Вячеслав Бахмин: ответы на пять вопросов о выборах, властях и избирателях

1. Это что — система власти и организация выборов так устроена, что их невозможно существенно изменить вот уже восемнадцать лет? Или это избиратели не хотят менять эту систему, и это нежелание проявляется в их электоральных предпочтениях?

 

Система власти и организация выборов постоянно «совершенствовались» последние годы при равнодушии большинства избирателей. За эти годы власть с одной стороны сделала немало, чтобы дискредитировать сам институт выборов, что в итоге завершилось скептицизмом электората, который понимает, что через выборы систему не поменять (все равно выиграет тот, кто считает). С другой стороны избиратели в большинстве своем достаточно лояльно относились к путинской власти, ценя отностительную стабильность и растущий уровень жизни, и позволили существующему режиму за это время сделать избирательный процесс вполне управляемым.

 

2. Возможно ли в России такое развитие событий, когда избиратели резко и «без предупреждения» изменять своё отношение к властям, и так же резко проголосуют «против», как только что проголосовали «за»? И власти вынуждены будут либо перегибать палку с фальсифицированием результатов, либо сворачиваться и уходить? Оба варианты не фантастические, были в своё время реализованы на Украине и в Польше.

 

Резко и «без предупреждения» избиратели скорее выйдут на улицы и перекроют дороги, чем дружно направятся к урнам и проголосуют против власти (да и за кого голосовать-то?).  Чтобы свое отношение к власти люди выразили через выборы, у них должно появиться доверие к этому институту, надежда, что через выборы можно что-то изменить. Сейчас этого нет. Кстати, дополнительный скептицизм в отношении к выборам добавляет очевидное доминирование исполнительной власти над представительной и отсутствие реальных, отражающих интересы больших групп населения, партий. Что толку в выборах законодательного собрания, когда оно мало что решает и часто действует под диктовку исполнительной власти, у которой есть все рычаги влияния.

 

3. Иначе говоря, существуют ли независимые от власти причины того или иного поведения избирателей, или на этом поле только один серьёзный игрок — сама власть, а население играет только пассивную роль?

 

Независимые (или не полностью зависимые) от власти причины поведения избирателей – это их социальное и экономическое положение. Оно может измениться в виду непрочности и зависимости нашей экономики. Другая независимая причина – стихийные бедствия и техногенные катастрофы. Резкое изменение жизненной ситуации большого количества людей может (в принципе) привести к непредсказуемым для власти (и для страны) последствиям. Что руководители страны прекрасно понимают. Но все это не про электоральное поведение граждан.

 

4. Может ли так быть, чтобы избирающему населения идея сменить власть на иную нравилась ещё меньше, чем идея оставить власть прежнюю?

Если так, то при каких условиях избиратели захотели бы сменить на выборах одну властную группировку на другую? А для достижения каких целей они бы захотели пойти на  это?

(Подчёркиваю, что мне здесь неясны и само поведение людей, и предпосылки такого поведения — а никак не объяснение всего сущего волей властей).

 

Желание сменить власть возникает, когда прежняя – “уже достала”. Если говорить о выборах федерального уровня, то про это я уже написал выше. Менять существующую власть избиратели в целом не хотят, да и не на кого — многие полагают, что новая будет только хуже. Но даже если вдруг захотят поменять, то будет сложно это сделать – система к таким «неправильным» волеизъявлениям стала довольно устойчива. На региональном уровне в некоторых регионах у избирателей еще есть надежда повлиять на результаты выборов. Причем, иногда это даже удается (масштабы другие, да и местная власть часто ведет себя бездарно). Но и там вопрос – на кого менять-то. Любой независимый активный лидер сталкивается с мощным административным ресурсов, снимается с выборов под надуманным предлогом. Идеалистов, которые в регионе готовы идти во власть при сложившихся условиях и доминирующей системе, становится все меньше.

 

5. Можно зайти и с другой стороны. Вполне возможно, что политические понятия и знания избирателей не развиты (а с чего бы им быть развитыми, с советского опыта, что ли?), и поэтому люди не связывают возможности улучшения условий жизни с гипотетической сменой начальствующих лиц и групп. Вполне возможно.

Но так же возможно, что население убеждено в том, что пришедшие в результате выбором иные начальники не будут ничем существенным отличаться от нынешних и уж точно не будут лучше для широких народных масс. Как выяснить, в чём тут дело, и возможно ли изменить ситуацию с выбрами к лучшему?

 

Мне кажется, что работают в разной пропорции все указанные факторы: неразвитость политического сознания; отсутствие позитивного политического опыта; уверенность обывателя в том, что «голосуй, не голосуй – все равно…»; отсутствие реальной политической жизни, с политическими дебатами, острыми дискуссиями кандидатов; скудный набор политических лидеров, в большинстве своем не вызывающих доверия. Менять ситуацию с выборами очень сложно – придется добиваться прогресса по всем указанным выше направлениям. В какой-то степени негативные факторы минимизированы (или могут быть минимизированы) на самом нижнем, муниципальном уровне, где власть всего ближе к населению, где люди друг друга лучше знают и где может появиться реальная возможность повлиять на негативные факторы. Одновременно участие в этих, иногда вполне реальных выборах может стать неплохой школой для избирателей. Но в любом случае изменение ситуации требует немалых усилий, времени и терпения: сознательный избиратель – это ведь один из результатов непростого и долгого процесса становления демократии.