Алексей Титков: ответы на пять вопросов о выборах, власти и избирателях

1. Это что — система власти и организация выборв так устроена, что их невозможно существенно изменить вот уже восемнадцать лет? Или это избиратели не хотят менять эту систему, и это нежелание проявляется в их электоральных предпочтениях?

 

Всё не так ужасно. Выборы в России прижились и работают. Даже в образцово-показательных республиках, где результаты общероссийских выборов, президентских и партийных, уже в 1990-е годы выглядели просто-напросто нарисованными «как надо», местные выборы, городские и районные, часто проходят по-серьезному, с настоящей борьбой. Доля избирателей, приходящих на региональные и местные выборы, от раза к разу в целом не уменьшается, остается на удивление стабильной. Граждан, считающих, что власть, региональная и местная, должна выбираться, по прежнему больше, чем сторонников назначений «сверху», а выбираться – это значит, что можем проголосовать «против» и поменять. У нас не так мало регионов и городов, в которых власть меняется буквально после каждых выборов — хотя в этом тоже нет ничего замечательного, это случаи скорее «больные», чем «здоровые».

На общероссийских выборах власть не менялась, зато изменилась, тихо и незаметно, основная повестка выборов. В девяностые годы нужно было решать, ты «за реформы и демократию» или за советское прошлое. В двухтысячные это стало не так важно, а главным стал вопрос: «за власть» или против. Два подряд выбора «за власть», сделанных в благополучные 2003-2008 годы – это не так много, ничего необычного.

 

2. Возможно ли в России такое развитие событий, когда избиратели резко и «без предупреждения» изменять своё отношение к властям, и так же резко проголосуют «против», как только что проголосовали «за»? И власти вынуждены будут либо перегибать палку с фальсифицированием результатов, либо сворачиваться и уходить? Оба варианты не фантастические, были в своё время реализованы на Украине и в Польше.

 

«Резкие» и «внезапные» перепады настроений просто технически невозможны, когда руководители страны, весь политический класс всё время следят, не отрываясь, за опросами и рейтингами, вверх или вниз.

Можно себе представить человека, который так же навязчиво каждые десять-пятнадцать минут достает градусник из подмышки (или как в Америке), а все вокруг обсуждают: надо же, понизился на два-три пункта, что теперь будет. Новости о том, что где-нибудь в Усть-Мухоморске на внеочередных выборах в горсовет «Единая Россия» получает на пять процентов меньше, чем ожидалось, считаются серьезным сигналом, кто-нибудь в президентской администрации лишается должности или премии, аналитики наперебой объясняют, что это за новые тенденции и как на них отвечать. Что-то вроде фондовой биржи, только политической.

С регионами то же самое: отменили выборы, дали ученым задание вывести формулу, по которой из семидесяти или двухсот показателей выводится объективная оценка работе губернатора – а на практике оценивают, в конечном счете, все равно «по старинке», по результатам выборов или опросов. Фомовский «Георейтинг» — настоящий памятник политике 2000-х годов, когда хочется все регулировать, но и знать, как все на самом деле, тоже хочется, хотя и страшно. Сети общественных приемных, телемосты и видеоконференции с народом – тоже приметы времени, тоже поиски обратной связи, политически безвредной, но как бы почти настоящей. «Единая Россия», что бы о ней ни думали, тоже работает с массовыми настроениями и может, когда очень надо, быть достаточно гибкой, в том числе за счет многообразия политиков и политик, которые в ней представлены.

 

3. Иначе говоря, существуют ли независимые от власти причины того или иного поведения избирателей, или на этом поле только один серьёзный игрок — сама власть, а население играет только пассивную роль?

4. Может ли так быть, чтобы избирающему населения идея сменить власть на иную нравилась ещё меньше, чем идея оставить власть прежнюю?

Если так, то при каких условиях избиратели захотели бы сменить на выборах одну властную группировку на другую? А для достижения каких целей они бы захотели пойти на  это?

(Подчёркиваю, что мне здесь неясны и само поведение людей, и предпосылки такого поведения — а никак не объяснение всего сущего волей властей).

Для того, чтобы можно было сменить одну группу на другую, нужно, самое меньшее, чтобы «одни» и «другие» вступили в открытую борьбу на выборах или референдуме, как это было в 1993-м или 1999-м. Сейчас получается, что самые заклятые политические враги состоят в одной правящей партии и на время избирательных кампаний вынуждены сдерживаться и вредить друг другу только исподтишка. Партии нужны – и в теории, и на самом деле – для того, чтобы заявлять об имеющихся проблемах и противоречиях, делать их открытыми и понятными избирателям. Нынешние семь официальных партий способны на это только в небольшой мере. Более изобретательные партии, пытавшиеся найти по-настоящему болевые точки и сыграть на них («Родина» Рагозина, СПС Бакова) были уничтожены, осталось то, что осталось, а любое острое выступление может быть признано «экстремизмом» или «разжиганием социальной розни». Избиратели, даже самые недовольные, могут выбирать только из набора, который им предлагается. На выборах 1989 года, «первых свободных», протест против власти выражался в том, что голосовали за второго секретаря обкома против первого секретаря обкома, за тридцатилетнюю ткачиху с одним орденом против сорокалетней ткачихи с тремя орденами. Сейчас рамки чуть пошире, но тоже не разгуляешься. Изменить их можно только «сверху».

 

5. Можно зайти и с другой стороны. Вполне возможно, что политические понятия и знания избирателей не развиты (а с чего бы им быть развитыми, с советского опыта, что ли?), и поэтому люди не связывают возможности улучшения условий жизни с гипотетической сменой начальствующих лиц и групп. Вполне возможно.

Но так же возможно, что население убеждено в том, что пришедшие в результате выбором иные начальники не будут ничем существенным отличаться от нынешних и уж точно не будут лучше для широких народных масс.

 

Как выяснить, в чём тут дело, и возможно ли изменить ситуацию с выборами к лучшему?

 

Двадцать лет альтернативных выборов – это уже целое поколение, этого достаточно, чтобы многое пережить и многому научиться. Предыдущие пятьдесят лет советских выборов – тоже, на самом деле, были полезной подготовкой. Именно тогда граждане привыкли к самой процедуре всеобщих выборов («прийти на участок – взять бюллетень – опустить в урну – и в буфет за сардельками»), именно тогда она стала понятной и обыденной; теперь, после семидесяти лет, её ничем не вытравишь. Нынешний избиратель понимает гораздо больше, чем те смешные романтики конца 1980-х, он уже знает цену политикам, их обещаниям и лозунгам. Политтехнологи, консультанты, аналитики резко выросли и в количестве, и в качестве – тогда они существовали только в зародыше (орговики, замполиты, научные коммунисты), а теперь настоящие мастера, ничем не хуже, чем «у них». Все всё знают, все всё умеют, всё работает. Сейчас, может быть, на холостом ходу, без результата, а дальше – посмотрим.