Четыре России
Наталья Васильевна Зубаревич
директор региональной программы Независимого института социальной политики
Наталья Зубаревич:
Сегодня я вам хочу рассказать не то, что я обычно рассказываю на таких семинарах. Моя основная специальность – регионалистика, а там, где есть регионалистика, есть и изучение городов. Поэтому сегодня я буду говорить о городах, об их роли в развитии страны. Обычно я вам рассказывала о межрегиональных дифференциациях, показывала, какая у нас страна и насколько она различается по экономическому развитию. Мы – страна с удивительной серединой: подавляющее большинство регионов имеют показатели 60-80%, если брать за 100% средние российские индикаторы по валовому внутреннему продукту. Это главный экономический показатель. Ситуация не особо меняется. В России есть порядка дюжины регионов, которые можно отнести к развитым, если брать чисто экономические показатели. Лидерами всегда являются автономные округа Тюменской области, где добываются нефть и газ. Если считать в душевом показателе, то они безусловные лидеры. Также среди лидеров – Москва, Санкт-Петербург и восемь-десять развитых регионов, где есть промышленность и крупные города, Татарстан, Башкортостан, регионы – основные производители металлов. Если считать только экономически, то у нас оказываются развитыми и Липецкая, и Вологодская области, потому что там большая экономическая продукция. Но суть нашей страны состоит в том, что у нее большое туловище – середина, хвост с 10-15-ю слаборазвитыми регионами (Северный Кавказ, юг Сибири, Ивановская область и т.д.), есть голова, но в основном у нас достаточно средняя страна. Поэтому, если вы хотите понять, что же есть на самом деле, то все общероссийские показатели надо уменьшать на четверть.
Также я обычно рассказываю, что если рассматривать страну не по единичкам, то есть экономически, а по людям, то наша страна делится следующим образом: 10% российского населения живут в богатых регионах (Москва, Тюменская область с округами, Санкт-Петербург), 15-20% населения живут в относительно развитых регионах, но все равно больше 2/3 населения живут в средних регионах, а 10% населения живут в откровенно слаборазвитых регионах. Им нужно обязательно помогать, чтобы не увеличивались, в первую очередь, социальные разрывы. Лучше всего посмотреть на Россию, как на карту. Вы увидите, что мы также страна с очень разной плотностью населения и удивительными растущими концентрациями. У нас 28% всего городского населения страны живут в городах-миллионниках или близким к ним по численности. Мы реально страна больших городов. При этом 27% сельского населения живут в двух локально расположенных федеральных округах – южном и северокавказском. Там сконцентрирован почти каждый четвертый сельский россиянин. Так что, у нас огромная неравномерность.
Вот та данность, с которой мы ежедневно сталкиваемся, и с которой власти, органы управления сталкиваются ежеминутно, потому что страна действительно сложная для управления. Но эти ограничения не критичны для жизни. С этим можно жить и этим можно управлять. Но лучше не смотреть в региональном разрезе. Ели мы хотим понять Россию, то лучше всего измерять Россию в поселенческом разрезе. Тогда становится понятно, на какие рычаги нужно нажимать, чтобы наша страна менялась.
Как можно разложить всю Россию, исходя из переписи населения? Ее можно разложить на Россию крупногородскую, периферийную и Россию «между». Вот уже три России, о которых я буду говорить. А потом мы поговорим о четвертой России.
Итак, что такое крупногородская Россия? Здесь живет 20% населения, то есть каждый пятый живет в городах-миллионниках или близких к ним. Например, есть Пермь и Красноярск. В них живут 970 и 980 тыс. человек. Согласитесь, что нет принципиальной разницы между миллионом и этими цифрами. По сути, по типу развития они миллионники. Итак, каждый пятый живет в этих крупнейших городах. Еще 11% россиян живут в полумиллионниках и более. Получается, что каждый третий житель нашей страны живет в очень крупных городах. Это важно, потому что крупные города – это центр концентраций. Здесь очень быстро перенимаются новые социальные практики, нормы, ценности, правила поведения. Из-за того, что люди живут очень тесно и контактируют друг с другом, они очень мощные создатели и трансляторы инноваций. Такая концентрация – это очень большое дело. Это значит, что треть страны способна быстро перенимать некие более современные модели поведения. Эту границу можно протянуть и дальше, потому что в статистке крупными городами называются города с населением боле 250-ти тыс. человек. В эту группу попадают почти все региональные столицы, за исключением Пскова и некоторых республик на юге. Нельзя говорить, что модель концентрации там живет, и она там укоренилась. Но стоит сказать, что граница более 250-ти тыс. – это граница стабильности. В кризис в 1990-х гг. именно города с населением более 250-ти тыс. выстояли, быстро переформатировались. Поэтому выделим две границы: города с населением 500 и более тысяч человек, то есть каждый третий россиянин находится на границе устойчивости, и города с населением 250 и более тысяч человек, это граница стабильности. И тогда 40% российского населения живут в таких городах. Это очень много. Это внушает надежду, потому что территориальная концентрация приводит к серьезным социальным изменениям, в этом плотном сжатом пространстве все быстрее передается.
Теперь посмотрим на синюю зону. Что там происходит? Синяя зона – это периферия, это российское село (26% населения), поселки городского типа (еще 5%). 31% населения живет в периферийной зоне. Хотя вы прекрасно знаете, что за московской кольцевой дорогой тоже есть деревни, однако, называть их периферией довольно трудно, они включены в агломерацию, там очень много дачников, там идет коттеджная застройка. Так что, это весьма условная периферия, это пригороды. Поселки городского типа – это безусловная периферия. Там нет нормальной городской среды, очень замкнутые сообщества, нет культурных учреждений, они очень примитивны и индустриальны. Дальше идут города. Но их тоже нужно делить. Как правило, город с населением менее 20-ти тысяч жителей – это не город и не село, образ жизни мало отличается от сельского. Это еще 5%. Это малые города. Поэтому у нас и получается, что 31-35% – это население настоящих периферий.
Далее идут города с населением до 50-ти тысяч, города с населением 50-100 тысяч человек и 100-200 тысяч человек. Суммарно они дают еще одну треть, это и есть «промежуточная» Россия. Это очень разные города. Например, наукограды, центры, которые, например, куют нам атомное оружие, старый центр при заводе 19-го века и т.д., то есть они действительно очень разные. Не все из них сохранили промышленные функции. Во многих промышленность сжалась. Так что это города полуживые – полумертвые. Хотя есть и живые города, например, Дубна. Я думаю, что и вы в своих регионах знаете немало примеров живых городов. Они разные, и единого приписывающего свойства мы назвать не можем. Так что, эта треть может двигаться в разные стороны.
Итак, что такое Россия-1, в которой живет 20-30 % населения? Это все живые города. Надо четко понимать, что работает на будущее. Надо смотреть глубинную статистику. Вам когда-нибудь приходило в голову, что каждый девятый житель России живет либо в Москве, либо в Санкт-Петербурге? А если добавить Московскую область, то получится, что каждый седьмой. То есть, каждый седьмой житель нашей страны вовлечен в процесс трансформации. В исторической перспективе это очень значимые цифры. Они говорят, что жизнь меняется и будет меняться достаточно быстро. Что еще является драйвером этих изменений? Если вы посмотрите на структуру населения Москвы и Санкт-Петербурга, то по уровню образования она феноменальна. В Москве по данным последней переписи 50% всех жителей старше 15-ти лет имеют высшее образование. А высшее образование, все-таки, как-то вентилирует голову, вкладывая туда определенные знания. Образованное население гораздо больше склонно к рефлексии, гораздо более гибко к пониманию процессов, и эти результаты мы наблюдаем сейчас. В целом по России четверть населения имеет высшее образование, но оно сильно рассредоточено.
Помимо человеческого капитала, второй составляющей является доход. Тем, у кого большой доход, не нужен плохой или хороший царь, им нужен эффективный менеджер, то есть руководитель, который будет внятно управлять государством. А когда вы нищие, вам нечего терять. У нас есть такая статистика по субъектам. В Москве среднедушевой региональный валовой доход, главный экономический показатель, уже более 40 тысяч долларов на человека по паритету покупательной способности. Это очень высокий показатель, характерный для развитой западноевропейской страны. В Санкт-Петербурге этот показатель в два раза меньше. Это означает, что в Санкт-Петербурге людей, которые осознанно хотят, чтобы ими управляли эффективно, уже меньше. Та же динамика характерна и для социальной активности, которую мы ощущаем в последнее время. По оценкам, города- миллионники будут давать 13-16 тысяч долларов по паритету покупательной способности. Но и это не мало. Наука показывает, что люди начинают модерно думать и современно себя вести при валовом доходе свыше 10-ти тысяч долларов на человека. Для России необходимо учитывать два барьера: огромная территория и чудовищное неравенство. Так что для нас эта цифра, минимум, 15 тысяч долларов. Вот видите, Москва при 40 тысячах проснулась. Итак, человеческий капитал и доход – вот два драйвера, которые меняют сознание людей.
Что касается добывающих регионов, то там нет такого уровня образования населения, да и доходы около 20-ти тысяч долларов на человека. Там доминирует среднее профессиональное образование, то есть, профильное образование. Но самое главное, чего нет в нефтедобывающих регионах, это самостоятельности. В Москве почти 30% населения заняты в малом предпринимательстве, в Санкт-Петербурге – 25%. Это люди, которые крутятся на рынке, у них нет подушки безопасности в виде громадной компании, так что надо крутиться, и вы чувствуете влияние государства, способности людей и т.д. Эта живость и шустрость очень важна для модернизации.
Но в крупнейших городах есть одна очень выраженная проблема. Вам, наверное, говорили, что население стареет. В Европе население, выходя на пенсию, предпочитает уезжать из огромных мегаполисов, а у нас не уезжает никто, потому что в наших крупнейших городах сосредоточены медицина, социальная защита. Так что, города стремительно стареют. Каждый четвертый москвич и житель Санкт-Петербурга – пенсионер. Конечно, большинство пенсионеров в первый пятилетний период после выхода на пенсию продолжают работать. Тем не менее, по возрасту они пенсионеры. Представьте, что каждая третья москвичка – пенсионерка. Так что, это города старых женщин. А у этих женщин другие ценности, и они по-другому смотрят на мир. Они более осторожны и привычны к тому, что сейчас есть. Это разлом в крупнейших городах.
Что еще важно в России-1? Кроме городов федерального значения, конечно, это еще миллионники. Но они очень разные. Более быстрая модернизация, как правило, происходит в тех городах, которые еще в советское время сформировались как межрегиональные центры, то есть макроцентры. В таких городах более современная высшая школа, более развито искусство, более модерно население. Но еще более важной является структура их экономики. Те города-миллионники, у которых была машиностроительная специализация, грохнулись в 1990-е гг. первыми и до основания. Началось переформатирование занятости. Возник торговый малый бизнес, бандитский капитализм. Но, тем не менее, преодолев ранний этап бандитского капитализма, эти города начали первыми переформатироваться в постиндустриальные. А это другая жизнь, более гибкая экономика, большая адаптация, это меняет мозги и систему ценностей. Лучше всего это получилось у Новосибирска и Екатеринбурга. В Ростове-на-Дону, так называемая, южная специфика, на юге все очень зыбко, схвачено и т.д. В Казани очень препятствует то, что город остается привлекательным для сельского населения, оно массово переезжает, сельская патриархальная ментальность не сшивается с ментальностью городской. Также очень высока авторитарность политического режима. Когда существует капитализм для своих, это очень замедляет процесс трансформации. Волгоград остался индустриальным, там никогда не было современной высшей школы. Омск, Красноярск, Пермь находится где-то между: есть локальная городская структура, но при этом остались индустриальные заводы, моторные заводы. Так что, Пермь – это вообще показатель разлома. Знаете, почему в Перми сформировался очень локальный, зажатый, но культурный слой очень сильной мобильной интеллигенции? Ответ очень прост. В блокаду туда выехали научные центры Ленинграда, ленинградский балет, народ там осел, и это сработало. Все деиндустриализировавшиеся города будут идти по пути Москвы: модернизация своих практик в образ жизни. Но им не хватает денег – ни бюджету, ни населению, потому что заработки в 1,5-2 раза меньше, чем в Москве. А бюджет – это возможность финансировать городскую среду. Внутри регионов деньги концентрируются в региональных бюджетах, а не в муниципальных. Возможности развития даже у миллионников внутри регионов очень ограничены. Поэтому любая децентрализация в России, которая будет проводиться правильно, то есть не только передача полномочий из центра в регионы, но и с регионального уровня на муниципальный, будет суммарно запускать механизм нормального развития городов муниципалитета.
Если рассмотреть полумиллионники, то проблем еще больше. Но совершенно точно, что сонных городов там нет. Что касается городов до 250-ти тысяч населения, например, Саранск, то там все схвачено. Так что, это зона скорее стабильности, но не развития. Но далеко не все такие. Есть Томск, город с населением 500 тысяч человек, где каждый третий – студент, где был хороший губернатор. Там были большие зачистки ФСБ, но все равно город студенческий, так что, там проголосовали на выборах совсем не так, как надо было. Если в городах есть НФЗ, то город индустриально жив, если есть металлургический комбинат, то город много производит. Но там, где было машиностроение, все грохнулось. Эти города больше не будут супериндустриальными центрами, какими они были в советское время. Эта эпоха закончилось. Они трансформируются. Даже Самара уже не тот город.
Обращаю ваше внимание, что сейчас 42 тысячи рублей – средний заработок по Москве. Показатель очень быстро растет. Когда цены на нефть растут, деньги скапливаются в центре. Это еще один показатель сверхцентрализации. Так что, Москва будет жить не только на эффекте очень большой концентрации, но и на ренте столичного статуса. Это всегда преимущество одной столицы. Это не нормальная основа для развития.
Теперь давайте посмотрим, как проголосовали региональные центры на выборах в государственную думу в 2011-м году. Основная часть региональных центров проголосовала в режиме 25-30%, то есть, там, где голосование менее управляемо, региональные центры сказали «нет» «Единой России». В основном, это региональные столицы. Кто же сказал «Единой России» «да»? Это Махачкала, Нальчик, Грозный, Саранск, Владикавказ, Тамбов, Казань (но это чисто административный ресурс), Астрахань (где выборы нарисованы), Сыктывкар (который всегда был оппозиционным регионом, но уже и его построили). То же произошло и на выборах президента России. Менее 50% Путин получил в Москве, Калининграде, Южно-Сахалинске, Владивостоке, то есть, на краях страны, где люди чаще ездят, больше смотрят, там есть определенная обида из-за запрета на ввоз праворульных автомобилей. Новосибирск дал 52%, Иркутск – 50%, а Омск – 49%. Объективный результат на выборах может произойти не только потому, что изменяется городская среда, но и потому что ослабевает давление административного ресурса. Это произошло в Омске.
Теперь про Россию-2. Эту часть страны надо делить на две группы. Первая группа – это индустриальные города. Большинство из них имеет население 100 тысяч человек, но есть и несколько крупных, например, Тольятти (700 тысяч), Магнитогорск (400 тысяч), Череповец (300 тысяч). Это большие города, но они по духу промышленные, хотя размер имеет значение. В чем их суть? Среди них много моногородов (10% населения страны). Если это города экспортных отраслей (черная и цветная металлургия), то до конца 2000-х гг. там заработки были больше, чем в региональных центрах. Но в период экономического роста дифференциация сокращалась, потому что бизнес не может повышать зарплату на 12-15% в год, как это делал бюджет, и не может давать высокие зарплаты, как в сервисных отраслях. Поэтому города, которые раньше были безумно привлекательными, благодаря высокой зарплате, становятся все ближе к региональным центрам. Те, города, которые таким показателем не отличались (машиностроительные центры), так и отстают от региональных центров еще сильнее. Естественно, что в период кризиса больше всего пострадали именно промышленные отрасли. Города еще не восстановились так сильно. Поэтому любая вторая волна кризиса стукнет опять по промышленным городам сильнее, чем по региональным центрам, как экономически, так и социально. И люди здесь голосовали за стабильность. Поэтому выбор второй России рационален. Вторая группа – это центры муниципалитетов, которые заметно утратили индустриальную функцию. В этих городах люди сращены с властью, начать малый бизнес очень сложно, потому что есть абсолютная сцепка локальной власти и бизнеса. В дополнение к этому невысокий человеческий капитал, достаточно ограниченное понимание. Интернет используется, скорее, для игр, чем для информации. Поставщик информации – телевизор. Есть серьезный мотор мобильности, тяжелый для семей, но базовый и широко используемый, например, вахтовики, охранники и т.д., то есть трудовая миграция в региональные центры, люди адаптируются. Потому разница в зарплатах либо уменьшается (если в промышленных городах была больше), либо сильно увеличивается (если в региональных центрах была больше). Во второй России сидят монопрофильные города. Как поведут себя монопрофильные города в условиях второй ожидаемой волны кризиса, очень большой вопрос. Как же голосовали эти города? Все по-разному. Тольятти, на который пролился золотой дождь федеральной помощи, КПРФ – 29%, Справедливая Россия – 19%, ЛДПР – 18%. Вот ответ рабочего класса. Вот она, картинка. Политика не нравится. Но как только идет вопрос выбора лидера, люди голосуют пусть за плохую, но стабильность. Люди боятся 1990-х гг., невыплат заработных плат. Молодых на этих промышленных предприятий не много. Основной рабочий контингент – 40 и более лет. Но есть города, где абсолютно бессмысленно узнавать, что думают моногорода, потому что административный ресурс очень силен, все жители «по струнке» голосуют правильно. Например,
Теперь Россия-3 (30-40%). Это сонные средние города, где ничего не происходит. Туда относятся малые города. Это очень инертная Россия, она не следит за политическим развитием, главный календарь – сельскохозяйственный. Год запоминается по температурному графику. Но эта Россия сжимается, хотя она еще будет очень-очень долго. Да, у нее мотивация исключительно к земле, протестный потенциал близок к нулю, битва лишь за дополнительную землю. Но есть одно свойство. В 13% сельских поселений самих поселений нет совсем. В 24% – менее 10-ти жителей. Но они скоро исчезнут. Только треть сельских поселений, где живут свыше 100 жителей. Эта треть останется, все остальное начнет исчезать. Индустриальная Россия еще не ушла, но она, как бы, спустилась с горки, остались только места, благоприятные для сельского хозяйства (лес и лесостепь). Но в том виде, как она была, ее уже не будет. Меняется структура экономики, она трансформируется. Это объективный экономический процесс. На перифериях экономически невыгодно заниматься сельским хозяйством, и сломать этот тренд невозможно. Периферия будет и дальше сжиматься. А это значит, что третья Россия будет сокращаться, становится более южной. Вы, наверное, знаете, что 17% голосов «Единая Россия» получила от трех субъектов федерации – Дагестан, Чечня и Башкортостан. Так что, сельское хозяйство останется на юге и в республиках.
Теперь мы подошли в четвертой России. Она внутри всех трех, это особый срез. Это Россия территорий, которые не были индустриализированы, это Россия патриархальная, высоких социальных ролей, отношений, режимов. Там все началось позже. Это 6% российского населения республик Северного Кавказа, Тыва и Алтай. У них не завершился демографический переход, там все еще растет население. Но я вас уверяю, что это вопрос двух поколений. В Дагестане уже сейчас коэффициент воспроизводства меньше 2-х, то есть, семья в городе себя уже не воспроизводит. Внутри этой России есть агломерация, это Махачкала, там уже почти миллион жителей, ускоренная урбанизация. Но там есть специфика: 1. Демографическая; 2. Специфика социальных отношений (клановое строение общества играет очень большую роль); 3. Очень плохо с городским образованным классом. Образцы и социальные нормы почти некому задавать. Образованный городской слой мигрирует и вымывается. То же происходит и в Москве – только за границу. Но степень кавказской жесткости этого процесса несколько выше, там его не много, отъезд каждого человека имеет значение. Помогать им надо. 10% всех трансфертов идут в республики Северного Кавказа. Во-первых, они действительно слаборазвиты, во-вторых, там большая теневая экономика, в-третьих, треть этих денег уходит в Чечню. Так что, всем остальным остается не так много. 10% всех федеральных инвестиций уходят в республики Северного Кавказа, но ровно столько же уходит в Москву. Есть Краснодарский край и Приморский край, которые суммарно получают больше 20% всех федеральных инвестиций. За что им? Ответ прост: 1. Олимпиада; 1. Саммит АТЭС. Так что, это бездарная трата денег.
Что будет дальше? Посмотрите, где растет население – Москва и московская область, Санкт-Петербург и ленинградская область, пока растет население Дагестана. Население России продолжает скапливаться в крупнейшие агломерации страны. Если взять всю миграцию, то половина перемещается внутри своего региона, но если посчитать чистую разницу (всего приехало и всего уехало), то 60% всего этого сальдо берет московская агломерация. Еще 18-20% – Санкт-Петербург. Растет доля городов, которые меняют и задают политическую погоду. Мы сталкивается с новым вызовом, что Москва генерирует инновации, в том числе, и потребительские, и политические. Эти инновации идут по системе городов. Так происходит со всеми инновациями. Все это работает и двигается, несмотря на препятствия. Ровно так же идут и политические инновации. Другое дело, что барьеров больше. Но тренд один. Что касается барьеров, то это деньги, сверхцентрализация, поэтому необходима децентрализация и дерегулирование, чтобы на местах были деньги, и они могли отвечать за свое. Второе – это масштабное восстановление местного самоуправления. Ведь это прорастание новых практик на местах. В Москве это получилось, может получиться и на местах. Третья проблема – нужны нормальные качественные рабочие места, чтобы требовалось образованное население, тогда высшая школа будет подстраиваться. Необходим переход к конкуренции регионов, но это скоро произойдет и начнется с выборов губернаторов (и это скоро случится). Они начнут менять систему. Посмотрим, что из этого получится. Вертикаль как система – неэффективна и нерациональна, она все равно будет разрушена. Сейчас это уже родилось в первой России. Вопрос, когда это перевесит? Хотя, вопрос лучше сформулировать по-другому. Как мы сможем найти компромисс с другими Россиями, чтобы они не потеряли, а мы смогли сделать так, как считаем правильным?
Антон (Петрозаводск):
Скажите, а в каком соотношении изменит состояние трех Россий введение выборов губернаторов без президентского назначения?
Наталья Зубаревич:
Будет очень неоднородным. Заметно усилятся проблемы. Будут регионы, где получится выбрать вменяемых менеджеров, где уже есть понимание бизнеса, что нужно в этом участвовать. Представители бизнеса постараются перетянуть одеяло на себя, но выборы – цикличный процесс, поэтому перетягивание одеяла будет наказуемо. Есть очень рисковая зона, где во все это вплетаются этнические клановые проблемы, но там должны быть элитные договоренности, иначе будет очень жесткий сценарий. Обычно республиками Северного Кавказа и прикрываются, когда объясняют, почему выборы делать нельзя. Но этого не произойдет, если элиты сядут и будут на берегу договариваться. Общество и там достаточно зрелое для того, чтобы не было кровавой паники. Но выборы губернаторов – это не панацея, это стартовый механизм для того, чтобы дальше ситуация двигалась в правильном направлении. Проблема России в одном – у нас нет терпения. Нормальные результаты будут не раньше третьего-четвертого электорального цикла. Это надо пережить и перетерпеть. Но бедное население электорально вменяемым быть не очень может, и это проблема. Ее надо будет долго решать. Но если не делать ничего, будет хуже.
Антон (Петрозаводск):
Можно еще вопрос? Мы надеемся, что будут выборы губернаторов. А будет ли регионам отдаваться больше полномочий, чтобы деньги из местного бюджета можно было потратить на местное развитие?
Наталья Зубаревич:
Не стройте больших иллюзий. Реально регионам можно отдать 2% налога на прибыль, который до сих пор зажимает федеральный центр, можно отдать больше акцизов, кроме акцизов на нефть и газ. Регионам нужно отдавать не деньги, а дерегулирование, когда у людей появляется больше свободы изменения механизма перераспределения. Если вы возьмете все трансферты из федерального бюджета, то только 27% идут по формуле. Формула просчитывается, то есть вы знаете, что будет в следующем году. Так что, нужны иные правила в перераспределении трансфертов. Сейчас 340 видов субсидий, которые даются регионам. Их должно быть несколько, но они должны быть широкоцелевыми. Так что, это не столько деньги, сколько свобода принятия решений. Те же шаги должны сделать регионы в отношении муниципалитетов. Нужен иной баланс между перераспределением и выравниванием. Но он должен быть более прозрачным и менее регулируемым.