«Конституция. Итоги»
Михаил
Александрович КРАСНОВ
Профессор, зав. кафедрой
конституционного и муниципального права НИУ ВШЭ, зав. ПУЛ Антикоррупционной
политики НИУ ВШЭ
Михаил
Краснов:
Обычно
я выступаю на этом семинаре, в этом же зале с беседой о том, как мы живём. У
меня есть гипотеза о том, что мы так живём, потому что у нас такая конструкция
власти. Примитивная, на первый взгляд, гипотеза, но я пытаюсь её доказывать. Сегодня
у меня другая тема, но о конструкции власти я тоже сегодня скажу. Тема звучит
коротко, ёмко, мускулисто – «Конституция. Итоги». Немного самонадеянное название,
потому что итоги никто не сможет подвести, на самом деле. Так много связано с
этим, вся наша публичная жизнь, а для некоторых и частная жизнь. По крайней
мере, многие, кто сидит сейчас в тюрьме, сидят во многом «благодаря»
Конституции. Вот такие причинно-следственные связи.
Вчера мне по электронной почте пришло
письмо от молодого коллеги, который написал пост на «Эхе Москвы». Не важно, о
чём сам пост (он тоже был посвящён двадцатилетию Конституции). Я – мазохист,
сколько раз говорил себе, что не нужно читать комментарии, они, в основном,
агрессивные и невежественные, но всё-таки полез и почитал. Два комментария я
специально выписал, потому что знал, что к вам приеду. Один пишет: «Нужна не
конституционная реформа, а обязательное выполнение существующей Конституции.
Сколько можно принимать Конституции, каждый раз под нового вождя? Давайте
поживём при этой и научимся выполнять то, что существует. Нынешняя – неплоха,
другое дело, что власти на неё плюют». Это примерно то, о чём говорил здесь мой
предшественник. Отвечая на этот комментарий, другой человек пишет: «Нынешняя
неплоха??? А что ж тогда она не исполняется? Не может быть хорошей Конституция,
которая не исполняется даже в малом, как не может быть осетрины второй
свежести! Если нужно учиться соблюдать Конституцию, то эта стоит столько же,
сколько бумага, на которой она напечатана! Неужели непонятно?» Два очень распространённых
мнения. Одни говорят: «Надо исполнять то, что есть!», а другие говорят, что
нужно что-то в Конституции подремонтировать.
Для начала я бы хотел сказать два
слова о том, что такое Конституция в современном смысле слова. У нас на
факультете есть отдельный курс, посвящённый этому. Конституцию можно назвать
Актом об ограничении власти, я это называю иногда «клетка для власти». Иного
смысла современная Конституция не имеет! В этом смысле, когда говорят о
советских Конституциях, забывают, что это не Конституции в собственном смысле
этого слова, там нет главного – идеи об ограничении власти. Это доктринально
выводилось из ленинской концепции власти, потому что в этой концепции
государство должно было отмереть, а то, что мы имели, было, в соответствии с
концепцией, не государство в собственном смысле слова, а «полугосударство».
Народ всегда прав, народ – нечто священное. В этом смысле был огромный привет
от уже почившего к тому времени Жан-Жака Руссо, который говорил, что народный
суверенитет – это абсолют, народ может сделать всё, что угодно, и никто не
смеет ему помешать. Это страшное заблуждение и страшный повод для спекуляций на
эту тему. В любом тоталитарном государстве мы увидим, как правители апеллируют
к воле народа. «Народ меня избрал, народ на референдуме дал мне власть» и т.д.
Ещё в «Декларации прав человека и
гражданина» 1789-го года Великой французской революции говорилось, что
общество, в котором нет гарантии прав и разделения властей, не имеет
Конституции. Гарантия наших прав это и есть разделение властей. Разделение
властей не как какое-то техническое разделение труда, как иногда это в
литературе можно встретить, а как система и идея ограничения власти. Власть
можно представить не как мраморную плиту, под которой визжит расплющенный
Акакий Акакиевич Башмачкин, а как некое ажурное сооружение, вроде Шуховской
башни на Шаболовке или Эйфелевой башни в Париже, если образно представлять
разделение властей. Другое дело, что сегодня таких понятий, как демократия,
разделение властей, недостаточно. У нас в Конституции закреплён принцип
разделения властей, и что? Мы что, имеем независимый Парламент, который
ограничивает исполнительную власть? Мы что, имеем независимую судебную систему,
которая ограничивает и Парламент, и исполнительную власть? Нет! Значит, нужно
что-то ещё.
Ещё я должен сказать о понимании
Конституции. Если её с самого начала рассмотреть, abovo, «конституция» имеет два смысла в
русском переводе: это нечто, что существует изначально, в биологическом смысле
говорят о конституции как об устойчивой морфологической структуре. Например,
когда вы едите, едите, едите, но не толстеете, вас спрашивают, почему это так,
на что вы отвечаете, что у вас такая конституция. Так и есть, это нечто
устойчивое, от нас не зависящее. Второй смысл перевода слова «конституция» –
это то, что устанавливается. Чувствуете разницу? Это чья-то внешняя воля.
Конституция, на самом деле, есть смесь того и другого. Можно ли устанавливать
Конституцию где-нибудь в племени каннибалов? Нет даже социальной основы для
этого, это бесполезно! Часто Конституцию и понимают в этом лассалевском смысле.
Дело в том, что в этом году будет уже 150 лет с того дня, когда Фердинанд
Лассаль, немецкий социалист, прочитал лекцию в одном бюргерском собрании, в
Пруссии, ещё не объединённой Германии. Он привёл очень образный пример в
доказательство своей концепции. Он говорил: «Представьте, что во всех городах
Пруссии сгорели все архивы. Случился огромный пожар, сгорели все
законодательные акты, все библиотеки, все законы. Что будем делать? Надо
создавать новые! И тут народ скажет, что теперь можно создать такую
Конституцию, в которой король будет занимать уже не то место, которое он имел
прежде. А то и вообще не дадим никакого места королю! И что же, вы думаете,
может ответить король? Король скажет, что у него есть арсеналы, коменданты
подчиняются ему. Король скажет: «Я сейчас выведу на улицу пушки и устрою то
место, которое я хочу!»» Заканчивая этот пример, Лассаль говорил: «Теперь вы
видите, господа, что такое Конституция? Это фактическое отношение сил!» Эта
концепция понравилась и большевикам. Ленин уже в начале 20-го века тоже
говорил, что Конституция – это соотношение сил, точнее, соотношение классов.
Кто сильнее – тот и власть, кто сильнее – тот и устраивает себе Конституцию,
которую он хочет. Советские Конституции – это конституции в лассалевском смысле.
Но тогда они не имеют никакого смысла. Если Конституция обеспечивает произвол в
отношении человека со стороны государства, то это уже не Конституция в том
смысле, в каком она возникла в конце 18-го века. Первая Конституция – это
Конституция США, вторая – Конституция Польши, а уже через несколько месяцев
появилась Конституция во Франции. Сначала, правда, были Конституции штатов. Но
Конституции, в которых не только закрепили разделение властей, но в которых
есть и система сдержек и противовесов.
Перехожу постепенно к нашей истории и
итогам. В Конституции понимают все. Это не только ревность юристов, здесь
просто нет точного понимания, нет системного взгляда. Не надо трогать
Конституцию, иначе откроется ящик Пандоры! Так некоторые говорят. Но для меня
за этим нет никакого содержательного момента. Что мы имели в 1991-м году? Была
простая советская Конституция РСФСР, была Конституция СССР, которая была
принята в 1977-м году, а потом все союзные республики в 1978-м году
«сфотографировали» союзную Конституцию. После 1991-го года началась переделка
советской Конституции. Может быть, это была первая драматическая ошибка, не
знаю, как это назвать, «прокол». По-хорошему, закончилась целая историческая
формация, создаётся новое государство, которое было преемственным. О преемственности
тоже не сказали, а мы сейчас имеем фактическое правопреемство от советской
России, а не от исторической России до 1917-го года. Не было проведено самых
элементарных вещей, которые проводятся при любой революции. Не было покончено с
правилами игры, которые существовали для совершенно другого строя. И вот
началось латание. Вероятно, сразу Конституцию не подготовишь. Она и не была
готова, хотя работа началась в 1990-м году, но тогда нужен был период
прекращения действия Конституции. Это не диктатура, это что-то похожее на это.
По крайней мере, нужно было проводить выборы и Президента, и Съезда. Этого не
было проведено. А хотели всё это сделать мягко, гладко, никому не хотелось идти
на выборы, напрягаться, зачем? Никто этого и не требовал, что и привело к 1993-му
году.
Что происходило в этот период?
Конституция РСФСР 1978-го года начала меняться. С 1992-го года она называется
Конституцией РФ. Порядка четырехсот поправок, многие принимаются с голоса на
Съезде, где сидит более тысячи человек. Представьте, как можно менять
Конституцию, когда в Конституции всё взаимосвязано, Конституция – система норм.
Но что получилось в результате? Это послужило, как ни странно, причиной или
поводом для событий сентября – октября 1993-го года. Что имелось, какая конструкция
власти возникла в результате всех этих поправок? Это была совершенно
шизофреническая конструкция. С одной стороны – было закреплено разделение
властей, институт Президента появился в 1991-м году. При этом оставалась
совершенно советская статья о полновластии Советов, в том числе, о полновластии
Съезда Народных Депутатов. По-моему, в 102-й статье было сказано, что Съезд
может принять к своему рассмотрению любой вопрос, относящийся к ведению
Российской Федерации. Приехали. Где тут разделение властей, если один орган
может принять к рассмотрению любой вопрос? Он и пытался это делать,
осуществлять не только законодательные, но и распорядительные функции, особенно
во время приватизации. Это первое.
Второе. В этой конструкции на
Президента навешивалась ответственность, но руки у него были связаны, потому
что в Конституции говорилось, что Правительство формируется только при нашем
согласии. И отправлять в отставку Правительство можно только при нашем
согласии. Нормальная вещь. Но у Президента нет своего противовеса. Если
конструкция такова, что можно выразить вотум недоверия Правительству, то
Президент должен иметь право тоже как-то отреагировать, в том числе, роспуском,
а этого не было дано Президенту. Хочу сказать вам, чтобы голову не морочить.
Забудьте о том, что есть президентская, суперпрезидентская, парламентская,
недопарламентская республики, можно придумать очень много разных моделей. Есть
три классические модели. Почему я настаиваю на строгости? Потому что в каждой
модели есть своя система, уберите один институт, и она не будет работать. Так
вот, есть парламентская республика, где Президент не избирается народом, это
может быть другая должность, монарх. В парламентской республике Президент
избирается Парламентом или коллегией выборщиков, не народом. Соответственно,
президент или монарх, не имеет таких властных полномочий, сакральная
легитимность сейчас уже не учитывается, а народной легитимности у президентов нет.
Там, в основном, взаимодействие Парламента и правительства.
Президентская модель. У нас не
президентская модель. Классический пример – США. Такая же модель с некоторыми
особенностями есть в странах Латинской Америки. В Европе нет такой страны.
Президент, избираемый народом, является главой исполнительной власти. В США нет
понятия Правительства, есть Президент, его Администрация, министры. В некоторых
латиноамериканских странах есть правительство, но оно всё равно президентское.
Соответственно, там нет вотума недоверия, но и у Президента нет права роспуска.
Роспуск есть, но не по политическим мотивам: если, например, Парламент не
работает. Тупиковая модель. Почему? Президент ничего не может сделать с
Парламентом, если хочет что-то провести, и Парламент ничего не может сделать со
своим Правительством, он может только, в порядке импичмента, отрешить
Президента от должности, или любого депутата, любого министра, или судью, как в
Соединённых Штатах. Но импичмент – это не политический институт, он происходит
за какой-то проступок, правонарушение, преступление.
Полупрезидентская модель ближе к
французской модели. Это модель Правительства как слуги двух господ. В такой
модели правительство контролируется и парламентом, и президентом. Другое дело,
есть страны, где наблюдается уклон в сторону парламента, например, Польша,
Словения, Болгария. Или в сторону президента, например, Франция или Хорватия.
Но при том, что де Голль сам соорудил эту Пятую Республику в 1958-м году, он не
стал всесильным, и там не получается такой же модели, как у нас – почти вождь,
любимый или ненавидимый. Почему? Потому что там, при всей мощи президента,
работает система сдержек и противовесов. В нашей Конституции она не работает.
Тут я немного скажу об истории. Были
разные варианты, не совсем верно, что Ельцин писал ее под себя, да не он и
писал-то, писали юристы, сотрудники Администрации президента, в том числе. В
чём была их сверхзадача? Создать Конституцию для проведения реформ. Чем не
устраивал проект Конституционной Комиссии? Предыдущий выступающий не совсем
прав, что там было не совсем демократично. Там всё было вполне демократично.
Там институт Президента был более слабым. Парламент действительно использовал
эту конструкцию Президента, связанного по рукам и ногам, часто пытался объявить
ему импичмент. Но это был не импичмент, а фактически вотум недоверия, формула
была резиновая. Там было сказано, что Президента можно отрешить от должности за
любое нарушение Конституции и закона. Пришить нарушение Конституции – нет
проблем. Попытались, как минимум, два раза, не набиралось голосов, но Ельцин
всё время был под угрозой импичмента. В конце концов, он стукнул кулаком по
столу и разогнал Съезд Народных Депутатов, прекратил действие Конституции 1978-го
года. Его мандат, подтверждённый на референдуме в апреле 1993-го года, говорил
ему: «Ты выбран, чтобы проводить реформы!». Летом 1993-го года собирается
альтернативная структура под названием Конституционное Совещание. До последнего
дня Ельцин был председателем Конституционной Комиссии, никто его не снимал с
этой должности. Собирается альтернативное совещание и вырабатывает другой
проект. Уже стало известно, что основным руководителем был Шахрай. Но этот
проект ещё был более-менее сбалансированным. Там был более сильный
институционально президент. Но всё-таки баланс был. Что происходит? Происходит
ровно по лассалевской концепции. Я имею в виду то, что происходит после 3-4-го
октября 1993-го года. Противник повержен, Хасбулатов, Руцкой и прочие
арестованы, сидят в тюрьме. Всё, врага нет. Начинается доработка Конституции.
Сначала не было в планах, насколько я помню, принимать сразу Конституцию, но
что-то изменилось, я не знаю, что именно. Было решено, что будем выносить
Конституцию в декабре, и выборы в новые органы будут в декабре. В Администрации
Президента собирается рабочая группа по доработке проекта, своего же,
собственно, одобренного Конституционным совещанием летом 1993-го года.
Стенограмма опубликована, материалы Конституционного совещания, а также этой
рабочей группы. Там можно увидеть драматические вещи. Например, эксперты, в том
числе и небезызвестная вам Тамара Георгиевна Морщакова, директор Института
государства и права академик Топорнин. Они говорят, что нельзя в системе
разделения властей, чтобы один институт определял направления внутренней и
внешней политики. Раньше определение этой политики было у Съезда Народных
депутатов. Просто взяли из его кармана, перетащили в президентский. Или они
говорили, что нельзя делать так, чтобы если Дума три раза не согласилась с
кандидатурой премьер-министра, распускать её. Где тут согласие, если под
угрозой гильотины? Там им отвечают, а потом руководитель Администрации Сергей
Александрович Филатов говорит, что прав, он назвал Котенкова, который был тогда
главой государственно-правового управления Президента, который говорил, что
нужно это закрепить. И закрепили. И вот, сегодня мы имеем совершенно перекошенную
модель, где все ключи в кармане у президента, где Дума, если разобраться,
сдержек практически не имеет. Это было не совсем заметно во времена Ельцина,
потому что его рейтинг был маленьким, и элита демонстрировала свою фронду. А
теперь эта модель сработала, с 2000-го года, как только президент обрёл
народную поддержку, а элита поняла, что у этого президента есть запас
прочности, надо его слушать. Дослушались до того, что теперь имеем сервильный Парламент,
который никак не ограничивает исполнительную власть, который просто служит
принтером. То же самое произошло с судами. У меня сегодня тема не о конструкции
власти, а об итогах, поэтому на вопросы я более подробно отвечу.
Каковы итоги? Что мы имеем? Можно
согласиться с тем, что я недавно прочитал в журнале Президиума Академии наук, у
Медушевского, философа, юриста, историка. Очень интересный исследователь. О
том, что принятие Конституции имеет символическое значение, то есть, означает
подведение итогов коммунистического эксперимента и возвращение в мировое
сообщество, восстановление преемственности с классическими традициями русского
либерализма, закладывание системы ценностей. Во-вторых, пишет он, Конституция
имеет инструментальное значение. Под этим понимается обустройство публичной
власти и её взаимоотношений с обществом.
Но в чём состоит наша трагедия? В том,
что, это символическое значение оказалось похоронено. Вернее, между этими двумя
значениями – инструментальным и символическим – образовался жуткий конфликт.
Когда рассуждают о Конституции, не учитывают простую вещь: Конституция
воспринимается как нечто целое. Я бы её нарисовал как яйцо, где есть желток.
Нам, гражданам, не экспертам, важен желток. Что это такое? Это наши права и
свободы, это то, куда государство не вправе влезть. А если оно влезает, то
несёт ответственность в лице его органов, отдельных должностных лиц. Сюда же
включаются и принципы, что Россия – демократическое, федеративное, правовое
государство с республиканской формой правления, социальное, светское, открытое
мировому сообществу государство. В России признаётся местное самоуправление. В
России, важная 13-я статья, обеспечен политический и идеологический плюрализм,
многообразие, как сказано прямо в Конституции. Вот прекрасный этот желток. Но
если стух белок, то от желтка ничего не останется. Это мы и имеем главным
итогом. Что такое белок? Это и есть то, как устроена власть. Не более того.
У нас жуткий дисбаланс. В Законе о
защите экономической конкуренции есть такое понятие, «доминирующий
хозяйствующий субъект». Там говорится, что при определённой доле субъекта на
рынке он признаётся доминирующим хозяйствующим субъектом, что означает
усиленный контроль над этим субъектом. Президент у нас – доминирующий субъект,
но контроля над ним нет. А кто обеспечит этот контроль? Должен был Парламент,
но ему не дали в октябре-ноябре 1993-го года необходимых полномочий. При этом
могут сохраняться все демократические институты, но за 2,5 тысячи лет, начиная
от зарождения понятия «демократия», самой демократии в древнегреческих полисах,
это понятие изменилось. Для Аристотеля, Фомы Аквинского, для тех же французских
просветителей демократия была не более чем принадлежностью суверенитета народу.
Отношение к демократии было очень скептическое, Платон вообще её отрицал, Фома
Аквинский тоже плохо относился. Руссо, Монтескье, Гольбах, французские физиократы
тоже не сильно признавали это, они выступали за ограничение власти, но больше
апеллировали к просвещённому монарху и необходимости каких-то институтов
представительства. Сегодня демократия приобрела другой смысл, во многом
благодаря Шумпетеру, потом Карлу Попперу, Адаму Пшеворскому. Концепция
минимализма. Эта концепция сводится к тому, что демократия – это когда народ
имеет право свергнуть правительство мирным путём, путём выборов. Имеется в виду
правительство управляющих, ротация элит. При том, что у нас сохраняются все
демократические институты, у нас то, что Сурков назвал «управляемой» демократией.
Вроде бы, есть демократия в аристотелевском понимании, а в современном смысле
её нет, нет политической конкуренции, элиты не ротируются. В этой системе вам
остаётся или примыкать к существующей системе, либо вам места в ней нет, потому
что не работает политический маятник. Естественно, он не работает, нормальная
человеческая психология. У Президента в Конституции две больших роли: он –
гарант, то есть хранитель правил игры, прав и свобод человека, обеспечивает
целостность государства, но он же в ней обязывается и к другой роли, к роли,
противоречащей, к роли политического актора, активного игрока. Поставьте себя
на его место. С одной стороны, вы должны возвышаться над всеми, но, с другой
стороны, вы играете на этом поле. Естественно, не хочется, чтобы мешали.
Представьте себе самые благородные мотивы у элиты, никакой корысти. Вся элита
говорит: «Мы хотим счастья своему народу, своей стране! Но вы мне не мешайте!»
Примерно это от Путина мы и слышим, когда он говорит: «Вот этим лишь бы
поругать меня! А я-то работаю!» Хотя это работа оппозиции – критиковать и
искать недостатки у власти. Но дело не в советских головах, а в нормальной
психологии. С одной стороны, я провожу политику, я определяю эту политику, я
формирую правительство, мне Конституция поручила формировать правительство.
Почему у нас правительство никак не зависит от парламентских выборов? Отчёт
правительства перед Думой – тоже совершенно пустой институт. Если Думе не
понравится отчёт правительства, она ничего не сможет с ним сделать. А Президент
имеет право либо распустить Думу, либо отставить правительство. Естественно, он
распустит Думу. Почему у нас до сих пор ни одна Дума не распускалась, даже
будучи оппозиционной Ельцину? Почему была одна попытка вотума недоверия в 1995-м
году? Конструкция такова, она не очень качественная, поэтому желток
распадается. Это самое пагубное, что случилось и происходит в настоящее время.
В 90-е годы государственные институты
разлагались, но они разлагались естественным образом, потому что нельзя было
ликвидировать все государственные институты, получилась бы анархия. Мы имели
тот аппарат, он в новых условиях разлагался, но разлагался неконтролируемо.
Сегодня он разлагается по-прежнему, а главным образом разлагаются правовые
институты, институты правовой охраны, правовой защиты, суды, спецслужбы. Это
самое страшное. Когда разлагаются институты управления, это плохо, но тогда
есть сильные институты правовой охраны и защиты, куда гражданин может
обратиться. Но когда разлагаются сами институты правовой охраны и защиты,
государства нет! Об этом говорил Августин Блаженный. Чем отличается государство
от разбойничьей шайки? Ничем кроме одного – наличия юстиции в государстве. Под
юстицией можно понимать и справедливость, и правосудие, и просто право, это
одно и то же. Справедливость нам может дать только право и его живые носители в
виде судей. Этого нет. Страшно не то, что нет демократии. Демократия лично для
меня не самоценность. Самоценностью является правовое государство, верховенство
права. Демократия может только обеспечить это верховенство права. Нам важно не
то, дают нам голосовать, или нет, честно проводят выборы, или нечестно, честно устроено
медийное пространство, или оно работает на одну политическую силу. Это может
быть неприятно политически активным людям, они в этом участвуют, но для основной
массы главное, чтобы у тебя не забрали собственность безнаказанно, чтобы
защитили твою физическую неприкосновенность, чтобы просто не было издевательств
со стороны государственных чиновников. Это могут обеспечить только правовые
институты, прежде всего, судебная власть! В этом состоит самый печальный, но и
самый крупный итог. Я бы хотел привести слова Дидро, создателя знаменитой энциклопедии:
«Для народа одним из величайших несчастий были бы два или три последовательных
царствования справедливых, кротких и просвещённых, но самодержавных
правителей». Почему правление прекрасных правителей – несчастье для народа?
Потому что, как он пишет, счастливое управление довело бы народ до полного
забвения его привилегий, а именно, что народ имеет право ограничить власть и
быть свободным, до полного его рабства. Примерно это мы с вами и наблюдаем:
есть любимый вождь, народ счастлив, он забывает, что даже если это любимый
вождь, но потом придёт кто-то другой, и что? Прав был Карл Поппер, который
говорил, что неправильно ставить вопрос о том, кто должен править, вопрос нужно
ставить о том, как не допустить, чтобы мерзавец имел возможность править. Это
вольное изложение цитаты. Конституция нужна не для счастья, а для того, чтобы
жизнь не превратилась в ад!
Напоследок, учитывая, что будут
вопросы, хочу сравнить то, что у нас, с тем, что случилось на территории
бывшего Советского Союза. Что мы имеем? Мы имеем четыре государства с
парламентской формой правления. Как ни странно, если вы посмотрите индекс
развития демократии, социальный и экономический, который делает
исследовательский центр при журнале Economist, они в очень благополучной зоне. Это три Балтийские
страны – Эстония, Литва, Латвия – и Молдова. Поэтому, при всех молдавских
перипетиях, там есть конкуренция. Мы имеем три президентских республики –
Азербайджан, Таджикистан, Туркменистан, где президенты – главы исполнительной
власти, но при этом у них не возникает особых проблем со своими парламентами.
Предшественники сумели парламенты скрутить, для них парламенты – это не
проблема, хотя эта модель требует высокой политической культуры. Это
американская модель, она очень конфликтная, почему и происходят постоянные
перевороты в Латинской Америке. Остальные 8 государств с полупрезиденской
моделью. При этом в Армении, Грузии, особенно после 2010-го года, Киргизии и
Украине модели более или менее сбалансированные. Там парламент имеет право
голоса, скажем так. Хотя в Киргизии, Грузии, Украине президенты не всегда
менялись мирным путём, но в целом мы не можем сказать, что там нет политической
жизни, там есть политическая конкуренция. Там не всесильный президент,
конституционно, не по личности. Назвать их уж совсем демократиями тоже нельзя,
в вышеупомянутом индексе эти страны сидят в разделе «гибридный режим». Там есть
4 категории – полная демократия, недостаточная демократия, куда входит и
Франция, потом гибридный режим и авторитарный режим. Россия в этом индексе
отнесена к авторитарным режимам, с чем я не согласен. У нас гибридный режим,
ближе к авторитарному, но авторитарный – это уж слишком. Имеем также
Узбекистан, Казахстан, Россию, Беларусь, где сильные персоналистские режимы.
Характерно, что Россия отличается в лучшую сторону тем, что волю народа с 1993-го
года формально не использовали. Что я имею в виду? Во всех Конституциях есть
ограничение срока правления. Почему тогда в Узбекистане правят 24 года, в
Беларуси 20 лет, в Таджикистане тоже за 20? В Туркмении и Азербайджане меньше,
но там просто предшественники умерли. Почему в Казахстане 24 года Назарбаев
правит, притом, что есть ограничения? Всё примитивно. Когда подступает конец каденции
(даже не обязательно конец, Лукашенко в самом начале первого своего срока
полномочий), лидеры обращаются к народу: «Хотите, чтобы мы ещё правили?» Народ
сказал, и плевать нам на правовые принципы. А в Казахстане вообще спектакль был
разыгран, когда Парламент сказал, что до 2020-го года будет править Назарбаев,
на что Назарбаев возмущался, что это не демократично. Но Парламент сказал, что всё
равно так будет. Почему это спектакль? Потому что в Конституции написано, что
ограничение сроков не распространяется на первого Президента. А почему бы ему и
не быть демократом в таком случае?
На этом я хочу закончить, сказав, что
есть у экономистов, особенно институциональных, у социологов, историков такая
идея, концепция, почему в России происходит модернизационный срыв. Есть разные
причины. По Аузану – есть колея, по которой мы идём и не можем свернуть, по
Кердиной – матрица. Кто-то говорит о ментальности и традициях, социокультурных
факторах, но совершенно не берут во внимание устройство в самой власти. У нас
есть контрольная группа в виде Украины, Киргизии, где удалось сбалансировать,
оставив Президента, но поставив его в определённые рамки, не лишая взгляда на
власть как на персонифицированную власть. Я думаю, что ответ кроется в
сочетании этих двух факторов. Нельзя отбрасывать социокультурные факторы.
Конечно, наши представления о власти никуда не денутся. Сейчас дай нам
парламентскую модель, и начнётся анархия, более чем уверен. Но говорить, что
это только наши мозги и традиции, тоже нельзя. И люди, и элиты адаптируются к условиям,
которые существуют, они вынуждены играть по этим правилам игры. Были бы другие
правила конкурентной борьбы, ситуация в России была бы иной. Если не нужно
трогать Конституцию, это будет продолжаться. Путин был у нас на совещании с
завкафедрой. Меня не пригласили, зная мои взгляды, не желая, чтобы были
непредусмотренные сценарием вопросы. А я собирался сказать Президенту про то,
что я думаю. Он сказал, что можно править Конституцию, но медленно и осторожно.
Я этого не понимаю. Что значит осторожно? Как можно систему поменять так, чтобы
что-то отрезать, а остальное оставить? Не могу понять! Здесь прав Евгений
Степанович, что опасно, когда будет каждый править под себя, то есть,
лассалевская правка. Это будет отвратительно. Это и происходит: срок увеличили,
суды объединяют, это делают для лучшего контроля, большего сидения на одном и
том же месте. Когда будут править Конституцию, то только в форме диалога и
консенсуса. Вот, как-то так. Спасибо.
Олег
Голишников, Москва:
Спасибо
большое, Михаил Александрович, за такую интересную лекцию, за такой новый для
меня взгляд на Конституцию.
Михаил
Краснов:
А
Вы на каком факультете?
Олег
Голишников, Москва:
Мировой
экономики и мировой политики. У меня вопрос следующего характера. Вы
неоднозначно подвели некоторые итоги Конституции, отметили её изъяны. Вы
сказали, что Вас не позвали на встречу с Президентом. Представьте, что вы
сейчас на встрече с Президентом. Что бы Вы конкретно предложили?
Михаил
Краснов:
Во-первых,
мы со своими студентами опубликовали целый проект Конституции, но это проект
новой Конституции. Раньше я в Фонде ИНДЕМ вместе с Сатаровым подготовил проект
новой редакции, где конструкция власти затронута, он тоже опубликован в
«Независимой газете» в 1999-м году. Сказать, как должна быть устроена власть, я
могу. Другое дело, нельзя сказать, что модель только одна. Любая модель имеет
свои плюсы и минусы, это просто снятие самых одиозных вещей. Например, в данном
случае я бы говорил Путину, что не новая редакция, не новая Конституция, а
необходимо вот что, прежде всего. Первое – отмена функции определения основных
направлений внутренней и внешней политики. Это не должен определять один Президент.
Второе – правительство слагает свои полномочия не перед вновь избранным Президентом,
а перед вновь избранным Парламентом. Допустим, в Думе собрались такие
мускулистые депутаты, не размазни, а принципиальные ребята: «Ну и распускай
нас, а мы снова придём, и ты у нас будешь требовать согласия на назначение
премьер-министра!» А президент им отвечает: «Ребята, окститесь! Когда вы
придёте, будет сидеть моё правительство, и я вашего согласия уже не потребую,
потому что правительство слагает полномочия перед вновь
избранным Президентом, а не перед вами!». Нужно это поменять. Третье – нужно
убрать одиозную формулу: я представляю кандидатуру, три раза вас спрашиваю, вы
не соглашаетесь, я вас обязан распустить. Как ни странно, в Конституции
Узбекистана прямо сказано, что Президент консультируется с политическими
фракциями в Меджлисе, узбекском парламенте. Там, правда, есть другие
особенности, но на это направлено. Смысл правительства состоит в том, что оно
формируется по итогам парламентских выборов, потому что только в парламенте
можно обеспечить борьбу мнений. Борьбу мнений в голове одного человека
невозможно обеспечить, это называется шизофренией. Когда мнение совсем раздваивается,
это именно так называется. Президент должен участвовать в формировании
правительства, особенно силового его блока, правовой его части. Но народ на
парламентских выборах выбирает не партию, а курс. Сейчас, если буду честнейшие
выборы, даже если медийное пространство будет честным, мы с вами не выбираем
курс, вы понимаете? Мы выбираем только то, куда буду выходить окна этой
фракции. Мне рассказывал один депутат, который там уже не работает, какая идёт
борьба за то, куда будут выходить окна кабинета, на Охотный ряд, или на Малый
Георгиевский переулок. Вот за что идёт борьба. Вот какие комитеты они делят.
Вот за что мы-то с вами голосуем. Будет у депутата АТС-1 или АТС-2, это
спецсвязь такая, или вообще не будет никакой. Будет у него персональная БМВ, или
машина по вызову. Вот за что мы голосуем, а не за определение социально-политического
курса.
Дальше – изъятие нормы о том, что
президент в любой момент может отправить правительство в отставку. Что
происходило с марта 1998-го года? Президент появлялся на экране телевизора и
говорил: «Я отправляю правительство в отставку!» А народ думал, с чего это
вдруг? Какая-то аномалия. Вот так. Я помню, когда Путин отправлял в отставку правительство
Касьянова. Причина понятна: Путину наплели, что Касьянов готовит какой-то
заговор. Правительство было отправлено в отставку за месяц до того, как оно
должно было уйти в отставку по Конституции, это было в феврале 2004-го года. А
в марте 2004-го года Путин избирается на второй срок. Спрашивается, зачем?
Захотел президент. Смотрите, сильнейший институционально французский Президент.
Он назначает правительство без всякого согласия Национального собрания. Но у
Миттерана или у раннего Ширака были такие коабитации – раздельное правление,
так это можно назвать, когда президент – от одной партии, а правительство – его
политические противники. Это что, благородный президент? Только это потому, что
если президент сформирует правительство, которое он хочет, мальчиков для битья,
Национальное собрание этому правительству вынесет резолюцию порицания, вотум
недоверия. Правительство автоматически уходит в отставку. Ещё одна поправка
может быть такая, что президент не рассуждает при вотуме недоверия, отправлять
ли правительство в отставку, или Думу распустить. Правительство уходит в
отставку, если вынесен вотум недоверия. Вот такие примерно изменения я бы
предложил, не обосновывая, как здесь, мне бы не дали так много времени.
Анна
Шибаева, Санкт-Петербург:
Вы
сказали, что по какой-то системе классификации демократии есть определения
подлинной и неподлинной демократии. К какой категории относятся США?
Михаил
Краснов:
Они
в конце группы «полная демократия». Я не политолог. Там измеряется так. Есть 60
показателей. Отдаётся экспертам, они по этим показателям пишут свои мнения. Не
знаю ни эти показатели, ни экспертов. А США специально я не изучал. Мне просто
удивительно, что во Франции они нашли недостаточную демократию, а на первом
месте у них Дания. Примерно, вот так. Спасибо!