсюда следует, что необходима такая логика реформы, при которой выиграли бы представленные в государственном аппарате силы, более других заинтересованные в развитии страны, формировании гражданского общества. Ведь чиновничество очень неоднородно. Одни чиновники просто ежемесячно приходят за зарплатой, может быть, время от времени беря взятки. У других чрезвычайно развита мотивация служения государству, гораздо более чем обществу – в основном, это советское кадровое чиновничество. Не доверяя демократии и рынку, эти чиновники очень закрыты. Так называемое новое чиновничество, которое представлено среди участников нашей дискуссии, гораздо больше связано с мобильными общественными слоями. Эти люди не отгорожены от бизнеса, в отличие от традиционного советского чиновничества, которое предпринимательство очень не любит. Поэтому имеет шансы на успех та реформа, в которой этот слой что-то выиграет для себя лично и, что еще важнее, сможет эффективно реализовывать свои функции. Такую реформу, ориентированную на рационализацию и эффективность, я называю технократической.
В нашей концепции этот аспект выдвинут на первый план. Технократический акцент на эффективность исполнения поставленных задач снимает остроту некоторых политических вопросов и ведет к большей гибкости реформирования. Тот или иной высокопоставленный чиновник может попросить дать ему возможность экспериментировать, воздействовать на свой аппарат. Это прямая и совсем не случайная аналогия с логикой китайской экономической реформы, которая осуществлялась как совокупность местных изменений и дала во многом неожиданный толчок всей экономике. Из вышесказанного вытекает и проблема достойной оплаты труда чиновников, без которой будет невозможно рекрутировать новые профессиональные кадры, но вместе с тем – оплаты негарантированной. Возможность распоряжаться средствами, соотносить оплату с эффективностью работы конкретного чиновника – путь к решению проблемы.
Ключевая роль в предстоящей реформе должна быть отведена четкой постановке задач, т. е. внедрению всевозможных индикаторов, а шире – тому, что называется показателями исполнения поручений. Начинать движение в данном направлении следует с четкой структуризации задач и функций, определения количественных и качественных критериев их реализации, мотивационного подкрепления ресурсами и стимулами. Только на этой основе возможно движение вперед.
ЯСИН Е.Г.:
Идея четкой организации работы, ясного описания задач и т. П. известна еще со времен Макса Вебера как принцип рациональной организации. Но я полагаю, что в случае с российской бюрократией должны быть особенно четко прописаны все процедуры, потому что в силу нашей специфики именно они все время порождают неформальные отношения, в том числе и взятки. Всем известно, что проще всего саботировать, работая по правилам, соблюдая их от и до.
ЯКОБСОН Л.И.:
Работа по правилам и работа, ориентированная на цель, – это два разных, во многом противоположных, способа организации бюрократии.
ЯСИН Е.Г.:
Что касается вашего предложения дать начальнику возможность для проявления инициативы, то и здесь возможны противоположные проявления. За время моей работы в государственном аппарате я наблюдал две категории людей. Одни работали на страну, вдохновляемые идеями реформирования России. Думаю, что только благодаря им за эти годы что-то получилось. Другая категория чиновников работала на себя. И есть еще особый тип чиновников, которые заявляют, что могут сделать все, что угодно, если вы выделите им больше средств. Этот момент, с которым вы непременно столкнетесь при реализации вашей стратегии, следует предусмотреть уже сейчас.
Я хотел бы также заострить проблему отношений между политиками и бюрократией. Многие эксперты и журналисты называют бюрократами всех подряд: и министра, и премьер-министра, и даже президента. Это не правильно: есть просто чиновники, а есть политики, формулирующие для них задачи. Бюрократия не может и не должна сама формулировать задачи которые ей же предстоит и решать. Так кто же их формулирует на самом деле?
ЯКОБСОН Л.И.:
Формализация процесса постановки задач и отслеживание их исполнения выявляет, в частности, и то, кто именно занимается постановкой этих задач.
ЯСИН Е.Г.:
Пока мы видим, что платой за нищету бюрократии является то, что она принимает на себя функцию принятия политических решений, т. е. фактически берет власть в свои руки.
ДМИТРИЕВ М.Э. (заместитель министра экономического развития и торговли РФ): «Попытки остаться в рамках заданных стандартов культурного поведения и правовых норм приведут лишь к дальнейшей деградации административной системы с весьма опасными последствиями»
Я хотел бы более четко расставить акценты в вопросе о том, почему нам так нужна реформа государственной службы. Сегодня государственная служба не в состоянии обеспечивать результаты, необходимые обществу для нормального развития в условиях демократической политической системы и рыночной экономики, по трем причинам.
Первая из них – государственная бюрократия не может обеспечивать игру по правилам, что очень важно и для демократических, и для рыночных институтов. Эта проблема прежде всего связана с неэффективностью механизмов принятия решений, с коррупцией и с непрозрачностью государственной службы.
Вторая причина, которая, по моему мнению, столь же критична, – неудовлетворительное качество услуг и решений государственной службы, которое связано со спецификой принятия решений и оказания услуг, с особенностями мотиваций чиновников и используемых ими ресурсов.
Третья причина, проявления которой уже достигли крайне опасных, разрушительных масштабов, – неэффективность использования ресурсов для оказания услуг или обеспечения деятельности государственной службы. Именно этим обусловлены физический недостаток определенных услуг, невозможность принимать решения из-за отсутствия людей, достаточно компетентных для их принятия, отсутствие элементарного оборудования, чтобы вести документооборот в том или ином учреждении.
Корень проблемы – отнюдь не в недостатке финансирования. Просто существующие ресурсы размещаются не туда, куда следует, а большая часть их расходуется впустую. В особенности остро этот вопрос стоит относительно человеческих ресурсов. Государственные структуры переполнены низкоквалифицированными чиновниками, в то время как государство не может себе позволить оплатить работу хотя бы одного высококвалифицированного специалиста, который смог бы заменить пять-шесть некомпетентных технических работников.
Такого рода вопросы косметическими мерами не решаются. Старую систему можно было бы попытаться заставить работать в более благоприятной социально-экономической ситуации, что потребовало бы значительного увеличения ресурсов, направляемых на обеспечение деятельности государственных служб. Но сегодня этот путь приведет в тупик. Попытка заставить нынешнюю систему более эффективно работать натолкнется на отсутствие значительных дополнительных ресурсов, необходимых для ее поддержания, тогда как внутренних ресурсов в этой системе нет, они исчерпаны. Попытки остаться в рамках заданных стандартов культурного поведения и правовых норм приведут лишь к дальнейшей деградации системы с весьма опасными последствиями. Если даже сейчас оставить все, как есть, то через пять лет мы все равно вернемся к тем же проблемам, которые за это время только обострятся. Административный аппарат начнет давать сбои в тяжелых кризисных ситуациях, когда потребуется мобилизация интеллектуального потенциала, творческие подходы к решениям. Государственный аппарат оказывается к этому все менее способным.
Главная цель административной реформы – повышение эффективности и качества управления. Это предполагает ряд комплексных реформ, отчасти возвращающих нас в советское время. Но план, предлагаемый нами, соотносится с критериями не политической, а скорее хозяйственной советской бюрократии. При создании условий для более эффективной работы чиновничества трудно внедрить в административный сектор рыночные принципы конкуренции, поэтому речь идет о замене их квазирыночными, существовавшими в советской системе хозрасчета. Впрочем, ничего специфически советского здесь нет. Сегодня в Новой Зеландии в административных структурах, где рыночные механизмы в принципе неприменимы, внедряется коммерческий хозрасчет, подобный тому, который практиковался в СССР времен Косыгина. Перед нами сейчас стоит, по сути, та же задача: увеличить ресурсы, принципиального изменив механизмы принятия решений, и прежде всего – механизмы принятия решений, связанных с размещением ресурсов.
В нашем плане административной реформы выделены лишь три относительно самостоятельные задачи, а именно: повышение прозрачности, более четкое разделение политической и административной сфер деятельности чиновников, принимающих решения в обеих областях, проблема регулирования конфликтов интересов. Может быть, к этому кругу задач следует причислить и введение электронного документооборота. Решение всех остальных вопросов упирается в принципиальную смену механизмов принятия решений и всей системы управления.
Когда говорят о введении новых бюджетных финансовых механизмов, фактически речь идет о внедрении той или иной формы хозрасчета по старому советскому образцу. Поэтому ничего враждебного психологии самого консервативного советского государственного служащего в этих предложениях нет. Но когда речь заходит о коренной смене бюджетного процесса, который сейчас ориентирован на обеспечение ресурсами, а не на финансирование результата из расчета его конкретной стоимости, это начинает противоречить как установкам каждого чиновника, так и системы в целом, что лишь замедляет осуществление комплексной реформы. Поэтому тут необходимы взвещенность и гибкость.
Я полагаю, что к 2005 году мы вполне сможем добиться повышения прозрачности государственного аппарата. Общество занимает нейтральную позицию по данному вопросу. И если мы будем последовательно стремиться к этой цели, то через пять лет определенные результаты будут налицо. Соответственно, это послужит и сокращению коррупции, потому что установление прозрачности ведет к уменьшению предпосылок для коррупции.
Что касается конфликта интересов, введения современных методов документооборота и других второстепенных, но немаловажных элементов реформы, то они могут быть решены к 2005 году в виде процедур, не вызывающих особого отторжения. Очевидно, что многие из них вызовут определенное сопротивление на местах, но такого отторжения нет на уровне политического руководства, а в обществе эти меры вызывают скорее симпатию и понимание. Поэтому они вполне могут быть реализованы в ближайшие пять лет.
Если же говорить о бюджетно-финансовой реформе государственной службы и новых механизмах оценки эффективности ее деятельности, то подходы к решению этой задачи, в силу ее большей технической сложности и культурной новизны, сначала должны быть опробованы экспериментально. Ясно, что быстрых результатов тут ожидать не приходится. Поэтому, я думаю, пока рано говорить о том, что к 2005 году существенно возрастет зарплата государственных служащих. Без повышения эффективности их работы ресурсы для повышения оплаты труда останутся незначительными, хотя некоторое повышение, судя по всему, произойдет. Может быть, в сравнительном соотношении мы придем к ситуации начала 1997 года, когда зарплата начальника департамента составляла пятьсот долларов. Это не решит проблемы конкурентоспособности государственной службы на рынке труда, без чего повышение качества ее работы стратегически невозможно. Такая задача требует проведения комплексной реформы.
По всей видимости, к 2005 году мы получим первые результаты экспериментов, которые помогут снять барьеры культурного отторжения обсуждаемых сегодня бюджетно-финансовых механизмов. Только эксперименты, которые покажут, что так можно работать, что такой путь более эффективен, смогут переломить сопротивление бюрократии и расчистить поле для масштабного внедрения этих новшеств. Однако существует и риск того, что эксперименты выйдут из-под контроля, и их результаты будут негативны из-за некачественного планирования или управления, что чревато дискредитацией самой идеи. Это самый серьезный повод для беспокойства, поскольку в России крайне трудно контролировать реализацию любых экспериментов.
Если же первый этап административной реформы пройдет относительно благополучно, то в 2005-2010 гг. мы намерены постепенно распространять механизмы, позволяющие максимально ориентировать деятельность чиновников на достижение результатов и, соответственно, существенно расширить свободу распоряжения ресурсами. В свою очередь, передаваемые в каждое подразделение или орган государственной власти ресурсы будут соизмеряться с объемом услуг, которые оказывает данное учреждение, и их реальной себестоимостью. В тот же период мы планируем введение механизмов конкуренции во всех областях, где это возможно, и механизмов контроля над качеством услуг, в том числе и оказываемых населению. Этот шаг должен послужить смягчению отношений между государственными органами и населением, которые, как известно, сейчас оставляют желать лучшего.
Внедрение такой системы позволит мобилизовать все ресурсы повышения эффективности государственного сектора, которые не могут быть задействованы в существующей системе. Особенно неэффективно в настоящий момент используются недвижимость и персонал. Требуемое значительное сокращение государственного персонала при повышении его качества невозможно осуществить в административном порядке. Это может произойти только в результате создания условий, которые стимулируют в чиновнике ответственность и самостоятельность, вследствие чего государственная служба вполне может интегрироваться в рынок труда. И тогда квалифицированные специалисты будут рекрутироваться в административный сектор просто потому, что государство платежеспособно и конкурентоспособно как работодатель, что опять-таки приведет к повышению качества государственной службы.
Хотелось бы отметить еще один момент. В России традиционно слишком много административных решений замыкается на верхние эшелоны управления, которые под этим прессом оказываются не в состоянии принимать ни важные решения, ни второстепенные. Только оптимизировав процессы принятия решений, мы сможем уйти от действующих гиперцентрализованных механизмов, доставшихся по наследству от российской и советской бюрократии. Часть решений должна делегироваться от верхних эшелонов управления нижним, которые будут подкреплены необходимыми ресурсами, но будут нести и соответствующую ответственность, материальную и административную, за результат. Возможно, этот вопрос будет решаться на уровне личных контрактов с руководителями подразделений государственных организаций. Но эта система заработает только тогда, когда наряду с ней будут существовать реальные механизмы контроля над результатами по различным индикаторам, в том числе и хозрасчетным. И только после реализации этой программы станет возможен полноценный и последовательный переход к трехуровневой структуре управления федеральными органами власти, без которой нельзя говорить об оптимизации структуры самого правительства.
Основная проблема существующей структуры правительства заключается в том, что количество ведомств, подчиняющихся непосредственно премьер-министру, превышает любые разумные нормативы управления. Тридцать-сорок ведомств не могут быть подотчетны одному человеку по определению. Сегодня хоть как-то координировать работу этих ведомств пытается безумное количество вице-премьеров, но они не наделены для этого необходимыми полномочиями, которые глава правительства просто не может им делегировать.
Минимизировать число ведомств можно при иерархической структуре правительства. От горизонтальной системы подчинения, при которой все ведомства равны, мы вынуждены перейти к структуре, в которой определенные ведомства руководят большинством менее значимых ведомств. Последние же не взаимодействуют напрямую с премьер-министром, а работают с правительством через соответствующие министерства. Только тогда мы сможем оставить в правительстве одного вице-премьера подобно тому, как это произошло во Франции в ходе недавней реформы, и сократить общее число министерств.
Однако подчинить определенные агентства или надзоры тем или иным министерствам, осуществляющим политические функции, мы сможем только через систему индикаторов и хозрасчета, единственно способного обеспечить приемлемые способы делегирования ответственности и меры контроля. Без этих изменений мы бесконечно будем возвращаться к ситуациям, подобным той, в которой сейчас оказываются министерство труда и министерство финансов при взаимодействии с Пенсионным фондом: формально не являясь государственным органом вообще, он должен подчиняться какому-то ведомству, хотя по своему влиянию он не сопоставим ни с каким ведомством и никому не подконтролен.
Вышесказанное касается не только Пенсионного фонда, но и практически любого органа, который наделяется какими-либо ресурсами. И эти проблемы должны быть решены, прежде чем мы заговорим о рационализации структуры самого правительства. Она последует за трансформацией хозяйственно-финансовых механизмов. Поэтому, несмотря на революционные предложения о реорганизации правительства в 2002 году, это будет возможно только к 2010 году. Только тогда мы получим эффективное правительство, которое состоит из пятнадцати министерств вместо нынешних сорока.
ЯСИН Е.Г.:
Честно говоря, меня беспокоит, что через пять лет мы не сможем добиться реализации таких ключевых условий эффективности работы государственного аппарата, как нормальная зарплата чиновников и интеграция административного сектора в рынок труда. Насколько я понимаю, у чиновников останутся дачи, распределители и особая система здравоохранения, потому что мы не можем сказать обществу, что высокопоставленный чиновник заслуживает той же зарплаты, что и крупный предприниматель.
Боюсь, что мы будем, как обычно, решать наиболее доступные задачи: регламентировать процедуры, вводить табель о рангах, работать над структурой правительства, проводить хозрасчетные эксперименты. Последнее мне, как специалисту по советской экономике, очень интересно. Жаль, что мы потеряли весь колоссальный советский опыт в области хозрасчета.
ДМИТРИЕВ М.Э.:
Сейчас он будет востребован.
ЯСИН Е.Г.:
Да, но я не уверен, что он должен быть востребован именно в России. Он востребован в аппаратах крупных американских корпораций, в которых пытались внедрять подобные механизмы. Кроме того, мои опасения связаны с тем, что наши бюрократы способны выхолостить суть реформы, оставив от нее одни только слова.
ДМИТРИЕВ М.Э.:
Меня это пугает меньше, потому что я помню, как начинались другие реформы. Точно также в 1995 году зарождались пенсионная реформа и реформа образования. Было ясно, что первые пять лет уйдут на разговоры, что быстро ничего не произойдет. Но уже сегодня, когда возникло понимание предстоящих преобразований и накоплена некая критическая масс нормативных наработок, совершен определенный прорыв в этих направлениях – в пенсионной реформе больший, в реформе образования – меньший. И эти проблемы постоянно обсуждаются, потому что есть определенный общественный спрос на их решение.
Если вернуться к реформе государственного аппарата, то здесь тоже нельзя ожидать скорых изменений. По мере работы над теми же экспериментами мы будем предъявлять общественности все более и более значимые результаты. Опыт предыдущих реформ свидетельствует о том, что шансы на успех при таком поступательном подходе достаточно велики.
ЯСИН Е.Г.:
Но политизированность административной реформы намного выше, чем реформ образования или пенсионной системы.
ДМИТРИЕВ М.Э.:
Интересы реформаторов и большинства населения в том, что касается реформы государственной службы, практически полностью совпадают, в то время как к реформам образования и пенсионной системы общество относится неоднозначно: чьи-то интересы ущемляются, а кто-то, напротив, выигрывает. Так что серьезных политических барьеров на пути административной реформы я не вижу.
КУЗЬМИНОВ Я.И. (ректор Государственного университета – Высшая школа экономики): «Если административная реформа не будет проведена в ближайшие два года, то нынешнее президентство с его идеологией становления вертикали власти окажется под ударом»
В предыдущих выступлениях вскользь затрагивалась дилемма: дорогое или дешевое государство должно быть в России? Я считаю, что несмотря на всю нашу бедность, в ближайшие десять лет России необходимо дорогое государство. Сегодня именно государство создает в России некую зону определенности, пусть даже очень мутную. Если функции государства при нынешней модели устройства страны сузить, то существующие элементы бизнеса и гражданского общества саморазвиваться не смогут. В ближайшее время невозможно подобное изъятие государства из сферы местного самоуправления, поскольку власть на местах еще не стала социально-автономной. Вследствие глубочайших территориальных различий до 75-80% наших коммун финансово зависимо от государства. В этом вопросе есть и культурная составляющая. И, в первую очередь, дешевое государство невозможно в России потому, что у нас еще не сформировался общественный фундамент в виде органов местного самоуправления, гражданской самоорганизации по интересам и пр. Гражданский форум ярко продемонстрировал не очень высокую, мягко говоря, степень зрелости гражданского общества и его институтов в России.
Государство создает зону определенности в социальной жизни и экономике через государственные заказы и социальные платежи. Но, тем самым, оно создает и гипертрофированно огромную бюджетную и бюджетно-зависимую сферу. Мне кажется, что, рассуждая об административной реформе, мы должны учитывать размер проходящих через государство финансовых потоков.
Если же выделять социальные группы, заинтересованные в реформе государственной службы, то их три: бизнес, население и сам государственный аппарат.
Бизнес – единственная социальная группа в России, которая нуждается в том, чтобы государство играло роль арбитра. Впрочем, в нашем бизнесе также очень распространены рентополучательские установки, реализация которых в ряде секторов значительно выгоднее, чем следование правилам конкуренции. Тем не менее, уже сейчас определенные слои бизнеса, которые входят на рынки свободной конкуренции, заинтересованы в государстве как в честном арбитре.
Население вообще не заинтересовано в государстве как арбитре. У нас так и не сформировался средний класс – единственная социальная группа, которая может выступать с такого рода запросами. Большинство же населения заинтересовано в патерналистском государстве с более справедливым доступом к нему и его ресурсам.
Государственный аппарат заинтересован в реформе, поскольку сейчас он поставлен в крайне некомфортное положение. Каждый чиновник имеет возможность практически бесконтрольно хозяйствовать на своем рабочем месте, но в любой момент он может быть «посажен». Нынешние тенденции такого рода неопределенность только усиливают. Аппарат заинтересован в изменении этой ситуации. Но у него есть сфера интересов, безусловно, противоречащая интересам общества. Поэтому Михаил Дмитриев и говорил, что нельзя просто так повышать заработную плату чиновникам. Консервативная часть аппарата всегда будет цепляться за сохранение нынешних порядков. Работая над реформой государственной службы, я отчетливо вижу противостоящую позицию. Эти люди радостно выступают за повышение зарплаты, как бы сквозь зубы соглашаются с административными регламентами, но прочие их мнения кардинально расходится с тем, что мы предлагаем. Они ратуют за кастовость, табель о рангах, обособленность существования бюрократии с высокими издержками входа в эту касту.
Михаил Дмитриев поднимал вопрос о соотношении административных услуг и ресурсов, которыми мы располагаем. Думаю, эта проблема не имеет решения. Административные ресурсы и услуги не совпадают не потому, что они не совмещены, а потому, что ресурсы государства систематически утекают в бездонную бочку государственных обязательств, на выполнение которых не хватит никогда и никаких денег. По ряду социальных секторов, за которые государство несет ответственность, уровень недофинансирования составляет 70-80%. Это регулярно приводит к иррациональным реакциям политической власти.
В 1990-е годы правительство боролось за то, чтобы перестать на займы Мирового Банка тупо закупать компьютеры, а начать покупать умных консультантов. Теперь правительство все так же оголтело борется за сокращение закупок консультантов и увеличение закупок оргтехники. Это – хорошая иллюстрация к проблеме использования ресурсов: зачем нам дорогие консультанты, если министр получает триста долларов, а на зарплату каждого такого консультанта можно купить три компьютера. Этот вопрос не будет решен до тех пор, пока государство будет нести невыполнимый по уровню собираемых доходов груз бюджетных обязательств.
ЯСИН Е.Г.:
Каков на сегодняшний день уровень обязательств, сохранившихся у государства, в рублевом выражении по отношению к ВВП?
КУЗЬМИНОВ Я.И.:
За последнее время обязательства практически не сократились. Я могу привести пример из сферы образования. Летом 2001 года мы совместно с министерством экономического развития и торговли и министерством образования считали уровень финансирования по отношению к рациональным бюджетам – условно говоря, к бюджету 1985 года. Исследование показало 70-процентное недофинансирование школ и вузов. Поэтому мы растягиваем эти социальные обязательства во времени, заявляем о бесплатном образовании и т. д. И мне кажется, что сфера образования находится в лучшем положении, чем многие другие области государственного финансирования. Ситуация в армии практически такая же: растянутые обязательства при 15-20-процентном их финансировании.
ДМИТРИЕВ М.Э.:
А в здравоохранении финансирование превышает 100%, но медицинских учреждений слишком много.
КУЗЬМИНОВ Я.И.:
Я не думаю, что финансирование может превышать 100%.
ЯКОБСОН Л.И.:
Если мы говорим о выполнении обязательств, оговоренных законом или иным имеющим силу нормативным актом, то в ряде случаев их финансирование может составлять и 100%, и 200%. Это та ситуация, к которой люди привыкли, восстановления которой они ожидают.
ЯНВАРЕВ В.А.:
Здравоохранение финансируется на 100% из-за низких изначальных обязательств.
КУЗЬМИНОВ Я.И.:
Итак, какова же общая картина? Общество заинтересовано в прозрачности государства, причем скорее не в плане регулирования проявляемой активности, а в отношении справедливого доступа к предоставляемым государством социальным услугам. Бизнес заинтересован в равных правах на рынке и в государстве как регуляторе. Административный аппарат заинтересован в повышении своего статуса и оплаты своего труда. Но повышать зарплату чиновникам следует только при жесткой регламентации планирования и контроле над прозрачностью их деятельности.
Что касается рисков искажения реформ, то здесь я вновь соглашусь с Михаилом Дмитриевым. Первый этап административной реформы следует ограничить федеральным уровнем. При нынешнем состоянии государства, как только реформа уйдет в регионы, мы потеряем всякую возможность контроля и, в итоге, будем поставлены перед полностью извращенными ее результатами. Кроме того, именно в Москве наиболее разнятся спрос и существующие объемы квалифицированного труда, гораздо болезненнее стоят проблемы неадекватности административного сектора, подкупа и т. д.
Структуру проблемы я вижу следующим образом. Основная часть рабочего времени государственного служащего уходит на реакции на текущие запросы. По моим оценкам, средним для тех ведомств, с которыми мы сталкивались в ходе исследований, уровень планирования деятельности, т. е. показатель временных затрат на планомерное выполнение заданных нормативов, у чиновника высшего уровня не превышает 40% рабочего времени, а у чиновника низшего уровня – 20%. Фактически ситуация абсолютно не управляема. Чиновник может делать все, что он хочет, потому что механизмы контроля не будут работать из-за того, что реакция чиновника на внешние вызовы так или иначе необходима. В значительной степени эту проблему снимает одновременное внедрение регламента и целевого планирования.
Я выделил бы три уровня целевого планирования. Стратегическое целеполагание, т. н. «государственный подход», когда чиновник знает, что действия в том или ином конкретном направлении принесут обществу определенный результат. Такое целеполагание, в лучшем случае, встречается на уровне министров или их заместителей, хотя новое поколение бюрократов занимается стратегическим планированием, по крайней мере в первые годы своей деятельности, которое позже сменяют другие интересы.
Оперативное целеполагание – это проведение решений в целевой рамке, соответствующей ведомственному интересу или плану издания документов. На этом уровне происходит основная борьба внутри правительства. Главная задача структурной реформы правительства – ограничение зоны оперативного целеполагания. Потому что чем больше ведомств, тем больше оформленных интересов, постоянно сталкивающихся в межведомственной борьбе. Около 30-40% рабочего времени заместителя министра или начальника департамента уходит на межведомственные согласования.
Тактическое целеполагание – выполнение чиновником текущих поручений и указаний. Без такого рода планирования чиновник потеряет обратную связь с действительностью, поэтому я не думаю, что нужно его сокращать. Основная проблема, повторяю, – оперативное целеполагание, которое искажает результаты деятельности чиновника.
Каким же образом можно повысить эффективность работы государственной службы? Один путь предполагает жесткое административное регулирование регламентов: должностных, ведомственных и т. д. Хотя и существует опасность того, что такой подход делает аппарат похожим на закрытую корпорацию в плане карьеры, но он имеет и ряд плюсов, в частности, рост прозрачности. О другом пути – целевых программах или ведомствах на контракте – уже говорил Михаил Дмитриев. При нынешнем уровне экономической и правовой культуры нашего общества прозрачность подобных контрактных ведомств окажется под большим вопросом. Однако этот путь открывает возможности открытых конкурсов и перетекания кадров из бизнеса в государственный аппарат.
Если же говорить о структуре государственной службы, то она подразделяется на несколько уровней. Первая группа – политики, которых всего 100-150 человек. Вторая группа – высшие администраторы. Высшие администраторы становятся политиками на уровне заместителя министра. Министр – всегда политик, а его заместитель может быть, по своей психологии, как администратором, так и политиком. Высших и средних администраторов в стране около 15-20 тысяч человек.
Несколько лет назад мы предложили провести реформу оплаты труда чиновников на уровне высших и средних администраторов. Именно их зарплаты находятся в наибольшем отрыве от предложения рынка труда, что создает реальные социальные проблемы. Что касается младших администраторов и клерков, которых около 100-150 тысяч, то перед ними эта проблема стоит примерно так же, как и перед остальными бюджетниками. Наконец, 100-150 тысяч человек, занимающиеся технической поддержкой и обслуживанием на федеральном уровне, просто должны перестать считаться чиновниками. Их содержание должно быть выведено за пределы федерального бюджета. Возможно, это не только сэкономит средства, но и повлияет на кадровую ситуацию в самих ведомствах.
Я не согласен с тем, чтобы откладывать повышение заработной платы для ответственных работников. По нашим оценкам, это потребует порядка 10-12 млрд. руб., что государству вполне по карману. Да, этому решению препятствует ряд политических факторов. Но если этого не сделать, то мы будем сталкиваться с невозможностью проведения какой-либо политики, потому что на честном слове государство существовать не может.
Команда, пришедшая к власти два года назад, была значительно чище, чем ей предшествующая, но и она начинает обрастать различными «ракушками». Я думаю, что к концу первого срока президентства Путина мы увидим перерождение этой группы, связанное с рядом крайне негативных явлений. Об этом нужно говорить вслух уже сейчас. Если административная реформа не будет проведена в ближайшие два года, то нынешнее президентство с его идеологией становления вертикали власти окажется под ударом.
ЯСИН Е.Г.:
Я думаю, что мы досконально обсудили первый вопрос и можем перейти ко второму. Опишите, пожалуйста, сценарий проведения реформы.