Базовые ценности россиян (по результатам международных сравнений)
Владимир Самуилович Магун
Заведующий Лабораторией
сравнительных исследований массового сознания НИУ ВШЭ, Руководитель сектора
исследований личности Института социологии РАН
Владимир
Магун:
Добрый
день, сочувствую, что вы люди уже уставшие, но постараемся быть в живом обмене.
Когда вам будет скучно или что-то не ясно, вы реагируйте сразу.
Друзья, мы с моим
молодым коллегой Максимом Рудневым занимаемся животрепещущим вопросом, связанным
вот с чем: Россия – Европа, или нет? Вам, наверное, уже надоели дискуссии на
эту тему, которые в течение этого года активно оживились. Давайте посмотрим на
материале, но не на публицистическом и морально-философском, а на цифрах,
которые, конечно, ограниченны, как всегда, и скучны, но они позволяют
посмотреть и увидеть какую-то реальность.
Мы занимаемся
сравнительными исследованиями ценностей, опираясь на международные
сравнительные исследования, в которых Россия, слава Богу, участвует. Поэтому
можно не просто рассуждать, а опереться на них.
Среди вас есть люди,
я уверен, занимающиеся эмпирическими исследованиями, политологи. Может быть, вы
все такие. Тогда признавайтесь, чтобы я подтянулся немножко.
Что такое ценности,
все более-менее представляют. Мой молодой коллега пошутил, представил вот такую
версию ценностей. И другую версию, которая касается каких-то более
приземленных, прагматических устремлений человека, связанных с золотом и со
всеми осязаемыми вещами. И это ценности. И то, что есть во взглядах, высказываниях
политиков, отправление правосудия, верховенство права, свобода – тоже ценности.
Огромный диапазон.
Вы, может быть,
сталкивались с тем, что иногда ценности трактуют только как что-то очень
возвышенное. В исследованиях, в рамках которых мы работаем, мы придерживаемся
более демократических взглядов на ценности. Туда входят все наши стремления,
желания, достаточно устойчивые, обобщенные, но не ограниченные только высоким и
возвышенным. Потому что тогда очень узок будет тот круг явлений, которые мы могли
бы изучать и рассматривать.
Здесь есть
определения, но мы не будем на них застревать, наверняка вы сталкивались с
этим. Есть обзор исследований, не очень многочисленных, которые ведутся в
России. Самое главное, что есть распространенные взгляды, что вообще, по идее, про
ценности все всё уже знают.
Про то, как
сравнивать Россию с другими странами. Первая идея (как вы знаете, я немного с
сомнением говорю) состоит в том, что вообще эти сравнения бессмысленны, потому
что нас «аршином общим не измерить, у нас особенная стать», и так далее. А если
эти сравнения все-таки ведутся, то их результаты заранее ясны: мы – самые
духовные, самые расположенные к людям, иногда говорят «соборные». Что касается
эгоистических устремлений, материалистических, то они вообще не свойственны
русской душе, русскому народу, россиянам. Наконец, ключевая вещь – что все это
неизменно.
Кончаловский любит
говорить, что «культура – это судьба». Имеется в виду, что с этим нам жить. Менталитет,
архетип, всякие слова, которые, я уверен, вы много раз уже слышали, экзамены
сдавали про них, сводится к «не суйтесь, все равно ничего не изменится». Это
важная штука, определяющая в социальном развитии, что в каком-то смысле вообще
всё уже задано, поскольку архетип есть, культура это судьба. Значит, надо
просто по этому накатанному пути следовать. Есть такое выражение, pathdependence, которое очень любят мои коллеги. В общем,
выхода нет, всё довольно скучно и заранее более-менее предопределено. Из всего
этого, как апофеоз, замечательный вывод следует, что Россия развивается или, уж
наверняка, должна развиваться по какому-то особому пути, прежде всего, не
западному. Поскольку мы сравниваем с Европой, идея в том, что вообще особый
путь. И даже, может быть, не очень восточный. Совсем особый. Мало у него общего
с путями развития других стран. Всякие понятия, модернизация и прочее – это все
из другого алфавита, потому что это подчеркивает и привлекает внимание к
каким-то общим закономерностям развития. А у нас как-то всё не про то.
К нам в институт
социологии приехал представитель нашего северокавказского филиала, и он начал
объяснять, что не просто особый путь, но и западные понятия вообще нам не
подходят. Какая уж там модернизация! Нужны другие понятия. Социальная
мобильность не подходит. Нужен какой-то другой язык. Мы постарались его немного
урезонить, но я к тому, что если это так последовательно проводить, то это
может нас завести очень далеко.
Мы не очень разделяем
все эти три методологических положения. Ясно, что мы используем эмпирические
исследования. А вот второй момент, очень важный, это как раз про особый путь.
Здесь я бы хотел обратить ваше внимание на работы наших американских коллег, их
перевели на русский язык, видите, здесь в переводе есть. Кто-нибудь слышал про
Шлейхера и Трейсмана? Это политологи. Очень рекомендую всем вам ознакомиться,
это достаточно простые для чтения и понимания вещи. У них есть огромный
справочный аппарат, но они его держат, как принято в современных публикациях, в
виде приложения, куда каждый может при желании зайти, проверить. А основные
тексты достаточно понятные. Была историческая статья в 2004-м году. Вообще, это
не рядовые люди. Шлейхер – это самый цитируемый экономист в мире, а Трейсман –
это просто очень известный политолог, часто бывающий у нас и входящий в Наблюдательный
совет Высшей школы экономики.
Они написали,
что Россия – это «normalcountry». Но это не совсем «нормальная», а обычная
страна. Россия – обычная страна. С некоторым вызовом. Некоторые люди, после
того, как я им рекомендую эти вещи, перестают со мной разговаривать. Обижаются,
оскорбляет их это.
Идея в том, что никто
не отрицает, что у нас есть Достоевский, Толстой, нефть, Большой театр, атомная
бомба. Все это правильно. Но есть какие-то общие закономерности развития,
которым Россия подчиняется, как и другие постсоциалистические страны. И вот эта
статья очень убедительно документировала, что очень многие характеристики, в
том числе и те, которые вызывают у нас дикое раздражение, связанные с
коррупцией, капитализмом и прочее, характерны для стран с таким уровнем
экономического развития. Грубо говоря, ВВП на душу населения. Если взять у
авторов, как они там говорят, суммарный интегральный индикатор, то оказывается,
что очень многие закономерности совершенно не выбиваются куда-то влево или
вправо. Это не особый путь, не какая-то реальность, требующая совсем другой
науки. Совсем недавно было 25 лет концу коммунистической системы, очень активно
это отмечалось конференциями. Они к одной из конференций подготовили статью в
развитие своей идеи «normalcountries»,
где речь идет уже не только про Россию, но про другие страны члены бывшего
социалистического лагеря, страны центральной и восточной Европы. Они развивают
эту идею и показывают, что – да, вот эти закономерности. Эта статья гораздо
оптимистичнее оценивает вот эти 25 лет. Я очень рекомендую эту статью, она на
английском, но в газете «Ведомости», я специально процитировал газету как более
легкое, доступное чтение, изложено основное содержание с некоторыми добавками,
буквально в совсем недавних номерах.
Они развивают эту
свою концепцию, опять же, это большая документированная работа, и приложение
хранится отдельно, на другом веб-сайте. А выжимка достаточно простая, и идея её
в том, что эти 25 лет, вопреки нашим недовольству, притязаниям, целям, которые
всегда выше, бренная реальность, которая нас окружает, развитие было успешным.
Что эти 25 лет были действительно развитием, а не деградацией, движением
вперед, не таким, как ожидалось, не таким быстрым, не таким значительным. Не
попадание в рай немедленно, но, во всяком случае, движение вперед. Это развитие
подчинялось их любимой идее, этим общим закономерностям, связанным с уровнем
экономического развития, той категорией, куда относятся эти страны по своему
экономическому развитию. Выше головы своей не прыгнешь.
Один из очень
интересных выводов состоял в том, что после того, как эти страны вышли из единой
социалистической системы, которая как-то координировалась из Москвы, когда эти
скрепы ослабли, бывшие социалистические страны сдвинулись в направлении своих
соседей. Они стали близки. Если раньше централизация им диктовала общие
социалистические подходы, то когда эти скрепы ослабли, произошел естественный
процесс – эти страны стали ближе к соседям. Условно говоря, прибалтийские
страны к скандинавским, Чехия к Австрии. Ближе, но это не значит, что Чехия
стала Австрией или Эстония Швецией. Но они сдвинулись в каком-то более
естественном направлении. Не только по экономическому уровню развития, но и по
уровню социогеографического положения.
Вот немного длинное
вступление, но мне кажется, это важнее, чем те детали, о которых мы дальше
будем говорить, потому что они касаются общего подхода. Подход этот состоит в
том, что действует общая закономерность, и мы имеем дело с обычными странами. И
вся эта методология применяется в данном случае к исследованиям ценностей:
конкретным, эмпирическим, с циферками.
Тут мы тоже можем
ожидать, поскольку Россия обычная страна, в смысле общих закономерностей, что
мы окажемся ближе к другим постсоциалистическим странам, с которыми нас очень
многое объединяет: тот же ВВП на душу населения, какие-то общие закономерности
недавнего исторического опыта. Можно также ожидать, что из других европейских
стран, старых капиталистических, мы окажемся ближе к тем, кто ближе к нам по
уровню экономического развития. Это южные страны, страны южной Европы, а не
страны северной и западной Европы.
Вот такого типа
ожидания, с которыми можем уже посмотреть на цифры, на результаты, которые мы
получаем. Дальше пойдут более скучные эмпирические вещи. Мы используем то самое
Европейское социальное исследование, в основном. Кто-нибудь слышал о
Европейском социальном исследовании?
Очень рекомендую. Это
такая база данных всех европейских стран, или почти всех, к которой каждый имеет
право доступа. Каждый из вас может набрать соответствующий адрес в Гугле или Яндексе,
выйти на базу данных этого исследования и провести любое сопоставление, имея
некоторую подготовку, владея какими-то статистическими данными. Даже и не очень
владея, т.к. некоторые расчеты могут быть сделаны за вас, поскольку это
рассчитано, в том числе и на журналистов, на неспециалистов, как вы. Это очень
демократичная, очень важная база данных. Главное – что там есть материалы по
России, начиная с 2006-го, и по Украине, с 2004-го года. Это основная база данных,
которую мы используем. Это, конечно, все не просто было, войти и поддерживать
сравнительные опросы, но все это происходит.
Конкретно мы
используем методику изучения ценностей, где люди отвечают на вопросы, не совсем
прямые, не совсем лобовые. Они говорят о том, на кого они похожи. Им
предлагаются портреты-виньетки, и они говорят: «Да, я, вроде, похож на
человека, для которого важна безопасность», или «Не похож». Там шестибалльная
шкала оценок, которая лежит в основе всех великих выводов, о которых мы дальше
будем говорить.
Мы используем очень
известную теорию, концепцию и, соответственно, метод, выдвинутый нашим
израильским коллегой, Шломо Шварцем. Кто-нибудь слышал про Шварца? А про
Инглхарта? Есть несколько таких громких имен. Мы лишены, в каком-то смысле,
права выбора, т.к. эта методика вмонтирована в массовый сравнительный опрос. И
от года к году повторяется.
Вот этот подход к
ценностям. Мы немножко переключимся от «нормальной страны» к детальным вещам.
Вы видите, что есть круг. Вот эти сектора – это отдельные ценности. Не очень
понятно, по словам, потом я что-то поясню. А что-то понятно: гедонизм, новизна,
например.
Для простоты и
наиболее целостного взгляда удобно, что эта десятка ценностей, они
объединяются. Видите? Вот здесь самоутверждение, а здесь забота о людях, и
получается такая ось, противопоставление. Одни люди предпочитают
ориентироваться на других людей, думать о том, как им помочь – забота о людях и
природе, благожелательность. Универсализм – это желание, чтобы ко всем людям
подходили одинаково. А другие ориентируются на индивидуалистические
(эгоистические) ценности.
Один из центральных
показателей – предпочтение. То, в какую сторону склоняется, в какой степени.
Это одна ось. А вторая ось – это открытость изменениям, где самостоятельность, риск,
новизна. С другой стороны больше консерватизм, стремление к сохранению статус-кво.
Это безопасность, традиция, конформизм. Понятно все? Если что-то неясно, сразу
реагируйте.
Это такой алфавит, с
которым мы дальше будем работать. Будем смотреть, как по этим двух осям или по
этим двум предпочтениям, или ценностным приоритетам мы располагаемся, в
сравнении с другими странами.
Смотрите, это
перечень пунктов опросника. Если будут вопросы, задавайте.
Мы начинали с того,
что грубо сравнивали средние величины. Средние на страну. Ясно, что в стране
140 млн. человек. Но мы берем среднюю по опросам. В опросах 2500, Но мы берем
одну циферку. Среднюю. По стране.
Вы видите – Россия.
Для удобства европейские страны, о которых я вам говорю, разбиты на четыре
категории. Черненькие, синенькие – в этом углу. Это западные и Скандинавия.
Красненькие – это постсоциалистические страны, в основном, это центральная и
восточная Европа. Желтые, оранжевые – это Средиземноморье. Израиль тоже
включен. Ясно, что географически это не Европа, но он входит в эти
исследования. Еще в некоторых исследованиях есть Турция, но здесь её нет.
Что мы видим? Видим
вот эти две оси. Вы уже, наверное, высчитали для себя, где находится Россия. Мы
находимся почти на краю. Удобно рассказывать, потому что крайние значения по
оси самоутверждения, скорее на полюсе или близко к полюсу, где люди предпочитают
самоутверждение, ориентацию на власть, богатство, достижения, гедонизм, заботу
о людях, благожелательность и то, чтобы ко всем людям был одинаково равный
подход – универсализм.
Мы видим, что Россия
здесь. Мы видим также, что по вот этой оси, сохранение открытости, не так
четко, не так на краю. Но тоже сдвинуто к одному из полюсов. В этом смысле тоже
удобно рассказывать, что, скорее, есть такое четкое предпочтение – сохранение
перед открытостью. Т.е, скорее, проявление ориентации на безопасность,
сохранение статус-кво, чем риск, новизна, самостоятельность, свобода – в эту
сторону.
Тут еще что важно? Тут
две полосочки – в рамках этих полосок те страны, которые значимо от России не
отличаются. Если мы статистически оцениваем эти развития. Понятно, что не все
развития статистические, есть случайные. Мы видим, что у нас тут три страны
вместе с Россией идут: Косово, Украина, Израиль. А по открытости-сохранению довольно
много стран совпадает: тут 7 стран, которые имеют похожую с Россией среднюю
интегральную оценку.
Пять стран являются
условно консервативными, и 16 стран склонны больше к открытости. Все-таки, мы
явно в ту сторону тяготеем. Тут это очевидно, а вот здесь надо еще считать. Это
одна из очень важных картинок, вокруг которой можно очень долго рассуждать,
думать. Прежде всего, что мы видим? Если внешне на цвета ориентироваться, что
мы видим? Что мы с красными и с оранжевыми, ну, или, там, с желтенькими. Т.е.,
действительно есть какая-то общность между нами и другими постсоциалистическими
странами. Мы же не предписывали никак отвечать. Это совершенно независимые
исследования, проведенные во всех этих странах независимыми национальными
командами. Они независимо всё это делали, а получилось зависимо. Тут еще,
конечно, замечательно, что мы с постсоциалистическими странами близки, это
более-менее ожидаемо. Но мы и со средиземноморскими странами поближе. Можно
сказать, что Россия средиземноморская страна, в каком-то смысле. Не в смысле
климата, а в смысле ценностей. Близки. Это не так очевидно было, ориентируясь
на показатели ВВП и прочее. Но, все-таки, с ходу не скажешь, куда едут люди
отдыхать, и где Россия. Тем не менее, оказывается, что ценностно, в среднем, мы
довольно близки.
Несогласие, вопросы
приветствуются. Нет? Хорошо, будем считать, что все согласны. Пока.
Ну, что здесь
скажешь? Все эти дурацкие разговоры про «мы не европейская страна», к счастью,
даже из официального дискурса сняли, в силу неисторичности, глупости и т.д.
Смотрите, если мы
сюда посмотрим, то мы видим, что да, действительно, от каких-то европейских
стран мы довольно сильно отличаемся. Но если считать, что мы, поэтому, не
европейцы, то мы тогда должны из Европы вот это всё исключить. Европа сама
очень разная, и к каким-то частям Европы, к каким-то группам стран мы ближе, а от
каких-то мы дальше. Этот исторический факт, мы по другим показателям дальше. У
Жванецкого есть такая шутка, его невозможно пересказывать, его можно только
буквально цитировать: «Наши люди стремятся в Стокгольм (Лондон и т.д.) только
для того, чтобы быть окруженными шведами, потому что всё остальное у нас уже
здесь есть».
Действительно, шведов
у нас пока нет. Мы, может быть, стремимся, но это не значит, что мы не имеем
шансов до них добраться. Или что у нас нет в Европе каких-то представителей
других стран, которые, безусловно, ближе. Тогда Словакия не Европа, Словения не
Европа, Италия не Европа. Я уж не говорю про Эстонию.
Такой простой
арифметический факт. Или геометрический, если хотите.
Мы еще будем
возвращаться к вопросу о нашей близости, общности, но пока просто на уровне
средних показателей, на уровне этой картинки, которую я советую как-то
запомнить. Мы её потом выложим обязательно на сайт.
С другой стороны, тут
можно и дальше рассуждать. Эта картинка очень многогранная и многоуровневая.
Еще есть, в рамках
разговора «Россия – не Европа», такое утверждение, что «мы Европа, но Европа
деградирует, а мы – носители передовых моральных ценностей, мы их, конечно,
перевоспитаем» Наша миссия в том, чтобы подлинные европейские ценности
восстановить. В рамках этого госпожу Ле Пен поддерживали. Про Ле Пен я шучу.
Что мы видим? Что эта
картинка нам говорит? Вообще-то, она говорит, вроде бы, о противоположном.
Стоит ли ставить вопрос о том, чтобы учиться, стремиться, воспитываться? Скорее,
вообще-то, стоит вот в этот угол двигаться, потому что здесь открытость
изменениям, о которой мы мечтаем, склонность к инновациям, организации,
развитию страны. На ценностном уровне. В смысле культурных предпосылок.
Ну, и неплохо бы в
эту сторону двигаться, по вертикали, потому что это – гуманное отношение к
людям, равный подход ко всем, равенство всех перед судом, о чем мы мечтаем,
наведение порядка в судебной системе, которая несправедлива, на сословно-феодальном
уровне она у нас работает. Вроде бы, тоже наоборот. Скорее, нам к шведам, чем
шведам к нам. Поэтому мне кажется, что когда такие шапкозакидательские
разговоры ведутся, полезна вот эта карта, построенная на основании эмпирических
исследований, и на том уровне надежности доказательств, который нам доступен
сегодня. Понятно, что он не абсолютный. Полезно его иметь в виду. Полезно
смотреть, кто там, а кто пока вот здесь, и какой путь можно было бы пройти,
какую задачу для себя поставить.
Пожалуй, эта карта
уже всем надоела. Можно двинуться дальше. Но будем иногда к ней возвращаться.
Еще продолжение об
общих закономерностях. Есть тренд, зависимость, оказывается, от уровня
экономического развития не только в тех характеристиках, в которых писали Трейсман
и Шлейхер, но и от ценностей, даже в нашей сфере. Оказывается. Мы этого даже не
планировали и не ожидали. Построили вот такую кривую, линию регрессии, и
оказалось, что довольно четкая, и даже очень четкая связь, коэффициент
корреляции с ростом богатства страны, с ростом национального валового дохода на
душу населения. Что происходит? Происходит переход средней от ориентации, от
предпочтения консерватизма в сторону ориентации на открытость, в ущерб
консерватизму, тем ценностям безопасности, о которых мы говорили, комфортности,
традиции и т. д.
И примерно такая же
закономерность с заботой о людях. То же самое, видите? Это вторая наша ось,
вертикальная. Условно говоря, альтруизм и эгоизм. Здесь тоже, по мере роста
богатства страны, валового дохода на душу населения, происходит переход к
ориентации на ценности заботы в ущерб эгоистическим ориентациям.
Этого можно было
ожидать из нашей карточки. Понятно, что вот эти страны – это высокий ВВП,
т. е. это как следствие, в аналитической, более убедительной форме. Что мы
видим? Мы видим, что да, действительно идея «нормальной страны», «обычной
страны», в смысле подчинения общим закономерностям, наглядно проявляется в том,
что мы видим на линии тренда. Справедливости ради, надо сказать, что мы немного
ниже линии тренда. По нашему уровню ВВП, мы могли бы быть ближе к открытости. Видите,
мы немного ниже от линии ВВП. В целом, мы близко к этой линии тренда. Не то,
чтобы мы прямо выламываемся, мы Норвегию и Люксембург просто исключили. Мы их
исключили, потому что они эту закономерность очень резко снижают. А Россия,
хотя она и чуть ниже, вполне вписывается.
Вот здесь тоже. Здесь
она даже ближе к этой линии. Вот тоже эта общая закономерность видна. Я думаю,
что интуитивно это более-менее ожидаемо. С ростом богатства в стране, люди
сдвигаются в сторону открытости, в сторону заботы. Наверняка фамилия Маслоу вам
известна. Абрахам Маслоу. Я не буду застревать на этот моменте, но ясно, что
это некоторое соответствие его гипотезам, концепции.
У нас есть такие же
данные по более широкой картинке, видите, здесь уже не только Европа, но и
другие страны. Там побольше стран в этой нашей компании, более бедных стран.
Тут та же закономерность, но поскольку тут перевернуто, самоутверждение в эту
сторону роста, поэтому кривая перевернута, но следствие то же самое.
Вот, друзья, такая
общая ситуация, общая картинка, и вот соответствие общим закономерностям.
Смотрите, у нас есть и
более детальные данные, мы не будем на них подробно застревать. Просто, чтобы
вы видели, для простоты, два индекса. А теперь мы можем посмотреть на все
десять индексов. И тут мы видим то же самое: высокие значения безопасности,
конформизм, традиции, консерватизм более высокий, по сравнению
с другими странами. Вот ориентация, вот, где мы по самостоятельности, по
риску, по новизне.
А вот здесь другая
ось, вот такие ножницы: достижения, личный успех, власть, богатство и интересы
других людей. Помните, что у нас там про соборность, коллективизм, духовность
высокая? К сожалению, по данным все ровно наоборот. Полезно иногда от таких
идеологических стереотипов смотреть, поскольку вы специалисты и будущие
специалисты. Наша миссия – не идти за этими клише. Иногда эти данные могут и
подкреплять клише, такое бывает, но вот это как раз тот случай, когда просто
вот так. Если Первый канал включить или какую-нибудь речь выдающегося
государственного деятеля, то в этой речи всё наоборот: вот здесь должно быть не
здесь, это должно быть вот тут. Причем, это данные 2012-го года. То же самое.
2010-й, 2008-й, 2006-й. Всё, что я вам здесь рассказываю – это очень устойчивое,
надежное. Мы рассказываем только то, что многократно подтверждается повторными
исследованиями, и у нас, и в других странах.
Вот насчет
соборности, индивидуализма, эгоизма. Тут интересно получается. В наших клише,
стереотипах, которые вбивают нам в головы, как-то в целом говорится о
коллективизме, индивидуализме. Это вообще такие популярные слова-ярлычки,
которые используются в массовом сознании и в пропаганде. На самом деле, все
сложнее.
Смотрите, здесь
действительно у нас очень высокий, на том языке, индивидуализм или эгоизм. Низкие
значения. Ценности – это не поведение, конечно же. В ценностях очень низкие
значения вот этих вот социально ориентированных, социально центрированных
целей. И в этом смысле – да, эти клише не подтверждаются. Но ведь можно же и на
предыдущий график поглядеть с точки зрения ярлычков индивидуализма,
коллективизма. Смотрите, а самостоятельность? Это же тоже индивидуализм, только
другой. Есть два типа индивидуализма: индивидуализм потребительский, условно,
эгоистический, так можно его назвать, и креативный индивидуализм, где речь идет
о свободе, самостоятельности, творческом подходе к жизни. Эти два типа
индивидуализма совершенно по-разному представлены. Они требуют к себе
совершенно противоположного подхода, как мы видим из наших данных. Потому что,
если по эгоистическому индивидуализму мы переживаем, что у нас действительно
каждый за себя, получается, один Бог за всех. И в этом проблема огромная. Действительно,
идет взаимное отчуждение и разрушение какой-то социальной ткани, отсутствие
развития коллективных действий гражданского общества, все то, о чем, я думаю, в
предыдущие дни здесь многие говорили и переживали.
Но здесь-то
противоположная проблема, здесь, вот в этой группе ценностей, наоборот, задача
состоит в том, чтобы развивать этот индивидуализм, развивать склонность людей к
свободе, ориентацию на самостоятельность, на собственные силы. А коллективизм
здесь выражается в том, что люди хотят защиты, опоры со стороны, прежде всего,
государства, со стороны общества, но у нас это еще как-то на государство
сориентировано. Они хотят готовых решений – вот конформизм, т. е.
следовать в своем поведение к этому склонны. Вот опора на традиции, но у нас-то
их нет в стране. Но все-таки видно, что это в верхней части. Когда речь идет об
индивидуализме, коллективизме, всегда первым делом надо, высокопарно выражаясь,
деконструировать эти термины. Нужно их критически разрушить. И уже работать,
как минимум, с дифференцированными двумя видами, потому что совершенно
противоположные проблемы в стране связаны с одним видом индивидуализма и с
другим видом.
Это уже некоторые
иллюстрации в дальнейшее развитие, для того, чтобы вы представляли, как эти
ценности упорядочены в сознании людей. Если взять общеевропейский профиль. Люди,
когда называли, что им важно, впрямую не сталкивали. Они ведь могли назвать: и
то высоко, и это для меня важно. Но здесь вы видите, что стихийно выстраивается
такая, прямо скажем, социально желательная картинка. Вот эти альтруистические
ценности там на первых местах, если брать европейцев в целом.
Вот у нас в целом
сохраняется такая же последовательность, то все-таки безопасность выходить на
первое место. И у нас, и в Румынии, и вообще в других постсоциалистических
странах. А вот наши шведы любимые. Смотрите, здесь доброжелательность,
универсализм. А безопасность это из Маслоуских потребностей низкого уровня. Я
вам их не рассказываю, потому что я уверен, вы это 30 раз слышали. Они там
более насыщены, там с ними все относительно в порядке. И поэтому, вот,
безопасность, вы видите, где? Ну а в наших бедных, менее продвинутых странах
проблемы безопасности гораздо более актуальны, поэтому они выходят на первый
план. Тем не менее, эти социально желательные ценности в иерархии ценностей
тоже стоят высоко. Но в сравнении с другими странами оказываются ниже. Есть
такая тонкость, я вам сейчас покажу. Что такое универсализм? Универсализм – это
значит, что ко всем людям надо относиться одинаково, это значит толерантность,
надо относиться с пониманием к взглядам других. Это относится к очень важным
социально ориентированным ценностям. Во всех странах универсализм люди более
высоко ценят. Если к каждому из нас подойти, конечно, мы выше оценим важность
такого отношения к людям, чем власть, богатство. Это значит, для него важно
быть богатым, много денег, ну, буквально. Власть – это управлять другими, это
тоже понятная вещь. Так вот, все, конечно, скажут, что универсализм – это
отношение к людям правильное, и оно, конечно, гораздо важнее индивидуально для
каждого человека, он выше поставит оценку.
Но смотрите, какая
тонкость, во Франции и Финляндии эта разница огромная в сравнении с тем, какая
она в России. Где она? Где Россия, видите, красненькая? И там, и там разница
выше, поэтому морально человек во всех странах выше оценивает, он говорит и
правильно настроен, что благополучие других людей, внимание к ним, забота – всё
это важнее. Но вот эта мера важности, игра идет на тонкостях. Иначе вообще
можно подумать, что я вам рисую среднего россиянина внизу, что это вот такой
звериный эгоист. Нет, так в сознании это не происходит. Когда человек заполняет
анкету, у него все разумно. Одно выше другого. Конечно, важнее другие люди. Но
все дело в величине этой разницы. На этой тонкости идет игра, формируется различие
между странами, которое, оказывается, в итоге помещает нас в другую часть
карты. То же самое с безопасностью, не так резко, но безопасность и
самостоятельность, видите? Здесь немного другая картина. Здесь это универсально
у всех, а здесь – нет. Здесь одни страны безопасность выше ценят, чем свободу,
а другие – наши шведы любимые, датчане – самостоятельность выше, чем
безопасность. Вот эту тонкость я хотел вам показать. Это детали, но они могут
быть важны.
Теперь забываем всё,
что мы только что слышали, и занимаемся тем, что разрушаем страны. Максим
Врубель, замечательный креативный человек, придумал такую картинку, где он
показал, что индивидуальный разброс между людьми – это разброс между средними
по странам. И вы увидите, что средние по странам очень тесные друг к другу.
Когда средние считаем, мы гасим эти индивидуальные различия. Но они же никуда
не исчезают. И вот, на втором этапе, когда я вам рассказал на грубом уровне про
средние величины, теперь вы поступили, условно, на следующий курс, и мы переходим
с серьезному сложному разговору. Мы говорим: «Ребята, стран, на самом деле, не
существует, а существуют отдельные индивиды с разными ценностями, которые живут
в разных странах, но они все очень разные». Основное – это разные,
гетерогенные. Для того чтобы эту сложность схватить, еще раз говорю, забудьте
на минутку то, о чем мы говорили, мы переходим к этой более сложной части.
Мы строим
общеевропейскую типологию ценностей. Определяем, что если всех европейцев
объединить, их можно объединить в эти 5 типов. Типы легко понять, потому что у
нас есть наши оси – сохранение/открытость и самоутверждение/забота. Эти типы
расположены в нашем двумерном пространстве. В этой части – люди с социальной
ориентацией, сильно и слабой, соответственно, а эти – с индивидуалистической
ориентацией, с сильной и слабой. Эти люди ориентированы на заботу, они, с одной
стороны, альтруисты, и ориентированы на ценности заботы, а с другой стороны –
хотят, чтобы их защищало государство, защищало социальное целое. За этим стоит
ценность сохранения. Эти люди готовы к тому, чтобы думать и заботиться об
окружающих, но в обмен они хотели бы, чтобы их поддерживали, защищали, кормили
и снабжали всеми необходимыми информационными традициями, указаниями,
правилами, конформизмами. Вот этот тип, это такой социальный обмен. Мы – вам, и
от вас мы получаем в обмен. Это европейский тип, не российский.
С другой стороны –
люди, которые ценят самостоятельность, свободу, риск, и равнодушие к
окружающим. Богатство, т. е. Такой тотальный индивидуализм. Но два типа
индивидуализма объединяются, помните, мы с вами говорили? И индивидуализм в
смысле эгоизма, где «я думаю о себе, и глубоко плевать мне на окружающих», но и
«я не жду ничего от окружения». Вот это очень важно. Одинокие «волки». Я не
готов ничего давать, но я ничего и не жду. Я самодостаточен, сам на себя
работаю – свобода, гедонизм, риск и все, что с этим связано. Это другой тип
социального обмена. Тоже эквивалентно: я вам ничего не даю, но и ничего от вас
не жду. Эти люди, эти типы создают 83% европейского населения. Вот, они все
здесь. Это два типа социального обмена.
И мы сейчас
посмотрим, где Россия, конечно, и другие страны, но для начала нам нужен вот
этот алфавит. Есть другой тип, «ценности роста» он называется у нас, который не
подчиняется этим закономерностям. Там нет сиюминутного справедливого обмена.
Эти люди рассчитывают на себя, в смысле, они готовы к самостоятельности,
т. е. они вполне самодостаточны, но они не одинокие «волки», потому что у
них одновременно сильно выражены ценности заботы о людях и природе. Они
самостоятельны и индивидуалистичны в этом смысле, и коллективистичны и
социально ориентированы. Таких есть 17% в Европе. Не много, но есть.
Вот это – ценности
роста по той же пирамиде Маслоу. Это те ценности, которые наверху – самореализация,
и забота выше находится. Вот такая картинка.
И вот мы разрушаем
страны. Это сделано для того, чтобы показать, что во всех странах есть все
типы. Почти во всех странах есть все типы. Есть 4 страны, где вот этого типа
роста, красненького, нет. Практически нет.
А здесь вот, во всех
странах, они все пестренькие такие. Но 4 типа есть всюду. Поэтому ясно, что ситуация
немножко более сложная. Мы не средними живем, а мы живем реальными людьми. Эти
люди все различны. Что замечательно? Раз есть все во всех странах – это основа
для коммуникации. Гуманистический, на самом деле, вывод, построение мостов. Знаменитые
иностранные агенты, всюду есть иностранные агенты, все должны регистрироваться.
Красненькие есть всюду. Например, ты в Греции представитель Турции. У тебя есть
там союзники по твоим ценностям. Или вот эти, оранжевые. Почти все. Только у
первого типа в 4-х странах нет своих агентов. Это очень важная принципиальная
закономерность.
Все, что я говорил в
начале – всё правда. Никто не сомневается? Всё правда. Эти различия по среднему
существуют. Но они складываются из того, что присутствуют разные доли этих
типов. Это арифметика. Есть и то, и другое. Есть такая грубая тенденция, а
потом, когда мы смотрим более детально, оказывается, что нет, все нормально,
хоть немножко, а каждого типа, каждой твари по паре, есть.
Важный, более широкий
ход не только для ценностей, для любых сравнительных исследований, когда вы
занимаетесь ими. Имейте всегда в виду, что средние – хорошо, а потом сделайте
следующий шаг, посмотрите, у вас же там гетерогенно все. У вас в каждой стране
есть все, наверняка, или разные.
Поехали дальше.
Дальше мы видим наши группы стран: скандинавские, западноевропейские, средиземноморские,
постсоциалистические. Мы видим, что самые большие различия между группами
стран, да и между отдельными странами, это как-раз-таки по этому замечательному
классу №1, классу ценностей роста. Именно здесь нарушается эта обменная
ситуация. Вот этот класс ценностей роста, его всего 17% в Европе. Он,
оказывается, наибольшие вариации по странам дает. Те, классы, каждый в
отдельности, дает небольшую вариацию. Тоже, но каждый в отдельности –
небольшую. Мы можем, если нам надо, на одном только показать разницу. Ее можно
показать на различии стран по классу ценностей роста. Это видно и здесь, но, к
сожалению, здесь он синий, а не красный.
Диагональные классы –
наоборот, эти классы представлены ВВП на душу населения, вспомним правый угол. Именно
в этих североевропейских странах сильнее представлен вот этот класс. Не значит,
что в других странах его нет, но он там меньше представлен. Почти всюду он
есть, но гораздо меньше. А вот эти диагональные классы, вот, видите? Европейская
ценностная диагональ. Ценностная диагональ, легко запомнить. Это диагональ, а
диагональ в чем выражается? В том, что здесь сильная социальная ориентация и
слабая, а здесь – индивидуальная. Социальная такая индивидуалистическая
диагональ.
Эти классы сильнее
представлены в каких странах? В других. Соответственно, в постсоциалистических
и средиземноморских. Опять же, это не значит, что их нет в других странах. Вы их
видите там, их вообще большинство в Европе, 83%. Но больше их в этих наших
странах. Для примера, 4 европейские страны. Вот здесь наши ценности роста.
Германия, Великобритания и Польша. В России 2%, 1%. Иногда 0%. Но это не
значит, что его нет в России. Мы просто в рамках доверительного интервала. Не много,
но он есть.
Соответственно, вот
эти классы больше представлены в России, Польше. Вот этот класс очень сильно
снижается, это социальная ориентация, а индивидуальная, наоборот, растет.
Теперь, что
представляет собой Россия уже не по средним, не точечкой здесь, а в разрезе
этих 4-х классов. Здесь реально две большие группы по своим ценностям: группа
социально ориентированных, примерно 45%, и 55% это группа индивидуалистически ориентированных.
Если еще более детально, мы видим, что это по-разному выражено.
И последний вопрос:
культура – это, все-таки, судьба? Мы обречены? У нас ничего не меняется, или же
какая-то динамика есть? Конечно, у нас очень маленький диапазон. Мы включились
в этот европейский процесс исследований в 2006-м и 2012-м. И можно заметить,
что небольшие изменения за этот период происходят. И происходят они, интересно,
Россия – Украина, примерно динамика похожа. И Испания – Германия как не
постсоциалистические страны. Там другая динамика.
Если вы помните,
здесь у нас одинаковые оси. Оси я, надеюсь, все выучили. Сохранение – открытость,
забота – самоутверждение. Оси всюду одинаковые. Если вы видите, то здесь тоже
диагонали. По диагонали идет движение. Это значимое отличие 2006-2012-й, это
заметный сдвиг. Что такое диагональ? В какую сторону движется точка? Правильно,
в сторону слабой и сильной индивидуалистической ориентации.
С одной стороны, это –
в сторону открытости, в сторону самостоятельности. Два типа индивидуализма, и
по обоим идет сдвиг. И в сторону открытости, в сторону хорошего индивидуализма.
И в сторону эгоистического, в сторону плохого. Но не говорите нигде, что я так
сказал. Я это употребляю для простоты. Вот такое движение, вот такая динамика. Причем,
интересно, что и в России, и на Украине, на Украине даже более сильная. Ничего
нет четкого. Испания движется вообще в противоположную сторону. И Германия
тоже. В Испании, кстати, мощное движение, в Германии не очень сильное. А по
горизонтали у них почти нет вариаций. С Польшей немного сложнее, она почему-то движется
в консервативную сторону. У нее движение чуть-чуть в сторону консерватизма, но
меньшее по масштабу. Здесь и здесь различия.
Короче говоря, есть
маленькие движения, в ту ли сторону, в какую мы хотели, или в другую, это уже
другой разговор, но они есть. По классам – слабая индивидуалистическая
ориентация, она растет от 2008-го года, тогда было 46%. Теперь 64%, это
заметный рост, безусловно, статистически значимый. Ну, и здесь, соответственно,
50% и 44%. Небольшие такие подвижки происходят за счет молодых поколений. Вы
знаете эту идею, они наиболее четко сформулирована Инглхартом, может быть,
широкая идея, что сдвиги происходят, но они, в основном, носят межпоколенческий
характер. Внутри индивида довольно трудно поменять ценности, хотя это тоже
происходит. Легче всего, и наиболее резкие, заметные сдвиги происходят между
поколениями.
У нас есть довольно
сложное вычисление: линия вправо от нуля – большая выраженность у молодежи.
Влево – большая выраженность у старших поколений. Это сдвиг в сторону риска – новизны,
в сторону гедонизма, в сторону самостоятельности, богатства. А скромность?
Скромность у пожилых людей сильнее, значит, у молодого поколения ее значение,
ее роль уменьшается. Скромность входит в традицию. Консерватизм за счет того
частично падает, что падает значение скромности. Значение традиции падает, но
не сильно. Вот по безопасности ничего не происходит у молодого поколения. Чуть-чуть
меньше становится расчет на помощь государства у молодых.
Идея такая, что это
более детальные вещи и, может быть, не столь для нас важные. Наиболее важные –
да, происходит динамика, но не в сторону класса №1, класса роста, где
сочетаются: самостоятельность – свобода, и забота о социальных интересах —
идеал либерализма, где человек свободен, и в тоже время он думает, живет в
обществе и предрасположен к участию в коллективных действиях. Не в эту сторону.
А движение в сторону двух форм индивидуализма, но в том числе и в сторону
свободы и равнодушия к интересам окружающих.
Полезно заметить, от
чего идет движение. Движение идет от патерналистских классов, условно, идеал
социалистического человека в этих двух социально ориентированных классах, а
человека авторитарного общества, но преданного, включенного в общество. То
движение идет не в сторону развитого либерального порядка, где свобода
сочетается с разумным соблюдением прав окружающих, заботой о них. А идет пока в
сторону ухода от этой социальности в сторону таких одиноких «волков».
Ну вот, друзья, для
начала, мне кажется, то, что я хотел вам рассказать. Тут картинка, выводы не
будем читать. Картинка, структура и некоторые изменения, которые происходят, не
всегда те, которые нам хотелось бы. Но мы должны понимать, что они происходят.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Большое
спасибо за политологический дискурс. Его тут, к сожалению, не очень много было.
Я по образованию политолог. У меня есть ряд вопросов.
Вопрос первый. Есть
ли у вас данные по регионам России, где какие ценности доминируют? И не
являются ли стереотипными мнения о том, что Москва, Санкт-Петербург и большие
мегаполисы сильно отличаются от всей остальной России? И насколько сильны эти
различия?
Владимир Магун:
Данные,
конечно, есть, но они не репрезентативные. У Максима Руднева есть публикация в «Русском
репортере», где он по просьбе редакции смотрит регионы Украины и регионы
России. Это любопытно, но мы не приводим их, потому что это не репрезентативные
данные. Кстати, по регионам Украины довольно-таки любопытные данные.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Еще
вопрос. Есть ли какие-то сдвиги в области всемирных ценностей? Куда вся Европа
движется? Расползаются ли эти ценности друг от друга, вот эти вот кружки́. Или
они, наоборот, двигаются в одну сторону?
Владимир Магун:
Мне
надо показать для этого одну картинку. Сейчас я её найду, это скрытая картинка.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Скрытая
картинка?
Владимир Магун:
Ну,
конечно. Короче, смысл в том, что это структура ценностей по трем раундам,
которые мы смотрели, очень устойчивая. Мы не смотрели Европу на фоне других
континентов, потому что у нас попросту нет данных на эту тему. Но вот сама эта
структура, если брать её…
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
А
вы не накладывали её на инглхартовский опрос?
Владимир Магун:
Нет,
не накладывали, потому что у него нет этих данных в той полной форме, в которой
надо.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Понятно,
у него были общие данные.
Владимир Магун:
Да,
поэтому вам – это хорошая задачка, поставьте её себе, мы с удовольствием
поможем вам. Это трудно, потому что для этого нужны данные по всему миру.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Так,
получается, куда они двигаются? Они статичны?
Владимир Магун:
Никуда
не двигаются. Пока они в нашей системе координат, они устойчивы. Но у нас нет
внешней системы для того, чтобы это оценить.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Ага,
еще у меня есть частный вопрос по поводу Польши. Вот, можно здесь остановиться,
предыдущий слайд. Что обеспечивает рост консерватизма в Польше, консервативных,
патерналистических настроений? Это возрождение религиозности? Почему?
Владимир Магун:
В
Польше религиозность, да, была традиционно большая. Но почему усиливается? Я,
не будучи специалистом по этой стране…
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Просто
она, в отличие от других стран, значительно отдаляется и, в принципе, от
посткоммунистических стран, и от большинства стран Европы.
Владимир Магун:
Она
здесь уже в сторону сохранения сдвинута. В ценности традиция, там есть прямой
вопрос о религиозности. И в Польше это очень высоко. Более того, это там
усиливается в период наблюдения. Я как наблюдатель политической жизни вижу, что
там же была очень сильная консервативная волна и партия, которая сейчас
потеряла власть, но это все живо. Еще раз. Мы знаем, что страны – не точки, а 5
секторов-сегментов. В Польше эти сегменты вполне живы-здоровы и идеологизированны.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Еще
один маленький уточняющий вопрос. По поводу традиции. Вы сказали, что традиции
в России нет. Вы имели в виду политические традиции? Что значит это наименование?
Владимир Магун:
Есть
такой взгляд, он не касается ценностей, потому что ясно, что на этот вопрос все
отвечают, когда их спрашивают. Но, например, у Эмиля Паина есть пара статей, где
на все призывы к возвращению традиций и прочего, он, антрополог, говорит, что у
нас в России нет последовательного, в силу исторического развития через
революции, резкого отказа от прошлого. Он говорит, что просто все традиции
разрушены, и в этом смысле он считает бессмысленным говорить о традициях. Ну, я
чуть утрирую.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Хорошо,
у меня последний вопрос. Он носит методологический характер. Вы, насколько я
понимаю, в парадигме рассматриваете связь возрастания валового национального
продукта, или некую корреляцию валового национального продукта и уровня
развития ценностей. Т. е. в рамках данной парадигмы получается, что чем
выше уровень экономики, тем выше уровень социального доверия, который эта
экономика порождает. Это так и есть?
Владимир Магун:
Правильно
ваше сомнение. Конечно, мы понимаем, что это взаимно обратный процесс. Влияют
ценности. И если выступит какой-то человек, типа Гудкова, он скажет, что
экономика такая, потому что ценности такие. Я хочу обратить ваше внимание. Как
бы ни трактовать, зависимая это переменная, или нет, но вот это, по степени
детерминации – всего две трети. Даже есть считать, что экономическая
детерминация важна, то это не значит, что мы должны мечтать, что мы разбогатеем
по максимуму, условно говоря, и все будет хорошо. На две трети – может быть,
если допустить, что это правильно. Нужны еще какие-то культурные факторы.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Т.е
окончательного ответа на этот вопрос соотношение социального доверия не дает?
Да.
Если на него ответите вы, и нобелевская премия ваша.
Михаил Комин,
Санкт-Петербург:
Понятно,
спасибо.
Матвей Желтаков,
Ярославль:
У
меня вопрос, наверное, связан больше со статистикой, с ее становлением и с ее
применением. Есть средний человек, он отвечает на средние вопросы, получается
вот это. Средние результаты. Получается вот это, и как это применяется? Есть
самое простейшее, то, что я знаю, например, вот это соотношение, которое мы
получили, по поводу кружочков, рост, или что еще остальное. У нас в России,
допустим, этого мало. Но, может быть, этого «мало» вполне достаточно? Есть люди,
которые могут создавать прекрасные компании, которые будут работать. И все
остальные люди будут неосознанно поддерживать этот рост. Просто они осознанно
не напишут в анкете, что они стремятся к этому. Но в стране это будет происходить.
И здесь одновременно возникает неправильная трактовка всех выводов, которые
идут здесь. Мы говорим, что вот так есть, и это, как бы, плохо, нам надо это
улучшать, а на самом деле, всё у нас отлично, может быть.
Владимир Магун:
Да,
я в этом не сомневаюсь, что все отлично. Спасибо, Матвей. Я всегда
оговариваюсь, что мы говорим о ценностях, о желаниях, о стремлениях человека.
Не о реальном поведении. Поскольку, прямо скажем, нет у нас данных о реальном
поведении. Нет даже ничего похожего. Есть попытки с помощью психологических
тестов о качестве личности, но это тоже словесные оценки. Поэтому, конечно,
речь идет о ценностях и о пожеланиях. Строго говоря, у меня есть такой вечный
оппонент – это известный, выдающийся ученый Ростислав Исаакович Капелюшников. Он,
правда, уже перестал ходить на каждое выступление, но до этого на каждом
выступлении он поднимал руку и говорил: «Так, но это же пожелания, это же
ценности, может быть, потому этого люди не хотят, что у нас этого уже очень
много». На эту тему есть рассуждения. Да, некоторые ценности и потребности
ведут себя по такому механизму. Есть потребности дефицита, а есть потребности
роста, где другое соотношение. Может быть, так, как вы говорите, но все-таки,
не очень вероятно. Опять же, если провести более тонкие исследования, мы, на
самом деле, очень много об этом думаем, в процессе, так сказать. Так, вообще,
не очень похоже. Похоже, что эти ценности при некоторых случаях получают выход
в поведении, хотя это не стопроцентно одно и то же. Но в условиях относительной
свободы, грубо говоря, 2011-й год, 2012-й год, когда сняты были некоторые
ограничения, волеизъявления людей, политические ценности
выплеснулись на улицы. Когда зажимают, когда ограничения, тогда ценности перестают
быть связанными напрямую с действиями в моменте. Наше методологическое ожидание
– ценности не прогнозируют сиюминутное поведение, но, в большом смысле, они
прогнозируют поведение масс людей, потому что через идеологию, через какие-то
косвенные каналы они все равно влияют на поведение. Хотя не на строго
индивидуальном уровне. Если взять, например, знаменитое исследование аттитюдов
и поведения, и связи между ними, то мы увидим, что корреляции не очень высокие.
Это проблема, и я желаю успехов в дальнейшем её обсуждении. И нам тоже.