Гражданское общество
Алексей СИМОНОВ (президент Фонда защиты гласности): «Цивилизованные отношения между властью, бизнесом и гражданским обществом установятся лишь тогда, кода каждый осознает, что гражданское общество – это он сам»
Я хочу коснуться в своем выступлении некоторых проблем нашего гражданского общества. Нельзя сказать, что оно не формируется и не развивается. Все мы видели, как заинтересованность в нем проявил президент и его администрация. И на этот запрос некоторая часть нашего гражданского общества отозвалась, как старый боевой конь на звуки военной трубы, немедленно предложив разработать структуру гражданского общества, создать соответствующее управление и сделать президента главным уполномоченным.
Почти все предыдущие выступления за нашим круглым столом были посвящены, в основном, власти. Одни объясняли ее текущие действие и рассказывали о ее проблемах, другие – резко критиковали. Я тоже начну с власти, точнее – с ее судебной ветви.
Конечно, внутри монолита российской власти тяжело завести апелляционную инстанцию. Ведь сегодня для отправления правосудия мало-мальски сложное дело надо переносить в как можно более далекий регион, где местное начальство не властно продиктовать суду решение. И усовершенствование апелляционных инстанций, о котором здесь говорил представитель арбитражного суда, нам не поможет, потому что судебная власть, как и законодательная, в известном смысле уже «построена».
Не «достроили» пока только гражданское общество. Однако принцип отношений власти с ним уже серьезно изменился, чего сразу мы как-то не заметили. Если раньше нарушение прав граждан шло через нарушение закона, то сейчас права граждан нарушаются через его использование. Этот новый подход был отточен властью в конфликтах вокруг НТВ и ТВ-6. Сегодня он применяется против «Новой газеты», которой предъявляют иски о защите чести и достоинства, раскапывая обиженных двух-трехлетней давности. В разное время эти люди обращаются в один и тот же суд, и, словно по команде, их дела одновременно решаются положительно. И главное, что все происходит по закону.
Недавно к нам в редакцию приходили из антимонопольного комитета, проверяя редакционные компьютеры на предмет использования контрофактного программного обеспечения. Естественно, было обнаружено, что мы работаем на ворованных программах. Так вы покажите, кто же работает на легальных? У нас, тем не менее, сразу все изъяли, информация была закрыта неделю. Конечно, по закону эти чиновники абсолютно правы. Но почему они пришли именно в данную газету, а не в соседнюю? Потому что законы соблюдаются избирательно. Нарушение прав человека посредством использования закона сегодня, повторяю, стало доминирующим принципом в отношениях между властью и обществом.
Скажу и о другой стороне проблемы. Гражданская организация – это, по своей сути, объединение граждан для удовлетворения своих интересов или защиты прав. Речь идет и об интересах и правах бизнеса, о притеснении которого здесь так много говорилось. В последнее время многие эксперты начали утверждать, что бизнес повернулся лицом к гражданскому обществу. Получается, до этого мы видели другие части тела бизнеса… Но что же все-таки изменилось? Мои встречи с предпринимателями показали, что они готовы поддерживать объединение граждан для удовлетворения их интересов. Однако от предложений, касающихся поддержки объединений граждан для защиты своих прав бизнес шарахается как черт от ладана, потому что такую поддержку может не одобрить правительство, нарушающее права этих граждан.
Гражданские организации, созданные для удовлетворения интересов их членов, – это организации нумизматов, пчеловодов или что-то в том же роде. Даже профсоюзы занимаются защитой прав, как и большая часть гражданского общества. Интересно, как сами бизнесмены рассчитывают отстаивать свои права в отсутствие объединений? Неужели и впредь они будут уповать на механизм, который сами же не устают обличать, т. е. действовать посредством удовлетворения потребностей чиновника, который эти права нарушает? По всей видимости, именно так.
Думаю, что цивилизованные отношения между властью, бизнесом и гражданским обществом будут устанавливаться очень долго. И завершится этот процесс лишь тогда, когда каждый, выходя из своего служебного кабинета, будет вспоминать, что он – член гражданского общества, поскольку состоит либо в кооперативе, либо в обществе нумизматов, либо в филателистическом кружке, и осознает, что гражданское общество – это он сам. Тогда мы начнем более серьезно относиться друг к другу, потому что для этого у нас будет важная база – общность.
Лев ПОНОМАРЕВ (председатель общероссийского движения «За права человека»): «Бизнес мог бы и должен препятствовать подчинению гражданского общества и выстраиванию «вертикали гражданских организаций»»
Отчасти я согласен с Владимиром Лопухиным в том, что соотношение между государством, бизнесом и гражданским обществом сегодня примерно такое же, как между слоном, мышью и мухой. Не случайно сегодня так много говорили о взаимодействии государства и бизнеса, а о взаимоотношениях с ними гражданского общества почти не упоминалось. Такое положение вещей ведет к серьезным проблемам, поскольку государство всегда представляет собой официальный аппарат насилия, противовесом которому может быть только гражданское общество. Поэтому на подобных встречах, прежде всего, должны предлагаться проекты по укреплению гражданского общества в стране. Иначе мы рискуем утратить все завоевания последних лет.
Я руковожу довольно крупной по масштабам России правозащитной организацией «За права человека». И на основании собственного опыта могу сказать: одна из главных проблем гражданских организаций заключается в том, что в отличие от чиновников, финансируемых государством, и предпринимателей, самостоятельно зарабатывающих деньги, они в определенной степени паразитируют, не умея зарабатывать деньги. Отсюда и возникает достаточно легкомысленная точка зрения, якобы соответствующая логике рыночной экономики: раз они не могут зарабатывать, значит они и не нужны.
В странах развитой демократии выработаны определенные механизмы финансирования структур гражданского общества. Там бизнес, помогающий гражданским организациям, получает льготы по налогообложению. В России такие механизмы пока не отлажены, в том числе и потому, что некому лоббировать принятие таких законов. Гражданское общество для этого слишком слабо, хотя мы и пытаемся привлечь интерес общественности к его проблемам.
На Западе бизнес создает специальные фонды для помощи структурам гражданского общества. Думаю, что и в России представителям бизнеса и гражданского общества следует в один прекрасный день собраться и договориться о создании фонда для финансирования, к примеру, правозащитных организаций. И пусть этот фонд не будет иметь никакого отношения к государству.
Ведь после проведения Гражданского форума власть пошла по пути управляемого строительства гражданских организаций. В частности, сейчас организуется фонд, который будет такие организации финансировать. Очевидно, что помощь будет оказываться лишь тем из них, которые будут достаточно лояльны по отношению к государству. Тем самым будут разрушаться сами основы гражданского общества. Думаю, наш бизнес мог бы и должен препятствовать подчинению гражданского общества и выстраиванию «вертикали гражданских организаций».
Отец Геннадий (руководитель костромской духовной семинарии): «Церковь готова ответить на заказ государства и воспитать в молодых людях принципы новой деловой православной религиозной этики»
Не дерзну представлять всю церковь. Я работаю в новой ее структуре, которая была создана только год назад, – отделе по делам молодежи. Руководит этим отделом архиепископ костромской Александр, известный всем по воде «Святой источник». Он из тех людей, которые могут работать по-новому. Наше церковное подразделение можно назвать самым либеральным потому, что мы хотим быть свободны от старых, во многом изживших себя сегодня форм работы с молодежью.
К сожалению, сейчас получило распространение мнение, что православие не станет религией будущего в России, потому что современной деловой этике в большей степени соответствует протестантизм. Я думаю, что это просто бред. Достаточно изучить нашу историю и творения классиков, чтобы понять: мысль о том, что человек не может чем-то делиться, если он сам ничего не заработал, принадлежит как раз православию. Вспомним, что именно монастыри были идеальными хозяйственными субъектами в дореволюционной России. И разве не слабостью православия обусловлены многие проблемы нынешнего российского рынка?
На прошлогоднем съезде православной молодежи Сергей Кириенко высказал замечательную мысль, которую я просто процитирую: «Знаменательно то, что если раньше церковь стремились изгнать из всех сфер общественной жизни, то сейчас государство, наоборот, предъявляет церкви заказ. Главная проблема в новой экономике – это проблема деловой этики. Можно говорить, что государство сегодня не просто нуждается, а делает заказ церкви на формирование новой деловой этики. Потому что без нравственной основы и деловой этики невозможно доверие в бизнесе. Если невозможно доверие в бизнесе, то ничто не будет работать, т. к. на доверии, а не только на законах построены такие вещи как кредит. Нет другой опоры у России. Мы можем обратиться за построением этих норм деловой этики только к православной церкви. Нам не к кому больше обратиться».
Думаю, само по себе существование такого запроса показывает, что у нас не все так страшно. Хотя пессимизм, который я уловил в ходе сегодняшнего обсуждения, не может не поражать. Почему государственные чиновники обязательно называются «козлами в огороде»? Нет, они труженики. Не приведи Бог нам самим столкнуться с бессмысленным и беспощадным русским бизнесом. И почему, если мы говорим о праве, то как авторы «Вех»: «Широки натуры русские, народный идеал не влезает в формы узкие юридических начал»?
Я постоянно сталкиваюсь молодежью и ее проблемами. Удивительно, как много молодых людей по одному велению сердца успешно работают в молодежных клубах, создают молодежные движения. Надо ориентироваться и развивать эти добрые начала, для чего и государство, и бизнес должны вкладывать деньги в молодежь, в наши программы. Мы готовы ответить на заказ государства, готовы трудиться, воспитывая в молодых людях принципы новой деловой православной религиозной этики. Но, к сожалению, бизнесмену зачастую легче вложить деньги в строительство храма в какой-нибудь глухой деревне, где он родился, а не в поддержку молодежных программ. Я приглашаю всех к сотрудничеству.
Отто ЛАЦИС (публицист, «Новые известия»): «Журналистам свобода слова, может быть, и не нужна, но у общества без нее нет никаких шансов на выздоровление»
О чем бы мы сегодня ни говорили (а я буду, в основном, говорить о СМИ), мы упираемся в состояние и деятельность российской власти. Эту деятельность я хочу проиллюстрировать на одном примере из области российского законодательства. Еще в советское время был принят один из самых демократических и либеральных законов о средствах массовой информации в современном мире. В начале же существования Российской Федерации был принят очень важный для СМИ закон об акционерных обществах, поскольку все средства массовой информации существуют в этой форме. Однако в данном законе совершенно не были учтены особенности информационного бизнеса, что легло в основу многих противоречий.
Ведь в случае конфликтов с участием СМИ они попадают под действие закона об акционерных обществах, как принятого позже. Это привело к самым печальным последствиям для многих средств массовой информации. Вроде бы проблема проста: два закона надо привести в соответствие. Но когда об этом заходит речь, скорректировать предлагается, конечно же, закон о средствах массовой информации, новый проект которого уже принят на рассмотрение Государственной думой. И вряд ли кто сомневается в том, что самого демократического и либерального закона мы лишимся.
В последнее время я просто перестал понимать взаимоотношения средств массовой информации и общества. Первые сорок лет из пятидесяти моей работы в прессе все было понятно. Но тогда не было никакого гражданского общества. Скажем, памятная рубрика «По следам наших выступлений» была учреждена Указом Президиума Верховного Совета СССР, в котором все было расписано – от содержания самих писем до реакций на них. Сейчас гражданское общество появилось. Но, во-первых, реакция аудитории стала совершенно непредсказуемой. Кажущееся мне сенсацией или открытием может не вызывать никакой реакции у читателей. А во-вторых, изменился характер воздействия власти на отношения общества и прессы. И здесь я хотел бы еще раз вернуться к общей характеристике деятельности власти. Это касается не только СМИ, хотя и их тоже.
Например, мы неоднократно слышали, как поразительно глубоко понимает наш президент проблемы демографии. Сегодня они актуальны для всей Европы. Что уж говорить о России с ее необъятными территориями, которые в XXI веке мы можем просто потерять. И как бы мы не боролись за повышение рождаемости и снижение смертности, либерализация эмиграционной политики для нас необходима и неизбежна. В Европе нет страны, которая бы так нуждалась в эмигрантах и имела для этого столь благоприятные возможности. По соседству с Россией сейчас проживает более двадцати миллионов этнически русского и примерно сколько же русскоязычного населения. Многие из этих людей хотели бы приехать в Россию и приезжают сюда. В последнем послании Федеральному собранию президент отметил этот процесс как положительный. И при всем том принимается закон о гражданстве, который, думаю, может успешно конкурировать с позорным антидемократическим законодательством Латвии в отношении гражданства. Но ущемляя права русских в Латвии, правящий класс действует в своих интересах, не допуская перевеса русскоязычного электората. В чьих интересах действуют наши законодатели, я лично понять не могу.
В этом же послании президент говорил, как, проходя через правительственный и думский аппарат, неузнаваемо меняются некоторые его идеи. Но разве не для предотвращения подобных искажений следит за прохождением законопроектов в Думе представитель президента Александр Котенков? Я думаю, что слово «искажения» – это лишь эвфемизм для обозначения привычной практики, когда власть декларирует одно, а поступает совершенно по-другому.
На вопрос о положении средств массовой информации президент отвечает, что в этом отношении у нас все хорошо, за исключением отсутствия экономических основ для их существования. Разумеется, когда мы говорим о независимости прессы, мы понимаем, что именно невозможность рентабельности СМИ в нынешних условиях делает их зависимыми. Теоретически независимые журналисты могут создать свою газету. Но практически она не сможет существовать без поддержки бизнеса. Не знаю как в провинции, а все общероссийские газеты принадлежат сегодня тем самым «олигархам». Последние же известно от кого зависят. Какой же конкретный смысл имеет в этой ситуации тезис о том, что необходимо создавать экономические основы для существования независимых СМИ?
Несомненно, выстраивать такие основы необходимо. Но почему-то с 2002 года пресса лишена льгот по НДС. И мы не можем протестовать, потому что льгот лишили всех, а мы выступаем за рыночную экономику. Но кто-нибудь обращал внимание на статистические показатели кризиса российской прессы? Когда, скажем, речь идет о кризисе в промышленности, имеется в виду, что сегодня промышленная продукция составляет примерно 60-65% от пиковых значений 1989 года. Но ведь тиражи общероссийских газет от пиковых предкризисных значений составляют 2-3%. Такого нет ни в одной отрасли, хотя никто и не кричит, что нужна помощь.
Кризис прессы – прямое следствие обнищания населения. Если раньше одна семья выписывала пять газет, то сейчас в лучшем случае – одну. И в первую очередь это связано с дороговизной прессы. Причем сама газета стоит дешевле, чем ее доставка.
Представим себе путь, который проделывает газета. В лесу валят дерево, везут на целлюлозно-бумажный комбинат, превращают в щепу, целлюлозу, из нее делают бумагу, которую везут в типографию. Потом множество журналистов со всего мира собирают информацию, передают в редакцию, где выпускается газета. Ее развозят по почтовым отделениям, и теперь газету от потребителя отделяют только сто шагов пути почтальона до наших подъездов. Но эти сто шагов стоят дороже, чем все предыдущие тысячи километров, пройденные деревом, целлюлозой, бумагой и информацией. И деньги за эти сто шагов устанавливает не какой-то частный бизнес, а государственное министерство связи – «неестественная монополия». Так кому же, спрошу еще раз, адресуется призыв создавать экономические основы для деятельности СМИ?
Нет, не сочетаются декларации власти и ее реальные действия. А всякая попытка говорить об этом натыкается на возгласы: мол, вам, журналистам, больше всех надо. Но как раз журналистам-то свобода слова, может быть, и не очень нужна. Им, может быть, и выгодно, что она сейчас ограничена и подчинена интересам бизнеса и государства, потому что таких высоких заработков, как сегодня, у них никогда прежде не было. Но свобода слова нужна обществу, потому что иначе у него просто нет шансов на выздоровление.
Сергей БУНТМАН (заместитель главного редактора радиостанции «Эхо Москвы»): «Определенную долю ответственности за то, что происходит сегодня с нашим обществом и СМИ, несет власть, предложившая журналистам странную игру»
Мне всегда странно слышать нередкие рассуждения о том, нужно или не нужно нам гражданское общество, стоит ли его создавать, а если да, то как. Ведь гражданское общество возникает и развивается само по себе, создавая поле для контактов представителей государства и граждан, предпринимателей и потребителей, журналистов с их читателями и слушателями. Поэтому так мало отношения к гражданскому обществу имел Гражданский форум, который созвали в Кремле по указанию президента. Он скорее напоминает созыв представителей всех сословий в Генеральные штаты Франции XIII века.
Недавно, кстати, та же Франция преподнесла всем хороший урок, когда на президентских выборах там во второй тур вышел Жан-Мари Ле Пен – крайне правый, а, попросту говоря, фашист. Многие французы отдали свои предпочтения человеку, который может давать простые ответы на запросы разных слоев населения: арабов он обещал защищать от евреев, евреев – от арабских эмигрантов. Такое могло произойти только потому, что люди устали от традиционных институтов, перестали чувствовать свою причастность тому, что происходит в их государстве.
Данная ситуация близка России тем, что у нас люди тоже устали от бесконечной политической борьбы при отсутствии видимых положительных результатов. Поэтому столь популярным в последнее время стало слово «стабилизация» и столь часто употребляется омерзительное слово «демшиза», которым обозначается любой граждански активный человек защищающий свои убеждения. Конечно, любые события, в центре которых оказываются предприниматели или правозащитники, продолжают привлекать внимание журналистов. Однако освещаются они очень однобоко и тенденциозно. Столь же распространенным в СМИ стало слово «олигарх», с помощью которого журналисты пытаются войти в контакт с настроением населения. И хотя функция СМИ – ретранслировать то, что происходит в обществе, мне кажется, нам все-таки следует воздерживаться от употребления избитых и вредных штампов.
Определенную долю ответственности за то, что происходит сегодня с нашим обществом и СМИ, несет власть, предложившая журналистам странную игру. Увидев как гнусные и отвратительные «олигархи» финансируют и используют СМИ, государству тоже захотелось попробовать себя в этой сфере, т. е. влиять на массовую аудиторию, выйти на рынок рекламы. И это желание по мере своей реализации все больше деформирует конкурентную среду в журналистике.
Мне кажется, что следует как можно меньше вмешиваться в естественные процессы. Поэтому чем меньше власть соучаствует в развитии гражданского общества, тем лучше. Наоборот, само гражданское общество должно активно себя позиционировать, контролировать власть, призывать ее к ответственности перед своими гражданами. Основная задача гражданского общества – создать такую атмосферу, при которой будет возможен диалог и достижение взаимопонимания между государством, бизнесом, прессой и другими социальными субъектами.
В заключение – несколько слов о выступлении Сергея Воробьева. Мне не совсем понятен его пафос обвинения власти в том, что она узаконила праздник 23 февраля. Всем известно, что большинство людей и так отмечают его на своих рабочих местах. Частным же компаниям никто работать в этот день не мешает. Пусть работодатели стимулируют работников, выплачивают им премии за работу в этот день и любые другие выходные. Тогда мы воспитаем у наших сограждан заинтересованность и труде и его результатах.
Е.Г. ЯСИН:
Я хочу предоставить слово Игорю Воронину, журналисту из Ставрополя, одному из участников семинара для региональной прессы, который регулярно проводит Фонд «Открытая Россия». Он расскажет нам, как обсуждаемые сегодня проблемы видятся из провинции.
Игорь ВОРОНИН (журналист из Ставрополя): «Ведущие гражданские организации должны работать по всей России»
Я работаю на маленькой радиостанции, вещающей на территории т. н. «красного пояса», которую слушают два с половиной миллиона человек. Как справедливо заметил Отто Лацис, газет сейчас люди практически не выписывают, поэтому радио – единственное бесплатное и доступное для всех СМИ. С проблемой свободы слова мы не сталкиваемся, поскольку не представляем опасности ни для федеральной, ни для местной власти. Основная проблема региональных СМИ – отсутствие информации, информационный голод. И она, по-моему, гораздо серьезнее, чем многие из тех, которые сегодня обсуждались.
О каких реформах и каком гражданском обществе можно говорить, когда более 70% населения Ставропольского края – крестьяне, а уровень безработицы на селе, по официальным данным, составляет 80%? Пока в село не придет бизнес, не начнет там создавать рабочие места, до тех пор там и будет «красный пояс». Но у меня создается впечатление, что сейчас этой проблемой озабочены только средства массовой информации. Региональные власти выбрали удобную для себя роль передаточного звена между недовольным населением и федеральной властью, проводящей «антинародные» реформы. Об этом свидетельствует опыт общественных протестов в Воронеже против реформы ЖКХ.
Для меня и многих других журналистов очень важно существование Клуба региональной журналистики, организованного Фондом «Открытая Россия». Благодаря Клубу журналисты получили доступ к информационному первоисточнику. В любой момент я могу проверить сказанное или сделанное региональным лидером, просто позвонив в Москву его федеральному начальству. Это дает нам эффективное средство проверки и контроля местных властей. Кроме того, надо как можно шире распространять идеи, высказанные на мероприятиях, подобных сегодняшнему. Может быть, все они хорошо известны в Москве, но ведь Москва – это еще не Россия. И грош цена будет всем нашим идеям и убеждениям, если они останутся в этом зале, не уйдя за пределы Садового кольца.
Я согласен с тем, что говорилось об отношении к правозащитникам. Сейчас у нас слова «правозащитник» или «демшиза» действительно звучат как оскорбление. Мне кажется, это тоже следствие информационного вакуума. Местные власти не заинтересованы в том, чтобы давать работать правозащитникам и чтобы СМИ рассказывали об их деятельности. Все проблемы власть предпочитает решать посредством финансовой помощи из областного или федерального центра. К любым другим способам защиты прав и интересов людей она относится, мягко говоря, настороженно.
Вот и получается, что правозащитники едут в Ингушетию защищать права чеченских беженцев, а в тридцати километрах оттуда, в Ставропольском крае, живут абсолютно бесправные русские, бежавшие из Чечни еще во время первой войны. У них нет даже паспортов, и администрации Ставропольского края уже шесть лет нет дела до этих людей. Помощь правозащитников нужна не только в горячих точках, но и по территории всей страны. Думаю, очень важно, чтобы ведущие гражданские организации работали в провинции. Иначе мы по-прежнему будем жить в двух разных государствах, одно из которых называется Москва, а другое – остальная Россия.
Аркадий МУРАШЕВ (председатель Центра либерально-консервативной политики): «Нам нужны гражданские институты, за которыми бы стояли тысячи избирателей»
В наличии власти и бизнеса в России вряд ли кто-нибудь сомневается, и об их отношениях в этой аудитории практически все было сказано. Под гражданским же обществом мы зачастую подразумеваем представляющие интересы достаточно широких общественных групп, хорошо структурированные институты, которые оказывают давление на власть. На Западе есть такие институты. Например, в Америке либерально-консервативную идеологию представляет Фонд «Наследие», к которому прислушиваются и члены Сената, и сам президент. Бюджет этого фонда составляет примерно двадцать миллионов долларов, которые предоставляют около двухсот тысяч контрибьютеров. Причем размер взносов 190 тысяч контрибьютеров – меньше пятидесяти долларов. Такие своеобразные членские взносы приносят Фонду девять с половиной миллионов долларов, а другую половину бюджета составляют взносы других десяти тысяч контрибьютеров. Политика Фонда зависит от всех этих людей. И к нему не могут не прислушиваться, потому что за ним стоит двести тысяч избирателей.
В России подобных институтов пока нет. Несомнено, и Фонд «Либеральная миссия», и Клуб «2015», и общество «Мемориал» являются элементами гражданского общества, потому что учредители и спонсоры этих организаций – граждане. Однако за каждой гражданской организацией их слишком мало. Финансирование гражданских организаций в России происходит гораздо проще и прямолинейнее. Их деятельность оплачивается либо из кармана отдельных бизнесменов, либо из денег американских налогоплательщиков. Поэтому наши гражданские организации и не могут привлечь внимание власти к актуальным для них проблемам. И мне представляется несколько преждевременным говорить о диалоге власти с гражданским обществом, пока у нас не возникнет таких гражданских институтов, за которыми будут стоять тысячи избирателей.